Пролог.
Драко сидел, прислонившись спиной к изголовью огромной кровати. Его руки были связаны у запястий длинными полосками шелка слизеринского зеленого цвета и закреплены по обеим сторонам от юноши на двух столбцах кровати. Ткань плотно стягивала его кисти у основания: недостаточно туго, чтобы помешать кровообращению в руках, но достаточно сильно, чтобы оставить на них синяки, если бы Драко вздумалось сопротивляться.
Между его раздвинутыми ногами сидел его любовник. Он улыбался Драко, любуясь стройным молочно-белым телом перед собой, таким открытым, послушным его воле и его желаниям.
- Само совершенство… ты… не правда ли? – произнес он, не спрашивая – утверждая. – И это совершенство принадлежит мне.
Жаркая волна возбуждения прошла сквозь все тело Драко на этих словах, произнесенных мягким, полным восхищения голосом. Его член, напряженный с самого начала, когда юноша еще не был раздет и связан, нетерпеливо дернулся в ответ, стоило взгляду любовника скользнуть по нему вниз. Тот снова улыбнулся и протянул руку, мягко и почти невесомо пропуская сквозь пальцы волнистые белоснежные пряди Драко, не скованные гелем и свободно рассыпающиеся под его прикосновениями. Он ненавидел, когда Драко зачесывал их назад, и они становились жесткими от застывшего лака, будто лишенными жизни. Любовник Драко настаивал, чтобы его волосы ниспадали свободными прядями – ради него, будто приглашая коснуться их, когда бы он этого ни захотел.
Драко издал хныкающий звук и запрокинул голову назад, следуя за движением руки его любовника. Все так же улыбаясь, тот быстро провел тыльной стороной ладони по щеке юноши, очертил линию подбородка и спустился по шее вниз. Драко с усилием сглотнул. Он почти дрожал от напряжения, больно прикусывая нижнюю губу и призывая на помощь всю свою выдержку, чтобы тут же не начать непроизвольно двигаться, в то время как рука любовника продолжала едва ощутимо ласкать его, скользя по груди, мимо сморщенных коралловых сосков и вниз – к его трепещущему животу. Сладкая пытка все длилась и длилась, пока вдруг резко не замерла у линии роста интимных волос Драко, где среди жестких завитушек призывно торчал его напряженный, налитый кровью член. По воле любовника это прикосновение должно было стать первым с тех самых пор, как тот привязал Драко к кровати.
- Ты так сильно хочешь меня, что это, должно быть, больно… ты ЖАЖДЕШЬ моей близости… не так ли?
- Да… - прошипел Драко. Он безуспешно боролся с непреодолимым желанием упереться пятками в кровать и вскинуть бедра навстречу этой руке, которая, словно дразня, застыла всего в несколько сантиметрах от его члена, но сопротивляться самому себе становилось все труднее.
- Я нужен тебе, как воздух, - его любовник тепло улыбнулся ему своей хулиганской улыбкой, которая послала еще больше жидкого огня сквозь все его тело. Из горла Драко вырвался сдавленный всхлип, и он дернулся навстречу его руке, но зеленые ленты надежно удерживали его у кроватной спинки из прочного красного дерева. Он почти коснулся бедрами руки, как его любовник отдернул ее назад и с неизменной улыбкой на губах покачал головой.
- Ты хочешь меня… Скажи это.
-Я… да, я хочу… тебя… - простонал Драко, слегка прикрывая глаза, в то время как его бедра продолжали искать прикосновения, которое было нужно ему больше, чем воздух. Его любовник улыбнулся, вглядываясь в расплавленную ртуть умоляющих глаз, мерцающую из-под полуприкрытых век.
- Я нужен тебе… Твое тело истосковалось по мне.
- Да… да, ты нужен мне… я просто умираю без тебя, - нетерпеливо прошептал Драко.
Раскрытая ладонь легла на его грудь, будто обхватывая пальцами сердце. Драко резко вскрикнул от обжигающего прикосновения.
- А это тоже мое? Твое сердце? – большой палец дразняще приласкал молочно-белую кожу под его правым соском. – Ты бы отдал его мне?
-… твое… - прошипел Драко. Его руки непроизвольно сжались в кулаки, когда он снова попытался вырваться из своих шелковых оков. -… вся кровь моего сердца… можешь забрать ее…
Рука немного передвинулась, зажав его сосок между двумя пальцами, выкручивая и слегка пощипывая его. Глаза Драко закатились; ощущение было просто ошеломляющим: чистое наслаждение и жгучее желание волнами проходили сквозь все его тело. Его губы невольно приоткрылись, приглушенные всхлипы, слетающие с них, молили любовника взять его, сделать его своим, сделать хоть что-нибудь с ним - сделать ЧТО УГОДНО. Теплое дыхание коснулось губ Драко, лаская, и он скорее почувствовал внутри себя, чем услышал тихий шепот:
- Готов ли ты отдать мне всего себя, самую свою сущность? То, что делает тебя тобою – это тоже мое? Сила, которая живет в этом теле, твоя душа. Готов ли ты и ее отдать мне? До скончания веков – в мое владение? Согласен ли ты соединиться со мной нерушимыми узами: так, чтобы больше никто и никогда не мог посягнуть на тебя, так, чтобы ты стал моим навсегда?
Драко распахнул глаза и поймал пылающий взгляд изумрудных глаз. Они горели страстью, но были куда серьезней, чем Драко когда-либо доводилось видеть их.
- Я… я твой… - прошептал он в ответ. Отдать всего себя до конца – он жаждал этого, он хотел этого больше всего на свете. Он весь дрожал от желания при мысли о том, что несло за собой требование его любовника. Принадлежать ему… Драко низко простонал, откидывая голову назад, будто сдаваясь на милость победителя:
- … Твой… Разумом… телом… сердцем… душой… Возьми меня… Сделай меня своим.
Его любовник замер на мгновение и резко отодвинулся назад, пристально глядя на него сквозь разделяющее их пространство; его глаза по-прежнему горели, но в них застыло новое выражение – Драко не мог понять, что оно означало.
- Пути назад не будет, мой Дракон…
Нет, никакого пути назад. Драко рывком сел, часто и тяжело дыша; его тело пылало, согретое теплом тела его любовника, несмотря на многие сантиметры, разделяющие их:
- … Только так… и никак иначе… Сделай же это… или потом… когда я освобожусь… я просто убью тебя…
Любовник обхватил его голову обеими руками, поглаживая большими пальцами нежную кожу за ушами. Драко закричал, не в силах контролировать свое собственное тело. Нужда. Желание. Жажда. Его охватило страстное желание, чтобы существо, стоявшее перед ним на коленях, овладело им.
