Первое мгновение. Самоубийца (1) Ты мир перевернул касаньем рук, Я – лед, но вдруг в дыхании согрелся. Но раньше я не знал подобных мук, Не трепетало каменное сердце. Я за тебя и Ад переживу, И не страшусь я смерти раскаленной, Боюсь тепла – во сне и наяву, И – глаз твоих той глубины зеленой. Боюсь заснуть, ведь мне приснишься ты, Боюсь проснуться – вновь тебя я встречу. Я каждый раз лечу как с высоты, Когда твой взгляд оброненный замечу. А мне нельзя в глаза твои смотреть – Зеленый в них горит огонь Авады. Но я готов и трижды умереть, Лишь только бы с тобой встречаться взглядом. Меня ломаешь словом каждый раз, Хоть верил я в свои стальные нервы. Но подари мне свет глубоких глаз, Прошу, не отворачивайся первым. Ты мучаешь меня, не зная сам, Но нравится мне это почему-то. Ты душу пьешь мою, не по часам – По быстрым, как мгновения, минутам. Ты сердце разрываешь на куски, И разбиваешь хрупкое сознанье, Заставив задыхаться от тоски, Лишь воскресив одно воспоминанье. Ты не хотел убить, но ты убьешь – Тебе во всем сопутствует удача. Ты видишь? Может быть, теперь поймешь? Смотри: я сильный. Но сейчас я плачу. Смотри в глаза! Ты этого хотел? Я гордый, я не встану на колени. Один лишь шаг – и вниз я полетел, Чтоб раствориться в пустоте Вселенной... Снейп ворвался в комнату, рывком распахивая дверь. - Что случилось, профессор? Дамблдор склонялся над юношей, неподвижно лежащим на диване. Большой зеленый диван казался невероятно огромным по сравнению с худеньким телом. - Помогите мне, Северус, - директор торопливо шептал слова неизвестного зельевару заклинания, а декан Слизерина тем временем нащупывал у мальчика пульс. - Что с ним? – тихо спросил Снейп, голос которого слегка дрожал, несмотря на попытки придать лицу безразличное выражение. - Волдеморт бросил в него убивающее проклятие, но мне, кажется, удалось воспрепятствовать осуществлению его замыслов. - Вы отразили Непростительное заклинание? – в глазах Снейпа мелькнули удивление и недоверие. - Нет, - возразил Дамблдор. – Ты же знаешь, это никому не под силу. Моим заклинанием было Приори Инкантатем. - Но... чем оно поможет ему? – недоумевал учитель. - Это единственное, что я мог сделать, - заметил Дамблдор, - хоть и не знаю точного результата взаимодействия этих двух заклятий. Видишь ли, я направил заклинание не на палочку, а на волшебника. И я надеюсь его спасти, если ты мне поможешь. - Что я должен делать? – спросил зельевар, усаживаясь на диван рядом с мальчиком, и встревожено глядя на неподвижное лицо. Менее всего Снейпу хотелось, чтобы внутреннее волнение отразилось на лице. - Обеспечьте ему полный покой на три дня, - сказал директор. ____________________________ Драко Малфой сидел, обняв тонкие колени, на подоконнике низкого огромного окна Астрономической башни, и смотрел вдаль. В начале учебного года с ним произошло что-то необъяснимое. В его душе проснулось неконтролируемое чувство, с каждым днем наполнявшее его все больше, теплыми лучами распространяясь от солнечного сплетения по телу, а потом собираясь в тугой комочек возле сердца. Это было какое-то неодолимое желание обнять весь мир. То, что Малфой последние пять лет скрывал под маской равнодушия, грозило вот-вот вырваться наружу, пробив защитную оболочку высокомерия и хладнокровия. Отец, которого мальчик выбрал за безусловный образец для подражания, с детства учил его скрывать сильные чувства, но с каждым днем для Драко это делалось все сложнее. Труднее становилось «надевать» на лицо хмурую гримасу с кривляющимися губами, особенно, когда так хотелось улыбнуться навстречу солнцу; труднее было закрываться от окружающих, когда сердце рвалось верить каждому; но, к ужасу Малфоя, труднее всего оказалось продолжать язвить Гарри Поттеру и ссориться с ним. Рядом с Поттером слизеринец неожиданно стал утрачивать способность говорить гадости. А вместо того, чтобы с торжеством направить на своего врага волшебную палочку, Малфою снова и снова хотелось, как на первом курсе, протянуть ему руку, только чтобы на этот раз Гарри пожал ее… Все теплые чувства, переполнявшие душу Драко, словно обострялись рядом с гриффиндорцем, а мир безо всяких причин вдруг делался светлым и счастливым. Началось ли это с той памятной дуэли, или позже, или раньше – еще тогда, когда Малфой впервые увидел нескладного, но такого милого мальчишку, - он не знал. Старался найти этому хоть какое-то логическое пояснение, но как можно было объяснить симпатию к своему врагу? Попытался избавиться от такого ощущения - как будто бы на время получилось. Малфой стал игнорировать Поттера и старательно избегал встреч с ним. Но, все же, первым, кого юноша искал, входя в Большой Зал, был гриффиндорец. Драко позволял себе один только этот первый взгляд в обмен на целый день полного «не замечания». Все бы хорошо, если бы Поттер еще и не снился ему все чаще... Это было и странно, и пугающе, и главное – с каждым днем нравилось Малфою больше и больше: если сначала из-за этого он боялся засыпать, то теперь с нетерпением ждал своего ночного видения. Его вполне устраивало такое положение дел, но только до позавчерашнего утра. Когда Драко спустился в Зал, Гарри там не было. Около двух часов слизеринец тщетно искал среди толпы гриффиндорцев глаза цвета весны, а потом начал замечать, как от волнения не находят себе места друзья Поттера. Но Малфой посчитал, что не будет так глуп – ведь Чертов Золотой Мальчик постоянно пропадал куда-то, но всегда выходил сухим из воды. Серьезно забеспокоился Драко только вчера, когда уже все преподаватели заметили отсутствие Гарри на занятиях. Ночь оказалась пыткой для Малфоя. Он никогда не мог даже предположить, что способен так переживать из-за кого-то, а тем более, из-за Поттера. Проворочавшись до утра в постели, изо всех сил пытаясь отогнать из головы ненужные мысли, днем Драко дошел до того, что мог бы бегать и спрашивать у всех подряд, включая преподавателей, где Гарри. Но никто ничего не знал. Измотавшись за день, вечером Малфой пришел сюда и зачем-то смотрел из окна, словно надеясь увидеть знакомую фигурку сквозь туман… «Снова Волдеморт! Ну почему именно Поттер? Пусть бы это был кто угодно другой!». Драко застывшими глазами смотрел вниз, незаметно для себя самого свесившись из окна, будто хотел пронзить взглядом эту толщу густого, вязкого, как его мысли, тумана, и выхватить один-единственный образ… Но туман только клубился, становясь все темнее и насыщеннее, как боль в сердце слизеринца. * * * Гарри вернулся через три дня. В замке царила праздничная атмосфера подготовки к рождественскому балу, если не считать того, что преподаватели сбились с ног, разыскивая его. Едва мальчик вошел в гриффиндорскую гостиную, как на него в своей манере набросилась с расспросами Гермиона: - Гарри! Где ты пропадал? Мы уже не знали, что и думать! Гарри осторожно освободился от ее объятий. - Все нормально. Я был с Дамблдором. Извини, но я все расскажу потом, хорошо? – и он пошел наверх, оставив подругу в недоумении. Но, стоило ему войти в спальню, как с кровати подскочил взлохмаченный Рон, и закричал: - Ты где был? У тебя вообще совесть есть? Гермиона извелась вся! А еще друг, называется! Гарри вздохнул и, повернувшись к нему, сказал: - Рон, Дамблдор тоже не предупреждал меня заранее, что мы едем так надолго. А сейчас я слишком устал, чтобы все объяснять. И очень хочу спать. Давай потом, ладно? – и мальчик тяжело опустился на кровать. Глаза и правда закрывались, к тому же ныли растянутые мышцы рук и ног. Рон, видя, что товарищ засыпает буквально на ходу, пробурчал что-то вроде: - Ну ладно… - а потом, словно требуя благодарности за оказанную милость, заявил: - Но только до вечера! Пойдешь с нами в Хогсмид, там решил собраться почти весь шестой курс, – и, увидев движение Гарри, быстро добавил: - Возражения не принимаются! Ну, у тебя будет до этого возможность выспаться, – и, не успел его друг и рта открыть, как Рон уже прикрыл дверь в спальню с другой стороны. Гарри вздохнул, улыбнулся и, откинувшись на подушку, как был – одетый, потому что раздеться физически не хватило сил – моментально заснул, успев только подумать: «Рон неисправим…» * * * Проснулся он от того, что в голове пульсировала какая-то настойчивая мысль. Причем Гарри никак не мог вспомнить, что именно ему снилось, и не мог понять, что это за мысль – она словно обозначала необходимость что-то сделать. Одного взгляда в окно хватило, чтобы понять: он проспал весь день. Мальчик приподнялся на кровати, держась за голову, которая раскалывалась от боли. Медленно соображая, что нужно делать, подошел к тут же отразившему его помятый вид зеркалу - чтобы хоть как-то привести себя в порядок. Гарри знал, лучше отлежаться хотя бы сегодня, но что-то неудержимо тянуло его в Хогсмид. Минут через десять заглянул Рон. - О, ты наконец-то встал! Отлично! Давай быстрее, мы уже скоро выходим, – и дверь снова захлопнулась, оставив Гарри наедине с неотвязной мыслью, что ему чего-то не хватает. Он попытался отмахнуться от нее, списав на тот факт, что сейчас один, а стоит оказаться в веселой компании – и от этой ерунды в голове и следа не останется. Но и через час, в Хогсмиде, в обществе гриффиндорцев и пуффендуйцев, легче не стало. Взгляд Гарри безостановочно метался от мадам Розмерты по лицам окружающих, и обратно, пока Симус не прошептал, наклонившись к нему: - Я вижу, Гарри, тебе тоже тут скучно. Предлагаю сходить в одно более веселое местечко. Правда, там могут оказаться слизеринцы, но оно стоит того, чтобы забыть даже об их существовании хоть на один вечер, - и мальчишка заговорщически подмигнул. При слове «слизеринцы» сердце Гарри неожиданно вздрогнуло, но он не захотел задумываться над этим фактом, а просто встал и пошел за Симусом. Всю недолгую дорогу до паба, расписанного Финниганом, как «самое классное место Хогсмида, с самыми лучшими напитками и самой зажигательной музыкой», Гарри ощущал только все увеличивающееся чувство тревоги и еще чего-то. И только когда он вслед за Симусом вошел в паб – мучающая мысль будто пронзила его своей остротой. Он понял, что искал, чего ему не хватало. А вернее, кого. Из всех посетителей Гарри выбрал единственного. И этот человек тоже видел лишь его. Из десятков лиц взгляд притягивало одно – бледное и напряженное лицо парня, обернувшегося в ту самую секунду, что Гарри переступил порог. Взметнулись платиновые пряди волос, так картинно оттененные черным шелком мантии, и Драко Малфой замер с бокалом усладэля в руках, глядя на гриффиндорца, как завороженный. Или… словно пытаясь очаровать? Сверкнувший, как отточенный клинок, взгляд серебристых глаз встретился со взглядом зеленых, спрятанных за стеклами очков, и отразился, как в гранях изумруда. «Зря стараешься, змей», - подумал Гарри, но где-то глубоко в подсознании промелькнула шальная мысль, которую он не успел проконтролировать: «Да, зря… Потому что я уже околдован тобой…» * * * «Почему ты мучаешь меня, Поттер?» - думал Малфой на утро, когда узнал, что Гарри вернулся. Драко слегка успокоился, но в душе неистово желал прикоснуться к гриффиндорцу, чтобы понять, действительно ли все нормально. «А что, ему не за что тебя мучить? – отвечал слизеринец сам себе. – Ты ему мало сделал зла?» «Но я же не хотел…» «Хотел, еще как хотел! Да ты же только от своих издевательств над Поттером мог получить стопроцентное удовлетворение!» «Я стал бы ему другом, гораздо лучшим, чем этот Уизли, если бы он не оттолкнул меня!» «А ты когда-нибудь задумался, почему он это сделал? Здесь не играет роли то, что Уизли – нищий, а Грейнджер – грязнокровка, как не играет роли и твое происхождение. Просто ты недостоин». Недостоин… А ведь это была правда. Что хорошего сделал он за свою жизнь? Как мало по сравнению с тем, сколько раз перечеркнул это отвратительными поступками. «Зачем ты живешь, Драко Малфой? Ответь себе честно: кому ты нужен на этой земле? У тебя никогда не было друзей, ты никого не любишь, никому не веришь, тебя никто не любит, да и не полюбит, наверное, никогда…» Вчера, встав в полный рост в окне Астрономической башни, Драко был готов спокойно проститься со своей бесполезной и бессмысленной жизнью, понимая, что ни о чем жалеть не будет. Кроме, может, о том, что еще раз не увидел Гарри?.. но в этом он не признался бы даже себе. А потом в тумане блеснуло белое крыло. Такая белоснежная сова была только у Поттера. Драко видел, как она постучала клювом в окно гриффиндорской башни, как ее впустили, и на пол комнаты опустился листок бумаги. Это письмо было не от Поттера и адресовано было не слизеринцу, но душа внезапно согрелась, словно в пламени огня гриффиндорской гостиной, от взявшейся из ниоткуда уверенности: Гарри жив. И вот теперь Малфой стоял перед зеркалом и приглаживал волосы, покорно ложившиеся под умелыми руками. Он не хотел идти в Хогсмид, но его притягивала туда возможность увидеть Поттера. Юноше было жизненно важно самому убедиться в том, что с Гарри все в порядке, хотя больше всего на свете хотелось, чтобы тот навсегда исчез из его жизни. А вечером Драко сидел в пабе, куда его затащили слизеринцы (кроме этого места они нигде в Хогсмиде не показывались), и тревожно вздрагивал каждый раз, когда колокольчик на двери оповещал о приходе нового посетителя. В ту секунду, что вошел Гарри, Драко как раз доходчиво объяснял Блейзу Забини, который явно выпил лишнего, и с завидной настойчивостью уже в третий раз пытался его поцеловать, что тому надо пойти проветриться и остыть. Вдруг блондин вздрогнул, будто почувствовав то, что должно было произойти. Колокольчик еще не успел прозвенеть, как глаза Драко впились в приотворившуюся дверь. И в следующий миг встретили взволнованный и какой-то странный взгляд Поттера. Пару секунд они просто смотрели друг на друга, не смея, да и не желая отвести взгляд. Время будто не двигалось, заставив застыть все безликие силуэты вокруг, и Драко поймал себя на мысли, что хочет, как Фауст у Гете, прошептать – да нет, прокричать: «Остановись, мгновение! Ты прекрасно!..» …Чего только не было в этих дымчато-серых глазах, по которым неосознанно скучал Гарри все три нескончаемых дня. И боль, и радость, и невыразимые чувства… Неужели это могло быть правдой? Малфой хотел его видеть? Но вот страдальческое выражение лица Драко сменилось презрительным, и он первым разбил контакт глаз. Гарри глубоко вздохнул, а потом вскинул голову. А чего, собственно, он ожидал от Малфоя? Мысленно посмеявшись над собой, Гарри пошел вслед за тянувшим его за рукав Симусом. Драко сильно стукнул кулаком по столу. «Ну в чем дело? Опять этот Поттер!». Малфой чувствовал, что ему срочно нужно подойти к Гарри и дотронуться до него, посмотреть, не вздрогнет ли он от боли под прикосновением, оттого что, может быть, под одеждой скрывает свежие раны?.. Так хотелось положить руку на руку Гарри, обнять за теплые плечи и нежно прижать к себе… Может быть, из-за выпитого усладэля, а может, потому что он три дня сходил с ума, но юноша не мог сдержаться. Вскочил и легкой быстрой походкой направился к гриффиндорцам, а в пьяной голове неудержимо билась мысль: «...дотронуться… только дотронуться до него…» Хотелось спросить: «С тобой точно все хорошо?» - как друга, как близкого человека. Но в таких ситуациях, боясь насмешек или того, что его оттолкнут, Малфой никогда не давал волю чувствам. Когда он не знал, что делать – скрывал свою слишком уязвимую душу под едкими фразами и саркастическим смехом. - Решил повеселиться, Поттер? – раздался ехидный голос за спиной Гарри. – А как это ты отважился на столь смелую вылазку без Уизли? Или его заперли в колдозоопарке, перепутав с представителем подвида пещерных троллей? Гарри медленно повернулся. Ну конечно, перед ним стоял Малфой, собственной персоной, и выжидающе смотрел, пытаясь предугадать реакцию. В другой раз Гарри вскипел бы, но сейчас, на фоне пережитого, реплики слизеринца вызывали лишь улыбку. Не удержавшись, Поттер хмыкнул, заметив, как серебристые глаза удивленно расширились, и на секунду в них мелькнуло недоумение. Но только на секунду, в следующий момент красивые губы Малфоя искривились в ухмылке: - О, да я смотрю, ты дар речи потерял? Или он у тебя периодически пропадает, когда рядом нет этой всезнайки? Почему-то сегодня Драко не смог назвать Гермиону «грязнокровкой», как обычно. Это его бесило, а еще выводило из равновесия то, что Поттер продолжал игнорировать его выпады и улыбался, будто смотрел на шалости ребенка. И Малфой почти физически чувствовал, как из головы испаряются все пакостные мыслишки, бывшие постоянным и неизменным атрибутом их стычек. Но Драко был упрям и сделал еще одну попытку: - А как тебя пустили сюда? Разве маленьким золотым мальчикам не пора спать в кроватках? Хотя, я знаю, ты пришел в мантии-невидимке, чтобы тебя не застукал Дамблдор, правда? Ну, где она? Здесь? – и Драко резко дернул Гарри за руку, словно пытаясь сорвать несуществующую ткань. В ту же секунду Гарри вскрикнул и, сжавшись в комочек, наверное, упал бы, если бы его не подхватил Малфой. «Мерлин! – пронеслось в голове Драко. - С ним все хуже, чем я мог предположить!» - поддерживая Гарри, блондин одной рукой попытался закатать рукав его свитера, чувствуя сквозь ткань что-то теплое и мокрое. - Гарри! Что с тобой? – бросился к ним Симус, и даже стоявшие поодаль слизеринцы подошли ближе. - Ничего, все в порядке! – но, не смотря на отчаянные попытки сопротивления со стороны Поттера, Малфой все-таки освободил от свитера его руку, и все увидели страшную рану, которую уже не прикрывала сбившаяся повязка, и кровь, пульсируя, лилась без остановки. Драко ахнул. - Героя из себя строишь, придурок? Или я так надоел тебе, что предпочитаешь умереть у меня на глазах? - Ты о себе слишком высокого мнения, Малфой, - простонал Гарри, пытаясь подняться, и вынужденно опираясь на предплечье своего врага в зеленом свитере. - Я отведу этого идиота к мадам Помфри, - заявил Малфой столпившимся вокруг ученикам. И, как бы объясняя свое странное решение, добавил: - Ну, раз уж я стал причиной того, что он чуть не грохнулся в обморок. «Не заметив», как Гарри сверкнул глазами, а изумленные свидетели этой сцены открыли рты, Драко потянул Поттера к выходу, прежде чем Симус успел опомниться и заорать, что драгоценность Гриффиндора нельзя отдавать в скользкие лапы «этого змееныша». * * * Выходя, если так можно было назвать висение на плечах Малфоя, из паба, Гарри еще сохранял спокойное выражение лица. Но, стоило двери захлопнуться за ними, он едва слышно прошептал: - Подожди… немного… я не смогу идти… Малфой, осторожно опустив его на землю, присел рядом. - Нет, ну я всегда говорил, что ты, мягко говоря, неумный, а теперь убеждаюсь, что поставил неправильный диагноз. Ты просто конкретный, хронический дурак. Знаешь, Поттер, это такая форма дебилизма, которая не лечится. - Да, спасибо, Малфой, я знаю… - сейчас Гарри был неспособен даже вести разговор. Все заклятия, которые он наложил с таким трудом на свое тело, рассыпались, стоило слизеринцу только дернуть его за руку. - Ну объясни, какого боггарта надо было припереться сюда в таком состоянии? И как мне теперь переправить тебя к мадам Помфри? Любое заклинание еще больше растревожит рану! – судя по выразительным интонациям, слизеринец заметно нервничал. – Дай руку. Поттер послушался и закусил губу, когда Драко осторожно попытался перевязать его предплечье куском ткани, за минуту до этого оторванным от белоснежной шелковой рубашки. «Спасая этого недоумка, ты замерзнешь насмерть, - нашептывал здравый смысл, когда Драко снял пальто и отрывал лоскут от своей рубашки. – Представляешь, кому-то рождественский подарочек - на завтра здесь будет два хладных трупика». Малфой улыбнулся: он еще не утратил способность шутить, значит, все будет нормально. Но через пару минут юноша стал чувствовать, что не может унять дрожь, прекрасно понимая, что это не от холода, а от того, что он очень нежно сжимает руку Гарри в своей. - Пойдем, Гарри… - нерешительно сказал Драко, поразившись тому, что он впервые назвал своего недруга по имени, и тому, как странно звучит почему-то его собственный голос. Но черноволосый мальчик прошептал: - Еще чуть-чуть, пожалуйста… Блондин почувствовал неладное: - Ты что-то скрываешь от меня? Что такое? Не получив ответа, Малфой легонько потянул гриффиндорца за плечо, и это вызвало новый стон. - Гарри… что?.. – Драко поперхнулся, увидев слезы в глазах за стеклами очков, и вдруг его словно озарила догадка. Мгновенно, но стараясь как можно аккуратнее, парень стащил с Поттера свитер. И замер. * * * «Наверное, эта рубашка была когда-то белой», - думал Малфой, неся Гарри на руках. Это не было так легко, как казалось поначалу: Поттер определенно не походил на пушинку, особенно, если эту «пушинку» не опускать с рук уже в течение получаса. Но почему-то это было необъяснимо приятно. Гриффиндорец, обмотанный пальто Драко, обнимал бывшего недруга за шею и, похоже, время от времени терял сознание, потому что руки сползали, а потом, приходя в себя, Гарри снова сцеплял их на затылке блондина. Голова Поттера лежала у Драко на груди, а черные волосы трепал холодный ветер. На неестественно бледном лице почти не выделялись когда-то красные, а сейчас совершенно белые, бескровные губы. Обратив внимание, что они приобретают едва заметный голубоватый оттенок, Малфой ускорил шаг, пытаясь сохранять спокойствие и не впадать в панику, несмотря на то, что из полуоткрытых губ Гарри дыхание вырывалось все слабее и слабее. Драко на чем свет стоит продолжал про себя ругать Поттера, лишь бы не дать прорваться крику и непрошенным слезам. И снова в голове звенела одна-единственная мысль: «Только не умирай!..». И Драко ни на мгновение не задумывался над тем, чтоб оправдать хотя бы в собственных глазах свое нежелание видеть Поттера не только мертвым, но и даже страдающим. Когда он снял с Гарри свитер, кто-то будто выключил вокруг все звуки. Остался только вздох Гарри и вскрик самого Малфоя. Он в первые мгновения не сообразил, почему рубашка Поттера покрыта какими-то странными разводами. В голове еще мелькнула мысль: «Откуда он мог ее взять?». Даже прикоснувшись и почувствовав под пальцами что-то горячее и мокрое, юноша все еще ничего не понял. Только поднеся руку к лицу и с удивлением рассматривая свои пальцы, вымазанные чем-то красным, Драко осознал, что он принял за замысловатый рисунок. Рубашка Поттера вся была пропитана кровью. - Т… твою мать! – только и смог произнести Малфой, видя, как Гарри, превозмогая боль, делает тщетные попытки улыбнуться ему. Слава Мерлину, и сейчас слизеринского принца не подвело обычное хладнокровие. Простонав: «Поттер, ну неужели ты не мог сразу применить самолечащее заклинание?! Или обязательно было ждать, пока из тебя вытечет вся кровь, до последней капли?», Малфой стянул с себя рубашку и, порвав ее на бинты, легкими прикосновениями попытался остановить кровь, хлеставшую из ран на груди Гарри. - Против заклятия, которое на меня наложили, не действует почти ничего… - прошептал Поттер, - но я сделал кое-что, чтобы раны не раскрывались, а Снейп через неделю даст мне зелье. Но, наверное, этого недостаточно – как видишь, тебе все же не стоило меня трогать… - Гарри снова старался улыбнуться, но у него вышло лишь подобие улыбки, и мальчик опустил голову, надеясь спрятать катившиеся по лицу слезы. Но Драко все равно увидел и, удивляясь своим действиям, протянул руку и осторожно стер их с щек гриффиндорца. Гарри изумленно поднял голову, и Малфой снова на мгновение потерялся под взглядом лучистых глаз. А потом, словно очнувшись, отдернул руку, и язвительно сказал: - Я сейчас ничего не буду говорить об уровне твоего интеллекта, - и чуть мягче: - Только скажи, ты сможешь идти? Гарри попытался подняться, но не смог. - Ты не обязан этого делать, Малфой. Позови кого-нибудь из гриффиндорцев, они вон там, - и он кивнул на светящий вдали окнами дом. «Ну уж нет, - подумал Драко. – Знаю я твоих гриффиндорцев: они сначала делают, а только потом до них доходит, что надо было сперва подумать. Вон Уизли первым же по пьяни применит какое-нибудь заклятие, после которого вообще на ноги не встанешь», - и Малфой, молча обмотав Гарри сначала его курткой, а потом укрыв своим пальто, осторожно поднял мальчика на руки. Гриффиндорец вздрогнул, напрягся, но потом нерешительно обнял Драко за плечи, и так и замер. * * * Всю дорогу к больничному крылу Драко переполняло какое-то странное чувство. «Может, такое появляется, когда спасаешь кого-то? – думал парень. – Может, именно из-за него Поттер и стал Героем-Избавителем?». Да, наверное. Но гораздо в большей мере это чувство вызывали пока еще теплые, но с каждой минутой холодеющие пальчики Гарри на шее Драко. У Малфоя появилось ощущение, что он несет на руках ребенка, которого нужно защищать и оберегать ото всех бед. Почти осязаемое тепло распространялось от тела Гарри и передавалось Малфою, согревая его так, словно и не было этого пронизывающего ветра и мороза на улице, а на Драко была одета не одна только тонкая майка – свой свитер он тоже отдал этому ходячему несчастью. В палате так не хотелось отпускать Гарри, что мадам Помфри даже поторопила Драко: - Быстрее, мистер Малфой, ему срочно нужна помощь, бедный мальчик потерял слишком много крови. Спасибо, что доставили его сюда. Еще пару часов промедления – и его уже невозможно было бы спасти. Не слушая причитаний колдомедика по поводу того, «...как только директор позволил мальчику подняться!», Драко опустил Гарри на кровать, но все еще не выпускал его руки из своих. - Простите, мистер Малфой, но вам придется уйти, - мягким, но не терпящим возражений тоном сказала мадам Помфри. - Да, да… - проговорил Малфой, а потом наклонился к Гарри и шепнул, собственно, сомневаясь даже, что гриффиндорец его слышит: - А ты все-таки полный дурак, Поттер. И это еще не все, что я хотел бы тебе сказать! Веки мальчика дрогнули и, приоткрыв глаза, он прошептал: - Да, я знаю, я дурак. Потому что пошел в Хогсмид из-за тебя, Малфой… - Мистер Малфой! Уходите немедленно, или я вынуждена буду забыть о вашем благородном поступке и попросить увести вас отсюда насильно! * * * До самого вечера Драко не мог выкинуть из головы то, что сказал Гарри, а ночью слизеринцу стало плохо. Почувствовав внезапную слабость, он буквально упал на кровать. Заснуть так и не удалось, хотя глаза и закрывались. Ужасно болела голова, настолько, что больно было даже смотреть. Несмотря на теплое одеяло, юноша никак не мог согреться. Он и не понял, что у него жар, что, видимо, сказывалось хождение на морозе в одной майке. На утро, прометавшись без сна всю ночь, Драко не смог дойти до душа – покачнулся и упал, не сделав и двух шагов. Постучав в дверь и не получив ответа, в комнату заглянул Винсент Крэбб, и замер, увидев своего товарища лежащим на полу. - Драко… - нерешительно позвал он, но тот не ответил. Крэбб тихонько вошел и прикрыл за собой дверь. Подошел и наклонился над блондином, пытаясь понять, что с ним, потом присел рядом и легонько провел рукой от груди до бедра Драко. Находясь все время рядом с Малфоем, слизеринец никогда не мог позволить себе такого: приятель, как его называл Крэбб, всегда оставался недосягаемым Серебряным Принцем. Им можно было только любоваться, а ведь столько раз Винсент просыпался среди ночи оттого, что ему снился Драко – не тот недоступный, холодный аристократ, а другой – нежный, тающий под жаркими ласками… Видения, как картинки, мелькали в подсознании Крэбба, и он не способен был оторвать взгляд от распростертой перед ним беззащитной фигуры. Винс не услышал, как отворилась дверь за его спиной, хотя, наверное, не услышал бы и грохот от Бамбарды Максима. Он заметил присутствие другого человека, только когда Грегори Гойл опустился на колени с другой стороны от лежащего Малфоя. В глазах Гойла Винсент увидел будто отражение собственных чувств, мыслей и желаний, кипевших в его душе. - Я закрыл двери заклинанием, - прошептал Грегори. – Потом применим к нему Обливиэйт… …Словно боясь не успеть, Грегори и Винсент торопливыми движениями раздевали Драко, не обращая внимания на то, что он даже не оказывал сопротивления, находясь в полуобморочном состоянии. Его тело горело, и это еще больше подстегивало их. Он был для слизеринцев всего лишь очень красивой игрушкой, в которой им так долго отказывали, вещью, которую можно было использовать и выкинуть. Гойл поддерживал блондина, а Крэбб без особой подготовки, лишь воспользовавшись соответствующим заклинанием, овладел безчуственным телом. Внутри Драко оказалось так безумно тесно и горячо, что Крэбб закричал. Юноша под ним метался, как в бреду, но не открывал глаз. Это было так сладко… Винсент и не думал, что получит настолько сильное удовольствие, которое заставило мир вокруг потемнеть и поплыть перед глазами блестящими радужными точками… Когда Крэбб пришел в себя, они с Гойлом поменялись. Но Грегори, похоже, недостаточно было чувствовать под собой послушное тело. - Я хочу, чтоб этот высокомерный тип видел, как я трахаю его! – злобно прошипел Гойл и сильно ударил Малфоя по щеке. Драко застонал, но не открыл глаза, а его мучителям даже и в голову не приходило, что он почти без сознания. - Ах так! Ну хорошо же! Я быстро заставлю тебя это сделать! – и Гойл с помощью Крэбба притащил Драко в ванную комнату и швырнул на холодный кафель. Этого ему показалось мало, и он обдал блондина ледяным душем. Драко задрожал и открыл глаза. Едва он пришел в себя, как почувствовал новую, неведомую раньше, жгучую боль между ног. - Где… я? Что… такое? – прошептал он, пытаясь понять, почему спине так холодно, будто к ней приложили заледеневшее железо, и почему ему так больно. Он даже не обратил внимания на расхлябанный вид Крэбба и хищный взгляд Гойла. - А ты не догадываешься? – с мерзкой ухмылкой проговорил Грегори, и что-то заставило Драко испугаться своего однокурсника. – Так я тебе сейчас объясню! – и со звериной жестокостью Гойл набросился на Малфоя, руки которого над головой держал Крэбб. Боль была невыносимой. Пытаясь вырваться из железной хватки, Драко метался на полу и, вместо того, чтобы расслабить мышцы, сжимался сильнее, доставляя своему мучителю большее наслаждение, а себе – дополнительные страдания. Он не знал, что делать, как освободиться, и адская боль затопила сознание, почти вырывая его из реальности. «И вот это – мой «первый раз», - промелькнуло в воспаленном мозгу. – Лучше б это был Поттер...» Но это не был гриффиндорец, с его нежными губами, ласковыми руками и вечным благородством. В Гойле не было ни капли сострадания или внимательности. Мокрые пряди волос, блестевшее, в мелких капельках, тело жертвы заводило насильника еще больше. - Кричи, сволочь чистокровная, ну что же ты?! Но Малфой не кричал. Из глаз катились слезы, он до крови закусил губу, но не издавал ни звука. Хотел не думать об этом, отвлечься, но в голове крутилась мысль: «Неужели Грег все это время так меня ненавидел? За что?..». А Гойл словно задался целью сделать Малфою как можно больнее. Он терзал и будто растаптывал это прекрасное тело, не замечая крови, которая смешивалась с разлитой водой и превращалась в мутные розоватые потеки. Когда эта пытка наконец кончилась, Драко уже не чувствовал от холода рук и ног. А тело, между тем, пылало, и кровь, должно быть, прилила к голове, потому что в ушах сильно шумело, и он с трудом разобрал слова, что говорил Гойл: - А теперь ты, шлюха, возьмешь у меня в рот! Что-то происходило вокруг. Что – Драко уже не понимал. Только увидел, как Крэбб, почему-то вдруг дотронувшийся до его лба, вскричал: - Да у него жар! – и растворился в пелене, застелившей глаза. * * * Несколько раз Малфой приходил в себя. Один раз он услышал, как мадам Помфри благодарила Блейза Забини, который переправил его в больничное крыло, и говорила что-то о воспалении легких. Во второй раз Драко стал безмолвным свидетелем разговора медсестры со Снейпом. Женщина взволнованно что-то говорила профессору, что именно – Малфой не смог разобрать. Снейп тоже сначала пробурчал что-то невразумительное, а потом вдруг взорвался, и со словами: «Ничтожества! Я найду виновников и, будьте уверены, разберусь с ними!», хлопнув дверью, выскочил из палаты. Придя в себя следующий раз, слизеринец услышал голос Забини, почему-то оправдывающегося: - Драко, клянусь, это не я! Ты нравишься мне и я хочу тебя, но это сделал не я!.. Малфой