Солнечная баллада.
Таял день. Затепливались лампы.
Осторожней жимолость росла.
На конвертах просыхали штампы
С указаньем места и числа.
В кинозалах пробуждался зритель,
Истекало время новостей,
И красивый местный вытрезвитель
Принимал ликующих гостей.
Кошки, ниспровергнутые в дикость.
Небосвод в просветах мошкары.
На платанах чинно громоздились
Тусклые фонарные шары.
Шла пора зализыванья ссадин
На трамвае, птице и скоте.
Шорохи, умаянные за день,
Плавились в гудронной пустоте.
Подмывало к новому, иному,
К перевесу пажитей и гряд.
Память по ньютонову биному
Замыслы раскладывала в ряд,
Серебром крошилась на воде и
Цинково по корпусу ведра,
Одевала прежние идеи
В новые плащи и кивера.
Провисая на стальном каркасе,
Изживал дневную суету
Этот город в сонной ипостаси,
Этот мир в бессолнечном свету.
Реял сон в портьере и в котенке,
Как цыганка в шелесте монист.
И с восторгом пялился в потемки
Бесталанный лирик-урбанист.
Дворники крались, как привиденья,
Лязгая несмазанной скобой.
Тайное желанье пробужденья
Не имело почвы под собой.
Но в траве, заговоренной на ночь,
Чудилось, куда ни погляди,
Солнце, опрокинутое навзничь,
С тонкими руками на груди.