- … Пожалуйста… - произнес он, задыхаясь.
Одна из рук, ласкающих его, исчезла, но другая продолжала свои неторопливые движения. Его любовник все еще удерживал его взгляд, в то время как все, чего хотелось Драко, это закрыть глаза и потеряться в ощущениях, от которых, казалось, плавились даже кости.
Потом он почувствовал пальцы у своего рта; влажные, покрытые молочно-белой субстанцией, они мягко касались его губ, будто рисуя по ним. Не колеблясь ни секунды, он с готовностью разомкнул губы, и пальцы тут же проворно скользнули внутрь. Вязкое вещество на самых их кончиках было горьким на вкус. И соленым. Драко издал низкий гортанный стон и стал жадно посасывать предложенные ему пальцы, пока не вылизал их дочиста. Но и после он все продолжал сосать, отчаянно вращая вокруг них языком, вызывая улыбку на лице своего любовника. Когда тот медленно высвободил свои пальцы, из груди Драко вырвался болезненный всхлип, и он попытался удержать их в своем рту. Тогда рука переместилась на бедро Драко, и тот протяжно застонал, стоило крепкой ладони обхватить его налитый кровью член. Он стал беззастенчиво толкаться в ласкающую его руку, но, зажатый между спинкой кровати и телом своего любовника, Драко был почти лишен возможности двигаться. Его же любовник лишь стоял на коленях и смотрел, как отчаянно он дергается, как ускоряются рваные толчки, как учащается его дыхание – прерывистые, неверные стоны. Огонь, бегущий по венам, сводил Драко с ума, и все, чего он хотел, это кончить для своего любовника, раствориться в нем, разлететься на тысячу мельчайших осколков – ради него.
Драко почти закричал от ощущения ужасной потери, когда его любовник внезапно разорвал сладкий контакт. Он с усилием дернулся из своих оков в попытке продлить прикосновение; слезы неудовлетворенного желания текли по его щекам. Любовник покачал головой и снова легонько пробежал пальцами по его губам, мешая следы собственной страсти Драко с остывшими каплями своей спермы.
В отчаянии Драко попытался поймать его пальцы губами, чтобы ощутить на них свой собственный вкус, но его любовник отказал ему и в этом. Тогда Драко попробовал облизать свои губы, но любовник снова покачал головой и тут же резко наклонился к нему, лаская нежную кожу его рта своим дыханием.
- Мой… - прошептал он и, мгновенно сократив расстояние между собой и Драко, впился в его губы собственническим поцелуем, вначале жадно слизав с них вязкую белую субстанцию, а потом и полностью овладевая его ртом. Драко не сопротивлялся, готовый отдать ему добровольно все, что потребуется; его тело висело тряпичной куклой, поддерживаемое лишь полосками ткани, стягивающими кисти юноши, да горячим гибким телом, яростно вдавливающим его в спинку кровати. Он почувствовал, как сильные руки потянули его от спинки кровати на себя, в то время как губы его любовника продолжали терзать его. Рука легонько пробежала по внутренней поверхности его бедра, покружила вокруг мошонки и скользнула вниз, ко входу. Смоченный в его собственной слюне, палец прошелся дразнящим движением по нежной коже ануса, и Драко, охнув, откинул голову назад, когда тот начал медленно растягивать его изнутри. Совсем немного - и палец полностью погрузился в него, вырвав у Драко низкий протяжный стон. Он почувствовал, как его любовник улыбнулся ему в шею и начал посасывать чувствительную кожу за ухом, спускаясь все ниже и ниже, пока его влажные губы не замерли там, где отчаянно колотился пульс Драко. Когда второй палец добавился к первому, растягивая его еще сильнее, Драко схватился обеими руками за сдерживающие его куски материи и, упершись плечами в изголовье кровати, стал с усилием насаживаться на буравящие его изнутри пальцы. Тихий удовлетворенный смешок вырвался из его груди, и тут же его любовник ввел в него третий палец. Драко закричал и выгнулся дугой, изо всех сил упираясь головой в спинку кровати. А потом все три пальца выскользнули из него.
- Мой, - повторил его любовник, уткнувшись носом в подбородок Драко, и медленно поднял голову, оставляя языком мокрую дорожку на его шее. – Отдан по собственной воле – по собственной воле взят. Связаны навеки, - его руки снова переместились на бедра Драко, крепко обхватывая и аккуратно приподнимая их. Что-то горячее и твердое уперлось в его вход, будто дразня этой своей твердостью. Драко закусил губу и дернулся навстречу своему любовнику, чувствуя, как рот наполняет соленый и металлический привкус крови.
- С этого момента, мой Дракон, Драко, ты мой, - и его любовник вошел в него, заявляя на него свои права, овладевая им, и Драко скрестил ноги у него за спиной, притягивая его к себе, не в силах более сдерживать стоны и крики, рвущиеся из груди. А потом любовник начал двигаться, входя и выходя из него, и нестерпимый жар охватил все его существо: казалось, по венам тек жидкий огонь, а чья-то невидимая рука все крепче и крепче сжимала сердце. Драко чувствовал, где-то на грани сознания, сгущающиеся вокруг него силы, которые взывали к самому его естеству и устанавливали нерушимую связь между ним и его любовником, заполняя его изнутри, делая их единым целым. И все смешалось: тьма и свет, боль и удовольствие – и все это было в нем, единым и неделимым. И потом он громко закричал, и тяжесть в его сердце взорвалась тысячей осколков, и все, что осталось неизменного и прекрасного – это его любовник, с ним, в нем, навсегда.
Глава 1.
POV Драко.
Я сел на кровати, тяжело дыша. Весь липкий от холодного пота, я мелко-мелко дрожал, а все мышцы болели так, будто последние двенадцать часов я без перерыва играл в квиддич. Хотя нет, болело не все. Одна часть моего тела была просто невероятно чувствительной к прикосновению влажной, покрытой густой тягучей спермой пижамы, и каждое движение посылало новые вспышки удовольствия сквозь все тело, превращая его в безвольную трепещущую массу.