так и не понял, о чем он, и снова впал в забытье. Еще несколько раз он слышал, как миссис Помфри разговаривала с кем-то, чей голос был до боли знаком. Но, так и не вспомнив, кому он принадлежал, слизеринец впадал в дрему, прекратив тщетные попытки открыть глаза. Ни пошевелиться, ни, тем более, сказать что-то у Малфоя просто не было сил. А однажды его пробуждение оказалось, по меньшей мере, странным. Драко почувствовал, как чьи-то нежные губы целуют его глаза, щеки, подбородок, а ласковые пальцы гладят волосы. Взволнованный голос в перерывах между поцелуями шептал: - Маленький мой… котенок… выздоравливай быстрее!.. Я так скучаю по тебе! Я обязательно вернусь. Милый, солнышко мое!.. Драко услышал звук открывающейся двери, торопливые шаги и настойчивый голос мадам Помфри: - Простите, мистер Поттер, но вам придется уйти. «Это уже было… - подумал Малфой. - Deja Vu? Только… что-то не так. ЧТО ОНА СКАЗАЛА? Мистер Поттер?!». Это Поттер только что целовал его и сказал, что скучает? Изумлению Драко не было границ. И вдруг завеса приоткрылась. Он начал вспоминать. Первое мгновение. Самоубийца (2) Он вспомнил все. Хогсмид, Поттера, то, как спасал гриффиндорца (это же хватило ума идти в десятиградусный мороз в одной майке!), Крэбба с Гойлом (наверное, потерял сознание прежде, чем они наложили Обливиэйт, поэтому заклинание и не подействовало). Затем смутно выплыл Блейз Забини, который с дико округлившимися глазами что-то кричал, а потом поднял его и перенес сюда. А сейчас снова был Поттер - Поттер, называвший его своим солнышком… «Мерлин, да что же это? Мне еще Поттера не хватало!..». Драко попробовал переключиться на планы мести своим насильникам, но его мысли неуклонно возвращались к Гарри… Ужасное непонимание происходящего измучило Малфоя, который еще не настолько пришел в себя, чтобы сделать какие-либо разумные выводы. В конце концов, он снова заснул, теперь уже глубоким, спокойным сном. На следующее утро Драко чувствовал себя настолько хорошо, что мог даже вставать, хотя мадам Помфри категорически запретила ему это делать. Еще Малфою удалось убедить себя в том, что сцена с Гарри – всего лишь плод его больного воображения. Разве мало подобных фантазий блуждало в его голове, пока он бредил?.. Через два дня к нему уже пускали проведывающих. Первым пришел, конечно же, Забини. Блейз, настороженно вглядываясь в дымчатые глаза, пытался прочитать, о чем же думает Малфой. Драко успокаивающе дотронулся до его руки. - Я все помню, Блейз. Спасибо тебе большое. - О, Драко… - прошептал юноша. – Я знал, что ты поймешь… У Блейза слегка дрожали руки, которые Драко продолжал держать в своих. Малфою захотелось отблагодарить парня, который оказался настоящим другом, не поддавшимся искушению. Блондин прошептал: - Иди ко мне… - и привлек Блейза за руку, поцеловал его в губы. - Я люблю тебя… - прошептал Забини, когда снова обрел способность дышать. – Люблю… Драко вздохнул, но твердо сказал – на французском, как ему было легче: - Je suis dйsolй, mais je ne peux pas te donner ce que tu veux. Et Je ne te peux pas tourment en vain, parce que tu mйrites le bonheur. Mais je veux d'кtre ton ami. Si tu n'as pas l'esprit... (Прости, я не могу дать тебе то, что ты хочешь. Не могу и напрасно мучить тебя, потому что ты заслуживаешь счастья. Но я хочу быть твоим другом. Если ты, конечно, не против…) - Mon... ami?.. Veux-tu vraiment d'кtre mon ami?.. (Моим… другом?.. Ты правда хочешь стать моим другом?..) – Драко мысленно улыбнулся, видя, как тот рад даже этому. Хотя, быть другом – наверное, даже больше, чем быть любовником, не чувствуя страсти. * * * Приходили однокурсники, даже пару человек из Пуффендуя. Очевидно, Гарри всем рассказал о Знаменитом Спасении (Драко не мог не иронизировать по этому поводу, особенно, после того, как изъявить ему благодарность пришли Грейнджер и Уизли). Рыжий гриффиндорец неловко топтался на месте, и выдавил из себя пару слов только, наверное, потому что подруга смотрела на него с осуждением. Драко же едва сдерживался от смеха, наблюдая за его потугами. Вместо этого слизеринец сделал понимающее выражение лица и проговорил самым сердечным тоном: - Не стоит благодарности, каждый посчитал бы за честь поступить так на моем месте, - и ему пришлось очень постараться, чтобы не добавить: «Ну ты, конечно, нет. После твоих заклинаний Гарри наверняка попал бы в больницу Святого Мунго». Заглянул даже профессор Снейп: справиться о здоровье и выяснить, кто виновники произошедшего. Драко не стал скрывать. Только Поттер не приходил. * * * У мадам Помфри и правда, как любят говорить магглы, были золотые руки. Используя зелья Снейпа, она поставила Гарри на ноги буквально за пару дней. И была теперь гораздо больше обеспокоена состоянием его спасителя. Гарри не находил себе места от гнева и волнения. Мальчик почти физически чувствовал боль Драко, и готов был применить Легилименцию ко всем учениками Слизерина, чтобы найти виновных. Мадам Помфри сказала, Малфой мог умереть если не от воспаления легких, то от того, сколько пролежал на ледяном полу в холодной воде. Гарри все-таки нашел их. И эти мерзавцы должны быть всю жизнь благодарны и обязаны Снейпу, который очень вовремя появился в коридоре. Крэбба с Гойлом, конечно, исключили и, наверное, только это не сделало Гарри Поттера Мальчиком-Который-Стал-Дважды-Убийцей. А потом он каждый день, несмотря на запреты колдомедика, навещал Драко. Любовался им, таким трогательным и уязвимым, так не похожим на прежнего слизеринского мерзавца. Мог часами просто сидеть рядом, держать в руках холодные тонкие руки, словно пытаясь согреть; или скользить пальцами по синеватым венам, стараясь уловить едва ощутимый пульс. Потом Гарри медленно переходил на виски Малфоя, проводил по мягким губам и подбородку, задерживал пальцы на голубоватой жилке на шее, и долго не мог оторвать их. Он изучал слизеринца, и чувствовал, что с каждой минутой, проведенной в палате, привыкает к нему все больше. Для Гарри перестало существовать все, что не связано с Драко – уроки, квиддич, даже друзья отошли на второй план. Волна нежности и привязанности к бывшему непримиримому врагу неумолимо накрывала его, не давая возможности задуматься над причиной. Мальчик не заметил, как без памяти влюбился в это совершенное существо с внешностью ангела и характером шести чертей. Во всем теле, через кровь, будто распространялся неодолимый яд, циркулируя по венам, разъедая сердце и пропитывая душу. У этой отравы было имя. Имя, которое обжигало губы, когда его произносишь. Имя, которое звучало у Гарри в ушах, и было прекрасней самой мелодичной музыки. Имя, которое каждую секунду выстукивало его сердце, все ускоряя ритм. Имя, которое во сне он выкрикивал в порыве безумной страсти. Имя, которое шептал наяву, боясь признаться даже самому себе, что любит его обладателя. Самый сладостный звук, когда-либо существовавший на земле. Имя Драко. Мальчика сейчас не интересовало ничего, кроме бледного лица и прохладных рук слизеринца. Здесь, рядом с Драко, Гарри забывал обо всем. О том, что он – последняя надежда магического мира; о том, что Дамблдор так долго внушал ему – он Избранный, единственный, кто способен убить Волдеморта. Ничего не имело значения, кроме того, когда же наконец откроются эти светлые глаза, и что Гарри в них увидит – надежду на счастье или свою смерть. Но директор не позволил ему забыть. После очередного учебного дня Гарри, как обычно, бежал в больничное крыло, и на полдороги его перехватил Дамблдор. - Гарри, мальчик мой, мы опять должны с тобой уехать, и на этот раз надолго. Мальчик вздрогнул и поднял на Альбуса свои волшебные глаза. В них мелькнуло – нет, не страх, как сначала подумал директор, который не забыл, что пришлось пережить любимому ученику в прошлый раз, - нет, это было какое-то невероятное сожаление. - Предупреди друзей, чтобы не мучались от неизвестности, - сказал Дамблдор и, взглядом отпустив мальчика, слегка удивился, увидев, как он побежал в сторону, совершенно противоположную гриффиндорской гостиной. Гарри повезло – мадам Помфри в палате не оказалось. Не в силах больше сдерживаться, он стал осыпать лицо Драко поцелуями и шептать, что не выдержит без него. Гарри знал, что может больше никогда его не увидеть. Но об этом так не хотелось думать, это было не так важно – главное, чтобы Драко выздоровел, чтобы снова дрогнули длинные серебристые ресницы, а бледные губы ожили в улыбке. - Я обязательно вернусь… - шептал Гарри, нежно касаясь губами бархатистых щек. – Милый, солнышко мое!.. Он так хотел отдать Драко без остатка всю нежность и теплоту, которую так долго хранил в своем сердце. И не важно, что, когда Малфой придет в себя, его губы не будут улыбаться Гарри, а сложатся в презрительную ухмылку; не важно, что для «чертова Поттера» взгляд этих глаз всегда будет холодным, как лед и острым, как клинок кинжала; Гарри хотел запомнить Серебряного Принца таким – трогательным, беззащитным, светлым, как ангел. Он не услышал, как вошла мадам Помфри, не понял, что она сказала – очнулся только, когда колдомедик подергала его за плечо. В последний раз взглянув на Драко, запечатлевая в памяти его образ, Гарри выскочил из палаты. А ровно через два дня, несмотря на предосторожности Дамблдора, Мальчик-Который-Выжил попал в руки Темного Лорда. * * * …Он стоял, прижатый спиной к каменной стене, и думал, что еще секунда такой боли – и голова разорвется на тысячу кусочков. Ситуация напоминала ту, на кладбище Реддлов, куда перебросил его вместе с Седриком Диггори кубок-портал. Только теперь Гарри был прикован к стене тяжелыми цепями, и в руках не было волшебной палочки, которую на этот раз предусмотрительно забрал Волдеморт. Сам же темный маг ходил по комнате перед мальчиком, перебирая какие-то сосуды на полках, и говорил: - Ты, наверное, думаешь, мне так нужна твоя жизнь, что я устраиваю за тобой такую охоту? Вовсе нет. Я расскажу тебе. Два года назад я не знал до конца, правильно ли поступаю, совершая обряд, но у меня не было выбора – я должен был вернуться в свое тело. Оказалось, я ошибался: я наконец смог принять человеческий облик, но не возвратил себе прежнюю магическую силу. Да, я не хуже любого волшебника, но, сам понимаешь, это лишь жалкие крохи для того, кто привык править миром. Мне нужна твоя кровь, но я не должен брать ее насильно. Отдай мне ее добровольно. Всего пару капель, Гарри, - глаза Волдеморта сверкнули красным огнем, - и я дам тебе все, что захочешь! - Я лучше умру, чем буду помогать тебе! – воскликнул гриффиндорец. Темный Лорд усмехнулся. - Все мы когда-нибудь и так умрем. Каждый наш очередной ничтожный глоток воздуха – шаг к смерти. Она неотвратима, вся наша жизнь – ни что иное, как медленное умирание. А хочешь жить вечно? Вдвоем мы смогли бы найти эликсир жизни, Гарри! Вместе мы сможем стать величайшими волшебниками, весь мир будет у наших ног. А разве нет людей, которых ты хотел бы поставить на колени? Разве у тебя нет обидчиков, которые заслужили наказания? Драко Малфой, например, разве нет? Гарри вздрогнул при имени Драко, но тут же закричал: - Мой враг – ты, Волдеморт. И кто, если не ты, должен ответить за свои преступления? Как ты смеешь предлагать мне эту сделку, убийца моих родителей? Волдеморт, будто собираясь сдаваться, как маггловские преступники, поднял руки вверх. - Да, я совершил эту ошибку. Пойми, Гарри, жизнь – это сражение, иногда приходится жертвовать некоторым, чтобы не потерять все. Разве я не достаточно наказан за это четырнадцатью годами ужаснейшего, жалкого существования, даже не имея телесной оболочки? Но я был на войне, а такие, как Малфой и в мирное время продолжают портить жизнь окружающим только своим присутствием. Ведь должен же ты, такой добрый и непримиримый к несправедливости, ненавидеть его? – и Волдеморт самодовольно улыбнулся, словно подчеркивая, что не один он так злобен. Может, виной тому была дикая боль, пронизывающая голову через шрам и не дающая контролировать мысли, но в каком-то порыве Гарри выкрикнул: - Я не ненавижу Малфоя! – и тут же попытался сгладить слишком сильный всплеск эмоций: - Я… Он не настолько мерзавец, чтоб его ненавидеть. Но минутное смущение не укрылось от мага. Впившись внимательным взглядом в лицо Гарри, он прошипел: - Да тебе небезразличен наш юный друг! Ничего себе, какой невероятный поворот событий! Гарри молчал, не решаясь ответить – голос мог выдать его. Наконец он нашел в себе силы и твердо сказал: - Что бы ты ни предложил мне, я НИКОГДА не буду помогать тебе. Глаза Волдеморта недобро сверкнули. - Поверь, я умею убеждать. А ты сам только что дал мне прекрасную возможность. Мне вот только интересно, насколько далеко зашла твоя симпатия к Малфою, и на что ты ради него способен. Легилименс! – выкрикнул Волдеморт, направляя на Гарри волшебную палочку. «Протего!» - мысленно произнес мальчик, но разве мог он, измученный ужасной головной болью от одного только присутствия Темного Лорда, противостоять магу, не имея даже в руках волшебной палочки? И вот картинками перед глазами замелькали воспоминания - Хогсмид, странный взгляд Драко, дорога в больничное крыло, палата слизеринца, его нежные губы, собственный горячий шепот: «Маленький мой… милый… солнышко…»; сквозь все это в сознание проникал насмешливый голос Волдеморта: - Какие нежности! Не ожидал! А Малфой! Какой благородный поступок! Я думал, он недалекий мальчишка, только и способный, что подражать своему отцу, да исподтишка делать гнусности. Гарри глубоко вздохнул, когда волшебник опустил палочку, а Волдеморт, между тем, продолжал: - Однако, твоему обаянию поддаются все, даже такие люди, как Малфой. Когда я был молод, передо мной тоже преклонялись, мной восхищались, за мной пошли самые могущественные маги… Гарри, посмотри, мы же похожи! Разве у тебя никогда не возникает желания доказать всем этим ничтожествам свое неоспоримое превосходство? Я предлагаю тебе власть, силу, - слова лились и словно застывали в воздухе, переливаясь великолепной огранкой, а Темный Лорд вдруг перешел на шепот: - Ведь есть то, чего ты желаешь больше всего на свете? Я могу дать тебе это. «Есть», - подумал Гарри. Раньше это была неосуществимая мечта вернуть родителей, а теперь… А голос нашептывал: - Я могу отдать тебе Малфоя, сделать его твоим рабом… Он будет принадлежать только тебе, хочешь?.. «Хочу!» – закричала страсть, свернувшаяся змеей в клубок вокруг сердца. Но даже сквозь ее крик был слышен другой голос, который так походил на голос матери: «Чего ты жаждешь больше всего, Гарри?». Мальчик задумался лишь на мгновение, но ему не было смысла лгать самому себе: «Чтобы Драко был счастлив». - «А разве может быть счастлив раб? Пленник вечно ищет волю: даже тогда, когда она уже не важна, когда зависимость становится желанной. Но человеку свойственно стремиться к тому, чего у него нет. И даже полюбив своего господина, раб продолжает желать свободы. Его душа рвется навстречу ветру, и собственная любовь кажется ловушкой, клеткой, из которой не выбраться... И, не сумев принять это противоречие, человек ломается и погибает: медленно, с каждой новой секундой, умирает частичка его свободной души. Поэтому счастливыми могут быть только двое равных!». «Да и кого из своих близких я сделал счастливыми? Рядом со мной только боль и смерть. Мама с папой, Сириус, теперь чуть не погиб Дамблдор – я не хочу такой судьбы для Драко», - и Гарри, отметая прочь соблазнительные видения, где Малфой принадлежит только ему, сказал: - Нет. Я не хочу. Волдеморт расхохотался. - Я предвидел это. Такой волшебник, как я, обязан наперед просчитывать ходы. Что ж, мой юный враг, ты не оставил мне выбора, - и он взмахнул палочкой, призывая своих слуг. - Мой Господин… - Беллатриса Лестрейндж остановилась на почтительном расстоянии, преданными и совершенно сумасшедшими глазами глядя на своего повелителя. Тот кивнул и произнес, медленно растягивая слова: - Иди и приведи ко мне Драко Малфоя. Черные глаза колдуньи сверкнули и она, прошептав: «О… сладкий мальчик…», аппарировала. Маг повернулся к Гарри. - Можешь не сомневаться в ее способностях. Для меня Белла взорвет весь мир, но выполнит поручение. И, словно читая мысли мальчика, Волдеморт продолжал: - В идеальной защите Дамблдора тоже есть слабые места и, уж поверь мне, она их найдет. А Люциус Малфой ничего не узнает, и не придет за своим сыном. У тебя есть время подумать, пока здесь еще нет младшего Малфоя, а потом я буду действовать другими методами. * * * О Мерлин… Почему он вздрагивает каждый раз, как открывается дверь? Почему так ждет хоть кого-то из гриффиндорцев? Почему всматривается в лицо Грейнджер, которая стала часто приходить его навещать (и, кстати, оказалась интересным собеседником, если ей не язвить)? Почему не решается спросить у нее, почему… …ПОЧЕМУ не приходит чертов Поттер?! * * * С каждым днем он хотел увидеть Гарри все больше. Настолько, что нетерпеливо вскакивал всякий раз, как мадам Помфри заходила в палату. Драко мерещился за ее спиной знакомый силуэт, но, когда это снова оказывался кто-то – кто угодно, только не Гарри – Малфой, сцепив зубы, сжимал волю в кулак, чтобы не заорать: «Ну, где же ты?!» Его не интересовало ничего, что происходило в школе, и о чем так увлеченно рассказывали однокурсники: «Паркинсон встречается с Дином Томасом, Невилл Долгопупс на трансфигурации превратил свою жабу в сгусток вонючей грязи с лапками, а Снейп, кажется, помыл голову». Единственно, на Драко произвело впечатление известие о нападении на школу. Блондин напрягся и слегка дрогнувшим голосом спросил у Забини: - Никто… не пострадал? - Нет. Похоже, Пожиратели не нашли того, кого искали. «Гарри успел защититься», - мелькнула мысль, от которой сразу стало спокойнее на душе, но не уменьшилось желание увидеть Поттера. Через две недели его выписали. За это время произошло еще несколько нападений, причем с совершенно неожиданных сторон. Ученики, до этого времени уверенные, что Хогвартс – неприступная крепость, поняли, что полагаться стоит не только на магическую защиту Дамблдора, но и на собственные силы. К тому же, директор надолго пропадал, а вернулся совершенно расстроенным и будто потерянным. И главное, нигде – ни в Большом Зале, ни в коридорах замка, ни на сдвоенных уроках с гриффиндорцами – Драко не встречал Поттера. Но не мог переступить через свою гордость и спросить у друзей Гарри, где он. Правда, уже через пару дней Малфой посмотрел на Гермиону таким умоляющим взглядом, что девушка не выдержала, и сама подошла к нему после урока. - Пойдем, Драко, мне нужно сказать тебе кое-что, - в ее обращении было что-то такое, что заставило слизеринца вздрогнуть. Он кивнул и молча пошел за девушкой, пытаясь не поддаться чувству, что слова, которые она сказала, несут гораздо большее, чем они обозначали. Они нашли пустой коридор, и Гермиона опустилась прямо на ступеньки, закрыв лицо руками. - Что… что случилось? – Драко присел рядом и, не удержавшись от внезапного порыва, обнял девушку. Ее худенькие плечи задрожали. - Гарри… Он спас Дамблдора и оказался у Волдеморта, - и, обвив руками Драко, Грейнджер сделала то, что еще месяц назад было совершенно невозможно – заплакала, спрятав лицо у него на груди. Откуда она узнала, что Драко небезразличен ее друг? Парень не задумывался над этим, он вообще с трудом улавливал суть происходящего, просто сидел и машинально гладил девушку по спине, приговаривая: «Все будет хорошо… вот увидишь… все будет хорошо…» Гермиона, наверное, почувствовала что-то необычное в его поведении, потому что подняла голову и, отстранившись от Драко, взглянула ему в лицо. Глаза цвета расплавленного свинца застыли, направив взгляд в одну точку. В них не было ни слез, ни безумного отчаяния – просто жуткое оцепенение. «Такой взгляд, наверное, у мертвеца», - подумала девушка и, ужаснувшись своей мысли, встряхнула блондина за плечи. Он вздрогнул и непонимающе уставился на нее. - Драко… Мы придумаем что-нибудь, мы найдем его, я обещаю тебе! – горячо зашептала она, поглаживая его руку своей. - Их не найдет никто! – раздалось из-за выступа стены, а затем, прежде чем ученики успели опомниться, тот же голос произнес: - Остолбеней! Экспеллиармус! – и Гермиона, отлетев, ударилась о стену с такой силой, что из каменной кладки вылетело пару камешков; у Драко же из пальцев выскользнула волшебная палочка. Через секунду Беллатриса Лестрейндж оказалась рядом со слизеринцем и схватила его за руку. * * * Незримый для Драко портал перенес их из Хогвартса в какое-то подземелье. Каменные стены, будто поглощающие свет черных свечей, ни одного окна, чтобы пропустить хоть несколько лучей солнца, расхаживающий из угла в угол темный маг в длинной развевающейся мантии и… Гарри. «Мерлин мой, что с ним сделали!..» Голова склонилась вниз, черные волосы растрепались еще больше, чем обычно, одежда порвана, руки прикованы к стене… он, кажется, даже не видит, что происходит вокруг. Хочется закричать, подбежать, но ноги не слушаются, а голос неожиданно пропал куда-то, словно горло сжал спазм. Лишь в глубине души крохотной птичкой бьется радость, что они с Гарри – вместе… Чтобы вывести Поттера из состояния оцепенения, Волдеморту понадобилось произнести только несколько слов: - Малфой уже здесь. Гриффиндорец вскинул голову, и в ту же секунду встретился взглядом с серыми глазами, в которых бился невыразимый страх. И почему-то Гарри понял, что боится Драко не за собственную судьбу. - Ну, так что же? – Лорд саркастически улыбнулся. – Ты согласишься на мои условия или я поговорю с Малфоем? Гарри молчал, пытаясь сделать вид, что его совершенно не интересует участь слизеринца. Волдеморт только ухмыльнулся и, подойдя к Драко, произнес, растягивая слова, словно затем, чтобы усилить их эффект: - Что ж, тогда начнем представление. Оно обещает быть интересным, судя по внешности нашего пленника, - маг приподнял подбородок Драко, и легонько провел пальцем по его губам. Блондин вздрогнул и отдернулся, а стальные глаза теперь смотрели с выражением непередаваемого презрения и отвращения. - Не беспокойся, мой милый, я не причиню тебе боли, - глаза Волдеморта сверкнули красным огнем, и он закончил: - Я лучше посмотрю, как это сделают другие. Беллатриса! – он обернулся к волшебнице, стоявшей в нескольких шагах от Малфоя. - Позови сюда Нотта. Насколько я помню, ему всегда нравились красивые мальчики. Волдеморт снова повернулся к Драко. - Теперь все зависит только от твоего врага или… - кровавые глаза снова сверкнули, - любовника? Мне не доставляет удовольствия портить твое хорошенькое личико, но у меня нет выбора, - Лорд развел руками. – Можешь попросить Поттера, только он в силах остановить это. Драко отступил к стене, но не проронил ни слова, когда к нему шагнул высокий мужчина, который смотрел глазами вампира, почуявшего свежую кровь. - Нотт, можешь делать с этим мальчишкой все, что тебе угодно. Одно условие: он должен кричать, - сказал Волдеморт и обернулся к Гарри: - Мне кажется, это заставит нашего героя-спасителя передумать, - он ухмыльнулся гриффиндорцу и добавил: - Да, и побольше крови, Нотт. Гарри закрыл глаза и попытался сосредоточиться на мысли о том, что НЕ МОЖЕТ предать волшебный мир. А ведь если он сейчас согласится на эту ужасную сделку с Волдемортом, то сделает бесполезными смерти стольких волшебников. Своих друзей. Своих родителей. Он мгновенно широко распахнул глаза, услышав, как Драко вскрикнул. Блондин отступал к стене до тех пор, пока Нотт не прижал его к ней. В ту же секунду на запястьях защелкнулись наручники, приковывая его к стене так, как Гарри. Мелькнула и обожгла мысль: «Что же пришлось пережить Поттеру?..» В это время Нотт разорвал на нем рубашку, оставив царапины от ногтей на нежной коже груди. От неожиданности Драко вскрикнул, и перед его мысленным взором невольно промелькнула будто забытая, отодвинутая на задворки сознания картина, где вот так же на ком-то рвали одежду. На Малкольме?.. Поттер поднял голову, и теперь смотрел на Драко затуманенными глазами, которые были до краев наполнены болью. И Малфой, точно так же, как Гарри чуть раньше, понял, что эта боль вызвана не физическими муками, а невозможностью спасти его, Драко. Пока Пожиратель срывал с него последнюю одежду, Малфой смотрел на гриффиндорца. Поттер тоже не сводил с него глаз, и на щеках у него выступил румянец, когда Драко оказался совершенно обнаженным. Нотт глухо зарычал – видимо, ему тоже пришлось по вкусу тело Малфоя. Наклонившись, Пожиратель прошипел: - В прошлый раз такой красивый мальчик умер прежде, чем я успел насладиться. Но в этот раз Фенрира здесь нет, и ты – мой!.. Драко с тихим стоном выдохнул, когда на его шее сомкнулись зубы, вырвав кусочек снежно-белой кожи. «Не хочу, не хочу!» – надрывалось сердце, а в памяти одно за другим всплывали воспоминания о Малкольме, которые тщетно было пытаться забыть – такой сильный ужас не стирается даже Заклятием Памяти. Малфой сжимал кулаки все крепче, изо всех сил стараясь не закричать, когда изверг расцарапывал его тело. Нотт терзал его, рвал зубами белую нежную кожу на шее, груди, животе, Драко был напряжен до предела, но не издавал ни звука. Он видел, Гарри порывается что-то сказать Волдеморту, и одними губами шептал, хоть знал, что Гарри не услышит: «Не смей этого делать!» Пожиратель смерти увидел это, схватил пленника за плечи и ударил головой о стену, вырвав у него едва различимый стон. Снова притянув блондина к себе, Нотт злобно прошептал: - Сейчас ты будешь у меня кричать! Никакая боль не бывает сильнее этой! – и он поднял лежавшую рядом тонкую трость, наконечник которой был усыпан мелкими острыми шипами. Потом провел ею по телу Драко, словно проверяя остроту шипов и остался удовлетворенным, увидев красные дорожки крови на груди юноши. Драко вздрогнул от мысли, зачем бы его мучителю понадобилась эта трость, и дернулся, безуспешно пытаясь вырваться. Нотт только гнусно рассмеялся и развел ноги Малфоя в стороны. В следующее мгновение наконечник трости оказался у Драко внутри. * * * …Он не будет кричать... Он не должен позволить Гарри согласиться на это. Поттер может не понять, что происходит, ведь его очки свалились на пол, а Драко заслонил Нотт. Главное – не упасть в обморок: гриффиндорец не сможет не заметить, как тело Драко повиснет на цепях… Это не было похоже даже на изнасилование. Закусив губу, и почти теряя сознание от боли, Малфой подумал, что, если переживет это, то не будет больше ничего чувствовать. Он подозревал, что его ноги все в крови, и молил Бога о том, чтобы Волдеморт забыл, что без очков Гарри ничего не видит. Драко и сам уже видел все в тумане от невыносимой боли и слез, которые стояли в глазах и стекали по щекам, капали на грудь и смешивались с кровью. Острые, как иглы, шипы разрывали изнутри его тело, а Нотт стал поворачивать трость… В глазах Драко окружающий мир заволокся багровым туманом, внутри, казалось, все пожирал огонь, но блондин молчал. Сил не хватало даже на крик… Тогда его мучитель резко дернул на себя и вверх. У Драко перехватило дыхание. А Нотт, увидев еще больше побелевшее лицо Малфоя, сделал так еще раз. Страшный крик разорвал застывшую тишину подземелья, отразившись от стен, и несдерживаемой волной хлынул к Гарри… * * * Гарри заставлял себя не смотреть на то, что происходило у противоположной стены. Без очков он различал только силуэты, но не в меру услужливое воображение рисовало такие картинки, от которых сердце готово было остановиться. Но Драко молчал, и мальчик заставлял себя думать, что слизеринца пока только пугают. Гарри понимал, что сейчас совершенно не время мечтать и размышлять об этом, но какое тело было у Драко!.. Все, что не видел Поттер, живо дополняло его воображение. И мальчик со стыдом почувствовал, как его лицо заливает жаркая краска. Наблюдая, как Нотт рвет на Драко тонкую шелковую рубашку, Гарри не мог удержаться от мыслей, как он сам раздевал бы слизеринца – медленно, едва касаясь, слегка лаская нежную кожу пальцами…. Мальчик и не представлял себе, какую боль ему может причинить только то, что с Малфоя так грубо срывают одежду. Гарри убеждал себя, что жизни слишком многих людей поставлены на карту, и это перевешивает жизнь Драко… Но вдруг блондин закричал так, что сердце гриффиндорца чуть не оборвалось. Он рванулся вперед, забыв о том, что прикован к стене. От страха за Малфоя он не мог произнести ни слова. Тут же рядом оказался Волдеморт. - О, Гарри! – воскликнул он. – Какое чудовищное упущение! Я забыл о твоих очках! – маг поднял их и, произнеся: «Окулюс репарум!», надел на Гарри. - Как тебе эта картина? – поинтересовался Волдеморт, указывая кивком головы на Малфоя и Нотта. – Теодор, повтори еще раз то, что ты сделал только что. Специально для Гарри. - Нет! – закричал Гарри, еще до конца не осознавший, почему пол с той стороны такой красный. - Non... - застонал Драко, задыхавшийся от боли, но стыдившийся признаться в своей слабости перед Поттером. – Je... ne peux pas plus... (Нет… Я… не могу больше…) - Ну что, Гарри? – спросил Волдеморт, поворачиваясь к гриффиндорцу. – Ты уже передумал или будем дальше проверять степень выносливости мистера Малфоя? А надо отдать должное, он долго держался, - с неким удивлением и даже уважением заметил Темный Лорд, обернувшись и взглянув на светловолосую голову, почти безжизненно упавшую на плечо. - Я согласен на все твои условия, - хрипло сказал Гарри, не желая думать о Дамблдоре, учениках Хогвартса и других волшебниках, большинство из которых теперь ждала смерть. Сейчас для него из всего мира существовал только Драко, такой прекрасный и такой измученный… - Теодор, оставь его, - приказал Волдеморт, и Нотт неохотно отошел от своей жертвы. - Только пообещай, что отпустишь его в Хогвартс! – твердо потребовал Гарри. Глупо было брать обещания с Волдеморта, но у мальчика не было выхода, и он надеялся на то, что у мага еще осталось представление о чести волшебника. - Отпустишь НАС в Хогвартс, - произнес тихий голос, выделив слово «нас». – Ты понял, Волдеморт? – освобожденный, и уже успевший, насколько это было возможно, залечить раны Малфой сидел на полу возле стены и держал в руках свою волшебную палочку, которую Беллатриса неосмотрительно бросила. Волдеморт даже не удостоил его взгляда. - Неужели ты думаешь, у тебя хватит магической силы убить меня? – и он расхохотался. - Нет, - глаза Драко сверкнули. – Но ее будет достаточно, чтобы убить себя, и тебе нечем будет шантажировать Поттера, - и блондин поднес палочку к своему горлу. – Я жду ответа. - Хорошо, - было заметно, какого труда стоило Волдеморту сказать это слово. – Гарри, теперь твоя очередь. Лорд взмахнул палочкой и цепи соскользнули с рук Гарри. Гриффиндорец, пошатываясь, шагнул вперед и протянул руку. - Бери, сколько тебе нужно. Волдеморт подвел его к столу и, придерживая руку мальчика над серебряной чашей, сделал надрез на предплечье. Гарри только вздрогнул, когда холодный металл глубоко вонзился в его кожу. Кровь быстро наполнила сосуд до краев, и Темный Лорд залечил рану. - Это портключ, – Волдеморт вложил в руку Гарри маленькую вещицу. – Иди, забирай своего Малфоя. Поттеру не пришлось повторять дважды. Он бросился к стене, поднял Драко на ноги, прижал к себе и активировал ключ. Оба в тот же миг исчезли, а Волдеморт ухмыльнулся и произнес: - Недолго он пробудет твоим Малфоем!.. Первое мгновение. Самоубийца (3) Портключ перенес мальчиков в Запретный лес. Похоже, это было первое место, которое пришло в голову Гарри. Упавший на заснеженную землю Драко тут же застонал: - Поттер, ну что, так трудно было переместиться хотя бы к избушке этого твоего великана? Гарри пробормотал: - Извини, сейчас попробую. Как и следовало ожидать, повторно портал не активировался. - Прости, я не хотел… - начал было Гарри, но, взглянув на Драко, резко замолчал и сглотнул. - Поттер, ну что ты на меня уставился? Что, впервые видишь?.. – начал Малфой, который еще замечательно держался, для мученика, и вдруг, взглянув на себя, понял, что, пожалуй, в таком облике Гарри действительно еще никогда его не видел. - Черт, Поттер, ты знаешь хоть одно заклинание, которое делает одежду?.. – нерешительно произнес блондин. - Н… нет… - Гарри медленно приходил в себя. – Ну… можно, наверное, трансфигурировать, например, это растение в плащ… Драко подозрительно взглянул на куст, о котором говорил гриффиндорец, и подумал, каким же на ощупь будет плащ, если у этого милого растеньица пятисантиметровые колючки. - Ну уж нет, Поттер. Что-то эта перспектива мне не улыбается… - Драко посмотрел на Гарри и успел уловить чуть заметную улыбку на его лице. – Поттер?.. - Извини, Малфой, в таком случае ничем не могу тебе помочь… - как-то подозрительно весело произнес Гарри. – Если только… - Если только что? Договаривай, Поттер, пока я не закоченел окончательно! – Драко начал раздражать тон его… - врага? друга? спасителя?.. – и в то же время он почувствовал, что Гарри ведет какую-то игру. - Если только не вот это, - произнес тот совершенно другим голосом, заставившим сердце Драко биться в два раза быстрее. Гарри наклонился над ним. «Он здесь, он живой!..», - билась в голове единственная мысль, заслоняющая собой все остальные, нарушающая привычный ход вещей, рождающая желание обнять, согреть, укрыть поцелуями... Мальчик никогда не отважился бы на подобное, если бы не ужасное потрясение. Он был слишком взволнован после пережитого, слишком счастлив тем, что Малфой спасен – Гарри просто не мог сейчас себя контролировать. Темно-зеленые глаза приближались, пока не закрыли все небо. Драко невыносимо захотелось окунуться в них, а через секунду он понял, что уже тонет в их пучине. По телу прошла легкая дрожь, едва ощутимо стало покалывать где-то внизу живота. Малфой подсознательно ждал чего-то подобного так давно, хотя не смел об этом и мечтать. Драко охватили необъяснимые чувства. Сначала ему хотелось спросить, что Гарри делает, но он боялся спугнуть это непередаваемое ощущение, а потом