Мокрые сны снились мне с тех пор, как мне исполнилось двенадцать и мое тело начало меняться. Но они были совсем непохожи на этот. Обычные подростковые сны, которые помогали сбросить гормональное напряжение. Сюжет был примитивен: я вколачивал некоего безымянного человека в матрас, в стол, в пол, или даже в стену. Только секс, ничего лишнего: я не помню, чтобы там была какая-то прелюдия. В двенадцать лет в вашем словарном запасе и слова-то такого нет. Однако к тринадцати годам я заметил кое-что странное: человек, присутствующий в моих снах, не имел признаков, присущих противоположному полу. Я трахал парня. Немного обеспокоенный – в основном, из-за реакции своего отца, если бы каким-то непредсказуемым образом он узнал обо всем этом – я предположил, что в общем-то это ничего и не значит. Ничего такого. Я подслушал, как старшие мальчишки говорили о своих мокрых снах, девчонках и о том, какую из них они хотели бы трахнуть, и пришел к выводу, что это просто игры гормонов. Парням снится, как они трахают других парней, девчонкам снятся девчонки, а иногда происходит полная смена пола, и парню кажется, что он стал девчонкой, и его, девчонку, трахает другой парень. Все это обычные шутки подсознания – просто случайные ментальные образы, которые собираются в подчас дикие картины, когда твой мозг пытается перейти из фазы сна в стадию бодрствования. Тем не менее, к четвертому курсу все только ухудшилось.
Тогда я этого, конечно, не понял, но, как говорят магглы, любой задним умом крепок. Хотя, пожалуй, я должен был заподозрить неладное еще тогда, когда в школе появились те ведьмочки из Шармбатона. Заметьте, все девушки были из видных чистокровных семейств и весьма не дурны собой, а одна из них, Флер Делакур – и вовсе частично вейла. Все парни, по крайней мере, те, кто достиг определенной половой зрелости, ходили за ней, как на привязи. Даже Поттер и Уизел (хотя Уизел вел себя куда менее сдержанно, чем Поттер). Мне же она была безразлична. Я просто ничего не чувствовал - никакого притяжения. Мне, безусловно, импонировал ее холодный и равнодушный вид, но она привлекала меня не больше, чем любимая дворняга Хагрида.
Мысль об этом просто шокировала меня. Да, признаю, на Кубке Мира я тоже ничего особенного не почувствовал, но тогда мои родители специально зачаровали меня так, чтобы магия вейл на меня не действовала. Дело в том, что у мамы пунктик на этот счет: она терпеть не может, когда папа смотрит на других женщин, особенно на вейл. Мама сама на четверть вейла, и, как и все они, она невероятная собственница. Но после встречи с Флер мне пришлось пересмотреть свое отношение к происходящему. А потом стало еще хуже. Кубок выбрал Поттера в качестве второго – ВТОРОГО, вы можете себе представить?! – представителя от Хогвартса на предстоящем турнире. И это просто так сошло ему с рук! Я был просто в ярости и в течение года с удовольствием срывал на нем всю мою злость и гнев. Он снова был в центре внимания, а так как на время турнира были отменены все соревнования по квиддичу, мне было просто нечего противопоставить ему, не в чем его превзойти. Это бесило меня до умопомрачения.
А потом было это последнее задание, когда Поттер и Диггори исчезли из лабиринта, и только Поттер вернулся живым. Его тут же увели с поля, но я успел увидеть его искаженное лицо и остекленевший, остановившийся взгляд.
Он беспокоил меня, этот его взгляд, но я продолжал вести себя, как прежде: в конце концов, было совсем несложно все так же дразнить и всячески изводить Поттера и его прихлебателей. Но когда я вернулся домой, оказалось, что все совсем не так, как я думал. Темный Лорд действительно вернулся при помощи какой-то древней темной магии и крови и теперь всей душой жаждал смерти Поттера. Тогда же, в Малфой-мэноре, подслушивая в кабинете отца, я узнал, что произошло на самом деле, как умер Диггори и каким образом Поттер умудрился вернуться назад живым. Мне над многим предстояло подумать.
К завершению картины, мои сны тоже изменились. Это по-прежнему были мокрые сны, и даже мастурбация перед сном не могла избавить меня от них, но теперь у моего партнера были совершенно определенные и, к несчастью, чертовски узнаваемые черты. Худая фигура. Кожа легкого оливкового оттенка. Волосы, словно зона бедствия, и невероятные зеленые глаза, которые, казалось, светились в темноте. Чертов Гарри Поттер. Я понятия не имел, какого Мерлина этот полукровка вторгался в мои сновидения – причем в очень, очень личные – пачкая их своей маггловской сущностью. Одно время я пытался вообще не спать, но вскоре был вынужден оставить эту затею. Тогда я начал принимать перед сном по ложке зелья Сна Без Сновидений, но эффект был слишком слабым, чтобы и дальше продолжать принимать его. Да, мне больше не снились сны, но и моя пижама, и простыни по-прежнему были мокрыми и липкими по утрам, а, когда я просыпался, перед моим внутренним зрением все так же стояла пара пронзительных зеленых глаз. Уж лучше было видеть эти глупые сны.
А потом начался пятый курс. Я слышал из нескольких достоверных источников, что летом на Поттера напали дементоры, и эти слухи порядком беспокоили меня, ведь я точно знал, что эта атака не была спланирована Пожирателями. Кто-то из министерских пытался добиться исключения Поттера из школы, но я готов был биться об заклад, что это был не Фадж. У этого бесхребетного пуффендуйца кишка тонка замахнуться на подобное. Когда начались занятия, оказалось, что меня сделали префектом, а Поттера – нет. Вначале я был чертовски доволен собой, но Поттер и его компания не придали этому особого значения, и мое торжество не продлилось долго.