Второе мгновение. Потерянный Рай (1) ...Вселенная с тобою не пуста: Ты населил ее теплом и светом. Твоя любовь прекрасна и чиста, Моя теперь уже не безответна. Видение не сбудется мое: От бурь тебя спасу, от смерти – спрячу, Я знаю, верю: мы пока вдвоем – Во всем нас ждет безумная удача! Ты подарил мне крылья – я взлетел, Не разжимая трепетных объятий, А ведь всегда боялся острых стрел, Кинжалов в спину, боли и проклятий. Увы, меня не сзади ждал удар, Не от врагов. Твоей рукою – в сердце. Измен, обманов-пыток череда... Сгорел я в пламени, в котором грелся. Ты с наслажденьем в грудь мне нож вонзил, И в ране повернул его с улыбкой, И все – чем я с тобой дышал и жил – Назвал ты самой страшною ошибкой. ...И небо разлетелось на куски, И мириады звезд моих взорвались, И кровь стучала бешено в виски, И с губ моих проклятия срывались, А сердце все молило о любви... Тебе я верил, но меня ты предал. Наверное, ты вспомнил: мы враги – И праздновал сейчас свою победу. ...Туман кровавый застилал глаза, Своей рукой я смерть тебе готовил, И бушевала за окном гроза. ...Но я не знал, что был ты невиновен. А ты простил меня за море слез. Я вышел на секунду, чтоб вернуться... Ты выпил яд, который я принес. Глоток – и ты заснул, чтоб не проснуться. - Почему именно такое время? – спросил зельевар, меривший шагами комнату вдоль и поперек. - Я ни в чем не уверен, Северус, - напомнил Дамблдор, взглянув на распростертое на диване тело. – Если все пойдет, как надо, он очнется уже скоро. - А если нет? – отрывисто сказал Снейп, глядя куда-то в краешек лепного узора, украшавшего камин. - Северус... – Дамблдор запнулся, словно не решаясь продолжать. – Я знаю, что он дорог для тебя. Поверь, я люблю его не меньше, но... - Я не люблю его, и вам это прекрасно известно, - отрезал Снейп, посмотрев директору в глаза. Этот взгляд он хорошо натренировал – ничего не дрогнуло на бледном лице, глаза не бегали по сторонам, а со стальным блеском впивались в собеседника, словно заставляя признать правоту говорившего. Но Дамблдор не оценил его усилий. - Как знаешь, - только и сказал он, и учитель мог бы поклясться, что длинная седая борода скрыла легкую усмешку. ____________________________ - Вингардиум Левиоса! – в ту же долю секунды, когда Драко соскользнул с парапета, закричал Гарри, которому непонятным образом удалось сохранить самообладание. Перенеся их обоих в комнату и применив Либеракорпус, он все еще сжимал запястье слизеринца. Драко приземлился на пол, а Гарри упал на него сверху, невольно прижав обе руки блондина к ковру. Ненужные очки улетели куда-то в сторону, но никто даже не заметил. - С…скажи это еще раз, - прошептал Драко, глядя на него из-под опущенных ресниц. - Я люблю тебя, - повторил Гарри, нежно целуя его послушные губы, несмело приоткрывшиеся навстречу. – Люблю, больше всего на свете… - Этого… не может… быть… - выдохнул Драко, но поцелуи Поттера доказывали обратное. - Люблю!.. люблю… - шептал Гарри, прикасаясь губами к холодным от мороза вискам Драко, целуя подбородок, шею, расстегивая несколько явно лишних пуговичек на рубашке… Потом настойчивые губы заскользили вдоль горла, а теплый острый язычок прочертил линию по тоненькой венке, и Драко застонал, отдаваясь этим ласковым рукам и губам. Такого с Малфоем не делал еще никто. Пальцы Гарри даже сквозь одежду обжигали не хуже огня в камине, губы сводили с ума, затрагивая каждую открытую клеточку тела, а язык оставлял на коже мокрые пылающие следы. - Еще… - молил он, хотя Поттер и не думал останавливаться. Гарри снова потянулся к бледно-розовым губам, и Драко страстно отвечал на поцелуй, пока не начал задыхаться. Тогда гриффиндорец отпустил губы и прикоснулся к шее. От этого касания в груди Драко, и вниз пошли горячие волны. Жаркое дыхание не просто согревало – оно обжигало его нежную кожу, мягкие черные волосы Гарри упали блондину на щеку, а по телу заскользили теплые сильные руки. Драко схватил правую руку Гарри и прижал к своему сердцу в нелепой надежде хоть чуть-чуть унять слишком быстрый бег. Получилось с точностью до наоборот – в руке Гарри оно затрепетало и забилось еще сильнее. - Тише… тише, сладкий мой… - прошептал черноволосый мальчик, успокаивающе целуя Драко в уголок губ, и не отнимая руки от его груди, не в силах прервать это волшебное ощущение, когда чье-то доверчиво бьющееся сердце принадлежит только тебе. Переживая, что сердце Драко, в последнее время перенесшее слишком много, может просто не выдержать такого сумасшедшего напора, Гарри дал любимому несколько минут передохнуть, а потом снова припал к его беззащитной шее, к бешено бьющейся голубоватой жилке, с трудом сдерживаясь, чтобы не прокусить ее. Драко запрокинул голову и прикрыл глаза, из его полуоткрытых и слегка припухших от поцелуев губ теперь уже безостановочно вырывались стоны. - О Боже… Гарри… ты такой… - блондин не смог говорить, потому что нога Гарри, раздвинув его ноги, оказалась между них, и колено двинулось вперед-назад… У Драко потемнело в глазах и, почти теряя сознание, он успел только крикнуть: - Гарри, я люблю тебя! – и мир вокруг, пошатнувшись, взорвался тысячами сверкающих звезд. Последнее, что увидел Малфой – это темно-зеленые глаза, смотревшие на него с невыразимой, теплой, как горячий песок, любовью. * * * Когда Драко проснулся на следующее утро, его первым ощущением было чье-то теплое дыхание на щеке. Приоткрыв глаза, и еще не понимая, что происходит, он увидел свою комнату, кровать и… Поттера, положившего голову ему на плечо. Первым желанием было оттолкнуть от себя гриффиндорца, но почему-то так не хотелось терять его тепло. События вчерашнего вечера стали постепенно приобретать ясность, и Драко ужаснулся, вспомнив, как вел себя под ласками Поттера. Ему стало невыносимо стыдно, и жаркая краска залила лицо. В голове всплывали яркие картинки вчерашней ночи и немного размытое ее завершение – Гарри, кажется, взял его, обессиленного, на руки, и отнес на кровать, а засыпая, Драко слышал его тихий голос, нашептывавший что-то такое хорошее и доброе. «О Мерлин, что я наделал! – надрывалась тревожная мысль в голове слизеринца. – Как теперь все это исправить?!» Драко посмотрел на то, что собирался исправлять. Это недоразумение не спало, как вначале подумал Малфой, а ласково поглаживало его грудь. Как ни странно, без своих дурацких очков Поттер был еще красивее – хотя, казалось бы, куда уж красивее! Драко поймал себя на мысли, что рассуждает в точности, как девчонка, но все это перестало иметь значение, когда он не смог унять дрожь, увидев, что рука Гарри как раз там, куда он сам ее вчера положил – на его, Малфоя, сердце. От этой мысли оно учащенно забилось, и Гарри тут же почувствовал это и поднял голову. - Доброе утро, Драко, - прошептал он, и легонько прикоснулся губами чуть ниже подбородка блондина, наблюдая за его реакцией. В серых глазах, сменяя друг друга, мелькали испуг, стыд, замешательство и даже страх. Но в одно мгновение, стоило Гарри поцеловать Малфоя, эта гамма чувств заменилась одним-единственным – нежностью. Гарри улыбнулся: Драко, наверное, не знал, что по его глазам можно читать, как по раскрытой книге. Хотя, может быть, эта книга открывалась только избранным. «Может, никому, кроме меня», - со счастливой улыбкой на лице подумал Гарри. «Ну что ты ухмыляешься, как кот, извалявшийся в сметане?» - думал Драко, поглядывая на это черноволосое лохматое чудо. Потом потянулся к нему и, не сдержавшись, вернул поцелуй, пробурчав: «Доброе утро», чем привел Поттера в еще более веселое состояние. - Ты всегда с утра такой? – смеясь, поинтересовался Гарри. - Какой? – все еще сохраняя насупленную физиономию, спросил Драко. - Такой… - выражение лица Гарри изменилось, когда он провел пальцами по плечу Драко и, видимо, гриффиндорец сказал совсем не то, что собирался сначала, - такой теплый… Драко увидел, как затуманиваются глаза цвета драгоценного камня, и почувствовал, что стоит на самом краешке над бездной безумия. Дыхание Гарри стало глубоким, и он, склонившись над Малфоем, начал нежными и прерывистыми движениями поглаживать грудь блондина. Стук сердца Драко отдавался в висках, как раз там, где Поттер только что провел пальцами. Одна рука Гарри оказалась в платиновых волосах, а тонкие пальцы второй переместились на подбородок, коснулись губ… потом прочертили линию по шее Драко, приостановились на ключицах, и снова скользнули к груди. Драко замер, растворяясь в ощущениях, на мгновение закрыл глаза, но потом, словно под действием какой-то неведомой силы, распахнул их – и уже не смог закрыть снова, потому что встретился взглядом с изумрудами. Это был его любимый цвет – зеленый, по краям смешанный с темно-синим. У Драко промелькнула мысль, что это – произведение искусства: глаза почти цвета морской волны, окаймленные длинными чернильными ресницами. Он не мог оторвать взгляда, как завороженный... Почему-то вспомнилось, что Гарри умеет говорить со змеями. Может, потому что у него такая же гипнотическая сила взгляда, как у них?.. И вот эти чарующие глаза оказались совсем близко, Гарри наклонил голову, и поцеловал Малфоя. По телу разлилась теплая, сладкая истома. Поцелуй был сначала мягкий, осторожный, будто спрашивавший разрешения, а потом, словно получив его, стал страстным и глубоким, затягивающим в свою пучину. Драко приподнялся навстречу, притянул Гарри еще ближе к себе, обняв за шею. Между тем, нежные смуглые руки ласкали белоснежную кожу на его груди. Было все жарче, и Драко задыхался. На лице слизеринца проступил яркий румянец, когда он осознал, что, кроме одеяла, на нем только боксеры. И когда это Поттер успел раздеть его?.. Это было не столь важно... Все настойчивее становились пальцы, и требовательнее – поцелуи. Гарри опустился ниже и начал прикусывать кожу Драко, вырывая у блондина стоны. Когда язык черноволосого мальчика стал обводить кружочки вокруг его сосков, а затем останавливаться в центре этих кружочков, Драко уже не мог сдерживать вздохи и вскрики. Из-под опущенных ресниц он все еще смотрел в глаза своего любимого, и видел, как они меняются, когда Гарри бросал короткий взгляд на его лицо. Чистейшие изумруды будто подергиваются дымкой, а черные зрачки расширяются. Прекрасно понимая, что сейчас для этого не самое подходящее время, Гарри уже не мог остановиться – под его ласками дрожало, таяло это совершенное тело, закрывались от наслаждения светлые, блестящие глаза, а нежно-розовые губы шептали: - О Гарри… еще… Любимый… Но нужно было вставать, сюда могли прийти, и тогда, если кто-нибудь узнает, самое прекрасное в мире счастье закончится, едва начавшись. - Драко… любимый мой… милый, - прошептал Гарри, оторвавшись от этих зовущих губ, - солнышко мое, котенок… Как же я люблю тебя!.. Драко вздохнул, медленно успокаиваясь и приходя в себя, и тихо проговорил: - Мне никто больше не нужен, только ты люби! Всегда, слышишь?.. – его губы дрогнули и страдальчески изогнулись, а в глазах заблестели слезы. – Скажи, что никогда не бросишь меня! – просил он, целуя руки Гарри и прижимая их к груди. - Посмотри, что ты со мной сделал! «Я, Малфой, плачу из-за тебя!» - недоговорил Драко, отворачиваясь, потому что меньше всего ему хотелось, чтобы Поттер видел его слезы. Но Гарри ласково взял его за подбородок и, притянув к себе, бережно их вытер. - Тише, хороший мой… Я обещаю, что никогда тебя не оставлю!.. Никогда, - повторил он, поглаживая всегда бледные, а теперь горевшие розовым румянцем щеки Малфоя. Драко закрыл глаза, словно ему так было легче говорить, и сказал: - Ты будешь презирать меня, я знаю. Я не достоин тебя, я такая сволочь, а теперь еще и плачу… Но я не могу без тебя жить, понимаешь ты, чертов Поттер? – Драко вдруг резко раскрыл глаза и будто попытался прочитать мысли своего любимого. Гарри обнял Малфоя, потянул к себе, и крепко-крепко прижал к своей груди. И Драко понял, что иногда слова не нужны – когда чувства слишком сильны, чтобы описать их; и почувствовал, что навсегда запомнит эту минуту, когда Гарри ТАК обнимал его. Он не променял бы этот миг даже на бессмертие. - Я никому тебя не отдам! – прошептал юноша, зная, что эти слова тоже навсегда сохранятся в его памяти. * * * Раздавшийся настойчивый стук в дверь разрушил волшебство момента. - Эй, Малфой! – прозвучал раздраженный голос Панси Паркинсон. – Ты собираешься сегодня вставать? Ты проспал уже все, что только можно было! - Да, - дрогнувшим голосом ответил Драко, даже не вспомнив о своем незаменимом: «Забыл отчитаться, что и когда мне делать», и с горечью посмотрел на Гарри. – Не хочу уходить. Гарри наклонился и поцеловал его в щеку, потому что от губ не сумел бы оторваться. Потом улыбнулся и сказал: - Я вернусь. Вечером. Драко посмотрел в чудные зеленые глаза и поверил. Он еще не знал, что теперь каждое утро Гарри будет говорить ему эти слова, и он всегда будет верить, а его впервые в жизни не будут обманывать. * * * Прошло несколько недель. Драко все еще не переставал удивляться, как это он умудрился ТАК влюбиться в Поттера. «Мой... Ты совсем-совсем мой...», - думал Малфой, незаметно разглядывая гриффиндорца, и не обращая внимания на то, как по-детски это звучит. Каждый день приносил что-то новое в их чувства. Во время занятий они избегали смотреть друг на друга, предпочитая глядеть на то, как на улице сыпется и поблескивает в лучах зимнего солнца снег, но вот после… Целые ночи напролет мальчишки не спали, сидя в обнимку на окне и разговаривая, или лежа перед камином, наблюдая за игрой переплетающихся огненных струек. Больше никогда Драко не испытывал жуткого, пробирающего до костей холода по ночам, когда даже теплое одеяло согревало далеко не сразу. Влюбленным было так тепло и уютно – наверное, от жара пламени камина... Странно только, что эти теплые волны разливались не снаружи, а изнутри, от сердца... Их безоблачное счастье не было замутнено ничем, и Драко, который сначала боялся, что это все слишком хрупко и рухнет, как карточный домик, понемногу привык к тому, что Гарри всегда рядом и держит свои обещания. Они оба изменились до неузнаваемости: не внешне, а в душе. Гарри сиял так, будто каждый пережитый день был днем празднования победы над Волдемортом, а Драко, хоть и не утратил своей аристократической надменности, но довольно спокойно стал относиться к магглокровкам и оборотням, в частности – к Люпину. Рон по началу не понимал причин Гарриной метаморфозы, но был искренне рад за друга, а Гермиона загадочно улыбалась и однажды даже подарила Гарри книжку, от называния которой у него покраснели уши. Подруга же в ответ мило усмехнулась и сказала, что там много действительно полезных советов. У Драко друзей не было, поэтому некому было изумляться его перемене. Правда, Блейз Забини как-то многозначительно улыбался, а Снейп заметил однажды своему лучшему ученику: - Мистер Малфой, некоторые чувства губительны, - и добавил уже мягче: - Драко, мне не хотелось бы, чтобы ваше сердце было разбито. Поэтому постарайтесь убедиться, что предмет вашего увлечения достоин любви. - О да, профессор, - с горящими глазами заверил его Драко, который как раз спешил в свою комнату, где Гарри уже должен был его дожидаться, - он достоин! - «Он»… - пробормотал зельевар, когда его лучший ученик скрылся в конце коридора. Что это – простая оговорка, случайность, или?.. Или его любимый Драко интересуется мальчиками? Снейп не смог не поморщиться, подумав о том, не пассивную ли роль играл казавшийся слишком хрупким блондин в этих отношениях. Но тут же пресек нездоровое любопытство и странные мысли – в конце концов, все это могло оказаться лишь его домыслами и, к тому же, каждый человек волен быть таким, каким ему угодно. Даже Драко, а может быть, особенно Драко. Слишком уж любил зельевар этого мальчишку, такого талантливого и высокомерного, самого популярного парня слизеринского факультета – и при этом такого же одинокого, как сам Северус. Снейп, в любом случае, примет его таким, какой он есть. И все же на языке так и вертелся вопрос: «А может, это действительно он?» * * * Этим вечером исполнялся ровно месяц с момента спасения юного самоубийцы Драко, и ровно два месяца – с памятных событий в Запретном лесу. «И это определенно нужно отметить», - думал Драко, летя, как на крыльях, в слизеринскую гостиную. В его голове крутились картинки недавнего прошлого, их с Гарри посиделки при луне, пикировки – теперь уже дружеские, маленькие «секреты», которые, конечно же, нельзя рассказать «никому, кроме тебя!». Например, их недавний разговор, когда бессовестный Поттер, усевшись в носках на собственную (и идеально чистую!!!) кровать слизеринского старосты, вещал: - Знаешь, что у нас говорили о Слизерине? Это уже почти как легенда: будто все вы – темные маги, и потому у вас вместо крови жидкий лед. Драко только и смог, что улыбнуться – у него от такой детской непосредственности напрочь отпало желание воспитывать неряху, и он ответил: - Ага, так и есть. Даже если разобраться: ваш «жидкий лед» - это ни что иное, как вода, а вода – мало того, что стихия Слизерина, так еще и течет в теле каждого человека, да будет тебе известно! Гарри на это насупился, и пробормотал что-то из оперы «и без водянистых знаю», на что «водянистые» нисколько не обиделись и, забравшись ему на колени, повалили на кровать. Потом им показалось этого мало, и скоро над постельным побоищем летал белый пух. Как выяснилось впоследствии, в тот вечер не одна подушка пала смертью храбрых... До сих пор парни не позволяли себе ничего «лишнего» - то ли из боязни причинить боль, то ли еще почему. Их сексуальные отношения не зашли пока дальше того, что позволил себе Поттер в Запретном Лесу. Гриффиндорец, у которого был хоть какой-то опыт, постепенно обучал всему и Драко. Малфою всегда казалось мало, но он не смел просить о большем, боясь нарушить и то хрупкое счастье, что воцарилось между ним и Гарри. Но сегодня, в честь столь значимого «юбилея», слизеринец имел право подумать о более взрослых отношениях. Он сжимал в руках тонкий, из воздушной ткани, шарфик и, почти закрыв глаза, мечтал о том, что сегодня будет делать с Гарри при помощи этого самого шарфика… И чуть не налетел на Блейза Забини, который выходил из общей спальни. - Драко, постой, - Блейз придержал его за руку, - ты знаешь новость про ЗоТИ? - Какую еще новость? – Малфой нетерпеливо постукивал каблуком, и Забини, заметив это, сказал: - Ну… Это не настолько, наверное, важно, чтобы отвлекать тебя, - Блейз улыбнулся немного грустно, и отпустил Малфоя. – Иди, иди, я же вижу, ты спешишь. - Спасибо, что понял, - искренне сказал Драко и, пожав руку Забини, скрылся за дверью своей комнаты. - Пожалуйста, - тихо проговорил Блейз, все еще чувствуя жар, будто от ожога там, где руки коснулась рука его белокурой мечты, и пытаясь проглотить горький комок в горле. * * * Драко влетел в комнату, захлопнул дверь, и… замер: несмотря на то, что на улице было еще не слишком сумеречно, внутри царила темнота. - Гарри… - слегка волнуясь, позвал Драко, и в ту же секунду перед его глазами возникла картинка, плавно превратившаяся в видение. Гарри, закрыв глаза, стоит, прижавшись к стене, и его страстно целует какой-то мужчина. Незнакомец повернулся спиной к Драко, поэтому не видно лица. Зато вот лицо Поттера видно прекрасно: приподняв голову, он отвечает на поцелуи с таким удовольствием, как, кажется, никогда не отвечал на поцелуи Малфоя. А потом эту сменила следующая картинка: Гарри лежит на столе в луже собственной крови, а его нежное тело – одна сплошная рана, будто какое-то чудовище разорвало мальчика зубами и когтями. Непонятно, как, но он все еще жив. Драко даже отчетливо видит, как дрожат мокрые от слез черные ресницы, и Поттер застывшим взглядом смотрит на того самого незнакомца, что целовал его, а теперь держит в руке меч. А потом вдруг тот пропал, и Драко увидел на его месте себя, глядящего на Гарри сверху вниз. И, словно в замедленной съемке, наблюдал, как его собственные руки поднимают меч и изо всех сил ударяют гриффиндорца прямо в грудь так, что острый наконечник пронзает его сердце. А глаза… глаза Гарри все равно смотрят на него с любовью, когда мальчик последний раз резко выдыхает и умирает… Потом все заволокла темная пелена, и Драко будто очнулся. - Гарри! – закричал он, еще не придя в себя от только что пережитого ужаса. В ту же минуту (может быть, по мановению волшебной палочки), зажглись свечи. Глазам Малфоя предстала прекрасная картина: свечи были рассеяны в воздухе так, что образовывали сердце; черный бархат ковра был усеян красными и белыми лепестками роз, длинный темно-зеленый полог кровати доставал до пола. А на полу, согнув одну ногу в колене и обхватив ее рукой, немного откинув голову назад, в полурасстегнутой рубашке сидел Гарри, и улыбался, слегка щурясь без очков. Кажется, он хотел устроить атмосферу романтики, и перечитал девчоночьих книг... Но сейчас это волновало Малфоя меньше всего. Драко кинулся к Поттеру и, покрывая его лицо поцелуями, горячо зашептал: - Гарри, любимый… Хороший мой, родной… - не замечая даже, что из глаз катятся слезы. Гарри, наверное, тоже хотел сделать ему сюрприз, но Драко сейчас будто не видел окружавшей его красоты. Для него было важно только одно: крепко держать в руках свое счастье, своего черноволосого любимого. Прижать к груди так сильно, как только возможно, и никогда, никому не отдавать… - Тише, тише, что с тобой? – успокаивающе заговорил Гарри, еще ближе притягивая Малфоя к себе. Драко перевел дыхание, услышав стук сердца любимого, и спрятал лицо в темных волнистых волосах. - Не оставляй меня, никогда… Прошу тебя… - говорил Драко, гладя мягкий шелк темных волос. - Не смогу, - улыбнулся Гарри, стараясь говорить весело, чтоб успокоить Малфоя. – Мне же это самому невыгодно! Драко немного отклонился назад, чтобы посмотреть в зеленые глаза, на поверхности которых сияла искорка веселья, а где-то в глубине затаилось напряжение, вызванное, наверное, неожиданной взволнованностью Малфоя. Драко не хотел расстраивать Гарри, и тем более, заставлять его волноваться, поэтому блондин заставил себя сосредоточиться на нежных губах гриффиндорца. И очень скоро все остальное перестало иметь значение… Драко провел пальцем по алым приоткрытым губам, по точеной шее, к груди. Подняв голову, и снова утонув в бездонных глазах, произнес: - Я хочу тебя. - Я твой… - прошептал Гарри, позволяя целовать себя и отдаваясь жарким губам без остатка… - Милый мой… хороший… - не останавливаясь, говорил Драко. Прильнул к обнаженной груди Гарри, прошелся языком к соску, лизнул, вырвав у любовника стон, стянул рубашку с Гарриных плеч, не забывая покрывать их поцелуями. - Какой же ты… сладкий…. – прошептал в ухо, чуть прикусив мочку, - люблю… - как будто учился говорить это слово, такое незнакомое раньше, - люблю… Быстрыми, легкими поцелуями касался лица, повторяя: - Если бы ты только знал, как я тебя люблю! Я не могу дышать без тебя, не могу жить… - снова ресницы слипаются от слез. – Не оставляй меня, Гарри, никогда, прошу!.. Я не вынесу этого!.. – Драко гладил щеки, скулы, плечи мальчика, и всматривался в зеленые глаза. - Никогда! – отвечал Гарри, снова и снова перехватывая бледные губы своими. - Нежный мой… - руки заскользили по груди, животу, к бедрам, лаская чувствительную кожу. Драко подхватил упавший на кровать шарф и лукаво улыбнулся, небрежным движением незаметно смахнув слезы. - Что ты собираешься делать? – произнес Поттер, впрочем, не пытаясь сопротивляться, когда Драко обхватил его. - Просто доверься мне, - шепнул ему Драко, поднял, как ребенка, и легко бросил на кровать, вызвав у Гарри удивленный вздох. Потом завел руки мальчика за голову и привязал шарфом к кровати. На красивом бледном лице мелькнула тень ухмылки, когда Малфой властно накрыл губы гриффиндорца своими и, оторвавшись от них после страстного поцелуя, сказал: - Теперь ты полностью в моих руках, и я могу делать с тобой, что хочу. - А чего же ты хочешь? – улыбаясь, заговорщически поинтересовался Гарри. Драко молчал, и только, учащенно дыша и чуть приоткрыв губы, смотрел на него. А потом словно с ума сошел: начал исступленно, не прерываясь ни на секунду, целовать. Как можно остановиться, когда хочешь кого-то безумно, до дрожи в кончиках пальцев, до предела, за которым уже нет разума?.. Наконец Драко оставил губы Гарри и перешел на шею, впиваясь в нее долгими вампирскими поцелуями. Забывшись, Малфой прокусил тонкую кожу, и только вскрик Гарри привел его в чувство. - О Боже! – расширившимися глазами Драко смотрел, как по шее мальчика стекает ярко-красная капля крови. – Прости меня, пожалуйста, я совсем с ума схожу… Тебе больно? – спрашивал слизеринец, целуя черные ресницы. - Нет… продолжай… - отвечал Гарри, через секунду чувствуя, как губы Драко снова смыкаются на его шее. Малфой осторожно слизнул алую каплю, приласкал ранку язычком, и прошептал: - Теперь я знаю на вкус тебя всего, даже твою кровь… Но я еще кое-чего не знаю, - и медленно, заставляя Гарри вздрагивать при каждом прикосновении, Драко стал опускаться вниз. Пряжка Гарриного брючного ремня была благополучно оторвана, потому что у Малфоя слишком дрожали руки, когда он пытался ее расстегнуть. Брюки полетели на пол, за ними – боксеры, и тишину прорезал томительный стон. - Драко… что ты… аах… Эти руки, губы, язык творили что-то невообразимое с его телом, а Гарри не мог даже пошевелиться. Хотелось зарыться руками в серебристые волосы, но запястья были крепко стянуты шарфом. А Драко чередовал движения: быстрее – медленнее – снова быстрее – замер. Его язык вытворял такое, от чего Гарри хотелось кричать, и он забывал, что это все – неправильно, не должно быть, что надменный Малфой просто НЕ МОЖЕТ этого делать, и только вскрикивал: - О Боже… Драко… быстрее… Но слизеринец никуда не торопился. Ему доставляло удовольствие смотреть на лицо Поттера, улавливая мельчайшие оттенки его чувств. Темные волосы разметались по белоснежной подушке, а смуглое тело составляло великолепный контраст с темно-зеленой тканью полога кровати, который каким-то образом оказался под Гарри. Гриффиндорец не переставал стонать и метаться по постели, - да разве возможно было это прекратить, когда Малфой снова и снова обволакивал его своими губами, ласкал языком, словно сладкую конфету?.. Драко неожиданно почувствовал, что дороже этого мальчика у него никогда никого не будет, что он сделает все, лишь бы Гарри был счастлив. «Это чудо… Он даже не подозревает, насколько красив… как прекрасна и чиста его душа!.. За что мне это счастье, чем я заслужил его?..» - задавал себе вопрос Драко, глядя на лицо любимого, на котором уже минуту выражалось бесконечное блаженство. Малфой не удивлялся даже собственной сентиментальности – когда дело касалось Гарри, он просто терял голову. «Как он может любить меня? За что?» - повторял Драко, склоняясь над Поттером и заглядывая в огромные глаза. И в ответ получал улыбку, красноречиво говорившую без слов: «За все, и ни за что. Просто люблю». - Просто люби… - шептал Драко, чувствуя легкое пощипывание в глазах, безостановочно целуя податливые алые губы, сжимая в объятиях только ему покорное тело, задыхаясь от страсти и нежности, волнами накрывающих его, ощущая под пальцами трепетную дрожь. Его руки снова исследовали каждый дюйм Гарриной кожи, находя все новые и новые источники наслаждения. Он не мог, не умел выразить словами то, как сильно любит Гарри, и хотел подарить своему мальчику райское блаженство, чтобы показать это... Одним только поцелуем в губы Драко довел Поттера почти до изнеможения, а затем снова начал скользить по его телу губами. Пробравшись руками под спину мальчика, блондин приподнял его над кроватью так, что черноволосая голова запрокинулась, – и приник губами к смуглой груди. От разгоряченного тела Гарри исходил жар, Драко, как мог, боролся с желанием разукрасить это совершенство своими метками: глубокими, до крови, укусами и засосами... Слизеринец никогда еще не хотел никого НАСТОЛЬКО сильно, не подозревал, что внутри него живет зверь, способный подчинять себе непреклонную волю, выжигать здравый рассудок, оставляя одно только кипящее, разливающееся по венам, как лава, желание... Господи, но он же не может так! Не хочет причинить боль любимому! Драко заставил себя глубоко вдохнуть и представить, будто на него вылили ушат ледяной воды. Для него, считавшего себя таким хладнокровным, стало настоящим шоком то, что он чувствовал к Поттеру... Гарри смотрел на своего Серебряного Принца, не в силах вымолвить ни слова. Сейчас одна за другой сбывались самые смелые, невозможные мечты гриффиндорца: он протянул руки и стащил уже давно расстегнутую рубашку Драко с мраморно белых плеч, любуясь совершенным телом блондина, сквозь тонкую полупрозрачную кожу которого просвечивали голубоватые паутинки вен. Любимый белокурый ангел склонялся над ним так низко, что даже в темноте Гарри мог разглядеть, как затуманиваются светлые глаза, как расширяются зрачки, делая их почти черными... Дыханье Драко сбилось, он то и дело пытался набрать больше воздуха в легкие – и не мог: не мог остановиться, целовал снова и снова... Гарри никогда не видел Малфоя таким, мальчик снова, как тогда, в лесу, старался запомнить каждый вздох любимого – как самое дорогое, самое огромное на свете Счастье... Вот его принц остановился, вероятно, боясь сделать больно. - Драко, ну ты же хочешь этого? Ну так делай, прошу тебя... – прошептал Гарри, которого сводила с ума эта внезапная нерешительность. Малфоя не пришлось долго уговаривать: судорожно вздохнув, он прильнул к твердой бусинке соска, обхватил ее губами и слегка потянул на себя, прикусил, снова нежно поцеловал, лизнул острым язычком... Гарри застонал и выгнулся под ним, приглашая не прерывать такое занятие ни на секунду. Но слизеринец, как всегда, поступил по-своему: оставив в покое сосок, он подул на него, а затем занялся вторым... Драко не стоило особого труда опять заставить Гарри задыхаться и вздрагивать от любого прикосновения... Спускаясь все ниже по телу любовника, Малфой наблюдал за тем, как тот реагирует на очередное его действие, и с каждым разом медленнее повторял то, что вызывало особенно чувственные стоны. Тонкие, легкие пальцы слизеринца летали где-то внизу живота черноволосого мальчика, раз за разом затрагивая самые чувствительные точки, о чем оповещали все более несдержанные вскрики. Отвлекая своего любимого жгучим поцелуем, Драко начал осторожно кружить пальцами около его входа, слегка надавливая, готовый в любую минуту прекратить это, если Гарри будет против. Гриффиндорец же потерял способность говорить, когда тонкие пальчики стали ласкать нежную кожу. По всему телу будто побежали электрические разряды, и оно, казалось, горело там, где притрагивался Драко; безумно захотелось почувствовать эти пальцы внутри себя, но Гарри не смел