В тот год я вообще чаще наблюдал за Поттером, чем цеплялся к нему. Нет, я, конечно, снял с него пару десятков баллов и испортил не одно его зелье, но большую часть времени я только наблюдал. Что-то происходило с ним, и я понятия не имел, почему это так беспокоит меня. А потом был квиддичный матч, и он, как всегда, первым поймал снитч. Тогда я, КАК ВСЕГДА, сделал пару нелестных замечаний о его семье и о семье Уизла. И вот тут-то и произошло кое-что необычное. Поттер кинулся на меня. Честное слово, он кинулся на меня с голыми руками, а следом за ним и один из их рыжеволосых близнецов. Меня никто и никогда не бил до этого, не считая Грейнджер, которая ударила меня на третьем курсе. Это было ужасно. Это было очень больно. Однако все прекратилось так же быстро, как и началось, и Амбридж навсегда отстранила Поттера и обоих близнецов Уизли от игры в квиддич. Я был просто в бешенстве! Как теперь я мог побить Поттера хоть в чем-нибудь? Позже ночью, когда я лежал в кровати и прокручивал в голове события прошедшего дня, я сделал самое нежелательное открытие за всю мою недолгую жизнь. Воспоминание о том, как Поттер кинулся ко мне, сшиб меня с ног и, усевшись на мне верхом, стал наносить удар за ударом… возбуждало меня. Господи, меня просто бросило в жар, когда перед глазами возник образ Поттера, приближающегося ко мне с горящими от ярости глазами – я не видел в них такого огня со времен Последнего Задания. И я еще никогда не был так возбужден, даже тогда, когда мастурбировал на колдографию… ммм… пожалуй, вам необязательно это знать. Достаточно сказать, что у меня стояло дай бог как, и, что самое ужасное, эрекция и не думала проходить, и я ничего не мог сделать, чтобы избавиться от образа Поттера, который так и стоял у меня перед глазами. Сложите вместе два и два, и вы поймете, что последовало дальше. Я сжал свой член рукой, представляя, что это Поттер ласкает меня. В моем воображении он подчинял меня, брал меня силой, и я не противился этому, напротив – я восторженно приветствовал каждое его движение. И никогда в своей жизни я не кончал так сильно и так долго, как тогда. А после, лежа на кровати, выжатый, как лимон, и совершенно удовлетворенный, несмотря на недавние открытия, я думал о том, что наши отношения с Поттером приобрели такую форму, какую ни понять, ни объяснить я пока был просто не в состоянии.
И теперь, после всех событий, последовавших за возрождением Темного лорда, я просто не знаю, что со всем этим делать. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что скоро что-то произойдет и ничто уже не будет таким, как прежде.
***
Занятия шли своим чередом, но мучавший меня сон по-прежнему не давал покоя. За прошедшее лето мысли обо мне и Поттере стали просто наваждением, вызывая у меня смешанное чувство желания и отвращения. И каждую ночь мне снились сны, в которых он подчинял меня себе, овладевал мною, делал со мной все, чего ему только хотелось. И я наслаждался этим столь же сильно, сколь и ненавидел. Сама мысль о том, что Поттер мог иметь надо мной подобную власть, пусть даже только во сне, возмущала меня до глубины души. Но каждый раз, когда я прикасался к себе, я представлял, что это его рука скользит по моему члену, и каждую ночь, засыпая, я мечтал увидеть его снова.
Наверное, я начал сходить с ума.
Но тот сон отличался от всех предыдущих. Никогда еще Поттер не был со мной таким нежным, никогда еще он не обходился всего лишь парой шелковых лент, которые не шли ни в какое сравнение с цепями, наручниками и кожаными ремнями, фигурировавшими во всех других моих снах о нем. Никогда раньше он не озвучивал вслух свое право на обладание мною – ничего подобного тому, что было в этот раз. И сам этот сон ощущался как-то неправильно, и меня наполнял смертельный ужас при мысли о том, что это, возможно, было намного большим, чем очередным будоражащим воображение мокрым сном – что это сновидение было пророческим. И что еще до окончания школы, в один прекрасный день в течение следующих полутора лет, я буду лежать распятым в свой комнате, на своей собственной кровати, и добровольно отдаваться Поттеру.
Я сгорал от желания в ожидании этого дня.
***
Зелья всегда были моим любимым предметом, и не только потому, что профессор Снейп покровительствовал мне. Просто здесь я всегда был лучшим, смешивание ингредиентов казалось мне куда более простым и понятным, чем Трансфигурация или Чары. Ну а то, что зелья всегда проходили вместе с гриффиндорцами, делало урок еще приятнее. Мой любимый предмет, мой любимый преподаватель и мои излюбленные жертвы – все в одном месте, как на заказ.
Я повернулся на стуле так, чтобы краем глаза видеть, когда прославленное трио войдет в класс. Как всегда, они заняли свои обычные места – настолько далеко от слизеринцев, насколько это было возможно. Межфакультетская вражда нисколько не утихла после событий прошлого года, по крайней мере, между нами четырьмя. Ходили слухи, что гриффиндорцы сблизились с когтевранцами и пуфендуйцами, но ни один человек со всех трех факультетов не пытался завязать дружбу с кем-нибудь из Слизерина. Все Пожиратели Смерти, схваченные в Министерстве, были в прошлом слизеринцами, и доверие к нашему факультету было окончательно подорвано. Я подслушал, как Грейнджер говорила об этом Поттеру и Уизлу буквально на днях.
Урок начался, и профессор Снейп пронесся по классу в своей излюбленной манере. Я внимательно наблюдал за ним и Поттером. Что-то произошло между ними в прошлом году, но я не знал, что именно. Уверен, это имело частичное отношение к тем их занятиям по лечебным зельям, одно из которых я случайно прервал. Абсолютная чушь – вот чем это на самом деле являлось. Но, что бы там ни случилось, это обострило отношения между ними. Шестое чувство подсказывало мне, что уже не я был для Поттера самым ненавистным слизеринцем.
Аааах… Я тихо кивнул в такт собственным мыслям, заметив, как они обменялись взглядами, полными чистой ненависти и отвращения. Просто чудо, что ни один из учеников, разделявших их, не вспыхнул тут же от силы взаимной неприязни, горевшей в их глазах. А Поттер, разве он выглядел когда-нибудь таким горячим, как сейчас: весь напряженный, как струна, полностью сосредоточенный на предмете своей ненависти, с яростно сверкающими глазами… Профессор Снейп резко опустил огромный том по зельям на стол, и громкий звук отвлек меня от благоговейного созерцания. Быть пойманным фантазирующим о гриффиндорском чудо-мальчике – самое последнее, чего я хотел.