просить о таком. Но Малфою и не нужно было говорить: прошептав какое-то заклятие, от чего его пальцы сделались влажными и скользкими, он проник одним в Гарри. Не дав мальчику опомниться, Драко начал внутри медленные движения. Поттер широко раскрыл глаза от удивления, и застонал: - О… что ты делаешь?.. «Неужели ты это делаешь со мной?..» - Тебе разве не нравится? – ухмыльнулся блондин, прибавляя еще один палец и, склонившись к гриффиндорцу, провел, едва касаясь, языком по губам, затем, властно открывая их, скользнул внутрь. Гарри потерялся в ощущениях. Нежные прикосновения пальцев Драко внутри него соединялись с обжигающими поцелуями, и от этих диких контрастов он терял рассудок. - Сильнее... любимый, глубже... еще... – стонал мальчик, но вскоре осознал, что этого не хватает, недостаточно, слишком мало... - Драко… возьми меня… - прошептал он, не думая о том, что говорит, просто утонув в сумасшедшем желании слиться с любимым до конца. Блондин замер на мгновение, впившись в глаза Гарри странным взглядом, а потом тихо промолвил в полуоткрытые губы: - Прости… я сделаю тебе больно… Ты правда этого хочешь? - Да… - выдохнул мальчик, не отрывая взгляда от темно-серых теперь глаз, - да, я хочу тебя… - О Боже, Гарри… - простонал Драко. – Ты не ведаешь, что творишь… Сколько времени он держал себя в руках из последних сил, сходил с ума от близости Гарриного горячего тела и страха причинить ему боль!.. Но сейчас его любимый сам просил об этом, и Драко уже не мог остановиться. - Ненаглядный мой, ты только что подписал контракт с дьяволом, - прошептал слизеринец и резко выдернул пальцы. Мгновение – и, продемонстрировав чудеса гибкости, Малфой снял черные брюки вместе с плавками, причем оба предмета гардероба моментально улетели куда-то в неопределенном направлении. В ту же секунду Гарри оказался крепко прижатым к кровати, и Драко медленно вошел в него. Относительную тишину ночи прорезал крик, и Малфой накрыл губы мальчика своими, давая небольшую передышку, и зашептал: - Котеночек мой… ласковый… хороший… счастье мое… потерпи... сейчас... Как ему удавалось удержаться – он не знал. Внутри Гарри было настолько горячо, и невыносимо узко, что Драко держал себя в руках, наверное, только из боязни разорвать, растерзать это тело, поддавшись безумному желанию. - Драко, любимый, не останавливайся, - сквозь слезы проговорил гриффиндорец. Блондин прикрыл глаза и возобновил ритм, чуть сменив угол, и наблюдая, как лицо Гарри меняется, выражая теперь, когда Драко задел чувствительную точку внутри, уже не боль, а неописуемое наслаждение. Одной рукой Драко нашел конец шарфа, все еще связывавшего руки Гарри, и освободил мальчика, который обнял его и приподнялся навстречу. Прохладные - от них отлила кровь, за время, пока они были связаны, - руки заскользили по спине, обхватили бедра, притягивая Малфоя еще ближе, так близко, что становилось больно. Как последний глоток воздуха, Драко ловил каждый стон, каждый вздох любимого, продолжая всматриваться в бесконечную глубину его глаз, вслушиваться в прерывистый шепот, в то, как Гарри снова и снова повторял его имя: - О Драко!.. еще… Драко... Драко... Дра-а-ко!.. Чувствовать под губами это теплое, сладкое тело, сливаясь с любимым каждой клеточкой, переплетая руки, объединяя в одном порыве души… Темноволосая голова запрокинулась назад, и губы блондина тут же оказались на шее Гарри, сводя мальчика с ума. - Я люблю тебя! – выкрикнул Гарри, прижимая к себе тонкое сильное тело любовника, и Драко, падая вместе с ним в омут наслаждения, закричал и выдохнул в открытые губы: - Я никому тебя не отдам! * * * Этим утром Драко проснулся очень рано. Осторожно, чтобы не разбудить Гарри, вытащил руку у него из-под головы и, бережно уложив мальчика на подушки, склонился над ним. Гарри улыбнулся во сне и неосознанно провел рукой по руке Малфоя, который не мог оторваться от созерцания этого чуда. Не в силах сдержать улыбку, Драко рассматривал темные длиннющие ресницы, губы – такие мягкие, он это знал точно, - бархатистые щеки, каждый завиток взлохмаченных волос… И вдруг отчетливо понял, что его счастье закончилось. Сегодня. В эту самую минуту. Второе мгновение. Потерянный Рай (2) Когда Гарри открыл глаза, Драко рядом не было. Остывшая постель лучше всяких слов говорила о том, что он ушел давно. У Гарри невольно сжалось сердце: Малфой никогда не оставлял его утром одного. Пропажа нашлась, стоило мальчику посмотреть на окно. Блондин сидел на подоконнике, согнув ноги в коленях и обхватив их руками, челка упала вниз и закрывала его лицо. - Драко… - прошептал Гарри, подойдя к нему, обняв за плечи и уткнувшись лицом в шею любимого. Малфой аккуратно снял его руки со своих плеч и, соскользнув с подоконника, притянул мальчика к себе. - Что, Драко? – немного взволнованно проговорил Гарри. Тот молчал, только еще сильнее прижал к себе возлюбленного. Гарри решил стоять, не шелохнувшись, пока Драко сам не отпустит его. А лучше бы простоять так целую вечность. Но вдруг что-то стукнулось о стекло. Подняв голову, Гарри увидел сову, которая безуспешно пыталась влететь в комнату, зажав в лапке письмо. - Драко… Надо впустить ее, - прошептал Гарри на ухо слизеринцу, тихонько разжимая его объятия. Драко поднял голову и горячо зашептал: - Нет, не надо. Гарри, послушай меня, не надо. Мальчик недоуменно посмотрел на него и улыбнулся: - Драко, это всего лишь сова. Подожди, я сейчас, - и, освободившись от рук Малфоя, Гарри впустил птицу и распечатал письмо, поднося его ближе к глазам, чтобы прочитать. - Меня хочет видеть Дамблдор, - немного удивленно сказал он. – Прямо сейчас, - и, подняв глаза на Драко, быстро добавил: - Я уверен, это ненадолго, я сразу вернусь. Гарри обнял Драко, нетребовательно поцеловал в губы, быстро оделся, нацепил чудом найденные под ворохом вещей очки и, еще раз взглянув на него, накинул мантию-невидимку. Скрипнула приоткрывающаяся, и затем закрывшаяся дверь, и Драко опустился на пол. «Он не вернется», - застыла мысль. Кто-то уже вынес приговор, окончательный и бесповоротный. Эту мысль бесполезно было отгонять, потому что Малфой откуда-то точно знал: это правда. * * * Выскользнув из слизеринской гостиной, пробегая по коридору, даже поднимаясь в кабинет Дамблдора, Гарри не мог отогнать навязчивую картинку: Драко, смотрящий на него совершенно сухими глазами, в то время как Гарри отчетливо ощущал, что душа слизеринца разрывается от сжатой в тугой комок невыносимой боли. * * * - Почему? – вопрошал Гарри у директора в который раз, упрямо не соглашаясь с тем, что услышал. - Гарри, мальчик мой, - Дамблдор ободряюще положил руку ему на плечо, - я для тебя сейчас не могу сделать ничего, кроме этого. - Но профессор! Гораздо безопаснее, по-моему, было бы оставаться в Хогвартсе… - Нет, Гарри. Надежные люди из Ордена сообщили, что Волдеморт готовит какую-то операцию. - И вы отправляете меня в безопасное место, в то время как мои друзья будут сражаться с Пожирателями! – не удержался мальчик. Дамблдор прошелся по кабинету, словно что-то обдумывая, а потом сказал: - Дело в том, что это не будет атака. Наш разведчик передал, что Волдеморт занят составлением стратегии, не имеющей ничего общего с нападением. И целью являешься ты. Гарри хмыкнул. - Профессор, я уже привык. Директор улыбнулся. - И все же в этот раз тебе придется уехать, причем прямо сейчас. Не переживай, твои друзья не пострадают, - пресек Дамблдор незаданный вопрос. – Прости, Гарри, - добавил он, всматриваясь в лицо мальчика и, кажется, видя не только то, что было на поверхности, - но это необходимо. Верь мне. Гарри кивнул и опустил голову. Затем вдруг резко поднял взгляд на директора. - Профессор, Драко… Драко Малфой… Волдеморт может охотиться и за ним тоже, - и, словно набравшись духу, Гарри выпалил: - Может, он поедет со мной? Дамблдор с грустью посмотрел в эти ярко-зеленые, чистые глаза. «Совсем как я когда-то… Но не могу же я рассказать этому мальчику, что относительно Драко есть два пророчества, одно из которых…» И директор, заставив себя улыбнуться, сказал: - Гарри, он не может поехать с тобой, потому что его отец – Пожиратель смерти. Используя кровную связь, он может найти Драко, и тем самым мы не только потеряем штаб-квартиру, но и вас обоих. Но я обещаю тебе, с младшим Малфоем все будет хорошо, - скрепя сердце, закончил директор. Гарри послушно склонил голову. - Когда я должен уехать, сэр? - Прямо сейчас, Гарри, - вздохнул Дамблдор, указывая на камин. – С помощью летучего пороха, в дом на площади Гриммо, 12. Вещи и Букля прибудут чуть позже. Прошу. - Даже не попрощавшись с друзьями? – взволнованно произнес Гарри. - Об этом не должен знать никто. Так надо, Гарри. От мальчика хлынула волна такого безысходного отчаяния, что директор даже испугался. «Что любовь делает с сердцами?.. А может, так даже лучше, это все же легче, чем то, что ему доведется пережить, если он и дальше будет любить Драко». С Малфоем-младшим ничего не будет хорошо, как директор заверял Гарри. Дамблдор снова внутренне содрогнулся, вспомнив пророчество, которое неделю назад получил о Драко. Ему ужасно захотелось повернуть время вспять, чтобы, возможно, избежать такого известия… но был ли он вправе? И Дамблдор мысленно попытался простить себя за то, что обманул Гарри. - Я верю вам, профессор, - сказал мальчик и шагнул в камин. «Так надо, - убеждал себя директор, расхаживая по кабинету, - так надо». И почему-то вдруг почувствовал себя тысячелетним стариком, когда сердце екнуло: «А лучше бы он не поверил. Один-единственный раз». * * * Безуспешно отыскивая Гарри в школе на протяжении дня, вечером Драко столкнулся с Роном Уизли, который, потоптавшись немного на месте, выдавил: - Это… Гермиона сказала передать тебе, что с Гарри все нормально, его просто не будет некоторое время, - Рон поднял глаза и закончил: - Правда, не понимаю, тебе до этого какое дело? - Я и не надеялся, что ты способен понять, - процедил Малфой совершенно автоматически, и тут только до него дошла первая часть сказанного Роном: - Что? Откуда она знает? Уизли явно был поражен резкой переменой тона, потому что его лицо представляло собой живописную картину неизвестного, но весьма талантливого художника «Не понял?» Драко пришлось встряхнуть его за плечи, чтобы привести в чувство. - Уизли. Я. Спросил. Откуда. Она. Знает. - Дамблдор сказал… А тебе-то что? – наконец разозлился Рон. Словно не слыша его, Малфой смотрел в одну точку и часто-часто дышал. - Надолго? – такой надменный голос прозвучал хрипло, сдавленно, словно его обладателю кто-то сжимал горло. - Не знаю… - почему-то перешел на шепот Рон, удивленно смотря на извечного врага. Малфой вдруг сорвался с места, моментально пересек коридор и скрылся в другом конце. Повинуясь какому-то безотчетному побуждению, Рон побежал следом. Малфоя он нашел в заброшенном коридоре, сидящим на полу у стены, запрятавшим голову в коленях. И почему-то откуда-то пришло необъяснимо сильное желание подойти, сесть рядом и обнять этого человека, которого еще так недавно Рон считал самым большим гаденышем школы, и который сейчас не вызывал ничего, кроме жалости. Испугавшись неожиданного порыва, Уизли сбежал, по пути опрокинув стоявший тут же инвентарь Филча, учинив сильный грохот. Малфой не поднял головы и даже не вздрогнул. * * * - Друзья мои! – вещал Дамблдор c трибуны Большого зала на следующий день. – В связи с новыми обстоятельствами в нашей школе введены специальные меры предосторожности. С завтрашнего дня вам будут читать расширенный и углубленный курс Защиты от Темных Искусств. Позвольте представить нового преподавателя – Альфреда Эними, он прибыл к нам из Бельстека, - директор взмахнул рукой, указывая на поднявшегося из-за преподавательского стола молодого человека с темными, стянутыми атласной лентой длинными волосами. Француз слегка наклонил голову в приветствии, и пара прядей отделилась от прически, упав на лицо, а секундой позже тонкие белые пальцы подхватили волосы и заправили обратно. По залу пронесся шепоток: за движениями нового профессора наблюдали все, а три четверти учеников, вне зависимости от пола и возраста – с нескрываемым любопытством, переходящим в молчаливое восхищение. Драко справедливо можно было бы отнести к последним: юноша с детства увлекался красивыми вещами и людьми. Но сейчас этот интерес был чисто механическим, оценочным. Драко машинально про себя отметил тонкие, правильные черты лица брюнета, черные, горделивой дугой изогнутые брови и яркие, кажется, синие, под цвет ленте на волосах, глаза. Но буквально через минуту слизеринец снова погрузился в созерцание своей пустой тарелки, выводя что-то по ней ножом, не обращая никакого внимания на неприятный скрежет, и напрочь забыл и о ЗоТИ, и о красавце-преподавателе, да и обо всем окружающем мире. «Гарри, где же ты? С тобой все в порядке?» Как же наивно, по-детски задавать в пустоту подобные вопросы! Но Драко не мог вынести отчаяния и страха, холодными пальцами сжимавших сердце. Хоть немного приободряло то, что не исчез Дамблдор, да и лицо его не выражало печали, только легкую тревогу, которую при желании (а таковое было) Драко мог списать на переживание за судьбу учеников в такое время. И все равно что-то было не так. - Здесь занято? Раздавшийся над ухом негромкий голос выдернул Малфоя из пучины холода, пробиравшего его изнутри. - А… нет, пожалуйста, - Драко отодвинул свою сумку и поднял голову. - Спасибо, - произнесла черноволосая девушка лет семнадцати, которую Драко раньше здесь не видел. Сев рядом с ним, она улыбнулась: - Камелия Крам, – и совсем не жеманно протянула ему руку. Малфой, как и подобает выходцу из аристократического рода, поднес ее ручку к губам, и проговорил: - У тебя очень красивое, необычное имя! Приятно познакомиться. Я Драко Малфой, - в свою очередь блондин слегка наклонил голову, а поднимая глаза, успел заметить заинтригованный взгляд глаз цвета черного кофе. Это польстило ему, и даже вызвало слабую улыбку, но она была вовсе не радостной, а какой-то вымученной. Новая знакомая, между тем, не собиралась оставлять его наедине с грустными мыслями. Ухватив что-то со стола, она сказала Драко: - Закрой глаза. - Зачем? – в недоумении спросил он. - Ты меня боишься? – Камелия надула губки. - Вот еще! – фыркнул Драко, улыбнулся и зажмурился. - Открой рот, - последовал приказ. - Ну, если не положишь туда таракана… - задумчиво протянул Драко. Парень и сам не понимал, почему подыгрывает этой девице, но она ему сразу чем-то понравилась. Может, тем, что ей одной удалось хоть на пару минут отвлечь его от беспокойных мыслей о Гарри. - Теперь я уверен, что это был не таракан, - улыбнулся Малфой, съев конфету и открывая один глаз. Камелия сидела напротив и смеялась. - Видел бы ты себя! - А что? – Драко вытянул зеркало и затрясся от хохота. Из стекла на него взирало существо, у которого вместо рта был фантик от конфеты, шевелившийся при каждом слове. К тому же ЗЕЛЕНЫЙ! - Это что? – прошелестел зеленый фантик. – Из магазина Уизли? - Ага, - закивала Камелия, со слезящимися от смеха глазами. – Это первое место, куда меня повели, как только я приехала к вам. Держи, - она протянула Малфою еще одну конфету, - сейчас губы станут нормальными. Через две секунды: - А сто, селеный – эсо сеперь нормальный цвет губ? И посему я сепелявлю?! Взрыв хохота за слизеринским столом и снисходительное разрешение: - Ладно. Вот эта должна помочь. Ну… если я не перепутала ее с той, от которой вырастают ослиные уши царя Траяна… Уши у Драко не выросли, но он пробурчал: - Когда ты сказала, что твоя фамилия Крам, я подумал, уж не сестра ли ты Виктора. Но теперь понимаю, что нет. Я разгадал твою страшную тайну – ты внебрачная дочь Уизли!.. Или… - и он сделал заговорщическую физиономию, - или хуже. Ты – один из близнецов под оборотным зельем! - Но у меня нет бутылочки, как у лже-Грюма, - улыбнулась Камелия. - Откуда ты знаешь про Грюма? - удивился Малфой. - Мне рассказывали, - пожала плечами девушка, - я много чего знаю. И про Хорька, помнишь такого? - Все-все, хватит, - остановил ее Драко, совсем не горевший желанием вспоминать в деталях, как все тот же «профессор Грюм» превратил его на четвертом курсе в хорька. «А все Поттер!» - совсем без злобы подумал Драко, и улыбнулся своим мыслям. * * * Медленно, как обтачивает море острые камни, тянулись серые дни. Гарри мог часами сидеть в библиотеке Сириуса, лишь бы не вспоминать, в чьем доме он сейчас находится, и где сейчас этот человек. Еще не хотелось думать о том, что происходит в школе. А там что-то было не так – он знал, чувствовал. Время от времени к нему аппарировал профессор Люпин, приносил разные сладости из Хогсмида, и всячески пытался поднять настроение. - Гарри, твои друзья, конечно, соскучились по тебе, но они мужественно переносят временную разлуку. «А не-друзья?» - хотелось спросить Гарри, но Люпин аккуратно обходил эту тему, а мальчик стеснялся на что-то такое намекнуть. Пару раз через каминную сеть заглядывал Дамблдор, так же, как и Люпин, сообщал, что в школе все хорошо, обнадеживающе улыбался перед уходом и заговорщически подмигивал. А однажды пришел Снейп. Своим не поддающимся идентификации взглядом посмотрел на Гарри и проговорил: - Как живете, Поттер? Чем занимаетесь? - Читаю, профессор, - Гарри указал на стопку книг за столом, правда, большую часть из которых он просто вытащил, и когда будет читать – понятия не имел. - Что ж, хорошо, - проговорил Снейп, беглым взглядом окинув обложки фолиантов и небрежно положив книги обратно, - смею надеяться, ваши успехи в зельеварении будут более впечатляющими после прочтения этих книг. «Лучше б он этого не говорил», - подумал Гарри, и тут же поклялся себе не прикасаться к книжкам, которые, как ему теперь казалось, должны быть еще скучнее профессора Снейпа. - Очень редкое явление – лицезреть вас, мистер Поттер, читающим книги, - продолжал Снейп. – Но, наверное, здесь вам просто некуда сунуть любопытный нос, кроме книжного шкафа. Гарри ждал чего-то, потому как уж очень сильно сомневался, что профессор пришел, только чтобы доставить себе удовольствие лишний раз поиздеваться над нелюбимым учеником. И дождался. Задав еще несколько ничего не значащих вопросов, Снейп наконец выдал то, что берег с начала беседы. Причем выдал как бы между прочим: - Да, мистер Поттер, и позвольте вам пожелать забыть о существовании такого ученика моего факультета, как Драко Малфой, ему ведь не потребовалось много времени, чтобы забыть о вашем. До свидания, - закончил зельевар свою тираду и, развернувшись, пошел к камину. Гарри сорвался с места и бросился за ним: - Стойте, профессор! Что вы сказали? Снейп обернулся. - Поттер, я сказал только то, что вы слышали. И ни словом больше, - и, шагнув в камин, исчез вместе с зеленым пламенем. …Гарри большими шагами мерил комнату. Лжет ли профессор, или говорит правду – было совершенно неизвестно. В голову лезли всякие мысли, вплоть до того, что Северус Снейп – шпион, которому приказано заманить Поттера в Хогвартс любыми способами. И тогда Гарри окажется полным дураком, если позволит себе поддаться провокации. Но мальчик тут же отметал эти бредовые предположения. Но если все хорошо, что же тогда значат недомолвки Люпина или многообещающая, но ровным счетом ничего не гарантирующая улыбка Дамблдора? Голова раскалывалась, совершенно не желая соображать. И после часа таких нравственных мучений Гарри поймал себя на том, что ему уже совершенно безразлично, что волшебники заботятся о нем, ограждая от неприятностей, как безразлично и то, что на самом деле они скрывают. Занимала только одна мысль, имя которой было – Драко. Неужели Драко мог так быстро забыть все? Неужели все это время только притворялся? Зачем? Чем Гарри заслужил такую чудовищную ложь? Или это Гарри сейчас все равно что предает Драко, когда сомневается в нем? - Нет, - вслух твердо сказал гриффиндорец, - я сойду с ума, если буду все время задавать себе эти вопросы и не находить на них ответа. Мне нужно, просто необходимо попасть в Хогвартс и разобраться во всем самому. Гарри не хотел думать о том, как ему жить дальше, если Драко все-таки его предал. Теперь нужно было найти способ, как выбраться отсюда – мальчик был уверен, что добровольно его никто не отпустит. Летучего пороха у него не было. Просто так выйти в дверь тоже не представлялось возможным. Оставалось одно – аппарировать. Этому их должны были учить в конце полугодия, не раньше, если не под конец года, и Гарри еще ни разу самостоятельно этого не делал. Но зато сколько раз ему приходилось аппарировать вместе со взрослыми волшебниками! Занятие не из приятных, но выхода нет. Принцип действия он знает: нужно сосредоточиться, хорошо представить себе место, куда хочешь перенестись, и скомандовать себе переместиться туда. Гарри мысленно поблагодарил Гермиону за то, что она не поленилась двадцать раз повторить им с Роном, что на территорию Хогвартса аппарировать нельзя. Сейчас было бы более, чем неприятно зависнуть где-то в пространстве, не сумев приземлиться на территории школы. Но ведь преспокойно можно было перенестись в Хогсмид, откуда Гарри знал достаточно тайных ходов в замок. Мальчик закрыл глаза и сосредоточился, представив себе тот самый паб, где впервые увидел другого, настоящего Драко. * * * Снежно-белые деньки мелькали в обществе Камелии Крам так быстро, что и несколько недель прошло вполне терпимо. Драко уже начал забывать, какой может быть боль от отсутствия Гарри Поттера в Большом Зале. Только иногда, как миссис Норрис из-за поворота, на него набрасывалась жуткая тоска, но ее тут же заглушал голосок вездесущей Камелии: - Драко, ты сейчас уснешь носом в тарелке! И Малфой улыбался ей, как лучшему другу. Именно Камелия скрашивала давно не посещавшее, и вдруг внезапно настигшее его чувство одиночества. Вместе они сидели на занятиях, вместе делали уроки, вместе обсуждали учителей. - Как тебе наш новый по ЗоТИ? Не хуже Люпина, правда? – загадочно подмигивая, спрашивала Камелия. - Ммм… - неопределенно отвечал Драко, невольно представляя себе, чем профессор Эними не хуже, а даже лучше оборотня, и задумываясь, что, если бы не было Поттера… Но Поттер был, и для Малфоя не существовало никого, кроме этого странного, но такого милого и любимого очкарика. Профессор же Эними оказался не только первым красавцем школы, но и весьма умным и образованным волшебником. То, что рассказывал ученикам француз, не знал или не смел поведать ни один другой преподаватель. Он не боялся посвящать достойных учеников в тайны черной магии. - Вы не сможете научиться защите от темных сил, если не будете знакомы с ними достаточно близко, - говорил он о магии, как о чем-то живом и вполне осязаемом. Он напоминал Снейпа, практически влюбленного в Темные Искусства, но, в отличие от зельевара, не хранил свои знания лишь для избранных – готов был поведать каждому, кто хотел услышать. - Недостаточно только знать по книгам – вы должны хоть раз столкнуться с противником на практике, чтобы потом, в реальной жизни, не растеряться и сконцентрироваться, быть способными дать отпор, - повторял он, ставя показательные дуэли и заставляя учеников сражаться с разными злобными сущностями. «Он похож на лже-Грюма, - замечала Гермиона и, улыбаясь, добавляла, - только бы закончил не так». - И наконец, вы должны знать врага в лицо, - шептал учитель в наступавшей тишине. – Не бойтесь спрашивать о черных магах, не бойтесь имени Волдеморта. Чем больше вы узнаете о нем, тем лучше будете защищены. И в этом он поступал как Дамблдор, рассказывавший Гарри о детстве Волдеморта, о его пути в жизни – это Драко знал от Поттера. Но, чью бы манеру преподавания не наследовал Альфред Эними, он давал всем учителям сто очков вперед – и по красоте, и по незаурядному интеллекту, просматривавшемуся в каждой фразе. Но это все не имело значения, потому что на свете существовал Поттер. А Камелия становилась все нужнее Драко. За такое короткое время он разучился обходиться без нее. С одной стороны, это было как-то странно, а с другой – юноша объяснял это тем, что у него давно, а если хорошо подумать, никогда не было друзей. Девушка оказалась единственным человеком, кроме Гарри, который понял его. Но Поттера рядом не было, и уже скоро слизеринцы пророчили Камелию Малфою в невесты. Они оба посмеивались и нисколько не принимали это во внимание, хотя даже Снейп однажды подошел к Драко и проговорил: - Мисс Крам – не лучшая кандидатура. Обдумайте то, что я сказал. - Профессор, но я не… - начал было Драко, а Снейп оборвал его по обыкновению мрачным взглядом: - Подумайте. - Да, профессор, - пробормотал Драко, слегка улыбнулся и пошел в гостиную, где, развалившись в кресле, его ждала Камелия. Юноша тут же, смеясь, рассказал ей про «подозрения» Снейпа, и снова оба покатились от хохота. Драко продолжал появляться везде не иначе, как в обществе новой подруги, и скоро это перестало удивлять всех, кроме все того же Снейпа. - Я вижу, вы не подумали о том, что я вам сказал, Драко. Слизеринец пожал плечами. - Профессор, о чем тут думать? Мы с мисс Крам – друзья, и что такого, даже если нас связывало бы что-то большее? – воззрился Малфой на декана, словно спрашивая: «А ваше какое дело?» - Вы правы, никакого, - Снейп будто слово в слово прочитал его мысли. – Абсолютно никакого, мистер Малфой, - и с совершенно каменным лицом зельевар двинулся в сторону учительской, и полы его мантии, как обычно, развевались, как крылья большой летучей мыши... * * * - Аай-й-й… «Это наименьшая потеря, - подумал Гарри, стоя напротив знакомого паба и перематывая палец, ноготь от которого только что потерял. – Хорошо, хоть сам жив остался», - он вспомнил, как тренировались в аппарировании старшие товарищи, терявшие бровь, ухо – что угодно, и это при том, что они долго слушали учителя и тщательно повторяли его действия. Обмотав наконец злополучный палец, Гарри что было сил побежал к Визжащей хижине - это был самый короткий путь. Утопая по колено в снегу, он пробирался по голубоватым сугробам все вперед и вперед – там был его Драко. Очутившись в Хогвартсе, Гарри спустился к слизеринской гостиной, безуспешно попытался войти со старым паролем, и спрятался за статуей в надежде, что в этот поздний час будет возвращаться кто-то загулявший. Судьба благоволила к нему – во всяком случае, сейчас так могло показаться, – потому что ждать ему пришлось недолго. В коридоре послышались легкие шаги, и у двери остановилась незнакомая волшебница с длинными волнистыми черными волосами. Слегка запыханным голосом она прошептала: - Ох, только бы успеть!.. – мельком глянула вокруг, глаза ее сверкнули и, четко назвав новый пароль, девушка скользнула внутрь. Гарри переждал пару минут, в душе очень надеясь, что слизеринская гостиная уже пуста, потому что быть застигнутым здесь без мантии-невидимки ему совсем не хотелось, а затем назвал пароль и вошел. Внутри и вправду оказалось пусто, да и не мудрено – большие часы при тусклом свете подвешенных факелов показывали ровно два ночи. Гарри на цыпочках поднялся к спальне мальчиков, прислушался, замерев на секундочку, и тихо зашел. Кажется, все спали. Без труда найдя дверь в комнату Драко, Гарри потянулся к ручке, как вдруг его чуткий слух уловил едва различимый шепот по ту сторону. - Драко… любовь моя… какой ты страстный… О Боже… ты прекрасен!.. Гарри забыл, как дышать. Прижавшись к стене, мальчик смотрел перед собой полубезумным взглядом. Ему казалось, он видит их – Малфоя и его любовницу, слышит нежный вздох блондина, ее стон… Неслышно, не в силах преодолеть это побуждение, Гарри открыл дверь. Первым, что он увидел, была бледная рука с хрупкими тонкими пальцами, свесившаяся вниз. Такая знакомая рука, которая не раз запутывалась в его волосах, или скользила по груди, или переплеталась с его собственной… Взгляд медленно поднимался по запястью вверх. Расстегнутая белая рубашка, светлым пятном выделявшаяся на темно-зеленом бархате, ночью казавшемся почти черным – Драко всегда любил контрасты. Запрокинутая на подушку растрепанная светловолосая голова, закрытые в блаженстве глаза с темно-русыми, но в то же время слегка отливающими серебром острыми ресницами, пылающие розовые щеки, губы, шепчущие: - Люблю… люблю тебя… Как когда-то, еще, кажется, так недавно, шептали ему… «Дежа вю…» - некстати подумалось Гарри. Словно нарушая прекрасное видение, над белокурым юношей склонилась та самая черноволосая незнакомка, сбросив вниз мантию и оставшись в темно-зеленом с черным белье, так идеально оттенявшем белизну ее плеч. Длинные стрелки ресниц шелохнулись, и Драко прошептал: - Камелия… Камелия… * * * «Что тебе еще нужно? Ты все так же будешь оправдывать его?» - думал Гарри, мчась по коридору куда глаза глядят. Какая-то неведомая сила словно откинула мальчика от двери любимого, когда тот назвал по имени склонившуюся над ним девушку. Гарри почти физически почувствовал удар в грудь и, не помня себя от пережитого, выскочил из слизеринского подземелья. Меньше всего на свете его сейчас волновали Филч или учителя, которые могли здесь застать и наложить взыскание. Лучше уж сотня взысканий, чем то, что он увидел. «Драко не мог так поступить!» «Но поступил же! Я сам видел». «Это приворотное зелье». «Приворотное зелье? Да что ты говоришь! Ты прекрасно знаешь, как оно действует!» В начале учебного года Гарри пыталась приворожить Ромильда Вэйн, но присланные ею конфеты случайно попали к Рону. Гарри хорошо помнил симптомы. И с тем, что он увидел в спальне Драко, они не совпадали. «Только мне он говорил «люблю» таким голосом, с таким выражением лица. Это не приворотное зелье», - с отчаянием вынужден был признать Гарри. «А теперь он буде говорить это ей. Камелии». «Но я же верил ему! Неужели нельзя было хотя бы дождаться меня и все объяснить?» «А кто тебе сказал, что он не хочет так и сделать? Он же не ожидал, что ты вломишься среди ночи, и все это увидишь». «Я не смогу теперь даже ненавидеть его. Я узнал, каким он может быть. Он останется для меня таким навсегда». «Навсегда. Но теперь он любит другую. Забудь о нем». Едва сдерживая слезы, Гарри вылетел из проема в стене и очутился в чьих-то теплых, добрых объятиях. - Тихо, тихо, все хорошо, все пройдет, - нашептывал кто-то, прижимая его к себе и ласково гладя по голове. Несколько минут мальчик простоял так, словно боясь разрушить такой хрупкий, едва собранный по кусочкам мир. Потом медленно поднял голову и встретился взглядом с ясными, ярко-синими глазами. - Простите… - прошептал Гарри, отстраняясь от незнакомца. Тот словно нехотя разжал руки, будто побоявшись быть навязчивым, и сказал: - Нет, ничего. Давайте, я угощу вас горячим чаем. Махнув на все рукой, Гарри послушался успокаивающего, приятного голоса, и пошел за незнакомцем. Скоро они оказались в небольшой аккуратной комнате, и синеглазый мужчина, предложив Гарри располагаться, налил крепкого чая и сел напротив, не задавая никаких вопросов и давая гриффиндорцу время прийти в себя. Неяркий свет подыгрывал Гарри, прекрасно скрывая еще не высохшие слезы на щеках, и в то же время, давал возможность рассмотреть сидевшего перед Поттером человека, который представился как Альфред Эними, преподаватель расширенного курса ЗоТИ. Высокий лоб, тонкие правильные черты лица, нос с легкой горбинкой, длинные темные волосы, собранные в хвост на затылке, красивая фигура – тут же отметил Гарри, но как бы машинально. Взгляд притягивали глаза. Опушенные длинными, слегка закрученными ресницами, они придавали лицу мягкость. Завораживал и необычный цвет глаз – это был не тот темно-голубой цвет, который мы привыкли именовать синим. Это был глубокий, насыщенный почти до ненатуральности синий цвет, при отблесках света даже отливавший фиолетовым. Эти глаза играли красками, как хамелеон, и в то же время не выглядели фарфоровыми, как у куклы – настолько они были живыми. И Гарри готов был поклясться, что где-то уже видел этот взгляд. - А что будет теперь преподавать профессор Люпин? – наконец нарушил молчание Гарри. Новый знакомый улыбнулся и сказал: - Ремус по-прежнему читает защиту, а я только помогаю ему: провожу углубленную подготовку – для тех, кто хочет быть во всеоружии. - Простите еще раз за беспокойство, профессор... я, пожалуй, пойду, - пробормотал Гарри минут через пять. Но молодой профессор с какой-то даже поспешностью несильно схватил его за руку и прошептал, глядя в глаза странным, зачаровывающим взглядом: - Останьтесь хоть ненадолго, Гарри. - Вы знаете мое имя, сэр? – вскинул брови мальчик. – Но… я думал, вы так недавно в школе… - Мальчик мой, - ласково сказал мужчина, отводя волосы со лба Гарри, - вы, видимо, забыли, что вас не так-то просто с кем-то перепутать. - Да, профессор… - невольно улыбнулся гриффиндорец. - Гарри, - еще мягче произнес учитель, чуть склонившись к нему и все еще держа его руку в своих, - не могли бы мы перейти на «ты»? - Но, профессор, - смутился мальчик, прекрасно понявший, чего хочет учитель, несмотря на то, что «ты» и «вы» звучало одинаково, - я не знаю, как же это будет выглядеть… Эними сверкнул глазами и сказал: - А какая кому разница, как это будет выглядеть? В жизни я не намного старше тебя, и мне так хотелось бы иметь друга! Просто так сложилось, что на моей предыдущей работе у меня со всеми были отношения начальника с подчиненными. И в итоге оказалось, ни одного не то, что друга – даже хорошего приятеля не осталось. Он рассказывал это не так, будто жаловался. Он просто рассказал, и Гарри не мог понять, почему у такого человека – профессор начал нравиться ему с первой секунды – не было друзей. Подумал, что обстоятельства бывают разные, и сейчас еще не время выспрашивать что-то, и сказал: - Я согласен, профессор. - Меня зовут Альфред, - улыбнулся в ответ Эними, - и мне было бы приятно, если бы ты называл меня по имени. - Хорошо… Альфред, - произнес Гарри и слегка пожал руку француза. За чаем и разговорами они просидели до раннего утра, когда у Гарри некстати стали слипаться глаза. - Я думаю, тебе стоит сегодня пропустить занятия, - сказал Альфред мягким, но не терпящим возражений тоном, - я приготовлю тебе постель здесь, чтобы однокурсники не поднимали. И, пресекая Гаррин вопрос, добавил: - С учителями я поговорю, узнаю задания, и думаю, мы легко справимся с твоей домашней работой. - Но ты совсем не поспишь, - виновато улыбнулся Гарри. Профессор пожал плечами. - Ну и что? Зато я, кажется, нашел друга. - И я… - прошептал Гарри, закутываясь в предложенное одеяло и почти моментально засыпая. Альфред поправил подушку, снял с мальчика очки, на минутку склонился над ним, вглядываясь в спокойные черты лица, и вышел, тихо притворив дверь. Уже погружаясь в сон, Гарри осознал, что за всю ночь с профессором едва ли не забыл об измене Драко.