Профессор Снейп заговорил:
- Сегодня вы должны приложить все усилия… - он сделал паузу и презрительно посмотрел в сторону Лонгботтома. Он был так же ужасен в зельях, как и в прошлом году, хотя я слышал о его заметном прогрессе в Чарах и ЗОТИ. - … чтобы приготовить одно из самых деликатных зелий… - это значило, что сделай ты даже самую крошечную ошибку, как оно тут же взорвется, - … которое делает выпившего его бесплотным на некоторое время, – ауч, одно из тех зелий, для приготовления которых требуются довольно редкие и потенциально опасные ингредиенты. Скорее всего, профессор будет вынужден поставить нас в пары. – Чтобы приготовить зелье правильно, вы будете работать в парах… - взгляд Снейпа блуждал по классу. Все прекрасно знали, о каких парах шла речь: Снейп имел привычку ставить вместе представителей разных факультетов. – Зелье, которое вам предстоит приготовить, называется Матэрия Амитто, - на этих словах профессор Снейп зло осклабился, обводя нас – каждого из нас – презрительным взглядом, и я непроизвольно нахмурился, не узнавая названия зелья и не понимая, что он хотел сказать нам глазами. У меня появилось нехорошее предчувствие. Профессор озвучил пары. И, как все и ожидали, каждая из них состояла из слизеринца и гриффиндорца. Естественно, моим партнером оказался Поттер.
В течение следующих десяти минут профессор Снейп прочитал нам небольшую лекцию, объяснив ход приготовления зелья, перечислил ингредиенты и продиктовал пошаговую инструкцию, которую нам следовало внимательно записать. Покончив с теоретической частью, он предоставил нас самим себе и тому хаосу и разрухе, которые мы неизбежно устраивали на каждом практическом занятии. Мало какому зелью удавалось без последствий пережить сотрудничество двух враждующих факультетов. Я отправил Поттера за необходимыми ингредиентами, а сам начал устанавливать котел. В ответ он кинул на меня полный ненависти взгляд, но в нем не было ни того напряжения, ни той глубины, которые предназначались профессору Снейпу. Черт возьми, это действительно задевало меня! Я, между прочим, не раз угрожал ему в течение этих лет. Но, в конце концов, он всю свою жизнь был вынужден чего-то опасаться. По всей видимости, угрозы больше не трогали его, а мои глупые комментарии могли только усложнить мне задачу по заполучению Поттера.
А я твердо решил, что Поттер будет принадлежать мне, или, что вернее, я буду принадлежать Поттеру. Просто он еще не подозревал, что ему готовило будущее.
Наконец, мы приступили к приготовлению зелья. Порезать ингредиенты и отмерить нужное количество, добавить их вовремя в зелье и аккуратно помешать – все это время мы с Поттером не проронили ни словом больше, чем требовалось для правильного выполнения задания. По большому счету, мы общались друг с другом почти как цивилизованные люди. До определенного момента. Поттер тогда сидел слева от меня – к моему крайнему неудовольствию: терпеть не могу, когда люди заходят ко мне с левой стороны, тем более когда я работаю над зельем. Он с раздражением резал крылья златоглазки, как вдруг с той стороны класса, где расположился Лонгботтом, раздался какой-то резкий звук. По моим предположениям, его котел должен был взорваться еще четверть часа назад, учитывая, что его партнером был Крэбб. Поттер же вздрогнул от неожиданности и отдернул руку назад - туда, где всего в нескольких сантиметрах позади него покоилась моя рука. И у него все еще был нож.
Острая жгучая боль пронзила меня, когда его нож полоснул по тыльной стороне моей ладони от самого основания мизинца до большого пальца. Из полдюжины перерезанных венок тут же потекла кровь, стекая вниз тонкими трепещущими струйками и окрашивая стол в темно-красный цвет. Кто-то резко втянул воздух, и послышался хриплый вздох, но откуда конкретно он доносился, я не знаю: я неотрывно смотрел в перепуганные зеленые глаза Поттера. Я гулко сглотнул: он причинил мне боль, он поранил меня, но охвативший меня жар и слабость в ногах были вызваны отнюдь не болью. Взгляд Поттера упал на мою кисть, и вся краска сошла с его лица; его руки непроизвольно потянулись к моим, чтобы как-то остановить кровотечение. В несколько шагов профессор Снейп оказался подле нас, бросая на Поттера убийственные взгляды. Тот проигнорировал его и, оторвав от своей мантии неровный кусок, начал накладывать самодельную повязку на мою рану. Я прикусил губу: все его внимание было сосредоточено на мне; его неловкие движения причиняли боль, но, когда он поднял на меня блестящие глаза, я видел, что ему было искренне жаль, что все так вышло. Но нет, он не делал попыток извиниться - только смотрел, не отрываясь, на наши руки потемневшими от шока глазами.
Потом было много криков, и Гриффиндор лишился не одного десятка баллов, но я даже не смог бы сказать, сколько их сняли и по какой именно причине. Черная материя плотно обхватывала мою кисть, и кто-то в очередной раз предложил проводить меня до Больничного крыла. Я покачал головой, медленно поднимаясь со стула. В голове зашумело, и комната поплыла перед глазами, но я твердо стоял на ногах. Я вышел из класса, но вместо того, чтобы, как ожидалось, пойти в Больничное крыло, направился в сторону слизеринских комнат. Я прижимал поврежденную руку к груди, словно баюкая ее, и вся моя одежда успела пропитаться кровью, когда каменная стена отъехала в сторону и я скользнул в образовавшийся проход. Скоро я уже был в своей комнате и неуклюже рылся в сундуке в поисках аптечки.
Достав медицинские принадлежности, я устроился на кровати и бережно разбинтовал руку, пачкая здоровую о пропитавшийся кровью черный лоскут. Стоило мне отодрать последний слой ткани, как рана снова начала кровоточить, и я смотрел, не в силах оторвать взгляда, как темно-красная кровь стекает по моей кисти вниз, как отвратительные пьяные капли падают на мои колени – и все это по вине Поттера. Я наклонился и провел языком вдоль пореза, чувствуя крепкий вкус своей жизненной эссенции на языке. Волна возбуждения прошла сквозь мое тело, боль и удовольствие, казалось, плавили, размягчали сами кости, и я низко застонал.
С трудом сглотнув, я отстранился от руки и потянулся за баночкой с целебной мазью, которую только что достал из сундука. Мазь должна была остановить кровотечение и ускорить процесс заживления раны. Мадам Помфри, конечно, могла бы вылечить порез в доли секунды, не оставив на руке и следа в напоминание о событиях сегодняшнего дня. Но я не мог позволить этому случиться. Я хотел оставить себе этот шрам – серебристо-белую отметину, проходящую через всю тыльную сторону ладони – чтобы всегда помнить об этом дне.
Глава 2.
Драко растянулся на столе в классе зелий. Он лежал на расстеленной мантии, вся остальная его одежда отсутствовала; его кожа, казалось, светилась на фоне темной ткани. Драко согнул руки в локтях, и его тут же бросило в жар, едва широкие кожаные ремни, закрепленные у ножек стола, обвили его запястья. Он поежился, невольно потершись спиной о грубую ткань мантии, и почувствовал легкое давление в области лодыжек. Осторожное движение ногами, - и уже знакомые кожаные ремни впились в нежную кожу щиколоток. Теперь он был полностью лишен возможности двигаться. Из горла Драко вырвался низкий стон, и его член дернулся в предвкушении.
- Ты выглядишь восхитительно, котенок, - послышался шепот откуда-то сверху. – Растянутый и весь раскрытый передо мной; кожаные ремни отлично смотрятся на твоем теле. - Драко приподнял голову и, увидев Поттера, стоявшего во главе стола, издал звук, подозрительно похожий на всхлип. Поттер медленно обогнул стол, остановившись сбоку от него. – В чем дело, любовь моя? Ты чего-то хочешь? – Поттер был полностью обнажен, его более смуглая, чем у Драко, кожа так же мерцала в отблеске свечей. Он скользнул рукой вниз по своей груди и животу, пока она не исчезла за краем стола. Драко дернулся в своих оковах и протяжно застонал.
- Мое прикосновение. Разве не этого ты хочешь, котенок? Ты хочешь, чтобы я коснулся тебя сейчас? – Поттер вытянул руку вперед, держа ее над грудью Драко. – Где же ты хочешь, чтобы я ласкал тебя? – он провел рукой по груди Драко, сильно ущипнув того за сосок. Драко вскрикнул от боли. – Ммм… неплохо, но как насчет… - рука Поттера скользнула ниже, выводя узоры на напряженном теле Драко, изредка касаясь золотых завитушек внизу его живота. Драко напрягся в своих оковах, и крепкие ремни больно вонзились в его кожу, когда он изогнулся, пытаясь продлить желанный контакт. – Может быть, ниже, котенок? – Поттер снова приподнял руку, и она замерла в нескольких сантиметрах от напряженного члена Драко. – О да, ты хочешь этого, любовь моя. Смотри, - он поиграл с чувствительной кожей на головке, дразня Драко. – Ты уже весь мокрый… для меня, – Поттер резко убрал руку и положил палец в рот, медленно и провокационно посасывая его. Драко заскулил в голос, с силой прикусив нижнюю губу, и вскинул бедра вверх, моля о продолжении.
- Терпение, любовь моя, - Поттер склонился над ним, с жадным блеском в глазах глядя на его прикушенную и распухшую губу. – У нас вся ночь впереди, я не хочу торопиться, - и он впился в его губы яростным, требовательным поцелуем. Драко снова застонал, теряясь в наслаждении от ласк, от осознания, что он принадлежит Поттеру.
Он закричал от чувства мучительной опустошенности, когда Поттер отстранился от него, и в отчаянье потянулся за любовником; жалобные стоны вырывались из его приоткрытого рта.
- Сейчас, любовь моя, - спокойно прошептал Поттер, сверкнув глазами. – Терпение. – Драко видел из-под полуопущенных век, как он обернулся и взял что-то с соседнего стола. – Что ж, посмотрим… Попробуем этот… - Поттер повернулся обратно, держа в руке маленький перочинный ножик. Драко охнул, снова задергавшись в своих оковах. Поттер мягко улыбнулся. – Ты ведь знаешь, что сейчас произойдет, котенок? Ты… хочешь этого? – Поттер выставил нож вперед, любуясь тем, как серебристое лезвие переливается в отблеске свечей. Потом он медленно опустил руку и надавил плоской стороной ножа на нежную кожу живота Драко; мышцы судорожно сжались, когда холодный металл коснулся разгоряченной кожи. Драко облизал пересохшие губы, и Поттер ухмыльнулся.
- Как же я люблю это ощущение… ммм… - он провел острием ножа по животу и груди Драко, стараясь не поранить нежную кожу, внимательно наблюдая, как Драко выгибается ему навстречу.
- … пожалуйста… пожа-а-алуйста… - простонал Драко. Он был так близок, так близок, но знал, что не имеет права кончить, пока не получит разрешения сделать это.
- Пожалуйста? Пожалуйста – что? Помучить тебя еще? – глаза Драко расширились от ужаса, когда лезвие ножа скользнуло вниз к его паху. – Пожалуй, я согласен, - Поттер отдернул нож и одним быстрым движением переместился на бедра Драко, почти касаясь его напряженного члена своим.
- Спой для меня, котенок. Я хочу послушать тебя, - Поттер слегка подался вперед и провел плоской стороной ножа по всей длине его члена. Драко откинул голову назад и хрипло застонал. – Да, вот так, - Поттер снова отвел нож в сторону, чтобы тут же прижать его острием к впадине над ключицей Драко. Через мгновение он резко вонзил холодную сталь в бледную кожу – темно-красное пятно на белом шелке, - и Драко закричал от боли. – Да, именно так.
Поттер управлялся с ножом, как художник с кистью, вырывая у Драко крики, и стоны, и мольбы, и тот платил своему мучителю кровавыми каплями, стекающими по бледной коже, чтобы впитаться в темную ткань мантии. Драко уже охрип от бесконечного крика, когда Поттер поднес нож к его окровавленным губам. Драко тут же открыл рот и начал жадно водить по лезвию языком, пока не вылизал его дочиста.
- Ну что, любовь моя, что ты думаешь теперь? – Поттер осторожно провел пальцем по изуродованной коже Драко, и тот, проследив глазами за его движением, увидел, что сквозь кровавые разводы темнеют свежие раны. Поттер использовал его грудь в качестве холста, выгравировав на ней какую-то фигуру, напоминающую изображение гриффиндорского льва.
- Тебе идет красное, котенок, - прошептал Поттер, глядя на него блестящими от похоти глазами. Он положил нож на соседний столик и провел рукой по груди Драко, оставляя на ней красные следы, снова и снова бередя свежие раны, заставляя Драко изнывать от смеси боли и удовольствия, волнами проходящих сквозь все его тело.
Поттер потянулся дрожащей рукой к своему налитому кровью члену и обхватил его ладонью, размазывая кровь Драко по всей его поверхности. Он начал ласкать себя, откинувшись назад в наслаждении.
- О-о-о-о… О-о-о, котенок… - собственный член Драко подергивался в такт стонам Поттера, сочась прозрачно-белой жидкостью. Поттер кончил, тяжело дыша, и снова посмотрел на Драко – красное, разлитое на белом, капля за каплей стекающее в черное. Он чуть переместился и устроился на коленях между широко разведенными ногами Драко.