Второе мгновение. Потерянный Рай (3) Днем раньше, в очередной раз не обратив внимания на инсинуации Снейпа, Драко снова, смеясь, влетел в слизеринскую гостиную и, увидев сидящую на диване Камелию, плюхнулся рядом с ней. - Представь, сегодня Снейп превзошел сам себя! Был таким строгим, словно он – мой отец! Не пойму, за что он тебя так невзлюбил? Вроде бы на уроках не придирается, как к этому Лонгботтому. Драко заливался смехом, изображая очередную стычку Невилла и Снейпа, во время которой Невиллова жаба, непонятно зачем притащенная на Зелья, каким-то немыслимым образом оказалась в волосах преподавателя. Камелия улыбалась и строила предположения. - Может быть, он узнал, что у меня бабушка из магглов? Или он ревнует? - Так он же сам полукровка! – не унимался Драко. – А ревновать... Я же ему не любовник! Как это все понимать? - Я не знаю, - поджала губки Камелия, - я еще не посвящена во все ваши интриги. - Но, так или иначе, а Снейпа я таким еще не видел, - продолжал Драко, - и, наверное, тебе стоит хорошо подготовиться к следующему уроку. Девушка побледнела, кивнула и куда-то умчалась. - Испугалась, что ли? – недобро усмехнулся подошедший Блейз Забини. – Ты знаешь, Драко, - продолжал юноша, присаживаясь рядом с блондином, - я почему-то не доверяю ей, и тебе бы не советовал. - Может, ты тоже ревнуешь? – ухмыльнулся Драко и притянул к себе Блейза за подбородок. - Ревную, - невозмутимым голосом отвечал тот, в то время как в глубине черных глаз, окаймленных бархатными ресницами, Малфой увидел бушующую бурю. - А ты не дразни меня, - прошептал Забини, внезапно обнимая Драко за талию. – Я уступил тебя Поттеру, потому что он стоит того, но ей ни за что тебя не отдам! - Ты забыл, я не кукла, и не ты распоряжаешься моей судьбой! – резко сказал Драко, отталкивая от себя Блейза. - Так и не веди себя, как шлюха! – закричал тот. – Сегодня ты с одним, завтра с другой! Ты сам своим поведением наталкиваешь на подобные мысли! Драко никогда не видел Забини в таком гневе. «Да что они все ко мне привязались?» - подумал он и едко произнес: - Тебя забыл спросить, что мне делать и с кем трахаться! Блейз обернулся, посмотрел на него долгим взглядом и сказал: - Я помочь тебе хочу, я же люблю тебя! Потому что ты будто идешь с закрытыми глазами. А когда откроешь – окажешься над пропастью, и уже будет поздно. - Долго учил такую пафосную речь? Я не заставлял тебя любить меня! – в порыве безудержной злости воскликнул Драко. – И помощи твоей не просил! Забини только еще раз внимательно взглянул на него и, махнув рукой, ушел. Малфой смотрел ему вслед, пока он не скрылся за дверью, и всем сердцем ощущал, что только что совершил ошибку. Хотелось сорваться с места, догнать друга и сказать, что он, Драко, неправ, но чертова малфоевская гордость не давала пошевелиться, словно навалившись всей тяжестью. «Ну и дементор с ним! – подумал Драко. – В конце концов, ведь я же ничего такого не сделал! Я и не думал спать с ней, но это не их дело!» Насупившись, как ребенок, слизеринец просидел в гостиной еще около часа, и отправился в свою спальню. Два часа провалявшись с какой-то книгой в руках, и так и не прочитав ни слова, Драко зашвырнул ее куда-то за шкаф: мысли то и дело возвращались к Гарри. Ну где же он? Почему ни весточки не подаст? Драко не сиделось в спальне, и он выскочил в гостиную, надеясь не застать там Блейза, прекрасно понимая, что гордость полетит ко всем чертям, если он увидит огорченное лицо друга. Забини там не было, и юноша вылетел в коридор, по пути отпустив колкое замечание Панси Паркинсон по поводу цвета ее лица, и пошел куда глаза глядят. Остановили его голоса, доносившиеся из-за приоткрытой двери одного из кабинетов. Взволнованный женский голос говорил, переходя на шепот: - Он расскажет ему, как вы не понимаете! Он все нам испортит! Второй, мужской, спокойно и властно отвечал: - Успокойся. Ты что, смеешь сомневаться в моем могуществе? Что он знает? Это всего лишь его собственные домыслы! К тому же, он ненавидит мальчишку так же, как ненавидел его отца! Он просто воспользуется очередной возможностью поиздеваться. - А если тот примчится сюда? – воскликнул женский голос, и ненадолго зависла пауза. А потом мужчина сказал: - А пускай. Я знаю, чем его встретить. Все, что происходит, нужно использовать во благо себе и во вред врагам. Иди сюда, я научу тебя, что делать. Дальше они заговорили слишком тихо, и Драко захотелось узнать, кто они, и о чем говорят. Это было действительно интересно, учитывая, что оба голоса казались ему смутно знакомыми, несмотря на то, что эти двое говорили шепотом. Он почувствовал себя человеком, держащим в руках нити огромной интриги. Забыв о том, что подслушивать не в его стиле, юноша хотел было еще чуть-чуть приоткрыть дверь, как вдруг его окликнул неожиданно подошедший Блейз Забини, и Драко напрочь забыл о заговорщиках. Дверь, к которой он секунду назад прикасался, сама по себе, как могло показаться со стороны, закрылась, и стоявший по другую ее сторону человек сказал, злобно ухмыляясь, своей собеседнице: - Знаешь, а ведь один только что был здесь. Он даже слышал кое-что из того, что ты тут шептала в расстроенных чувствах, и конечно, ровным счетом ничего не понял. Ручаюсь, он решил, что нашел одну из ниточек-паутинок большой интриги. Но, что самое интересное – он и не подозревает, что сам уже запутался в ней и увяз по самые уши! Блейз и Драко, стоявшие недалеко, услышали отголоски демонического хохота, еще долго раздававшегося под сводами кабинета. * * * - Драко, я… я пришел извиниться и сказать, что это действительно не моего ума дело, и… это твоя личная жизнь… - начал было Забини, отводя однокурсника подальше от странного кабинета. - Нет, Блейз, - остановил его Драко, - ты ни в чем не виноват. Это просто я – не более, чем никчемный эгоист. - Драко, не говори так, - возразил тот, не сводя глаз с друга и любимого. – Я точно знаю, ты не такой. - А какой я, Блейз? – горько рассмеялся Малфой. – Я – сплошное ходячее несчастье. Ну кому я сделал что-то хорошее за всю свою жизнь? - Ну, хотя бы мне, когда назвал меня другом, - проговорил Забини. – Для меня это очень много значит. И еще Поттеру. - Alors, oщ est-il cette Potter? (Ну и где он, этот Поттер?) – чуть ли не со слезами на глазах воскликнул Драко. – Он уехал, даже не предупредив меня и не попрощавшись! - Значит, не мог, - мягко сказал Блейз и обнял Драко, одновременно поглаживая по голове и по плечам. – Он любит тебя и обязательно вернется! - Merci pour ce que je t'ai (Спасибо тебе за то, что ты у меня есть), - прошептал Драко, оторвавшись от его плеча и погладив по щеке. Потом Малфой улыбнулся, и уже с совершенно сухими глазами чмокнул Блейза в губы и убежал. - Eh bien, je t'ai demandй de ne pas taquiner! (Ну я же просил не дразнить!) – возмущенно и вместе с тем жалобно пробормотал слизеринец. Но Драко его уже не слышал. Прибежав в свою спальню на этот раз, Малфой уже придумал себе занятие: он стал писать письмо Гарри, прекрасно понимая, что не отправит – не потому, что не хочет, а потому, что некуда. Сова, может быть, найдет дом, где сейчас Поттер, но не сможет попасть внутрь – не пустят защитные заклинания. Но когда Драко писал, ему становилось легче, появлялась какая-то призрачная уверенность, что Гарри жив, и с ним все в порядке. Может, сказывалось то, что слизеринец до сих пор верил в сказку, рассказанную матерью в раннем детстве, что, когда адресуешь письмо умершему человеку, чернила краснеют и строчки сливаются в большие капли крови. С письмами, которые он писал любимому, ничего подобного не происходило, и Драко на подсознательном уровне, не требуя даже фактов, успокаивался. Сегодня он засиделся до двенадцати ночи. Хотя и обычно Драко ложился спать поздно (как и вставал утром с постели, если на занятия нужно было идти не слишком рано), сохраняя аристократические привычки; но этот день вымотал его, и юноша, закончив письмо, без сил упал на кровать. Сон пришел не сразу: перед глазами Драко стоял образ Гарри, и глубокие зеленые омуты не давали уснуть. Наконец юноша забылся, но и здесь наваждение не оставило его. Сменяя друг друга, ему снились красочные сны, в которых он и Гарри так страстно и сладко любили друг друга. - Люблю… люблю тебя… - шептал Драко, обнимая во сне своего милого, чувствуя на своей щеке горячие губы. А потом все закончилось. Словно от какого-то толчка Драко проснулся и открыл глаза. Увидев над собой чью-то склоненную фигуру, в первые мгновения юноша не мог понять, кто это. Потом узнал. - Камелия… Камелия… - прошептал он, не представляя себе, что подруга может сейчас делать в его спальне. Малфой просто растерялся, когда она наклонилась и стала целовать его. В серебристом свете луны было видно, что на ней нет ничего, кроме кружевного белья, и Драко какое-то время не мог отвести взгляд от искорок, то и дело вспыхивавших в ее волосах. Он не услышал, как тихо затворилась дверь, секунду назад пропускавшая полоску лунного света. Наконец он пришел в себя. - Что ты делаешь здесь? – проговорил блондин, немного отстраняясь от девушки. - А ты не видишь? – улыбнулась она. – Я целую тебя. С этими словами черноволосая волшебница вновь прикоснулась губами к его губам, но Драко почти резко оттолкнул ее и сел на кровати. - Подожди, Камелия, - заговорил он, пытаясь найти нужные слова. - Я недостаточно красива для тебя? – с вызовом спросила девушка. Драко улыбнулся. - Ты очень красива, даже слишком. Но… Прости, я люблю другого человека. - Вот как? Этот человек случайно не Блейз Забини? – едко сказала она. - Нет, совсем не Блейз, - возразил Драко и, опустив глаза, продолжал, - прости, я не подумал, ты могла неправильно понять наши отношения, все эти интриги и намеки вокруг нас… Драко взял девушку за руку и из-под ресниц осторожно взглянул на нее. Он действительно чувствовал себя неловко: то, что он воспринимал как шутку, она могла понять совсем по-другому. Камелия внимательно и все еще слегка разгневанно посмотрела ему в глаза, а потом, вздохнув, спокойно сказала: - Я не собираюсь устраивать тебе сцены ревности или нравоучения – у меня на это нет ни права, ни желания. Это ты прости меня, я повела себя несколько легкомысленно, но я так хотела бы остаться тебе подругой!.. Не говоря ни слова, Драко обнял ее и крепко прижал к себе. Мир был заключен. * * * Гарри проснулся днем от ощущения, что случилось что-то непоправимое. Снова раскалывалась голова, и перед глазами все расплывалось. «Где я?» - подумал он, надев очки и рассматривая незнакомую обстановку комнаты. И все вспомнил. Сцепив зубы, гриффиндорец сполз с кровати и, пошатываясь, двинулся было к двери, как вдруг та отворилась, и вошел Альфред Эними. - Добрый день, Гарри! – воскликнул он, и от громкого голоса у Гарри закружилась голова, и он схватился за стену, чтобы не упасть. И все же опустился на пол: от боли застилало глаза, и ноги не держали. Глаза профессора расширились и он, упав рядом с Гарри на колени, зашептал: - О Мерлин… Мальчик мой, что с тобою? – Альфред осторожно прикоснулся пальцами к вискам ученика. В ту же секунду Гарри закричал – его пронзила острая, ужасная боль, сравнимая лишь с той, что он пережил в конце четвертого курса, на кладбище Реддлов, или с той, когда уже в этом году до него дотронулся Темный Лорд. Альфред быстро сказал что-то, и боль отступила совершенно, давая возможность вздохнуть. - И часто у тебя такое? – переведя дыхание, спросил Эними. Гарри поднял голову и взглянул на профессора, словно задумавшись, стоит ли ему безоговорочно доверять. Темные пряди волос Альфреда растрепались, выбившись из аккуратной прически, бледный лоб прорезала морщинка, а огромные, казавшиеся сейчас темно-фиолетовыми глаза были влажными. Гарри непроизвольно протянул руку и поправил волосы мужчины, и этот невинный жест заставил того потупить глаза. - Со мной это бывает иногда, - наконец сказал Гарри. – Когда Волдеморт готовит очередное преступление. Я даже изредка вижу самые страшные из них и… и не могу помочь жертвам, потому что это – не предвидение. Я вижу происходящее его глазами, в тот самый момент, когда оно совершается. - О Господи, - вздохнул Альфред, не спуская глаз с мальчика, - неужели никак нельзя разрушить эту связь между вами? - Профессор Снейп учил меня окклюменции, но… - Гарри улыбнулся, - видимо, он всегда был прав, и я оказался некудышним учеником. - А может, ему просто не хватило терпения? – тактично заметил Альфред. – Ничего, я научу тебя. Если захочешь. - Профессор… то есть, Альфред… Можно, я задам тебе один вопрос? – Гарри вопросительно взглянул на Эними. Тот кивнул и улыбнулся. - Конечно, Гарри. Я не хочу, чтоб у меня от тебя были секреты. Внутренне удивляясь, какой загадочной личностью оказался новый профессор, Гарри сказал: - Никому никогда не удавалось вылечить мою головную боль, а ты смог. Как? Это черная магия? Альфред прикрыл глаза, словно ему тяжело было сказать что-то, глядя в глаза Гарри, и заговорил: - Да, это черная магия. Знаешь, Гарри, я должен кое-что рассказать тебе. До назначения на эту должность я был колдомедиком. У меня была семья: любимая жена и дочь. Однажды моя малышка сильно заболела. Я понял, что это проклятие, спасти от которого может только черная магия. Меня всегда интересовали и – чего греха таить – привлекали темные искусства, и я решил попробовать последнее средство. Понимаешь, Гарри, - профессор поднял глаза, - я никогда не желал причинить вред, я просто хотел спасти свою дочь. Я почти провел ритуал, но мне помешали авроры. Моя девочка погибла, я год пробыл в Азкабане, а когда вышел – мне сказали, что через несколько месяцев после случившегося от горя умерла моя жена, - мужчина и не заметил, как по щеке скатилась слеза. Видимо, раны в его душе были слишком свежими… - Я не держу зла на авроров, - продолжал он, глубоко вдохнув, - но хочу, чтобы ты знал, что не сама по себе черная магия несет смерть, а то, как ее используют. Ведь это как яд – в маленькой дозе он служит лекарством, а стоит только чуть-чуть увеличить ее – и это приведет к ужасным последствиям. Альфред снова вздохнул, машинально провел рукой по волосам и закончил: - Теперь ты знаешь мою историю, и тебе стало ясно, почему никто не хотел иметь дела со мной. Ты можешь понять меня или отвернуться. Я приму любое твое решение, и не буду настаивать на общении, если ты не захочешь, - и он опустил голову. Гарри робко сжал руку профессора, а потом, словно решившись, потянулся к нему, обнял и проговорил: - Ты – удивительный человек, и не виноват, что на твою долю выпало столько испытаний. Ты очень нравишься мне, и я не отвернусь. Альфред поднял на него полные слез глаза. - Я не ошибся, - тихо сказал он. – Ты – единственный, кто не бросил меня, узнав мою историю. Так странно было видеть взрослого мужчину, который плакал, не скрывая своих слез. Гарри ласково провел рукой по его лицу, стирая их. Эними едва ощутимо вздрогнул, перехватил руку мальчика, поднес к губам и поцеловал. Гарри не отдернул руку. - Ты знаешь, - тихо, но горячо зашептал Альфред, прижимая к груди обе руки Гарри, - я не понимаю, что это, что со мной, но я все время думаю о тебе. Это странно, но сегодня я даже не мог сосредоточиться на том, о чем говорил ученикам. Перед глазами все время стоишь ты. Гарри молчал, и напряженно смотрел в глаза мужчины, не представляя себе, как вчерашний незнакомец за сутки смог превратиться в человека, который уже очень много значил для него. Даже слишком много. И, кажется, сам Гарри тоже стал больше, чем просто учеником для профессора. А может, и больше, чем другом. Неожиданно Эними прервал контакт глаз, и резко встал с пола. - Извини, я, кажется, наговорил лишнего, - побормотал он, проводя ладонью по глазам, словно отгоняя навязчивые мысли. Потом он снова повернулся к Гарри и сказал: - Я поговорил с директором о тебе. Я не хочу, и знаю, что и ты не хочешь, но тебе придется вернуться туда, откуда ты сбежал. Гарри покачал головой. - Я не вернусь. Альфред склонился к нему. - Ты сейчас ведешь себя, как маленький ребенок, обиженный на весь мир, и забываешь, что здесь никто не желает тебе зла. Гарри повернул голову и встретился взглядом с синими глазами. - Ты не знаешь, о чем говоришь. Ты не знаешь, откуда я сбежал и почему, и почему не хочу туда возвращаться! - Да, я не знаю, - мягко сказал Альфред, - но только потому, что ты не рассказал мне. - Мне больно говорить об этом, - прошептал Гарри, и профессор снова опустился рядом с ним. - Но ты можешь попытаться отпустить эту боль. Я помогу тебе, просто доверься мне. Расскажи мне о себе, о том, что тебя печалит, - Альфред обнял мальчика за плечи, своими руками словно ограждая его от всех бед и несчастий. И Гарри рассказал ему все, что помнил из своей жизни – с самого детства у Дурслей, то, как он потерял Сириуса, и все в его квартире напоминает о крестном. Не сказал Поттер только о Драко. Не из-за того, что не доверял, а потому, что было слишком трудно говорить о любимом. Но Альфред и сам все понял. - Все пройдет, как проходит время, как течет вода, - сказал он, смотря куда-то вдаль. – Когда я потерял семью, мне казалось, на этом закончится моя жизнь. Но я счастлив, что заблуждался. Всегда есть кто-то, ради кого стоит жить, - улыбнулся Альфред и провел рукой по темным Гарриным волосам. – Ты мужественный мальчик, я знаю, ты выдержишь все и найдешь свое счастье, хотя сейчас тебе сложно в это поверить. Гарри только грустно улыбнулся. - Теперь я понимаю, - продолжал Альфред, - почему ты не хочешь возвращаться в ту квартиру. Но мне в голову пришла одна неплохая мысль, - молодой профессор загадочно улыбнулся, - а что, если тебе остаться у меня? - У тебя? А… ты? – смутился Гарри. - А я что-нибудь придумаю, - махнул рукой Альфред. - Я был бы рад проводить с тобой больше времени, - искренне сказал Гарри, - если это, конечно, не будет сильно мешать тебе. - Напротив! – воскликнул Альфред, и уже тише добавил: - Но ни одна живая душа – ни одна, Гарри! – не должна знать, что ты здесь. Обещаешь? - Да, - твердо сказал гриффиндорец. – Спасибо, Альфред. Эними глянул на часы и вскрикнул: - О Мерлин, у меня же дополнительные занятия! Прости, мне надо бежать, все на столе. Если захочешь чего-нибудь покрепче, - подмигнул он Гарри, - то вино в шкафчике. Но лучше не злоупотребляй, дождись меня! – смеясь, профессор умчался, оставив Гарри с мыслью, что он снова почти забыл о Драко в присутствии Альфреда. * * * - Нет, мне определенно нравятся его уроки! – Драко шел по коридору и оживленно спорил с Камелией, которая уже четвертый раз упрямо повторяла: - А я уже давно от него не в восторге! Он никудышний преподаватель, и всего лишь хвастунишка, которому в жизни не приходилось использовать и десятой доли тех заклинаний, о которых он так самозабвенно рассказывает! Предметом столь интересного спора был новый преподаватель расширенного курса ЗоТИ – Альфред Эними, с которым парочка чуть не столкнулась, когда он выходил из своего кабинета. - Здравствуйте! – сказал учитель и ушел, оставив Драко с Камелией, которые как-то незаметно оказались у самой его двери и задержались там. - А что у тебя с Блейзом? – неожиданно тихонько поинтересовалась девушка. Драко же, напротив, не сменил тон и рассмеялся: - Да ничего, мы же говорили уже с тобой о нем. Если хочет – я не против дружбы, но не люблю я его! И вряд ли любил когда-нибудь, - Драко развел руками. - Я знаю, ты любишь меня-а-а! – засмеялась Камелия и в шутку обвила шею блондина руками. - Тише, задушишь! – попытался он освободиться, не переставая улыбаться. – Люблю, люблю! - А ты скажи ему, что не любишь, а то мне кажется, он нас поссорит! – уже серьезно заявила девушка. - Ну хорошо, я с ним объяснюсь, как только увижу, раз уж ты так настаиваешь! Но он чуткий и благородный, и не подумал бы нас ссорить, - сказал Драко, громко чмокнул Камелию в щеку и она, смеясь, увлекла его дальше по коридору. А за дверью, от которой они только что отошли, кто-то тихо опустился на пол, закрыв лицо руками. Этот кто-то только что проводил профессора Эними на урок, и все прекрасно слышал, как ему показалось. Да и не могло быть по-другому. Гарри, конечно, не разобрал того, что тихо спросила Камелия – спросила о Блейзе, – оказавшись возле двери. Зато он отчетливо слышал каждое слово Малфоя, которое выстукивало где-то в висках. Драко больше не любит его и скажет ему об этом, как только увидит. «Не нужно. Я избавлю его от этой необходимости», - Гарри твердо решил не показываться Малфою на глаза, а потом, когда придется вернуться на занятия – не подходить к нему и ни словом, ни жестом не напоминать о том, что между ними было. «Ты же знал с самого начала, что так все кончится. Знал. Но так не хотел признавать!» «Плевать на то, что я знал. Я не смогу жить без него». «Сможешь. Повтори еще раз: все пройдет. Как проходит время, как течет вода…» Как сказал Альфред. Нужно забыть. И все же как невыносимо больно! * * * Через несколько дней очередная учебная неделя закончилась. Потом еще одна. Для Драко каждый прожитый день становился пыткой: Гарри все не возвращался. Живое воображение слизеринца рисовало ужасные картины, на которых его любимый или умирал, или целовал другого. Драко вполне серьезно ощущал, как сходит с ума. Но знал, что пока он еще это понимает – не все потеряно, и пытался отвлечься от постоянных мыслей о Гарри любыми способами. Юноша старался сделать так, чтобы ничего не напоминало ему о Поттере на время его отсутствия; у него более-менее это получалось. Но в одном Драко не смог себе отказать: он по-прежнему писал Гарри письма и складывал их в верхний ящик стола. Но, как слизеринец ни старался, ему все сложнее становилось держать себя в руках. Он перессорился с однокурсниками, с которыми, правда, и раньше особо не дружил, но которые за последнее время словно ополчились против него; испортил отношения, наверное, со всеми преподавателями, потому что они, как ему казалось, необъективны к нему; обидел и спровоцировал Блейза, который после того, как Драко ему нагрубил и в жестких выражениях посоветовал убираться подальше – и правда ушел, хлопнув дверью. А ведь Малфой и не собирался оскорблять бывшего друга, но тот снова начал говорить очень неприятные вещи в адрес Камелии. Девушка была единственным товарищем, который поддерживал Драко и не давал ему уйти в себя и в безысходные мысли о Поттере. А Гарри остался жить у профессора Эними, который заглядывал к нему каждое утро перед уроками и днем – после них. Он приносил домашние задания от преподавателей и помогал Гарри с ними справиться. А потом еще несколько часов, до позднего вечера, они сидели и разговаривали, и гриффиндорец не замечал, как с каждым разом ему все меньше хочется, чтобы его новый друг ушел. Но Альфред всегда уходил, когда часы били полночь, и Гарри даже шутил по этому поводу: - Что, Ал, карета рассыплется, и ты из прекрасного принца превратишься в Золушку? Тот смеялся, но все же оставлял мальчика одного, и Гарри впадал в немое оцепенение, когда перед глазами снова и снова прокручивались кадры: лежащий в постели Драко и целующая его Камелия. Однажды Гарри услышал в коридоре громкие голоса. Профессор МакГонагалл будто ругала кого-то: - Нет, ну я понимаю, что это ваше личное дело, но так продолжаться больше не может! Ей что-то возражал тихий голос, и по знакомым ноткам Гарри узнал в нем голос профессора Эними. - Я не позволю, Альфред, чтобы вы отдыхали в подобных условиях! Это же надо было додуматься – спать в чулане со швабрами! И как вас Филч еще не выгнал? - Я договорился с ним, что уберусь там, - мягко заметил Эними. - Нет, либо вы спите как положено, либо я сообщу Дамблдору. Вы как маленький ребенок, профессор. Альфред фыркнул: - Спасибо. - Да не за что, - возмущенно сказала МакГонагалл и, уходя, добавила: - Чтоб я сегодня же вас там не видела! Эними вздохнул и тихонько, словно надеясь на то, что Гарри абсолютно ничего не слышал, приоткрыл дверь в свой кабинет. И тут же был втянут туда за руку рассерженным гриффиндорцем: - Это такой ты придумал выход из положения, да? - Гарри, я… - начал было Альфред, но Поттер перебил его и четко, раздельно сказал: - Я. Ничего. Не хочу. Слушать. С этого дня ты спишь здесь. Кровать большая, и мы спокойно поместимся. Щеки профессора залил легкий румянец. - Нет, Гарри, я не могу… - Все ты сможешь. Возражения не принимаются, - рассержено сверкая глазами, заявил тот. – Или ты хочешь, чтоб ушел я? И нарушил вашу с Дамблдором Великую Военную тайну? – Гарри прекрасно понимал, что блефует: он ни за что не позволил бы себе поступить так с людьми, понадеявшимися на него, только из прихоти, но его слова возымели действие на Эними. - Нет, не уходи! – воскликнул он и покорно склонил голову. - Я остаюсь. Гарри победоносно улыбнулся. Как всегда, до двенадцати ночи они разговаривали, и Гарри упорно «не замечал» скованных жестов и словно немного виноватых взглядов учителя, а потом Альфред вдруг вскочил и, сказав: «Извини, Гарри, мне нужно выйти», скрылся за дверью. Мальчик крикнул ему вдогонку: - Ты обещал! Я тебя жду! – и сел на кровать, задумавшись. Он не мог не замечать, как относится к нему молодой профессор. Эними, взрослый и рассудительный мужчина, в присутствии Гарри трогательно смущался, становился по-детски несдержанно откровенным, и от этого казавшемся уязвимым. Кажется, всю ту любовь, что когда-то предназначалась жене и дочери, и которую больше никто не пожелал брать, он перенес на единственного человека, способного его понять. И, видимо, это была не только дружеская привязанность: Альфред любил Гарри по-другому. Как тогда, в какой-то прошлой, невозможно, нереально счастливой жизни гриффиндорца любил Драко. Но человека, которого зовут Драко Малфой, больше не существует. Для Гарри он хуже, чем умер, хотя до сих пор это имя и вызывает боль и множество ненужных воспоминаний. Но есть человек, который любит Поттера так, как он сам любил Драко, человек, который действительно достоин любви и заслуживает счастья. «Зачем же он страдает? – думал Гарри. – Он и так столько пережил, а я смог бы сделать его счастливым…» Эта ночь должна была стать пыткой для Альфреда, но она не будет такой. …Дверь тихо отворилась, и вошел Эними. Он не смотрел на Гарри, который уже успел раздеться и залезть в постель, но мальчик даже без очков заметил – нет, скорее, почувствовал – и покрасневшие глаза профессора, и дрожащие руки, и слегка растрепанные волосы. - Альфред, - тихо позвал Гарри, и он поднял голову, и хриплым голосом проговорил: - Я посижу тут при настольной лампе немного, хорошо?.. Мне… надо кое-что доделать… - Нет, - улыбаясь, но твердо сказал Гарри, - ты ляжешь в постель. - Но… - начал было Эними, но посмотрел на ученика, взгляд которого красноречиво говорил, что он не примет возражений. Сняв мантию и свитер, Альфред остался в тонкой белой рубашке, прекрасно облегавшей мускулистое тело, и брюках, и так и лег в кровать, отвернувшись к стенке. Гарри увидел, как вздрагивают его плечи, и услышал тихий вздох. - Ты всегда спишь одетым? – поинтересовался Гарри, склоняясь над ним. - Всегда, - пробормотал француз в подушку, и замер, когда легкие пальцы скользнули по его плечу вниз, к груди, и одну за другой стали расстегивать пуговицы. - Что ты делаешь? – прошептал Альфред, ловя руки гриффиндорца и отводя их. - Я думаю, сегодня тебе придется раздеться, - невозмутимо отвечал Гарри, - повернись ко мне. Эними послушно лег на спину, позволяя мальчику расстегивать пуговицы. Но едва пальцы Гарри коснулись обнаженной кожи на груди и напряженных мышц пресса, мужчина резко оттолкнул его. - Не надо, я прошу тебя!.. Несколько секунд Гарри смотрел, как Альфред, закрыв глаза и прикусив губу, сжимает ткань простыни, словно пытаясь удержаться, а потом положил руки на плечи профессора и прошептал, как когда-то Драко шептал ему: - Поцелуй меня. Альфред широко распахнул глаза и встретился взглядом с сияющими изумрудными глазами Гарри. Притянул мальчика к себе, обнял, перевернулся с ним вместе так, что тот оказался крепко прижатым к кровати, и с каким-то отчаянием, с безумной жадностью впился в ярко-красные губы своими. Гарри закрыл глаза, невольно представляя, что это Драко, и стал отвечать на поцелуи. Альфред словно не мог оторваться от его губ, пока наконец Гарри не стал задыхаться. - Прости… прости, - зашептал Эними, пытаясь перевести дыхание, - я с ума схожу уже неделю… Если бы ты знал, чего мне это стоит – видеть тебя каждый день и… я не мог позволить себе… прости… - он гладил виски мальчика, щеки, подбородок, губы, потом снова и снова целовал, как будто боялся, что любимый неожиданно оттолкнет его. - Я знаю, ты еще не любишь меня, - продолжал Альфред, - но я сделаю все, чтобы полюбил. Мальчик мой… Как же я так влюбился?.. Гарри грустно улыбнулся. - Часто это происходит против нашей воли. Подняв руку, мальчик провел ладонью по скулам мужчины, заправил ему за ухо гладкую длинную прядь темно-каштановых волос и проговорил: - Не останавливайся. Я хочу полюбить тебя. - Ты – моя мечта, Гарри, - прошептал Эними. - Я всегда, всегда знал, что встречу тебя!.. Сильные руки пробрались под спину Гарри, приподняли его так, что голова мальчика запрокинулась назад; нежные нетерпеливые губы оказались на шее гриффиндорца, потом быстрыми, легкими поцелуями пробежали по ключицам, язык скользнул в ямочку между ними, и Гарри резко выдохнул. Альфред на мгновение отстранился от него, а затем стал целовать плечи, грудь, живот… От его жарких ласк у мальчика слегка кружилась голова, и он уже плохо понимал, что происходит. Наверное, Альфред был прекрасным любовником, но Гарри почему-то хотелось, чтоб это все быстрее закончилось. У Эними тоже, видимо, не хватало терпения – его сводил с ума буквально каждый вздох любимого. Гарри закричал, когда Альфред овладел им, но под горячими губами этот крик перешел в стон… Любовник был очень нежным, каждое его движение – осторожным, чтобы не сделать больно. Но боль затопила Гарри в своей пучине: не физическая – у него разрывалась душа. Потому что, стоило лишь на миг закрыть