- Соси, - потребовал он, поднося к губам Драко свои покрытые кровью и спермой пальцы, и тот нетерпеливо втянул их в рот, жадно посасывая, в то время как рука Поттера наконец обвила его ноющий член.
- Хороший мальчик, - мягко произнес Поттер низким, хриплым голосом, впившись взглядом в глаза Драко. – А хорошие мальчики заслуживают награды, - он сильно сжал его член и улыбнулся, когда губы Драко слегка приоткрылись, а из горла вырвался пронзительный вскрик, обдавая волной горячего воздуха его влажные пальцы. Поттер облизал губы и вытащил пальцы изо рта Драко – ниточка слюны тянулась от них до влажно поблескивающих губ – и скользнул рукой под Драко, ища и с легкостью находя туго сжатое кольцо его входа.
- Хороший, хороший мальчик, - один палец проник в него, и Драко снова застонал; он с силой ухватился руками за кожаные ремни, выгибаясь всем телом, в попытке продлить желанное прикосновение. Поттер кружил пальцем внутри него, периодически толкаясь в узкую горячую дырочку. Вдруг он вытащил палец резким движением, и тут же вогнал обратно уже два пальца, раздвигая их как можно шире, чтобы еще сильнее растянуть Драко.
- … пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста… - исступленно выкрикивал Драко, подаваясь ему навстречу в страстном желании быть заполненным полностью, чтобы тот наконец овладел им и доказал старым, как мир, единственно возможным, единственно правильным способом, что он, Драко, принадлежит ему безраздельно.
Драко был уже на грани сознания, когда Поттер снова вытащил из него свои пальцы и взмахнул палочкой над его ногами – Драко понятия не имел, откуда она взялась, да и по сути ему было все равно. Единственное, что он знал, так это то, что Поттер наконец-то схватил его за бедра и приподнял их над столом, закидывая его ноги - теперь развязанные - себе на талию.
- Котенок… мой, - прошипел Поттер, входя в него одним сильным движением. Драко казалось, что все внутри него горит огнем, что он так растянут, что вот-вот порвется, но даже этого было недостаточно. Он застонал, прося о большем, и крепко сжал ноги за спиной Поттера; из его глаз брызнули слезы, когда тот начал яростно вколачиваться в него так, будто хотел вдавить в ровную поверхность стола. Каждый толчок наполнял Драко наслаждением, которое огнем растекалось по всему телу, все больше, глубже, сильнее, пока наконец он не почувствовал себя сплошной огненной массой; его мышцы болели от напряжения, тело, казалось, билось в агонии, а он жаждал большего, куда большего, пока эта страсть, этот жар не уничтожат его, пока все вокруг не исчезнет в безжалостном пламени.
И пламя взорвалось внутри него тысячей огней, и свет вокруг померк, чтобы тут же вспыхнуть снова; и раны на его теле больше не имели значения, они стали ничем, пустым звуком, в то время как наслаждение, плавящее его сознание, - всем.
***
POV Драко.
В то утро я проснулся на рассвете, весь в холодном поту и с вязкими белыми разводами на пижамных штанах; я был не в силах даже пошевелиться, пресыщенный только что испытанным наслаждением. Я понимал, что мне нужно было срочно что-то делать со всем этим, и желательно поскорее: одному Мерлину известно, сколько еще я смог бы просуществовать в таком режиме. С каждым разом мои сны становились все более и более дикими и при этом до жути реальными. Я мог бы поклясться под Веритасерумом, что до сих пор ощущал следы от глубоких ран на своей груди и тупую ноющую боль между ног, а горло мое саднило от криков. Когда же я окончательно пришел в себя ото сна и не обнаружил рядом Поттера, что-то кольнуло у меня в груди. Он должен был быть со мной, просто должен был. И я был обязан заполучить его, если, конечно, не хотел лишиться рассудка в самое ближайшее время. Той ночью я так и не заснул больше – я размышлял, и к утру у меня уже был готов вполне осуществимый план. Все, что мне нужно было теперь, - это время, немного удачи и парочка зелий.
Время шло, близились каникулы, а я все ждал удачного момента для осуществления моего плана. Мы с Поттером больше не цеплялись друг к другу в коридорах, классах и в Большом Зале, но это не значит, что я мог подойти к нему и перекинуться парой слов о погоде или о чем-то таком. Мы не были приятелями, но держались вежливо по отношению друг к другу, когда нам приходилось работать вместе; это отсутствие враждебности я списал на свою реакцию на Зельевой Инцидент, как его стали величать наши сокурсники. Точнее на ее отсутствие. Я тогда просто ничего не сделал. Я не стал гоняться за Поттером, чтобы отыграться на нем за произошедшее; я не выслеживал его по всей школе с кучкой разъяренных слизеринцев с тем, чтобы, чтобы заставить его глубоко сожалеть о том, как ужасно он поранил меня. Ничего. Я даже не потребовал от него извинений за его халатность и невнимательность, хотя в первые дни после происшествия не раз ловил на себе его задумчивые взгляды, будто он размышлял, подойти ко мне или нет. Должно быть, хваленые гриффиндорские храбрость и благородство оставили его, потому что он так и не подошел.
Мой план был сама простота. Так как любому, у кого имелось хотя бы две мозговые клетки в черепушке, было ясно, что по собственной воле Поттер никогда не придет ко мне, предстояло заставить его сделать это. Насколько мне было известно, Поттер собирался остаться в Хогвартсе на время зимних каникул, ведь куда опасней было позволить ему уехать тогда, когда Темный Лорд находился на свободе и больше всего на свете жаждал его смерти. Единственным безопасным местом для него по-прежнему был Хогвартс: эти дураки в Министерстве просто не смогли бы защитить его должным образом, если бы он вздумал отправиться куда-либо еще. Кроме нас, мало кто еще собирался остаться в замке: лишь парочка младшекурсников в башне Гриффиндора да столько же человек из Когтеврана и Пуффендуя. Я же, напротив, был вынужден соседствовать с целым взводом слизеринцев со старших курсов. К счастью, Грейнджер и оба младших Уизли так же, как и остальные, собирались по домам.