глаза, как в голове возникала ужасающе четкая картинка: склонившийся над ним сероглазый блондин с расстрепаными волосами и закушенной губой; а в ушах звучали эти же слова, только повторял их другой голос: «Гарри… Я люблю тебя!..» Второе мгновение. Потерянный Рай (4) Медленно, день за днем, прошла еще неделя. Альфред был замечательным другом и удивительно чутким любовником, но Гарри все чаще ловил себя на мыслях о Драко. «Да зачем он тебе нужен? Ты же поклялся себе, что никогда больше и не подойдешь к нему!» «Я сойду с ума, если не увижу его!» «Рядом с тобой любящий человек, готовый отдать все ради твоего счастья». «Я буду с ним. Мне только нужно увидеть Драко». Увидеть Драко. Эта мысль постепенно превратилась в навязчивую идею, и Гарри выжидал время, когда ее можно будет воплотить в жизнь. И наконец такой день настал. Утром Альфред сказал, что вернется поздно и, поцеловав на прощанье любимого, ушел. Гарри внутренне порадовался, что Эними настолько доверяет ему, что не закрывает дверь снаружи с помощью особого пароля, а только, чтобы никто не вошел, запечатывает заклинанием, которое Гарри без труда мог снять. В глубине души шевельнулась гриффиндорская совесть: ведь он обманывал своего друга, но желание видеть Драко перевесило. И вот, только чуть-чуть не попавшись на глаза троим однокурсникам и профессору Флитвику, в последний момент успев ускользнуть и трижды пожалев, что у него нет с собой мантии-невидимки, Гарри стоял за колонной и смотрел на толпу учеников, направлявшихся на урок. В самом конце, словно для того, чтоб им не мешали остальные, шли, смеясь и обнимаясь, та самая Камелия и Драко, а кто-то из пуффендуйцев во всеуслышание называл их «главной парочкой Хогвартса»… Пришедший вечером Эними застал своего любимого сидящим на окне с засохшими на щеках дорожками слез, но не стал приставать с расспросами, а только сказал: - Не знаю, порадует ли тебя это или нет, но Дамблдор решил, что опасность миновала, и с завтрашнего дня ты можешь идти на занятия. Гарри спрыгнул с подоконника и, ничего не ответив, обнял Альфреда, спрятав лицо у него на груди, точно так же, как это сделал Драко в их последнее утро вдвоем. * * * Драко не мог заснуть всю ночь, словно в каком-то предчувствии. Перед утром ему наконец удалось задремать, но через два часа он вскочил на постели от страшного видения, на этот раз пришедшего во сне. Он снова видел Гарри в крови на полу, но теперь рассмотрел стоявшего над ним волшебника. Это был не Волдеморт, а профессор Эними. Утром, едва Малфой вошел в Большой Зал, его чуть не сбила с ног сияющая улыбкой Гермиона. - Гарри вернулся! Драко вскинул голову: напротив, у другого конца длинного стола, стоял Поттер и смотрел на него. Но, как только их взгляды встретились, зеленые глаза переметнулись в другую сторону. Драко еле смог сдержаться, чтобы не закричать от счастья на весь Зал. Стараясь сохранять спокойствие, он пошел к Гарри, а подходя ближе, все больше ускорял шаг. Подошел, стал напротив и… не смог сказать ничего, кроме: - Поттер, ну у тебя совесть есть?! Где можно столько пропадать? Гарри повернулся к нему, будто только увидел. Губы у него задрожали, словно он сейчас расплачется, но вместо этого Поттер твердо сказал: - Не тебе рассуждать о совести. Шел бы ты отсюда! Слова, как клинок, разрезали тишину, и она рваными клочьями повисла над ними. Драко стоял как вкопанный, и не мог сказать ни слова, потому что в Большом Зале стало резко не хватать воздуха. Наконец он смог вдохнуть, и произнес: - Что… что случилось, Гарри? - Ты еще у меня спрашиваешь, что случилось? – закричал Гарри, и вдруг глубоко вздохнул, его лицо превратилось в каменную маску, и он совершенно нейтральным голосом поговорил: - Уходи. И больше никогда не подходи ко мне. Слова били не хуже пощечин. Но Драко не мог уйти, не объяснившись. Ведь этот человек перед ним – не ненавистный когда-то Поттер, а его любимый Гарри, который никогда не причинял боль даже словами. - Гарри… Я хочу поговорить… Что произошло? - Абсолютно ничего, - ровным голосом ответил Гарри, смотревший каким-то стеклянным взглядом куда-то мимо Драко. – Малфой, уходи, и забудь все, что было… представь, что это просто приснилось тебе. Забудь навсегда. - Нет… Подожди, Гарри… Объясни, почему, – Драко очень боялся произнести это, и все же тихо, едва слышно произнес: - Ты… больше не любишь меня? Гарри подошел к нему вплотную, словно в последний раз вглядываясь в его черты, и вдруг отрывисто сказал, выделяя каждое слово: - Я. Не. Люблю. Тебя. Я. Тебя. Ненавижу, - и, развернувшись, пошел прочь из Большого Зала, оставив Драко в осколках его разрушенного мира. * * * «Как? – спрашивал себя Драко, наверное, в сотый раз. – За что он так со мной? В чем я виноват, что сделал не так?». Сердце будто сжали, и не отпускают... Никто не мог дать ответы на эти вопросы: Гермиона пожимала плечами и говорила, что пыталась образумить Гарри, но это бесполезно, Рон странно посматривал на слизеринца и шарахался в сторону, а сам Поттер делал вид, что Малфоя не существует. Драко не раз перехватывал его в коридорах, пытаясь понять, как Гарри мог за такое короткое время разлюбить его, но гриффиндорец молчал и в упор не замечал его. Наконец в слизеринце проснулась малфоевская гордость, и он перестал бегать за Поттером, а вместо этого заперся в своей спальне, и не выходил несколько дней. К себе он подпускал только Камелию, которая по-прежнему понимала его и утешала. Однажды девушка пришла сама не своя. Она всячески пыталась это скрыть, но Драко заметил, как она наливает кофе дрожащими руками. - Что случилось? – взволнованно вскочил он с постели. - Н…ничего, - Камелия отвернулась, будто боясь посмотреть ему в глаза. Малфой тут же вскочил и, схватив ее за руку, чуть не выбив чашечку обжигающего кофе, повернул девушку к себе. - Рассказывай, что произошло. Я не хочу, чтоб еще между нами были недомолвки. - Это все… Поттер… - прошептала она, пряча глаза. - Что Поттер? – воскликнул Драко. – Он обидел тебя? Что ты молчишь? - Нет-нет, - сказала девушка, просто я его видела с… Не нужно было тебе этого рассказывать… - С кем ты его видела? – вскричал Драко так, что Камелия даже вздрогнула. - Только что… с профессором Эними… они целовались за колонной в коридоре недалеко от нас… - пролепетала девушка. Драко даже немного резко оттолкнул ее и бросился к двери. Конечно, маловероятно, что они все еще там, но он должен был убедиться или увидеть их собственными глазами. Как сумасшедший, бежал он по коридорам, и чуть не выдал себя, наткнувшись на них. Точно так, как ему снилось, профессор прижал Гарри к стене и целовал, а гриффиндорец отвечал на поцелуи, как думалось Драко, так же страстно. Малфою показалось, что на лице мальчика застыло блаженство, и именно поэтому закрыты его глаза. Потом до слуха Драко донесся шепот: «Я люблю тебя…». Как смел Эними говорить это его любимому? Как он смел целовать эти губы, как смел гладить эти волосы? В голову слизеринца ударила горячая волна и он выхватил волшебную палочку, направил на профессора и, наверное, выкрикнул бы непростительное заклинание, если бы кто-то не схватил его за плечи и сильно не дернул назад. Драко повернулся, и несколько секунд совершенно сумасшедшими глазами смотрел на Камелию, будто раздумывая, что сделать с девушкой. Потом, уловив в ее глазах страх, опустил палочку, и вдруг разрыдался. Сегодня он окончательно понял, что потерял свой Рай. Навсегда. Словно прорвалась плотина, так долго сдерживавшая слезы: Малфои не плачут, тем более, из-за Поттера. Но стало немного легче, правда, только на пару минут, пока Камелия уводила его в спальню, чтобы никто не видел Принца в таком состоянии. - Я убью его! – выкрикивал Драко, измеряя периметр комнаты быстрыми шагами. Как казалось слизеринцу, ему снова удалось справиться с нервами: голос не дрожал, и глаза были совершенно сухими. Камелия сидела на кровати и в отчаянии заламывала руки. Наконец она заговорила взволнованным, но рассудительным голосом: - Драко, ты знаешь, как я отношусь к профессору Эними, но то, что он не устраивает меня как преподаватель, никак не может помешать здраво оценить ситуацию. Пойми, Эними не виноват. Ведь он же не знает – я уверена – ничего о вас с Поттером. Если тебе и стоит на кого-то злиться, так это на своего бывшего любовника, который бросил тебя без объяснений и тут же ушел к другому. Но это не значит, - испуганно добавила она, - что ты должен убивать его! - Убить Гарри? – прошептал Драко, и в глазах снова подозрительно защипало. – Он заслужил это, но… я не могу… - Конечно, не можешь, - успокаивающе погладила его по спине Камелия. – Ты просто должен изменить свое к нему отношение, и тогда тебя перестанет мучить ревность. - Я не ревную, - задыхаясь от бешенства, крикнул Драко, и тут же осознал нелепость своих слов. - Я ужасно ревную, я ненавижу Поттера, ненавижу этого профессора Эними! О, Камелия! Если бы ты не остановила меня, я бы убил его! Зачем ты это сделала? Девушка не отвечала, она подошла к Малфою со стаканом в руке. - Возьми это, Драко, и тебе станет легче, поверь мне. Блондин схватил стакан с темно-вишневой жидкостью, выпил залпом, и тяжело опустился на кровать. - Что это? – тихо прошептал он, чувствуя, как теряет силы. – Если это яд – благодарю. - Это не яд, глупенький, - грустно улыбнулась Камелия. – Это успокоительное, всегда с собой ношу, на всякий случай. Прости, что так с тобой поступаю, но это для твоей же пользы. Подойдя к камину, она зажгла свечу и поставила на стол. -Когда свеча догорит, ты уснешь. А пока тебе надо побыть одному. Я тебя оставлю, приду завтра. И девушка тихонько вышла, затворив за собой дверь. Драко лежал в постели, не имея сил даже пошевелиться. Зато голова работала, кажется, превосходно. «Я был готов убить этого профессора. И сейчас сделал бы то же самое…» «Но ведь Камелия права, виноват Поттер…» «Нет, он не может быть виноват, только не он! Мой милый Гарри… Эними околдовал его… Да, это не Гарри… Я люблю его, я никогда не смогу сделать ему больно…» «А он? Разве не он сводит тебя с ума своим молчанием? Разве не он растоптал вашу любовь? Ты должен ненавидеть его!» «Должен ненавидеть, но я люблю!..» «Но разве ты не хочешь убить его? Тебе его жаль? А он пожалел тебя? Он убивает тебя каждую секунду!..» «Но я люблю его… А если он действительно счастлив? Я должен уйти, и оставить их обоих в покое...» «Счастлив?! Но он говорил, что счастлив с тобой, не могло же все так быстро измениться! Если бы это было так, он хотя бы объяснился! Нет, он просто лгал, глядя тебе в глаза! Он нашел твою слабость, использовал тебя, и бросил, как бросают тряпку, ненужную вещь!..» Драко стиснул зубы, и так сильно сжал руками одеяло, что побелели костяшки пальцев, а из-под ногтей выступила кровь. Виной тому была ярость, или зелье, выпитое слизеринцем, но он словно сошел с ума, в голове пульсировала лишь одна мысль, отражавшая его собственные слова: «Я никому его не отдам!». Свеча догорела, но Драко не уснул, как обещала Камелия. Непонятно, откуда взялись силы, и он вскочил с постели и с горящими глазами побежал к Снейпу, оттолкнув пытавшегося остановить его Блейза. Все складывалось так, как хотел Драко. Лаборатория оказалась закрыта с помощью известного Малфою пароля, а зельевара внутри не было. Дрожащими руками Драко открыл шкафчик с ядами, и вытащил знакомый флакончик с черной жидкостью. Напиток Живой Смерти. Он сам его делал, и никак не мог подозревать, для чего ему это может пригодиться. «Одной капли достаточно, чтоб отравить нас всех», - всплыли в памяти слова профессора. Перед глазами стоял какой-то странный туман, когда Драко открыл бутылку усладэля, кем-то услужливо тут же поставленную и, зачерпнув серебряной снейповской ложечкой, налил в напиток яд. Словно в беспамятстве, он выбросил ложку и, расставив все по местам, прихватил бутылку и вышел. Сейчас он даже напрочь забыл о своем видении, в котором собственными руками убивал Гарри, и не был способен понять, что это – предостережение. Оценить по достоинству его взгляд мог лишь Колин Криви, который через фотокамеру видел взгляд василиска. Малфой не знал, где разыскивать бывшего любовника. В голове все перемешалось, и сейчас Драко не мог бы с уверенностью сказать, где Подземелья Слизерина или как зовут его декана. Но словно какой-то голос вел его по коридорам и этажам Хогвартса туда, где он мог найти Поттера. И этим местом оказалась вовсе не Гриффиндорская Башня, а пустой кабинет прорицания. Слегка пошатываясь, но решительно открыв дверь, Драко увидел Гарри. * * * - Зачем вам это? – спрашивал женский голос. - Что именно? – судя по тону, на лице мужчины расцвела недобрая усмешка. - Зачем вам разводить их? - А ты хочешь знать? – рассмеялся мужчина. - Да, хочу, - упрямо заявила девушка. – Мне надоело чувствовать себя пешкой в чужой игре. Я абсолютно не понимаю ваших замыслов и действий. - А не многого ли ты хочешь? – почти прошипел мужчина, как если бы разговаривал со змеей. – Ладно, теперь все подходит к логическому завершению, поэтому я могу рассказать тебе. Все дело в пророчестве. Много лет назад наша многоуважаемая прорицательница Трелони, пребывая в трансе, сообщила кое-что для меня весьма интересное. - Если вы собираетесь посвящать меня в тайны пророчества о Гарри Поттере, - перебил женский голос, - то не нужно. Эта история мне известна. - Девочка моя, - казалось бы, ласково, но с какими-то настораживающими нотками произнес мужской голос, - если хочешь узнать все – не мешай. Конечно, я говорю не об этом пророчестве – о нем, наверное, знает добрая половина магического сообщества. Но мало кому известно, что милейшая госпожа Трелони в тот вечер выдала еще одно – относительно нашего с тобой общего друга. Звучит оно так. «Настанет день, когда появится Лев, которому под силу будет совладать с Великим Наследником Слизерина... Врагом Льва будет Змея, и пока между ними будет вражда, Великий может не беспокоиться за свою судьбу, ибо Змея будет выпивать все могущество Льва... но если придет время, когда Змея и Лев объединяться, тогда сильнейший из них способен будет убить Наследника... если же разорвать их узы, Великому ничего не будет угрожать, ибо один из них погибнет». Теперь тебе ясно? - Да, мой Господин. - Вот так-то лучше, потому что мне надоело иметь дело с истеричной девчонкой, которой к тому же не привили уважения к старшим. Девушка невольно хмыкнула. Мужской голос добавил уже более дружелюбно: - Ну ладно, я преувеличиваю. В данном случае не к старшим, но сильнейшим. Раздались шаги, будто кто-то прошелся из угла в угол, и рассказчик продолжил: - Все это идеально вписывалось в мой первоначальный план: я хотел погубить его любимого ученика под самым носом старика Дамблдора. Если бы не моя страсть к интригам, и... да, я понял, почему даже холодный, как Снежная Королева сквиба Андерсена, Малфой-младший полюбил этого мальчишку, и мне не хотелось убивать его самому... то я так и поступил бы. Но в процессе происходящего я кое-что пересмотрел, и решил не рисковать, справедливо полагая, что грязную работу сделают за меня, чему ты нимало поспособствовала, умница моя, - рассмеялся мужчина. – Зелье чудное, оно сведет его с ума в буквальном смысле этого слова. А теперь нам предстоит лицезреть последний акт моей великолепной постановки. На этот случай я прихватил чудесную вещь, когда-то принадлежавшую незабвенному Джеймсу Поттеру, и доставившую мне в свое время достаточно хлопот. Подойди сюда, пора идти. Хохот, потом что-то зашелестело, дверь кабинета открылась, выпустив кого-то, и легкие шаги направились в сторону пустовавшего с начала года кабинета профессора Трелони. * * * За окном бушевала гроза. Бешено выл ветер, сгоняя тучи над самой высокой башней Хогвартса, хлестая стены замка холодными струями дождя и снега, словно задавшись целью пробить в них брешь и ворваться вовнутрь, чтобы разметать, разрушить, разорвать в клочья все, что еще осталось нетронутым. Раз за разом клубящиеся и ворочающиеся огромным зверем черные тучи разрывала стальная вспышка молнии – отточенная до блеска, как кинжал. Она словно метила в небольшое стрельчатое окно под самой крышей одной из башен, за которым в кабинете, склонив голову к коленям, сидела маленькая фигурка. Снова и снова Гарри прокручивал в голове события того дня, когда расстался с Малфоем. Кажется, Драко был рад его видеть. Неужели действительно рад? Слизеринец не шел – летел через Большой Зал, разве что только не кричал от счастья. А потом Гарри оттолкнул его, как еще тогда, на первом курсе, отверг его дружбу. Да, гриффиндорец и в этот раз поступил правильно, но почему же так плохо? Словно отрезали полсердца... А потом, сегодня – темный коридор, Альфред, не сумевший сдержаться и набросившийся на него с поцелуями... И Гарри снова представил себе, что его целует Малфой. А через несколько минут тишину коридора прорезали безутешные рыдания, и мальчик не увидел – почувствовал – что это Драко. Драко, который никогда не плакал. Ноги сами привели Гарри в заброшенный кабинет прорицания – в этом году предмет изучали в одной из комнат Астрономической башни. Неодолимая сила привлекла его сюда, и теперь он сидел на парте, словно ожидая чего-то, что могло решить его судьбу. Все помыслы были заняты одним человеком, когда распахнулась дверь, и этот самый человек оказался на пороге. - Малфой? – немой вопрос застыл на лице Гарри. Слизеринец не ответил. Он стоял в дверях, пошатываясь, с бутылкой усладэля в руке, в расстегнутой рубашке, без мантии, и со странным блуждающим взглядом. Гарри показалось, что Драко пьян. Наконец, будто преодолев себя, Малфой зашел и закрыл дверь заклинанием. «Что тебе нужно?» - хотел спросить Гарри, но не мог оторвать взгляда от глаз любимого, не мог произнести ни слова. Сердце разрывала бесконечная тоска от того, что эти глаза больше не будут смотреть с нежностью, эти губы не будут целовать его и шептать: «Я люблю тебя!». Гарри вздохнул, пытаясь избавиться от подступившего к горлу комка и сдерживая слезы, готовые покатиться по щекам. Драко поставил бутылку на парту, и шагнул к нему, не отрывая взгляда от зеленых глаз. Подошел так близко, что, когда он за плечи поднял Гарри с парты, их разделяло всего несколько дюймов. Гарри, не отрываясь, смотрел в серые тучи-глаза, и пытался увидеть, что скрывается за непроницаемой полосой дождя. Но глаза Драко застилал туман и только изредка в них сверкали молнии, наверное, преломившиеся и отразившиеся через тонкое стекло окна. Слизеринец поднял руку и легонько, кончиками пальцев, коснулся виска Гарри. Мальчик вздрогнул от этого прикосновения, как от электрического разряда, и чуть прикрыл глаза. Драко насмешливо и вместе с тем грустно улыбнулся. Медленно, то на мгновение отдергивая руку, то вновь прикасаясь, провел пальцами по скулам Гарри, к шее. Каждое прикосновение заставляло Поттера вздрагивать. Он закрыл глаза, вспоминая, как нежно ласкали его эти руки, что могли делать длинные красивые пальцы. Тонкая рука скользнула к груди, и Гарри вдруг стало трудно дышать. Драко чувствовал, как дрожит под его руками тело мальчика, и сердце стучит так сильно, что, кажется, разорвет нежную кожу. - Ты боишься меня, Поттер? – тихо спросил Драко и, не дождавшись ответа, сказал это сам: - Нет, ты меня хочешь. Ты безумно меня хочешь. Гарри молчал, а Малфой, словно издеваясь, прикоснулся губами к бешено бьющейся жилке на шее мальчика. Гарри застонал и медленно опустился на парту. Драко подхватил его и, прижав к себе, зашептал на ухо: - Что, профессор не может дать тебе того, что я? Из него плохой любовник? Гарри хотел оттолкнуть его, но не мог. Руки были словно скованы, а тело без участия разума отзывалось на каждое прикосновение слизеринца. А тот продолжал: - Ну, Поттер, скажи, что ты шлюха. Давай, это же правда! Гарри собрал волю в кулак и вырвался из объятий Малфоя. Но тот перехватил его запястья, и с силой сжал, потом толкнул гриффиндорца обратно к столу, несколькими ловкими движениями стянул с него мантию, свитер, и расстегнул пару пуговиц на рубашке. Не успел Гарри среагировать, как Драко обхватил его за плечи, и нежно лизнул, а затем начал целовать грудь. - Оставь меня... – выдохнул Гарри, гордость которого все еще сопротивлялась, а Драко зло усмехнулся и сказал: - Зачем ты просишь о том, чего не хочешь? Я знаю, чего ты хочешь. Этого, - блондин запутал пальцы в смоляных волосах и резко, но не больно дернул вниз так, что голова мальчика запрокинулась, - этого, - и он пробежал легкими поцелуями по лицу и шее Гарри, - вот этого, - долгий, страстный поцелуй в губы, словно Малфой задался целью выпить его душу. – А еще ты мечтаешь, чтоб я трахнул тебя, так? Отвечай, моя маленькая шлюшка! Гарри дернулся, из последних сил пытаясь разорвать эти дьявольские цепи, но Драко резко ударил его по лицу, сорвал очки, оцарапав острыми дужками висок Поттера, и швырнул гриффиндорца на парту. - Что такое? Тебе не нравится, когда я называю вещи своими именами? Зато ты получишь то, что хочешь! Дерзкими, нетерпеливыми движениями Драко раздел мальчика, не обращая внимания на его сопротивление. - Ну давай, изобрази оскорбленную невинность! Так даже интересней! - Драко, что ты делаешь? Отпусти, мне больно, - прошептал Гарри, когда Малфой заломил ему руки за спину, и снова ударил. – Что я тебе сделал?.. - Что ты мне сделал? Ах, тебе больно? – зашипел Драко, у которого перед глазами все почему-то стало ярко-красного цвета, точно как губы Гарри, которые еще сегодня днем целовал Эними. – А мне не больно?.. – простонал он, глядя в лицо бывшего любовника. - Я ненавижу тебя, ненавижу! – повторял он, как в бреду, и целовал Гарри. Целовал не как раньше, а сильнее, глубже, подчиняя себе, забывая о тепле и нежности, что еще так недавно чувствовал к этому мальчику. Тот, кого Драко боготворил, оказался предателем, только и ожидавшим подходящего момента, чтобы ударить в самое сердце. Это слизеринцев называют змеями? Нет, Змей – перед ним: этот черноволосый мальчик, у которого зачаровывающий взгляд аспида; которого нельзя разучиться любить, даже если ненавидишь – его яд проникает глубоко под кожу, в самые вены, смешивается с кровью, впитывается в сердце... Заполняет собой весь окружающий мир, с каждым глотком воздуха проникает в легкие и отравляет жизнь... Только, в отличие от укуса аспида, его укус не погружает медленно в сон – он просто так же медленно сводит с ума... Поцелуи сменялись ударами, и Драко даже не замечал, что Поттер будто не сопротивляется, и это красное, тонкими струйками стекающее от виска к черным волосам – ни что иное, как кровь. - Инкарцеро! – выкрикнул Малфой, почувствовав, что гриффиндорец пытается освободиться от его хватки. Волшебная палочка Гарри лежала в нескольких шагах, на ближайшей парте, и слизеринец в душе рассмеялся над глупостью своего бывшего – врага? любовника? – теперь это уже не имело значения. Только Поттер, за которым каждый год охотился Темный Лорд, мог так неосмотрительно бросать свое оружие где попало – подходите, мол, берите меня голыми руками, я к вашим услугам. Теперь вот он полностью во власти врага... Эта мысль заставила Драко хищно усмехнуться. Он стоял, наклонившись над партой, и наблюдал за тем, как глупый мальчишка отчаянно старается вырваться из цепких веревок, связавших его по рукам и ногам. Они почти душили его, не давая сделать даже маленький глоток воздуха – Гарри судорожно пытался вдохнуть, но грудную клетку стягивали веревки; он был похож на рыбку, которую выбросили на сушу, лишив даже малейшего шанса на спасение... Заметив, что мальчик теряет сознание от недостатка воздуха, Малфой слегка ослабил заклинание, снова ухмыльнувшись: «Ну не живодер же я!», а затем опять прильнул к сладким губам. Гарри дернулся, и больно укусил его. - Ах так? Не нравится, русалочка моя? Ладно, Поттер, будем по-другому! Мальчик вздрогнул, широко раскрытыми глазами глядя на застывшую в полете волшебную палочку из боярышника, зажатую в тонких аристократических пальцах. Малфой даже замер на несколько секунд, не понимая, отчего гриффиндорец так смотрит на него. «Он, что – боится?» - мелькнула мысль, и тут же утонула в бушующем пламени ярости. Да, Гарри боялся. Не заклинания, которое вот-вот могло выскользнуть из этой палочки – а возмездия, ожидающего Малфоя, если он произнесет это. Слишком отчетливо в голове звучали слова лже-Грюма, предупреждавшего: "Использовать его – то же самое, что купить себе билет до Азкабана в один конец!"... Гарри хотелось закричать, умолять Драко остановиться, но он понимал, что этим еще больше разозлит слизеринца, и просто смотрел на него, пытаясь вложить в этот взгляд все, что разрывало его сердце. Но тот ничего не видел. Бледные губы тронула ядовитая усмешка, которую даже при большом желании нельзя было назвать улыбкой, и Малфой прошипел: - Думаешь, я настолько глуп, чтобы подписать себе приговор, произнеся непростительное заклятие? На это надеялся?! Ну уж нет! Сектумсемпра! Из тонкой палочки вырвался луч. Какого цвета – Драко почему-то не мог сказать. Наверное, во всем виноват был багряный туман, застилавший глаза. Страшный луч будто острием меча рассек тело Гарри в нескольких местах: грудь, живот, руки, ноги... Длинные глубокие порезы чередовались с рваными ранами. Мальчик не закричал – боль была такой, что он не мог даже кричать или стонать – только беззвучно всхлипнул, закрывая глаза, чтобы не видеть лица своего любимого, все еще любимого... Рассекающее заклятие освободило гриффиндорца от сковывающих веревок, но он даже не почувствовал. Гарри понял, что умирает, но это было бы так хорошо, если бы не так больно... Малфой молча взирал на дело рук своих. Он, конечно, видел, как Снейп использует это заклятие на листе бумаги, но даже не подозревал, КАК оно подействует на человека. Гарри лежал на столе в луже собственной крови, а его нежное тело превратилось в одну сплошную рану, будто какое-то чудовище разорвало мальчика зубами и когтями. Непонятно, как, но он все еще был жив. Кровь с жутким булькающим звуком толчками вытекала из глубоких ран – не капля за каплей, а тонкими струйками, окрашивая деревянную парту в бордовые тона. Как и тогда, в видении, которое ужасно напугало Драко, слизеринец смотрел, как дрожат длинные черные ресницы, как закрываются глаза, наполненные слезами, а он – Мальчик-Который-Выжил – все еще дышит... «У него кровь такая же алая, как знамя Гриффиндора», - отстраненно подумал Малфой. Он не чувствовал ни жалости, ни сострадания – ничего, присущего разумному существу, только – безотчетное, пугающе сильное желание причинить этому мальчику как можно больше страданий и боли. - Больно? - прошептал блондин, и его губы тронула полубезумная улыбка. – А будет еще больнее. Одним движением расстегнув брючный ремень и избавившись от одежды, Драко без подготовки грубо овладел почти безчуственным телом своего любимого. «Никто бы не додумался использовать в качестве смазки кровь», - мелькнул отрывок мысли в затуманенной голове, вызвав у мучителя легкую усмешку. Гарри вскрикнул и глухо застонал. Его растерзанное тело, к которому нельзя было прикоснуться, не вызвав стона, теперь разрывали еще и изнутри – это было немыслимо больно... но несравненно больней – осознание того, кто с ним это делал. Ноги мальчика окрасились новым потоком крови, кровь текла из прокушенной слизеринцем – в отместку – губы, из раны над виском, хлестала из груди, капала на пол из будто разрезанных бритвой запястий, струилась вниз по ногам... А Малфой ничего не замечал, только чувствовал, как бьется сердце Поттера – как сумасшедшее. Его собственное сердце стучало еще быстрее – то ли от возбуждения, то ли от осознания стопроцентной власти над своей жертвой. Дыхание его пленника, и без того прерывистое, стало рваным, перемежающимся хриплыми вздохами – полноценно вдохнуть хоть глоток воздуха в поврежденные легкие Гарри уже не мог. Тело мальчика судорожно вздрагивало от каждого толчка, посылая импульсы к сердцу, и позволяя вытекать новой порции крови. Гриффиндорец пытался зажмурить глаза, но даже на это не хватало сил, и он распахивал их в немом крике, когда Малфой делал особо грубое движение. Рот Гарри был приоткрыт, и Драко снова и снова впивался в мягкие губы – этого хотелось безумно, несмотря на то, что Поттер не отвечал на жгучие поцелуи-укусы своего мучителя. Блондину хватило нескольких минут, чтобы кончить – настолько сильным было возбуждение. Слизеринец не понимал чудовищности происходящего: он только что изнасиловал своего умирающего любимого. Словно в беспамятстве, Драко глядел на красные потоки, залившие парту и сорванную с Гарри белую рубашку, и глубоко внутри слышал какой-то голос, заклинающий остановиться, но не мог этого сделать. Едва придя в себя после сильнейшего оргазма, начал снова терзать и целовать губы и шею Поттера, одновременно расцарапывая пальцами раны на груди мальчика. Белые руки Слизеринского Принца были уже не в фигуральном смысле по локоть в крови, а ему все было мало. Малфой не отдавал себе отчета в происходящем – он никогда не был способен на подобную жестокость, но сейчас его разумом овладело безумие... Он видел, как вместе с кровью бывший любимый теряет жизненные силы, становится все слабее и слабее... Хотел, чтобы Гарри кричал, но из груди мальчика вырывались лишь стоны. И Драко взглянул в его глаза. И тут только увидел его. С глаз будто спала пелена, мысли стали медленно проясняться. Драко замер. Да, он добился своего: Гарри было очень больно, так больно, что он не мог произнести ни слова... По бледному, как мел, лицу катились слезы, а все еще ослепительно сиявшие глаза смотрели с такой невыразимой мукой, что сердце Драко готово было разорваться. Слизеринец не понимал, что твориться в его собственной душе. Ему казалось, он ненавидит Гарри, и если бы Драко сейчас имел способность размышлять, то ему стало бы ясно, что это – лишь внешнее проявление, что на самом деле его сердце разрывает любовь. Но зелье, которое дала ему Камелия, смешало чувства, стерло мысли и сделало его безумным. - Господи!.. – прошептал Драко, стараясь собрать разбегающиеся мысли, и стирая поцелуями слезы и кровь с Гарриного лица, не отпуская его взгляда. Мальчик умирал, не в силах вытерпеть такие муки, но в его глазах не было ни злости, ни страха, ни отчаяния – только боль и... любовь. Любовь, несмотря ни на что. Прерывисто вздохнув, Гарри прошептал: - Теперь... ты... доволен?.. – и потерял сознание. Доволен? К Драко медленно пришло осознание, что же он натворил. - Гарри!.. Гарри, очнись!.. Любимый... О Мерлин, что же я наделал... Гарри! Фините Инкантатем! – закричал Драко, прекрасно понимая, что заклинание не исцелит умирающего любимого, только продлит его мучения. Слизеринец лишь сейчас осознал, что не знает, или не помнит заклятия, которым Снейп обычно соединял разрезанные Сектумсемпрой кусочки бумаги. Драко безуспешно пытался привести мальчика в чувство, используя все известные ему заклинания. Кровь удалось остановить, но Гарри не приходил в себя. Все было бесполезно. По щекам Малфоя текли слезы, застилая все мутной пеленой... И вдруг Поттер открыл глаза. - Любимый... – зашептал Драко, не обращая внимания на слезы, капавшие из глаз на грудь Гарри. – Прости меня... умоляю... нет, как я посмел просить у тебя прощения, когда чуть не убил... я сошел с ума... ты никогда не простишь меня... Господи... Гарри, милый, я не хотел... забудь меня... прости... Его остановил голос Гарри, такой тихий, что Драко скорее читал по губам, чем слышал слова: - Я прощаю тебе все... потому что люблю тебя!.. - Браво! – раздался негромкий голос в нескольких метрах от них – они не услышали, хотя сейчас не услышали бы, наверное, и грохот барабана. - Мой Господин, и что теперь? – недоумевала девушка под мантией-неведимкой. - Не спеши, Камелия, - прошептал тот, кого она называла Господином. – Я люблю хорошо поставленные спектакли, давай досмотрим до конца. Они ведь все еще играют. * * * - Ты... ты любишь меня? После этого... ты все еще любишь меня?.. - Драко, я буду любить тебя всегда... счастье мое... - Но... ты и профессор Эними... Гарри вздохнул. - Он очень любит меня, и... Когда я увидел тебя с Камелией... - Но Гарри, - взволнованно перебил его Драко. – Она не девушка мне, только друг! Она сначала думала по-другому, но я все объяснил... - Объяснил? Я видел вас! – воскликнул Гарри. - Как ты можешь?.. - Клянусь тебе, Гарри, я и не прикасался к ней! – испуганно прошептал Драко, и опустил глаза. – Мне снился ты... На Гарри будто нашло озарение. - Любимый мой... прости... это я во всем виноват... – Поттер потянулся к нему, пытаясь привстать, но без сил упал назад. - Господи, Гарри... Я сейчас возьму что-нибудь у Снейпа, и приведу его, подожди немного, - Драко вскочил, накинул мантию гриффиндорца и выбежал из кабинета, не обратив внимания на то, что дверь оказалась открытой, в то время как он закрывал ее. Гарри прикрыл глаза, не смея поверить в свое счастье: Драко не предавал его, он по-прежнему любит... - Гарри, - нарушил тишину негромкий голос. Мальчик поднял голову. Перед ним стоял Альфред и грустно улыбался. - Гарри, прости, но я шел мимо и случайно услышал ваш разговор... К тому же меня чуть не сбил с ног мистер Малфой... - Альфред!.. – воскликнул Гарри, но Эними жестом остановил его: - Не надо, мальчик мой. Я все понимаю, и... – он вздохнул, - я рад за вас. Гарри увидел, как в глазах профессора сверкнули слезы. Эними шагнул к нему, наклонился и, прикоснувшись к Гарриному лицу, а затем проведя рукой по телу, зашептал одному ему известные заживляющие заклинания. Страшные раны одна за другой затянулись, от них остались только едва заметные шрамы. Потом француз нежно поцеловал гриффиндорца в губы, и сказал, пресекая невольное движение мальчика, который хотел его обнять: - Ты не должен жалеть меня, Гарри. Поверь, я буду счастлив, зная, что счастлив ты. Я уеду, чтобы не напоминать вам о произошедших событиях своим присутствием. Взгляд профессора упал на бутылку усладэля, и он материализовал два бокала, откупорил крышку, и наполнил их. - Я хочу выпить за то, что рано или поздно наши мечты сбываются, Гарри, - и он, улыбаясь, протянул бокал гриффиндорцу. Слегка дрожащими руками мальчик взял напиток и, взглянув на профессора невозможно чистыми зелеными глазами и улыбнувшись, сказал: - За тебя, Альфред! Эними не успел поднести напиток к губам, когда Гарри уже отпил глоток, и вдруг, выронив бокал, покачнулся и безвольно откинулся назад. Он не успел увидеть, как бросился к нему бывший учитель, и услышать страшный крик вбежавшего в кабинет Драко: сердце Гарри остановилось в ту самую секунду, как он сделал первый глоток Напитка Живой Смерти.

Третье мгновение. Последний глоток (1) Я все за жизнь твою готов отдать – Судьбу свою, и магию, и душу, И с темной силой сделку завязать, Законы света и людей нарушив... И ты вернулся – только для меня – Из царства сна и вечного покоя. И я решил, от Зла тебя храня, Навеки рядом быть теперь с тобою. Успел я сделать счастья лишь глоток – И вот уже пришла за грех расплата. Я смерти не боюсь, и к ней готов, Но уберечь тебя от Тьмы мне надо. У рока я отсрочку попросил, Три дня – три века сказочного счастья. Я б вечность на руках тебя носил, Но было не дано мне этой власти. Я лишь мечтал смотреть с далеких звезд На ангела, оставленного мною... Прости, я столько зла тебе принес, Хотя слезы одной твоей не стою. Я стал убийцей, чтобы ты мог жить, И больше никого не ненавидеть. Мне было больно, страшно уходить, И я мечтал последний раз увидеть Твои глаза. Увидеть этот свет, У ног Твоих упасть, перед Тобою, Последний раз, на вечность долгих лет Запомнить взгляд, наполненный любовью. Я не страшился холода и тьмы, Хоть лед мне душу сковывал цепями. Я верил: если любишь – вместе мы, И смерти нет, пока любовь есть с нами. Но я не знал, что боли нет сильней, Чем та, что замораживает воздух, Когда, остановив свой взор на мне, Твои глаза так с ненавистью смотрят... - Альбус... Скажи, а можно ли изменить судьбу? Быть может, спастись от смерти? – вопрос будто завис в воздухе, делая его насыщенным настолько, что становилось трудно дышать. Дамблдор поднял голову. - Я ждал, когда ты спросишь. Почему так долго не решался? - Я думал, - огрызнулся Снейп, сидевший на диване и державший за руку неподвижного юношу – словно только затем, чтобы в который раз нащупать пульс. На самом деле зельевар даже не замечал, как поглаживает доверчиво раскрытую ладонь, тонкие пальцы – такие же хрупкие, - изящное запястье... Наконец он словно одернул себя, и не менее едко продолжил: - А у тебя, что, на все готовы ответы? Дамблдор пожал плечами. - Я могу ответить, потому что в свое время мне пришлось выбирать. Это очень опасно и возможно только в самом крайнем случае, изменения совсем незначительны, потому что, как бы мы не старались, судьба гораздо выше наших желаний. Ее невозможно узнать заранее, можно лишь пытаться предугадать, наблюдая за знаками, которые она дает. Каждый наш шаг, каждое решение в определенной мере влияют на судьбу, но не изменяют ее кардинально. И все же так хочется верить в возможность пойти наперекор своему року... наверное, потому мой ответ – да. ____________________________ - Гарри! Гарри!.. Боже, только не умирай!.. Счастье мое!.. – Драко упал на колени рядом с партой, на которой лежал его любимый, приложил ухо к его груди в тщетной надежде услышать стук сердца. Оно не билось, но Драко уже не понимал этого: глотая слезы, он что-то бессвязно шептал, обнимая и прижимая к себе Гарри, словно пытаясь передать ему все тепло и самую свою жизнь. Рядом с ними раздался холодный насмешливый голос: - Это бесполезно. Снейп прав, и вы действительно блестящий ученик – не каждому под силу приготовить такую совершенную Живую Смерть. Драко поднял покрасневшие глаза на профессора Эними, стоявшего над ним и ядовито усмехавшегося. - Это вы убили его! – вскрикнул юноша, выхватывая волшебную палочку. Эними без слов взмахнул своей - и палочка Малфоя вырвалась из руки, взмыла вверх и отлетела на несколько метров. - Зачем так, мой мальчик? Вы все равно не сможете ею воспользоваться: вы раздавлены, уничтожены, в таком состоянии волшебнику не под силу ни одно более-менее сложное заклинание, - тем же спокойным тоном сказал Эними. – Мало того, посмотрите правде в глаза: это вы, а не я, приготовили зелье, принесли его сюда и, я уверен, намеревались им воспользоваться. Я всего лишь помог вам, разве нет? – расхохотался он. – Драко, позвольте вас поздравить: вы собственными руками исполнили то, о чем я так давно мечтал. Убийца, именно вы погубили своего любимого. Лицо Драко было таким же белым, как валявшаяся на полу рубашка. Он оперся на парту и едва ли не терял сознание. - Кто вы? – произнес он совершенно не своим голосом, глядя на Эними обезумевшими от горя глазами. Профессор улыбнулся. - Всему свое время. Сейчас мой выход, и вам придется послушать историю от начала до конца. Однажды вы уже помогли мне добиться того, чего я хотел. Благодаря своей сердечной привязанности к вам Гарри Поттер добровольно отдал кровь небезызвестному вам волшебнику. Кровь этого мальчика творила чудеса, и Темный Лорд открыл в себе новые силы и возможности. Но этого было недостаточно. Вам, конечно, известно пророчество о Льве и Змее, о котором и не догадывался Гарри? – Альфред взглянул на Драко, и тот опустил глаза. Эними продолжал: - Вижу, что известно. Поэтому понимаете, что Лорд не мог отпустить вас с миром, хотя в тот момент вы оба были настолько наивны, что полагали, он так и сделает. Волдеморт отдал вам портключ не потому, что испугался ничего не значащего шантажа, когда вы угрожали убить себя – после того, как кровь Поттера была бы в руках Темного Лорда, это было уже неактуально, и он запросто мог и не сдержать слова. Что для него значит это глупое понятие – честь волшебника? Всего лишь канон, нелепая традиция, которую волен нарушить власть имеющий. Но Лорд отпустил вас именно потому, что умел властвовать, управлять, играть... людьми, их судьбами и жизнями. Это был всего лишь ход Большой игры, за которым следовали другие... Я проник в школу, а Дамблдор даже не заподозрил ничего, хотя я так старался себя выдать, - учитель ухмыльнулся, - шутки ради я выбрал фамилию «Эними», что дословно обозначает «враг». Но даже это не навело старика на мысль, что опасность может подстерегать Гарри здесь, в Хогвартсе. Мне очень помогла Камелия, дочь Беллатрисы Лестрейндж... Выходи, деточка моя, - сказал черный маг и, сбросив Гаррин плащ-невидимку, девушка вышла из тени, наблюдая за тем, как Драко меняется в лице. - Она хотела воспользоваться вейлочарами, но, так как в тебе самом течет кровь вейлы, это на тебя не подействовало. Тогда Камелия дала тебе производное приворотного зелья, от которого ты и почувствовал мгновенно вспыхнувшую симпатию к ней, но был так расстроен отсутствием Поттера, что у тебя это даже не вызвало подозрений. Тогда она устроила все так, что и однокурсники, и учителя стали считать вас парой, - продолжал Эними. – Нам чуть не помешал Снейп, рассказавший об этом Гарри, когда еще не все было готово. Но в конце концов все сложилось удачно, Гарри видел только то, что было нужно нам, и Камелия вовремя осторожно отстранила его от вашей, Драко, двери, на тот случай, если бы он сам не ушел. Но бедный мальчик был шокирован настолько, - профессор развел руками, - что даже не почувствовал магического воздействия, и бежал оттуда что было сил. Прямо мне в объятия. Он, конечно, мог обо всем догадаться – по «реакции» своего шрама на мое присутствие, например, или узнать меня по глазам – слишком уж пристально присматривался. Чтобы расположить Гарри к себе и вывести из равновесия вас, мне пришлось рассказать ему трагическую историю и даже стать его любовником, и не скажу, что это оказалось ужасно неприятно. Малыш был таким сладким в постели, - ухмыльнулся Альфред, одновременно наблюдая, как скривилась Камелия и, вспыхнув, сжал кулаки Драко. - Спокойнее, мой мальчик, я еще не закончил, тем более, что теперь нам делить уже некого, - Эними пожал плечами и махнул рукой в сторону Гарри. – Вместе с полным доверием Гарри я получил много полезной информации – например, узнал о квартире Блэка – штабе Ордена Феникса. Правда, тут надо отдать должное старику Дамблдору – как выяснилось, ее охраняло Заклятие Доверия, и Хранителем был не Поттер. Но и без этого я достиг важнейшей цели – разрушил вашу связь. Как понимаешь, ни одно «совпадение», когда Гарри заставал вас с «любовницей», не было случайным. Он видел и слышал только то, что я планировал ему показать. А сегодня ночью Камелия дала вам зелье, из-за которого, как вы, может, заметили, на время теряешь разум. Его действия чуть-чуть не хватило, потому что вместо того, чтобы сразу убить Поттера, вы решили напоследок заняться с ним любовью, кстати, проявив при этом свою латентную жестокость. На это я не рассчитывал, но это уже было несущественно. Как видите, я успешно завершил начатое вами. Да, я забыл сказать, - взглянув на часы, усмехнулся Эними, будто на самом деле приберегал эту новость напоследок, - кровь Поттера и впрямь творит чудеса. С ее помощью Оборотное зелье действует не час, а двенадцать часов. Мне все рано приходилось принимать его в полночь и днем, а Гарри еще шутил по этому поводу – над моими исчезновениями ровно в двенадцать. Вот и сейчас пришло время пить зелье, но я не буду, чтобы ответить на ваш главный вопрос – кто я. Альфред замолчал, и почти сразу же в гулкой тишине часы пробили полночь, и на глазах Драко красавец-профессор превратился в хохочущего Темного Лорда. Если бы Драко был способен думать, он не смог бы не вспомнить о тыкве и карете. Лорд Волдеморт не спускал глаз с Драко, словно призывая оценить столь эффектный выход. Малфой дернулся, намереваясь добраться до своей волшебной палочки, но маг воскликнул: - Петрификус Тоталус! Драко оцепенел, а Волдеморт рассмеялся: - Ну я же говорил, Драко, что никто не в силах убить меня, тем более вы – сейчас. Но я не злопамятен. Без Поттера вы мне больше не угроза, поэтому я дарю вам жизнь. Может быть, вы не захотите жить после этого, - ухмыльнулся Лорд, взглянув на распростертого на парте Гарри и продолжал: - Но это уже вам решать. Если пожелаете – усладэль к вашим услугам, - и, развернувшись, они с Камелией ушли, оставив Драко под действием заклятия. * * * Он не мог остановить их, не мог даже пошевелиться или глубоко вздохнуть. Только смотрел на Гарри, и ему казалось, что вот сейчас дрогнут черные ресницы, с приоткрытых губ слетят слова, а рука, расслабленно – как если бы мальчик спал – свесившаяся вниз, поправит волосы... Но Гарри лежал неподвижно, как будто неизвестный великий скульптор так мастерски вылепил его чудную фигуру и оставил здесь. Утром, едва тонкие предрассветные лучи солнца коснулись стен замка, в кабинет прорицания зачем-то заглянула профессор МакГонагалл, и на минуту замерла в дверях, увидев ужасающую, но прекрасную картину. На парте, раскинувшись, лежал Гарри Поттер, и на губах его, казалось, застыла странная улыбка, а рядом с мальчиком, не двигаясь и не отрывая от него взгляда, сидел Драко Малфой, по бледным щекам которого без остановки текли слезы. * * * - Мистер Малфой, вас хочет видеть директор, - негромко произнесла МакГонагалл, наклонившись к блондину, который и через несколько часов, когда с него сняли заклинание, все так же неподвижно сидел рядом с Гарри, теперь уже в больничном крыле. Когда гриффиндорца принесли туда, мадам Помфри вскрикнула, всплеснула руками и попыталась нащупать пульс, но вошедший Снейп сказал: - Не утруждайтесь. Он мертв, - и, повернувшись к Драко, мрачно добавил: - Мистер Малфой слишком способный ученик. - Профессор! – бросился на колени Драко. – Я умоляю вас!.. Неужели ничего нельзя сделать? Снейп выдернул мантию из рук юноши, оттолкнул его и прошипел: - Вам прекрасно известно, что у Живой Смерти нет противоядия, - и, бросив на любимого ученика уничижающий и, вместе с тем, какой-то полынно-горький взгляд, зельевар вышел за дверь. Драко, не отвечая ни на какие вопросы, сидел у кровати Гарри уже несколько часов, вглядываясь в такие дорогие черты лица, гладя всегда теплые, а сейчас холодные руки, и не в силах признать и поверить в то, что больше никогда, разве что только во сне, не увидит глаза цвета весны. Он уже не мог плакать, и поэтому боль сдавила сердце еще сильнее. Сейчас ему казались ничтожно мелкими все прежние несчастья и печали; Драко отдал бы все, чтобы зачеркнуть последние несколько часов своей жизни, и неважно, что любимый остался бы с другим, ничего не важно, просто он был бы жив... Драко очнулся, только когда МакГонагалл легонько потрясла его за плечо, и уже в третий раз повторила: - Мистер Малфой... Директор ждет вас! Слизеринец поднял ничего не понимающие глаза и, кивнув, послушно встал и пошел за ней. Войдя в кабинет директора, Драко прислонился к стене и почему-то не мог услышать слов Дамблдора и МакГонагалл, хотя профессора были рядом и он видел, что они о чем-то говорят. В глазах вдруг потемнело, и Малфой собрал все силы, чтобы не потерять сознание. Драко принял решение: от Дамблдора он пойдет в кабинет прорицания и найдет там забытую всеми бутылку усладэля. - Он даже не слышит нас, Минерва, - тихо сказал Дамблдор, глянув на Драко. – Этот парень слишком много перенес... - Но он сам... Он убил Гарри, Альбус! – воскликнула МакГонагалл. - Нет, Минерва, его околдовали или напоили зельем. Я могу только догадываться, что это, но оно значительно сильнее Империуса и, кажется, имеет немного другие последствия. Я знаю похожее зелье, которое на несколько часов лишает человека рассудка, и очень боюсь, что Драко находился именно под его влиянием. - Но он останется жив? – спросила МакГонагалл. - Да, - грустно ответил Дамблдор. – Но если это то, о чем я думаю, он сойдет с ума. - Альбус, - прошептала профессор, - неужели ничего нельзя сделать? Дамблдор грустно покачал головой. - Я, конечно, поговорю с ним, но у меня нет никакой надежды, учитывая его состояние и то, что сейчас происходит в его душе. Но все же пока не сообщайте родителям. В данный момент моя цель – поговорить с Драко и выяснить, что произошло, пока он еще помнит что-то и может рассказать. Это все, что я могу сделать, Минерва, хотя бы чтоб защитить других учеников. МакГонагалл всхлипнула и, взглянув последний раз на Драко, вышла, поднося к глазам платок. Альбус только с состраданием посмотрел ей вслед, подумав, что она еще не знает о пророчестве, что предрекает Малфою «то, что не смерть, но хуже смерти»... Дамблдор достал из шкафа какой-то флакончик, налил из него в стакан и протянул Малфою. Тот безразлично взял зелье и выпил. Темнота перед глазами отступила, мир постепенно обрел резкость и привычные очертания, вернулись ощущения, и Драко взглянул на директора. - Присаживайся, наш разговор будет долгим, - сказал Дамблдор, указывая на уютное кресло. «Зеленое», - неосознанно подумал Драко и сел. Оно тоже зеленое. Но слизеринец отчетливо понимал, что уже НИКОГДА не увидит тот самый зеленый цвет... Директор расположился напротив и проговорил: - Драко, сейчас ты должен сосредоточиться и рассказать мне все. Драко кивнул и постарался не думать о Гарри, и ничего не упустить. Но как можно было не думать о Гарри, если, казалось, вся жизнь была связана только с ним?.. Закончив рассказ, Драко взглянул на директора. Лицо Дамблдора не выражало ничего, но стоило ему поднять глаза, как в них расплескалась палитра чувств: боль, сострадание, любовь, гнев и милосердие. - Драко, я должен кое-что сказать тебе, - начал директор, глубоко вздохнув. – Если ты не забудешь сейчас все, что произошло, то, может быть, уже завтра сойдешь с ума. - Мне все равно, - пожал плечами тот. – Кажется, сумасшедшие видят то, чего не существует? В таком случае я буду видеть Гарри. Живым... – чуть тише прибавил он. Директор взял юношу за руку и, наклонившись к нему, тихо сказал: - Драко, есть только один способ вернуть к жизни Гарри. Слизеринец вздрогнул и, вскинув голову, впился в лицо директора горящими глазами. - Как? – воскликнул он. – Господи, это возможно? Скажите, профессор, я сделаю все! - Это немыслимо сложно, Драко. Это черная магия... - Некромантия? – перебил его Малфой. – Но вы же понимаете, это уже будет не Гарри... - Нет, - остановил его Дамблдор. – Ритуал возвратит нам Гарри таким, каким он ушел от нас. Но чтобы провести его, нужен еще один очень сильный маг. Я знаю только одного человека – кроме Тома Реддла – способного на это, и он сейчас в тюрьме, куда более далекой и укрепленной, чем Азкабан. Даже если нам удастся устроить ему побег, нас ожидает множество препятствий, не говоря уже о том, что мы отпустим на свободу величайшего темного мага, уступающего только Волдеморту. - О Мерлин... – прошептал Драко. – Но зачем вы рассказываете мне, если это неосуществимо? - Я этого не говорил, - заметил Дамблдор. – Я лишь хочу, чтобы ты знал, на что идешь. - Я пойду на все, чтобы спасти Гарри! – горячо воскликнул Драко. - И все же дослушай меня, - спокойно проговорил директор. – Гарри дорог мне не меньше, чем тебе, но ты должен знать. Этот ритуал – «душа за душу». Все в мире, Драко, находится в равновесии, и Вечность не захочет возвращать Гарри безвозмездно. Волшебник, спасающий его, должен будет отдать взамен свою душу. И еще, Драко. Ты знаешь, как преследуется черная магия, но этот ритуал – даже не путевка в Азкабан. Это - «Поцелуй». Драко вздрогнул, но твердо произнес: - Ну вот и отлично, профессор. Если дементоры выпьют мою душу – все будет устроено, и Гарри вернется. Дамблдор покачал головой. - Я не хочу, чтобы это был ты, Драко. Я уже стар, прожил и сделал достаточно... - Нет, - прервал его Малфой, - ни в коем случае. Вы нужны школе! Это я фактически убил Гарри, мне его и спасать. К тому же, вы сказали, я все равно схожу с ума. - Я надеюсь остановить это. Я берусь за это дело, и все будет так, как решил я, - мягким, но не допускающим возражений тоном сказал Дамблдор и закончил: - Отправляемся завтра на рассвете, будь готов. Драко кивнул и вышел, и директор не заметил, как в темноте сверкнули стальные глаза и по губам юноши скользнула легкая грустная, но непокорная усмешка. * * * ...Они летели на гиппогрифах много часов, и Драко стало казаться, что это и есть настоящая реальность – взмахи широких крыльев, свист ветра в ушах, влажный туман вокруг, а все остальное ему только приснилось. Но наконец огромные полуптицы стали снижаться, внизу проплыли горы, на вершине одной из которых стоял замок с высокими пиками на башнях. Малфой догадался, что это Дурмштранг. Потом снова бесконечная череда скал, все ближе и ближе к которым спускались гиппогрифы. И вдруг, словно вынырнув из тумана, прямо на них, казалось, поплыл замок, очень похожий на крепость, стоявший на самой высокой и совершенно голой скале, по которой невозможно было забраться даже самому опытному маггловскому альпинисту. Когда они подлетели ближе, уже спустились сумерки. Сквозь волнистые облака начинал пробиваться свет луны, но лучше видно не стало. «Это нам только на руку», - подумал Драко, памятуя, зачем они сюда прилетели и, следовательно, то, что им не мешало бы остаться незамеченными. Однако Дамблдор предусмотрел и это: маг взмахнул волшебной палочкой и вокруг них возник серебристый шар. - Это сделает нас невидимыми, - объяснил директор. - Что это за место? – спросил Драко, рассматривая все яснее проступавшие в тумане очертания крепости. Высокие башни с зарешеченными окнами, бойницы, стены невероятной толщины, надпись на кованых железных воротах «Ради общего блага», и едва заметное зеленоватое свечение вокруг всего замка – видимо, магическая защита. - Это тюрьма Нурменгард, - каким-то странным голосом отвечал директор. - Здесь заточен один-единственный человек, темный маг Грин-де-Вальд. Драко невольно вздрогнул. - Так это он и есть? - Да, мой мальчик, - все тем же голосом отвечал Дамблдор. - Но как мы разобьем эту защиту? – спросил Драко, у которого от невероятной силы защитной магии уже кружилась голова. - Я сам ставил ее, - пояснил волшебник, - и знаю, как ее снять. Но боюсь, гораздо больше времени мы потратим, уговаривая пленника покинуть свою темницу. - Уговаривая? – изумленно переспросил слизеринец. – Но неужели Грин-де-Вальд не мечтает оттуда выйти? - Не думаю, - тихо ответил Дамблдор. – Много лет назад, когда я победил его, он сел сюда. Он сам построил эту тюрьму, правда, для своих противников, но Грин-де-Вальд такой волшебник, что ему не нужна палочка, чтобы сбежать. Он не сделал этого только потому, что не захотел. - Как же вы теперь заставите его пойти с нами? – спросил Драко. Дамблдор вздохнул и ответил: - Я попрошу его. Они облетели замок и зависли в воздухе возле одного из зарешеченных окон. Дамблдор зашептал слова заклинаний, неизвестных Драко, и решетка будто растворилась. В тот же миг директор что-то сказал, и их плавно затянуло в окно. Едва ноги коснулись пола, Драко боковым зрением увидел, как восстановилась решетка. Они оказались в небольшой темной камере, куда свет пробивался только через окно. Стена, на которую Драко оперся рукой, была такой холодной, будто северные ветры, бушевавшие над скалами, пронизывали ее насквозь. В углу камеры на кровати сидел человек и смотрел на них. В темноте было не разглядеть черты лица, виднелась лишь светлая борода и горящие, как у двадцатилетнего юноши, глаза. - Я знал, что ты придешь, - раздался тихий хриплый голос, такой, будто человек снова учился говорить. - Да, Геллерт, это я, - так же тихо ответил Дамблдор и чуть-чуть, ровно на один шаг, будто ему что-то мешало, приблизился к пленнику. – Здравствуй. - Здравствуй, - проговорил заключенный и повторил: - Я чувствовал и ждал тебя. - Я пришел не один, - сказал Дамблдор, глазами указав на Драко, - это мой ученик, и только ты можешь нам помочь. - Вам? – бесстрастно произнес хриплый голос. – Чем же? - Мне нужен партнер, чтобы провести ритуал Возвращения. Я прошу тебя о помощи. - Это все, что ты хочешь сказать мне? – в голосе Грин-де-Вальда появились странные нотки. - Нет, - помедлив, проговорил Дамблдор, как будто на самом деле хотел сказать очень много и вместе с тем понимал, что оно не поместиться в словах, оно слишком огромно, чтобы можно было его передать. Вместо этого он подошел к пленнику и тихо произнес: - Я простил тебя. «Я простил тебя так давно, ибо не мог по-другому...» Пленник вскочил с места и, воскликнув: «Альбус!..», крепко обнял Дамблдора. Полоска света из окна озарила волшебников, и в лучах луны Драко на мгновение увидел яркую картину. Вместо стариков с длинными серебристыми бородами стояли, обнявшись, два красивых юноши. Они склонили головы друг к другу, смешивая золотые волосы с темно-русыми и, не отрываясь, глядели друг другу в глаза. Драко показалось, с их губ вот-вот слетят слова – такие знакомые и, наверное, затертые и, вместе с тем, так много значащие. Через секунду все вернулось на свои места, директор, разжав объятия и повернувшись, улыбнулся Драко, а Грин-де-Вальд сказал: - Я согласен. * * * Дорога назад не показалась Драко такой долгой, и он не терял больше ощущения реальности происходящего, если не брать в счет, что время от времени в ушах звучали голоса, которые он определенно не мог слышать – вокруг было одно лишь пустынное небо, а Грин-де-Вальд и Дамблдор молчали. Малфою казалось, что маги понимают друг друга с полувзгляда, а может быть, оно так и было. Но они прилетели не в Хогвартс, как первоначально думал Драко, а опустились в одно из ущелий в горах. Все трое слезли с гиппогрифов, и Грин-де-Вальд устремился к тропинке, которую Малфой сначала не заметил. И не мудрено – она заросла высокой травой, которая каким-то образом выжила в этом забытом солнцем ущелье. Но оба волшебника уверенно пошли через заросли, и Драко последовал за ними. Их путь оказался недолгим: уже через несколько минут они остановились на краю глубокой воронки, дно которой юноша даже не видел. Грин-де-Вальд оторвал от нее взгляд и вопросительно посмотрел на Дамблдора. - Ради кого ты все это делаешь? - Ради Гарри. Ты знаешь о нем, неправда ли? – сказал Дамблдор, и Драко удивился, откуда человек, много лет заключенный в темнице, мог бы знать о Поттере. - Да, знаю, - кивнул волшебник и глянул на Драко все теми же блестящими, юными и какими-то веселыми глазами. – А он?.. - Он друг Гарри, - ответил Дамблдор, и в глазах Геллерта мелькнули озорные искорки, а губы на мгновение тронула лукавая улыбка. Но уже в следующий момент его лицо стало серьезным и волшебник обернулся к Дамблдору: - Моя волшебная палочка?.. Директор протянул ее. - Только не переусердствуй. - Хорошо, - ответил Грин-де-Вальд и, взмахнув палочкой, зашептал одновременно с Дамблдором слова заклинания. Над ущельем сгустился туман. Драко казалось, с каждым сказанным нараспев словом тьма подступает все ближе, закрадываясь в уголочки сознания, вытесняя здравый смысл и принося с собой пелену безумия... В глазах юноши снова замелькали какие-то странные образы, и он уже не мог различить, породило ли их его воображение, подкрепленное прогрессирующим сумасшествием, или же все это – действие заклятий. Малфой впал в своего рода оцепенение: он не мог ни двигаться, ни говорить, даже дышалось с трудом – темная, вязкая магия обволакивала тело, впитывалась в самую душу. Драко сопротивлялся этому, как мог – ему казалось, сила стихии поглотит самую его суть, а он ведь еще не завершил свою миссию. Он не должен был умереть, раствориться в магии сейчас. Не должен! И, словно услышав этот крик, шедший из глубины сердца Малфоя, тьма отступила. Драко, конечно, могло показаться, но он отчетливо расслышал в вое ветра эти слова: «Не ты!..» В тот же миг земля под ногами слизеринца дрогнула, и раздался необъяснимый, но все нарастающий грохот, словно рушились скалы. - Драко, возьми волшебную палочку и подойди сюда! – крикнул Дамблдор, склонившись над воронкой. Драко, с которого окончательно спали темные чары, послушался и подбежал. - Теперь скажи, чего ты хочешь! – закричал маг, пытаясь перекрыть шум падающих камней. - Я хочу, чтобы Гарри Поттер был жив! – что было сил крикнул Драко и взмахнул палочкой. С нее сорвался целый сноп золотистых искр. Сначала ничего не происходило, словно кто-то раздумывал над словами юноши, а потом из глубины воронки стал подниматься вихрь. Он вырвался вверх, и в черных потоках ветра Драко увидел маленькое светлое облачко, и из ниоткуда пришло понимание, что это – душа Гарри. «Неужели получилось?» - подумал Драко, все еще не веря в происходящее. И тут вдруг случилось что-то незапланированное. Грин-де-Вальд вырвал палочку из рук Дамблдора и оттолкнул директора от края воронки. - Что ты делаешь, Геллерт? – закричал волшебник, а Малфоя будто парализовала магия, настолько сильным был пленник Нурменгарда. - А на что ты рассчитывал, Альбус? – рассмеялся Грин-де-Вальд. – Что я позволю сделать это тебе? Нет уж, увольте, ты нужнее миру, а без меня многие смогут наконец вздохнуть спокойно. - Но ты ничего не спросил у меня, я думал, ты не понял... - Не смеши меня, Альбус, - ответил маг, - зачем спрашивать? Я никогда не поверил бы, что ты пошлешь на смерть мальчишку. Прощай, я... ты знаешь, - махнув рукой, крикнул Грин-де-Вальд, бросил волшебную палочку Дамблдора и шагнул в вихрь. В ту же секунду все исчезло и воцарилась тишина. - Профессор... – прошептал Драко. – Я не хотел... это я должен был... Директор не отвечал, он все так же застывшим взглядом смотрел туда, где только что стоял Грин-де-Вальд. А потом тихо рассмеялся. - Ничего, Геллерт, тебе не удастся и на этот раз скрыться от меня, скоро мы встретимся. Поднявшись с земли, Дамблдор подал руку Драко и сказал, усмехнувшись: - В этот самый момент Гарри родился второй раз и, я уверен, первым человеком, кого он позовет, будешь ты. Так что пойдем, Драко. Слизеринец слабо улыбнулся. Он слишком долго этого ждал и слишком боялся, что оно не случится, и сейчас даже не мог радоваться. Время будто остановилось, он не понимал, происходит ли это на самом деле, или все приснилось. В течение последних дней случилось очень много такого, во что было трудно поверить, но теперь в душе осталось только одно ощущение: покоя. И лишь когда они сели на гиппогрифов, чтобы вернуться в Хогвартс, Драко задал интересующий его вопрос: - Профессор, это личное, но... вы любили его? Дамблдор посмотрел куда-то вдаль, потом на ученика и ничего не ответил, но Драко показалось, он едва заметно кивнул. * * * Как только они добрались до Хогвартса, Драко буквально взлетел к мадам Помфри. Но Гарри там уже не оказалось, а колдомедик, на которую вошедший Дамблдор наложил Обливиэйт, начисто забыла этот эпизод своей жизни. Драко на полной скорости полетел в гриффиндорскую башню в уверенности, что Поттер там. Но внутри Малфой наткнулся на Гермиону и Рона, которые не видели Гарри со вчерашнего вечера и тоже немного волновались. Когда Драко смотрел на них, в его глазах мелькнула картинка: Гермиона в подвенечном платье и Рон, надевающий ей на палец кольцо. Это была их свадьба, молодых окружало множество людей, но ни себя, ни Гарри Малфой там не увидел. Улыбнувшись, скрывая свое волнение, и сказав, что с их героем все нормально, Драко выбежал из гриффиндорской гостиной и нос к носу столкнулся с Блейзом. Тот загадочно улыбался. - Тебе стоит заглянуть к себе, Драко, - многозначительно сказал он и тут же ушел. Драко влетел в свою комнату и остановился, не в силах вымолвить ни слова, только глядя на стоявшего перед ним Гарри, – живого Гарри! – и словно пытаясь вложить в этот взгляд все, что никогда не смог бы передать словами. Наконец оба одновременно сорвались с места и кинулись друг к другу. Нужно было слышать каждый вдох и выдох, видеть один за другим взмахи ресниц, ощущать в объятиях тепло живого тела, чувствовать стук сердца другого почти в своей груди, и смотреть, смотреть в эти самые дорогие в мире глаза... Снять старенькие очки, бросить на пол – он и без них все видит – и открыть эти зеленые глубины, теперь уже не защищенные ничем, и опять – смотреть, как плещется в них, словно в океане зеленовато-синяя вода, любовь... Потом – поцелуи: текучие, как мед, легкие, как прикосновения крыльев бабочки, быстрые, как порывы летнего ветра, нежные, как лепестки роз, обжигающие, как заледеневшая сталь, трепетные, как первые лучи солнца... Драко зарывался в чудные мягкие кудри, глотая слезы и не стесняясь этого, снова и снова заглядывал в зеленые глаза, а Гарри гладил его плечи, руки, стирал слезы с темно-русых ресниц, и шептал: - Почему ты плачешь, ненаглядный мой? - Потому, что люблю тебя... Господи, как же я тебя люблю!.. Снова поцелуи – такие осторожные, чтобы не спугнуть неожиданное счастье... Легкие, едва ощутимые движения – и белый шелк рубашек соскальзывает на пол. Больше жизни нужно коснуться обнаженной кожи, прижаться друг к другу так тесно, чтобы нельзя было поместить посередине даже тонкий листок бумаги. И замереть так, но невозможно: хочется целовать любимое лицо, ласкать красивое тело, вдыхать запах волос, утонуть в этой страсти и нежности... Гарри крепко-крепко обнимал Драко, прижимал к себе, словно боясь отпустить даже на единую секундочку... Он уже терял, и знал, что это значит... Он потерял Драко в первый раз, когда увидел его с девушкой – думал, что потерял. И второй раз – когда умер. Гриффиндорцу не должно было быть страшно покидать этот мир – но он боялся. Когда комната поплыла перед его взором, когда он еще видел огромные от ужаса прозрачно-серые глаза, когда вокруг все поглотила темнота, а затем засиял свет – будто лунная дорожка – он не чувствовал боли. Но в тот момент, как его ноги коснулись серебристого свечения, и он сделал первый шаг туда – в это мгновение Гарри охватил ужас: он понял, что может НИКОГДА не найти Драко там. Где нет лиц, нет больше имен – только одинокие души, потерявшие друг друга... Безликие тени, они могли никогда не встретиться, растворяясь в Вечности, проходя совсем рядом – и не узнавая, не зная... - Гарри, что с тобой? Мы же вместе, забудь обо всем!.. Но он не мог забыть. Слезы катились из глаз, не переставая – он никогда раньше так не плакал. «Драко, ты не знаешь!.. Какое же счастье, что ты не знаешь!..». Малфой не знал о том, как его любимый все-таки нашел в себе силы идти вперед, как свет перед глазами гриффиндорца медленно сменился прозрачно-белым туманом, охватывающим с ног до головы, заставляющим забыть все земное... и как сердце Гарри все равно не желала покидать боль от того, что им двоим никогда больше не встретиться... Если бы Драко спросил Гарри, что там, мальчик ответил бы: «Пустота». Не потому, что в Вечности нет ни жизни, ни времени, а чувства медленно стираются, оттесняемые ложным покоем. Там, откуда он пришел, не было ничего – оттого, что там не было Малфоя... Да, Драко не догадывался об этом. Но теперь он знал другое: ответ на вопрос, что такое Счастье. «Наверное, счастье - очень драгоценная субстанция, - нередко иронизировал он, когда они говорили об этом с Гарри, - раз людям она выделяется в столь малых количествах. Это – что-то сродни Феликс Фелицис - оно слишком ценно, чтобы расходовать его на каждого. Но, наверное, так и положено. Как не понимали бы мы, что такое Добро, если бы не было Зла, так не знали бы и счастья, если бы наша жизнь была заполнена только им. Мы уже просто не ощущали бы разницы в своем состоянии. Из чего делаю вывод, что самое величайшее Счастье найдет человек, на долю которого выпало больше всего испытаний. И его счастье будет донельзя простым, непонятным окружающим людям – глоток воздуха ранней весной, наполненный ароматом цветов вишни... И больше ничего не надо...». Гарри тогда слушал эту тираду, раскрыв рот, чем нимало позабавил Малфоя. Но Драко и не знал, насколько окажется прав. Человеку и впрямь всегда чего-то не хватает до ощущения того самого непостижимого и недостижимого «полного счастья», и это «что-то» у каждого свое. Теперь Драко точно знал, чего именно не хватало ему. «Самое огромное, самое светлое Счастье – это просто целовать твои руки, держать их в своих... И все равно, что будет завтра...» Но Драко не знал, что всем желаниям рано или поздно свойственно сбываться... Третье мгновение. Последний глоток (2) Снег за окном все падал и падал, легкими хлопьями ложась на выступ под окном Слизеринского Принца – тот самый выступ, по которому несколько месяцев назад навстречу своей любви неуверенно делал шаги владелец комнаты, – а Драко с Гарри ничего уже не замечали... Торопливыми, страстными движениями Малфой ласкал плечи любимого, то и дело стискивая и прижимая его к себе, словно боясь потерять или не успеть насладиться тем, что они оба наконец вместе. - Подожди, - прошептал Гарри, мягко отстраняя Драко, - я придумал кое-что. Драко ничего не спросил, когда Поттер вытащил брючный ремень и, заведя руки блондина ему за спину, привязал к одной из подпорок, державших полог кровати. Потом Гарри обнял его, завладел нежно-розовыми губами и одновременно начал гладить плечи, руки, грудь, живот... Драко, слегка дрожа, без остатка отдавался его поцелуям, когда внезапно мальчик отстранился от него. Глядя слизеринцу в глаза, Гарри медленно провел рукой в нескольких дюймах от его обнаженного тела – так, что тепло руки обжигало Драко, как адское пламя. Он потянулся навстречу, но Поттер отступил назад, словно дразня. Затем снова подошел и стал покрывать поцелуями плечи и грудь любовника. Поцелуи были слишком короткими, как горячие прикосновения, которые так хотелось продлить... Но Гарри останавливался лишь на секунды и переходил на новое место, а там, где только что были его губы, кожа горела и, казалось, не остывала. Увидев, что каждое прикосновение заставляет Драко вздрагивать и с полуоткрытых губ слетают вздохи, Гарри на минутку прекратил целовать его, а потом продолжил эту сладкую пытку: положил на грудь блондина горячую ладонь. Драко закрыл глаза, пытаясь расслабиться, но по телу тут же начали разливаться обжигающие волны, словно это был ток. Жар распространялся с сумасшедшей скоростью, кожа под рукой горела так, что Драко не удивился бы, если бы там уже был ожог. - Гарри... – прошептал Малфой, и его губы приоткрылись, словно приглашая поцеловать. Но Гарри не спешил. Его глаза были чуть-чуть прикрыты, и он с удовлетворением смотрел на мучения любовника. Блондин дрожал, и в его потемневших глазах была мольба. Сердце Драко билось так сильно, что Гарри казалось, рука приподнимается от его стука; а с губ слизеринца срывались стоны. - О Гарри... – прошептал Драко, не в силах больше терпеть. – О, пожалуйста... Гарри увидел: еще минута, и Малфой сойдет с ума от страсти – и стал медленно водить рукой по его груди, описывая концентрические круги. У Драко во всем теле теперь покалывало, как будто через него действительно пропустили электрический заряд. Слизеринец дернулся, пытаясь вырваться, и тогда Гарри наконец развязал ему руки и, не давая времени прийти в себя, обнял сзади, прижал к себе и стал покрывать поцелуями шею и спину. Потом, осторожно погладив живот любимого, расстегнул его брюки и опустил руки ниже, не переставая целовать и ласкать губами нежную кожу на шее Малфоя. Светловолосая голова легла на плечо Поттера; Драко теперь стонал от каждого прикосновения, а Гарри продолжал свои движения до тех пор, пока блондин забился в его руках, его тело наконец расслабилось и он, откинувшись на грудь гриффиндорца, выдохнул, подобно стону: - Спасибо!.. Гарри стал нежно поглаживать грудь любимого и легонько подул на висок, в растрепанные светлые волосы, словно успокаивая. Сердце Драко все еще учащенно билось, но дыхание постепенно приходило в норму. Подняв голову, Малфой неожиданно быстро освободился от объятий Гарри и, схватив мальчика за плечи, прижал к стене, прошептав: - Теперь моя очередь. Поттер резко выдохнул, когда блондин опустился перед ним на колени и, легко сжимая бедра, расстегнул его брюки. Прикосновение губ Драко вызвало громкий стон. - О, Драко... милый... еще... нежный мой... аах... Слишком мягкие губы, слишком горячий рот, слишком дерзкий язык... Перед глазами Гарри потемнел, поплыл мир, и он запустил руки в волосы цвета платины, притягивая Драко еще ближе к себе. Возбуждение было таким сильным, что ноги подкашивались и, если бы не руки Малфоя на бедрах, крепко прижимающие мальчика к стене – он бы уже упал. Внутри что-то взорвалось, и Гарри только почувствовал, как Драко подхватил его. Через пару секунд мальчик открыл глаза и увидел Малфоя. Слизеринец совершенно бесстыдно облизнул припухшие губы, поднялся на ноги и, глядя на Гарри затуманенными глазами, прошептал в его полуоткрытые губы: - Я понимаю, что ты устал, но я хочу еще! – и Драко властно проник языком в теплый рот любимого. Гарри легонько толкнул Малфоя к кровати и сел ему на колени, не прерывая поцелуя. Драко оперся на руку, и тут же вскрикнул, отрывая ее. В ладонь впивались стекла – видимо, того бокала, который давала ему Камелия. Гарри осторожно взял окровавленную руку слизеринца и стал аккуратно вытаскивать осколки. Драко зашипел и сцепил зубы, а гриффиндорец прошептал: - Потерпи, милый, сейчас не будет так больно. Он легкими движениями вытянул оставшиеся кусочки и, поднеся руку любимого к губам, поцеловал, слизнул кровь и применил исцеляющее заклятие. Драко улыбнулся и сказал: - Ты пил мою кровь. Гарри взглянул на него пьяным взглядом и проговорил: - Хочешь выпить мою? Пей, - и он, взяв осколок стекла, провел им по своей нижней губе, а Малфой не успел остановить это безумие. - Ты сумасшедший! – прошептал Драко, заворожено наблюдая, как глубокая ранка наполняется ярко-красной кровью, как кровь начинает стекать по подбородку, в ямочку. - Так и будешь смотреть? – на губах Гарри блуждала странная улыбка. Драко не удержался и слизнул капельку. А потом, заглянув в зеленые глаза, припал к губам Поттера. Во рту чувствовался сладкий вкус губ гриффиндорца и соленый – его крови... Утопая в нежности, Гарри подумал: «Наверное, поцелуи вампира такие же сладкие...». Его персональный вампир на секунду откинулся назад, приоткрыв ярко-алые губы и сверкая глазами. Светлые волосы слегка растрепались, делая своего обладателя еще сексуальнее. Драко осыпал Гарри поцелуями, вперемешку нежными и страстными, заглядывая в его непостижимые глаза снова и снова, шепча: - Счастье мое... любимый... волшебник ты мой!.. Целовал губы, подбородок, виски своего любовника, прятал лицо в шелковистых волосах, непослушно торчавших в разные стороны, больше всего на свете хотел, чтобы вокруг не существовало ничего и никого, только они – вдвоем. - Какой же ты горячий!.. – прошептал Драко, опрокидывая Гарри на кровать и проводя рукой по смуглому телу. Мальчик улыбнулся, а Малфой продолжал, одновременно легонько целуя его: - Сейчас попытаюсь хоть чуть-чуть погасить этот огонь, иначе ты сожжешь меня, любовь моя! – и, ненадолго оторвавшись от Гарри, Драко наколдовал стакан со льдом. Зеленые глаза заинтригованно блеснули. - И что ты будешь с этим делать? Драко сверху вниз посмотрел на распростертого на постели мальчика, и взгляд его из лукавого сделался демоническим. Чуть-чуть охрипшим голосом Малфой произнес: - Пожар буду тушить... – и, вытащив кубик льда, немного подержал его в ладони. Лед не таял. Тогда Драко склонился над Гарри и мягко провел этим кусочком по алым губам гриффиндорца, которые тут же заблестели. Этот чарующий блеск сводил блондина с ума, но он, стараясь быть хладнокровным, осторожно продолжил линию по подбородку и шее Гарри, что вызвало вздох и тихий стон, когда рука Драко скользнула к груди. Он обвел ледышкой красные, как вишни, соски Гарри и на мгновение задержался на вершине каждого, с упоением вслушиваясь в тихие стоны любимого. Потом рука Малфоя спустилась к животу и ниже, под ней напряглись мышцы и задрожало тело, а Гарри выгнулся навстречу. Кусочек льда обжигал мальчика точно так же, как державшие его руки, и Гарри уже не мог различить, дрожит ли он от холода или от невыносимого жара под тонкими, казавшимися теперь почти прозрачными, пальцами. Судорожно вцепляясь руками в простыни, гриффиндорец безмолвно умолял своего любимого наконец сделать это. - Драко, я хочу тебя!.. – выдохнул он, когда лед коснулся самого чувствительного места. В темноте над ним серые глаза блеснули и в тот же миг маленький кусочек, оставшийся от кубика льда, оказался у Гарри внутри. - О Боже! – вскрикнул мальчик, как от ожога, но не успел ни о чем подумать, как Драко овладел им. ...Между поцелуями прорывались стоны и крики, и Блейз Забини, единственный из комнаты слизеринцев не спавший в эту ночь, уже не сдерживая слезы, зарывался лицом в подушку, закусывая руку, чтобы не закричать от боли. Человек, ради которого он был готов вынести самые страшные пытки и даже умереть, сейчас задыхался от наслаждения в объятиях другого. У Блейза было слишком хорошее воображение, игравшее с ним злые шутки... ...но даже он не мог представить того, что сейчас происходило в спальне Слизеринского Принца. ...Теперь по подушке разметались уже светлые пряди, а темноволосый мальчик склонился сверху и шептал: - Я не сожгу тебя, я растоплю твой лед... – и игра началась снова. Гарри взял в руки свечу и, сидя на бедрах Драко, смотрел, как тает воск, а потом чуть-чуть наклонил ее, и маленькая капля расплавленного воска упала на грудь блондина, заставив его вскрикнуть, и застыла. - Гарри... ах... мне же больно... нет... продолжай... Драко вздрагивал каждый раз, когда белой кожи касались капли. Он не знал, что пробудило в Гарри эту страсть, граничившую с жестокостью, но сопротивляться не собирался, хотя осознавал, что на коже обязательно останутся красные воспаленные следы. Юноша подсознательно понимал, что таким странным образом Гарри пытается отвлечься от того, что им пришлось перенести. Но Поттер был настолько притягателен, сексуален и желанен – именно сейчас, именно такой, с полубезумной улыбкой на устах... Драко таял под прикосновениями Гарри, как еще недавно таял лед в его собственных руках, плавился, как серебристая сталь, горел, как мотылек в пламени свечи – и как же ему это нравилось!.. - Ааа... Бо-же... – простонал Малфой, когда гриффиндорец, подождав, пока насобирается больше, вылил на его живот тоненькую струйку раскаленного воска. – Ты убьешь... меня... Гарри усмехнулся, затушил свечу, наклонился над Драко и спросил: - А ты против? Драко несколько секунд смотрел в глубокие сверкающие глаза, и ответил: - Нет. В ту же минуту Гарри накрыл его губы своими, а потом, оторвавшись, прошептал: - Можно... сегодня я?.. – и замолчал, словно боясь договорить. Драко всегда ждал этого момента, ждал со страхом, потому что все его предыдущие «опыты» заканчивались долгой пульсирующей болью... Но сегодня он не мог сказать «нет», и едва заметно кивнул. С этого самого мгновения для него перевернулись земля и небо, как когда-то сменили друг друга ненависть и любовь. Гарри не смел поверить в это. Его мечта, это белокурое совершенство, Серебряный Принц, принадлежал теперь только ему, отдаваясь до конца. - Ангел мой... – шептал Гарри, нежно целуя открытые губы и пытаясь причинить как можно меньше боли, но сходя с ума от собственных ощущений и вскриков блондина. Драко не чувствовал боли, которой так боялся. Его тело отзывалось на нежные прикосновения, губы отвечали на Гаррины поцелуи, но душа была словно не здесь. Как будто действительно растворившись в темно-зеленых глазах, Драко перенесся куда-то в другое место. Он снова, как давным-давно, сидел на окне Астрономической башни, свесив ноги вниз, и смотрел вперед. А впереди – облака, ясное голубое небо, и ярко-оранжевый закат, и зеленовато-синие верхушки деревьев, и сапфировая гладь воды – но он ничего этого не видел. Рядом с ним, обнимая, сидел Гарри, но Драко не слышал, что он шепчет, и не чувствовал обхвативших теплых рук... А потом мир вокруг покачнулся и расплылся и, открыв глаза, Драко увидел своего любимого, который нежно поцеловал его, почувствовал ласковые руки, обнимающие его и услышал тихий шепот – те самые слова, что говорят столько раз, но от этого их смысл не стирается, а наоборот, каждый раз в нем появляется что-то новое, понятное только двоим: - Я люблю тебя! * * * ...Волдеморт будто смотрел прямо на него. И вдруг вздрогнул, и закричал голосом, от которого задрожали стены замка: - Гарри Поттер жив! Но я снова убью его! – и вихрем сорвался с места... Драко вскочил с постели с безумными глазами, чуть не задев Гарри, на губах которого во сне сияла та самая солнечная улыбка, которую так любил Малфой. Тихо одевшись, слизеринец выскользнул из спальни и по темным коридорам направился к Дамблдору, не заметив, что вместе с ним из подземелий вышел еще один человек – с заплаканными глазами, но очень твердым взглядом. Драко шел по замку, оборачиваясь по сторонам, и всякий раз, когда его взгляд падал на окно или стену – перед глазами вспыхивали картины битвы, где слуги Волдеморта убивали его учителей и однокурсников... - Мерлин, только бы успеть!.. – твердил Драко, называя чудом отложившийся в памяти с прошлого раза пароль горгулье и врываясь в кабинет Дамблдора. Слизеринец не понимал природы своих видений, но чувствовал, что они правдивы. - Профессор! – закричал Малфой, едва переступив порог его кабинета. Дамблдор вышел сразу, словно ожидал. - Драко, мальчик мой, почему тебе не спится? – улыбаясь, спросил он, но от прирожденного слизеринца, который прекрасно скрывал свои собственные эмоции, сложно было утаить что-то, и по дрожанию губ Малфой уловил, что директор волнуется. - Волдеморт готовит нападение на Хогвартс! – воскликнул Драко и рассказал Дамблдору все, что видел. - Я не знаю, что с тобой, - задумчиво сказал тот, но Малфой, взглянув на опущенные глаза, тихо, но решительно проговорил: - Скажите мне правду, профессор. Я схожу с ума? Дамблдор поднял голову. - Ты всегда был умным, мой мальчик, и сейчас все понял. Твои видения правдивы, но да, ты сходишь с ума. Драко не сказал ни слова, и слезы не засверкали в его глазах, только заскрипели подлокотники кресла, в которые он вцепился руками. Потом, словно набрав воздуха, он произнес: - Глупо спрашивать, можете ли вы что-то с этим сделать. Если бы могли, то не допустили бы такого. Дамблдор кивнул и закрыл глаза рукой. - Поэтому, - продолжал Драко, - скажите мне, пожалуйста, на какое время я могу рассчитывать? - Три дня, - тихо прошептал Дамблдор, - отсчет начался с того момента, когда ты выпил зелье мисс Крам. - Значит, у меня остался один, - сглотнув, но все так же хладнокровно сказал Драко. – А теперь у меня еще один вопрос к вам, профессор. Дамблдор молчал. - Мои видения, как вы уже поняли, о будущем. Можно ли его изменить? Директор немного подумал и проговорил так, будто когда-то ему уже приходилось отвечать на этот вопрос: - Да. - Это все, что мне было нужно! – сказал Драко и вскочил с кресла. - Драко, что ты собираешься предпринять? – воскликнул Дамблдор. - Я успею убить Волдеморта! – сверкая глазами, сказал юноша. – Я смогу это сделать! – и Драко рванулся к двери, как вдруг она сама распахнулась и вошел Корнелиус Фадж. Его лицо было белее снега, когда он подошел к Дамблдору и сказал осипшим голосом: - Альбус, вы арестованы. - За что? – вскричал Драко. - Черная магия, - тихо, будто боясь даже самих этих слов, сказал Фадж. - О Мерлин... – прошептал Драко, сразу вспоминая все, что говорил ему Дамблдор перед путешествием, все, что он уже успел забыть в объятиях Гарри. – Но это же... - Это «Поцелуй», - закончил все такой же бледный министр магии. Дамблдор спокойно поднялся с места, но слизеринец перегородил ему путь. - С чего вы вообще все это взяли, господин министр? – спросил Малфой, слегка растягивая слова. Если бы его сейчас слышал Гарри, он понял бы, что Драко очень волнуется, но Гарри крепко спал в теплой кровати, а стороннему наблюдателю было неизвестно, что слизеринец всегда говорил таким голосом, когда пытался скрыть свои эмоции. - Министерство зафиксировало ужаснейший ритуал черной магии, - пробормотал Фадж. - А исходя из чего был сделан вывод, что в этом замешан профессор Дамблдор? – продолжал Драко, не обращая внимания на попытки директора остановить его, и только слегка дернув волшебную палочку и прошептав одно-единственное слово. Он очень хотел, поэтому должно было сработать. - Но совершить ритуал могли двое поистине великих волшебников, - продолжал Фадж, - один из которых в ту ночь сбежал из Нурменгарда, а второй... - Вторым был я, - раздельно произнес Малфой, бесстрашно глядя в глаза министру. Как часто в своей жизни Драко лгал, но никогда – для таких целей. - Но позвольте, мистер... - Малфой. - ... мистер Малфой, вы же еще мальчик, - возразил Фадж. «А вы – марионетка». Драко надменно улыбнулся и, незаметно вытянув волшебную палочку, почти беззвучно произнес: «Конфундус!» И министр магии сказал: - Да, это действительно могли быть вы, благодаря древней магии вашего рода. Тогда «Поцелуй» дементора ожидает вас. - Да, я знаю, - спокойно ответил Драко. – Но я прошу вас об одолжении: подарите мне один день, и по прошествии его я буду к вашим услугам, и сам явлюсь в Азкабан. Фадж некоторое время смотрел на него, а потом, словно сжалившись, сказал: - Хорошо. Дайте Непреложный Обет. Драко кивнул и сделал все, что от него требовали. Дамблдор встряхнул головой как только министр магии скрылся за дверью. Империуса, наложенного Драко на могущественного волшебника, хватило лишь на минуту, но Малфою оказалось достаточно и ее. - Простите, профессор, - прошептал истинный слизеринец и скрылся за дверью. * * * Драко быстро шел по коридорам замка, словно боясь передумать. А передумывать уже было поздно – только что, в кабинете Дамблдора, он подписал себе смертный приговор. Директор не верит в то, что Малфой сможет победить Волдеморта? Драко невесело усмехнулся. Ну конечно, и сейчас Дамблдор считает, что именно его Золотой Мальчик на это способен. Но ему не приходит в голову, что у Поттера просто не хватит моральных сил на это, хотя будет достаточно магических? Директор знает Гарри и в половину не так хорошо, как изучил своего любимого Драко. Мальчик настолько гриффиндорец, что ему противна самая мысль об убийстве, даже если его непримиримый враг – такой злодей, как Волдеморт; Гарри намного легче было бы принести себя в жертву, чем лишить жизни кого-то – жизни, которой он не давал. А если под давлением обстоятельств и собственного отчаянного желания защитить магический мир он все же стал бы убийцей – его чистая душа раскололась бы. Драко не хотел этого допустить. И, похоже, профессор просто не знает о втором пророчестве Трелони, которое услышал вернувшийся и в ту ночь еще служивший Темному Лорду Снейп. «Значит, и Волдеморт об этом знает, - подумал Драко, - но не считает, наверное, что его противником могу стать я». «А как же тогда пророчество о Гарри?» - спросил бы Дамблдор. Драко мысленно повторил давно знакомые слова: «Грядет то, у кого хватит могущества победить Темного Лорда... рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рожденный на исходе седьмого месяца... И Темный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы... И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой... тот, кто достаточно могущественен, чтобы победить Темного Лорда, родится на исходе седьмого месяца...» Да, оно о Поттере, а никак не о Драко. Но ведь Гарри погиб от руки Волдеморта, когда тот в обличье профессора Эними протянул ему яд. Пророчество исполнилось, но ведь есть же еще одно, данное Малфою. Драко спустился в подземелья и тихо вошел в свою спальню. Гарри все так же спал в его кровати, свесив руку вниз. Темные волосы упали на лоб, губы приоткрылись, делая своего обладателя еще более милым и привлекательным. «Он же совсем ребенок, - подумал Драко, - а сколько уже пришлось пережить этому ребенку!». Да, маги взрослеют быстрее, чем дети магглов – в колдовском мире условия жизни слишком напряженные. Постоянная угроза войны, в возможность которой сначала не веришь, но с каждой секундой все больше убеждаешься, что сражений и потерь не избежать… Но даже по меркам волшебников, на долю Мальчика-Который-Выжил выпало слишком много испытаний. Смерть родителей, жизнь у магглов, которые, кажется, ненавидели его и всячески унижали. Гарри не любил говорить об этом, но Драко живо представлял себе темный чулан, в котором впору было сойти с ума от одиночества и давящего замкнутого пространства, и комнату с решетками на окнах... И все это – в то время как пленник был в десятки раз сильнее жалких, ничтожных людишек, и мог бы за себя постоять. Но он был слишком хорошим, чтобы сделать это... Поттер уже тогда был гриффиндорцем. Потом его ждала школа – маленький Гарри был безумно счастлив, когда вырвался из привычной серой и безрадостной реальности... но счастлив недолго. Каждый год Волдеморт через своих приспешников начинал на него охоту, и если поначалу это могло показаться мальчишке веселым и интересным приключением, то со временем Гарри уже не знал, что ему сделать, чтобы наконец почувствовать себя свободным, нормальным человеком. Но, где бы он ни был – его преследовали ужасы волшебного мира, о существовании которых мальчик даже не подозревал: чудовищный паук Хагрида, огромный Цербер, Волдеморт в обличье тени или другого человека... А ведь тогда, на первом курсе в Запретном лесу Малфой не знал, почему «чертов Поттер» не побежал с ним вместе от страшной черной тени. Драко и в голову не пришло, что гриффиндорца не просто парализовал страх – Гарри не может сдвинуться с места из-за жуткой боли в шраме... А что довелось пережить двенадцатилетнему ребенку при встрече с василиском? Как страшно ему было одному идти по темному тоннелю, где каждый шорох заставляет вздрагивать и судорожно оборачиваться, где даже тишина таит в себе угрозу и неизбывный ужас? Но он не сбежал, как поступил бы Малфой, он шел: снова – спасать, всю жизнь – спасать кого-то... Третий курс... Смешная и казавшаяся совершенно безобидной шутка с «дементорами» чуть не довела Поттера до срыва, а Малфою было и невдомек, почему. Драко тоже боялся этих тварей, но в его жизни тогда еще не случилось ничего поистине страшного, заставляющего при одном только их приближении дрожать и зажимать уши руками в тщетной надежде не слышать предсмертных криков своих родных людей... А Гарри с этим жил, и – научился бороться, сопротивляться своему страху, несмотря на боль и глупые насмешки слизеринцев. Весь год гриффиндорец должен был скрываться от безумного маньяка, каким считали Блэка. Но наконец Гарри нашел Сириуса. Чего стоило Поттеру спасти своего крестного? Да, теперь Драко знал, но тогда ему и в голову не приходило, что вечно лохматый мальчишка в очках далеко не так счастлив, как могло показаться со стороны. Турнир Трех Волшебников... В то время, как от «задаваки Поттера» отвернулись все, даже самые близкие друзья, считая его выскочкой и чуть ли не предателем, Гарри не находил себе места от переживаний. Он боялся сделать что-то не так – и опозорить факультет; понимал, что по магической силе не может соперничать с остальными чемпионами; безумно хотел жить, зная, что может погибнуть: драконы – это только первое испытание... И гриффиндорец все-таки преодолел все трудности – только для того, чтобы попасться в ловушку лже-Грюма, человека, которому он доверял. Гарри снова видел смерть. Она прошла совсем рядом с ним, забрав Седрика – и, может быть, Поттер не раз жалел, что – не его. Что он чувствовал, блуждая по бесконечным переходам лабиринта? Какую нечеловеческую боль вынес, попав в руки Пожирателей – Драко мог лишь догадываться, что такое Круциатус Волдеморта!.. И каково Гарри было жить, зная, что он стал причиной смерти невиновного человека, и – причиной возрождения Темного Лорда, того самого зла, против которого он так боролся? А Поттеру ведь не верили, мало того – за глаза называли убийцей Диггори... А потом – ночь в Министерстве, когда Гарри узнал пророчество, обрекавшее его убить или умереть... и потерял все, что у него было – своего единственного родного человека. Как после этого мальчик смог принять Драко? Ведь отец Малфоя сыграл не последнюю роль в смерти Блэка!.. Но Поттер сумел простить и это, простить сыну грех отца. А ведь «гораздо легче погасить в себе свет, чем осветить всю тьму вокруг» - кажется, такую фразу Драко как-то раз слышал от магглов?.. И все же Гарри остался самим собой, не сдался и не начал сражаться с обидчиками их методами – у гриффиндорца не хватило ненависти даже на то, чтобы применить Круциатус к Беллатрисе, которая у него на глазах убила Сириуса. Поттер совсем не был слабым, напротив, – прав был Дамблдор – у мальчишки была сила: эта самая любовь. Слишком много ее было в Гарри – так много, что он не мог бороться с врагами их оружием. Он был чистым... А Малфой... Все эти годы своими глупыми выходками он ничуть не помогал Поттеру. Но гриффиндорец понял его, и сказал, что Драко вечными насмешками не давал ему окончательно сломаться, опустить руки, учил всегда быть настороже, быть готовым дать отпор в любую минуту. Что ж, слизеринец сделал хоть что-то стоящее... Но он все равно был безмерно виноват перед Гарри, но теперь уже знал, чем сможет искупить свою вину. - Я не позволю тебе больше страдать, ты наконец станешь свободным, - тихо прошептал Драко, опустившись рядом с кроватью и глядя на черные ресницы, закрывавшие эти чудные глаза. «Как жаль, я не увижу твоих глаз. А так хотелось бы... Наверное, в последний раз. А может, так и лучше. Может, по-другому я и не смог бы уйти...» Хотелось взять теплую руку в свои, и гладить, целовать эти тонкие пальчики... «Я бы все отдал, чтобы только всю жизнь стоять перед тобой на коленях и целовать твои руки... А ты и не знаешь... Ты и не ведаешь, как сильно я тебя люблю... И поэтому последний раз в жизни я должен сделать тебе больно. Милый, если бы ты знал, как я не хочу!.. Но я должен. Как с самого рождения что-то всем был должен ты. Но я не желаю, чтобы ты снова сражался с ним – зачем? Я обречен, у меня нет другого выхода. А у тебя вся жизнь впереди: не зря же мы ее спасали... Прощай, мое солнышко, мой свет, мое счастье!.. и прости меня, если сможешь...» Ни одной слезинки. Драко поднялся на ноги и пошел собираться. Он должен успеть, пока голова еще соображает, и он не окончательно сошел с ума. Малфою снова слышались какие-то голоса. Кажется, голос Гарри, в чем-то настаивающий, и еще чей-то, с грустью соглашающийся, словно у его обладателя нет другого выхода... В глазах мелькали тени... Драко отмахнулся от них и быстро начал собирать зелья. Слизеринец еще не знал, понадобятся ли они ему, но с ними определенно чувствовал себя спокойнее. Потом он присел к столу и написал: «Поттер, я уезжаю. Мне безразлично, будешь ты меня винить, или нет, я не люблю тебя. Мне показалось, что я влюбился, но извини, это было только физическое влечение. Надо отдать должное, ты прекрасен в постели, особенно некоторые части твоего тела. Понимаешь, сознаюсь: я не мог победить тебя на дуэли и придумал другой способ. Согласись, влюбить в себя только затем, чтобы потом бросить - не многим лучше, чем просто изнасиловать, а мне удалось и то, и другое. Я великолепный актер, и ты, конечно же, поверил в мой спектакль с самоубийством. А теперь я получил все, что хотел, поэтому нам вместе больше делать нечего. Я думал о том, чтобы отравить тебя за измену, но Дамблдор снова тебя спас – еще бы, его любимый Золотой Мальчик! Я не жалею, потому что после этого ты отдавался еще лучше. Прощай. Малфой. P.S. Хочешь совет? Найди, под кого еще лечь, из тебя замечательная подстилка!» Сгорая от отвращения к самому себе, Драко положил письмо не туда, где все еще хранились настоящие письма, так и не отправленные Гарри, а на пол рядом с кроватью. Потом, склонившись к Гарри, слизеринец несколько минут вглядывался в любимые черты лица, прощаясь навек и пытаясь запечатлеть их в своей памяти. Пускай он постепенно будет сходить с ума, но последним, что мелькнет у него перед глазами, будет лицо Гарри. Не удержавшись, Драко едва ощутимо прикоснулся к губам мальчика. Бросить все, и целовать, целовать его до последнего вздоха; этот оставшийся день провести с ним... Но он не может. Уходя, он должен быть уверен, что навсегда защитил Гарри от Волдеморта. И так, наверное, будет менее жестоко – Поттер снова возненавидит его и забудет. ...Сердце разрывалось, а Драко не в силах был оторваться от нежных губ, прекратить... Он не заметил, как Гарри стал отвечать на поцелуй, и пришел в себя только тогда, когда мальчик обхватил его шею руками и притянул к себе. Драко резко оттолкнул его и вскочил. - Драко, что с тобой? – эти испуганные зеленые глаза, впивающиеся в его собственные взглядом, который будто проникает сквозь защитную оболочку в сознание, все глубже и глубже. «Легилименция, - мелькнуло в голове Драко понимание. – Ну уж нет, ты не увидишь моих мыслей!» И, словно повторяя пройденную сцену, только поменяв роли, Малфой сказал, вложив в эти слова всю свою боль и ненависть к Волдеморту: - Я. Не. Люблю тебя. Я. Тебя. Ненавижу! – и, развернувшись, выскочил из комнаты.