Несколько ночей подряд я занимался исследованиями, штудировал целые тома по зельеварению в поисках того, что мне было нужно, но все отчетливее понимал: мне придется смешать несколько различных зелий, чтобы достигнуть желаемого эффекта. А работа с двумя или более зельями требовала определенной ловкости и была чрезвычайно опасна. Допусти я даже малейшую ошибку в расчетах - и мое отчисление стало бы лишь делом времени. Мне же нужно было зелье, способное одновременно вызвать в Поттере ярость, похоть и желание и заставить его действовать, повинуясь первым импульсам и инстинктам. Тогда, под влиянием зелья, Поттер вел бы себя именно так, как мне требовалось. Что было гораздо сложнее – зелье должно было быть приготовлено в виде пара. Проще всего было сделать так, чтобы оно активизировалось при контакте с кожей, но сама природа данного зелья делала этот способ его употребления ненадежным. Оно должно было быть принято внутрь или же было достаточно просто вдохнуть его - тогда оно оказало бы на организм человека нужный эффект, вот только у любимой квиддичной команды Уизла было больше шансов выиграть кубок мира в этом веке, чем у меня заставить Поттера проглотить хоть что-либо, что, на его взгляд, имело ко мне хоть какое-то отношение. Значит, зелье должно было попасть в его организм через легкие. Кроме того, это было зелье быстрого действия, которое мгновенно вступало в реакцию с воздухом: Поттер тут же почувствовал бы изменения, стоило лишь ядовитым парам просочиться в его кровь и достигнуть клеток мозга. Попав в его легкие, зелье подействовало бы уже через несколько минут. И тогда… тогда он будет принадлежать мне.
Нет. Это я буду принадлежать ему. Тут же мой член, мгновенно отвердевший, стоило мне лишь подумать о Поттере, дернулся, и желание, как разряд молнии, пронзило меня насквозь. Я сунул руку в пижамные штаны и крепко сжал свой член ладонью. Ох, он был уже влажный от выступивших на нем капель возбуждения и тверд, как камень - от одной лишь мысли о Поттере под действием моего зелья. О да, он овладеет мной, не во сне – по-настоящему… ммм… Я скользнул другой рукой себе под рубашку, намеренно задевая соски, и начал нетерпеливо теребить их, одновременно поглаживая свой член. Единственный сексуальный опыт, который у меня имелся, заключался в постоянной мастурбации. Не было ни одного человека на моем факультете, которому бы я смог доверить свое тело – сама мысль о том, что кто-то из них будет касаться его, такого белого, такого… совершенного, казалась мне мерзкой, вызывая у меня протест и отвращение. К тому же, судя по тому, что остальные рассказывали о своих сексуальных приключениях, и опираясь на то, как я сам реагировал на прикосновения моих собственных рук и мысли о Поттере, можно было с уверенностью сказать, что я получал несравнимо большее наслаждение, чем они. А значит – какая, к черту, разница.
Вспышки удовольствия проходили сквозь все мое тело, выплескивая в кровь сумасшедшую дозу эндорфинов; жгучее желание у меня между ног становилось просто нестерпимым, и я двигал рукой все быстрее и быстрее. Я выпустил из пальцев свой болезненно напрягшийся сосок, чтобы тут же схватить их жадными губами и начать яростно облизывать, представляя, что это не мои пальцы, соленые от моего собственного пота, а член Поттера находится у меня во рту, а он лишь стоит и смотрит, как я отсасываю ему и дрочу свой член в почти безумном желании получить разрядку – для него, ради него – смотрит на меня затуманенными от страсти глазами и со сладострастной ухмылкой на устах.
Низкие гортанные звуки срывались с моих губ в такт движениям руки, пальцы до боли сжимали пульсирующую плоть, заставляя меня уже не стонать, а хрипеть от желания и возбуждения; пальцы глубоко во рту слегка приглушали звуки, а глаза Поттера горели диким огнем, сверкая в полутьме, пока он наслаждался видом моего налитого, сочащегося смазкой члена, зажатого в тисках моей ладони – потрясающе эротическое зрелище, театр одного актера, шоу, поставленное только для него одного. Мне казалось, я весь горю, рубашка липла к моему телу, влажная от пота, обтягивая мою кожу каждый раз, когда я вскидывал бедра навстречу своей руке, лаская себя все сильнее, все яростнее. Я хотел получить еще больше, намного больше, я умирал от невыносимого желания – еще немного, еще чуть-чуть – мое сердце колотилось, как сумасшедшее… и наконец я в последний раз исступленно толкнулся в свою руку - и наслаждение затопило меня, и каждый нерв, казалось, пронзительно звенел, как туго натянутая струна, и кровь жидким огнем разливалась по венам. Мои веки дрогнули, и глаза закатились, оставляя молоко глазных яблок трепетать под светлыми ресницами. Меня всего трясло, каждая мышца моего тела, казалось, стонала в экстазе. Я со свистом втягивал воздух сквозь сжатые зубы, в голове шумело, и весь мир вокруг подернулся дымкой глубокого изумрудно-зеленого цвета.
***
Спустя три дня после Рождества я приступил к осуществлению своего плана – во время завтрака одна из школьных сов опустила на стол перед Поттером вполне безобидный на вид конверт. Автор письма приглашал Поттера встретиться с ним в одной из множества неиспользуемых комнат Хогвартса, которая была спрятана за гобеленом с вышитой на нем буквой «И» в коридоре восточного крыла на четвертом этаже; к подробному описанию места встречи также прилагался и пароль. Насколько мне было известно, никто не знал, что за гобеленом скрывалась довольно уютная гостиная. Когда я впервые обнаружил ее на третьем курсе, она вся была покрыта многовековой пылью и паутиной. Но парочка заклинаний – и она стала как новенькая. Кроме того, в комнате не было ни одного портрета, который смог бы потом поведать миру о том, что происходило в ее стенах. В общем, это было идеальное место для тайных встреч.
Поттер быстро просмотрел записку, слегка нахмурился и передал ее своей соседке по столу – светловолосой когтевранке, которая присоединилась к их компании в прошлом году. Она что-то сказала ему, и он кивнул в ответ, а потом оба с подозрением посмотрели в мою сторону. Я сидел почти не дыша, боясь пошевелиться и тем самым показать, что я сам следил за ними, и мгновение спустя они отвели взгляды. Поттер тут же сложил письмо и сунул его в карман. Что ж, время покажет, придет он или нет.
***
Честно говоря, я ожидал его подозрительности, и придумал способ справиться с ней. Той ночью, едва войдя в комнату, я зажег огонь в камине и положил палочку на самую дальнюю полку, но так, чтобы ее можно было легко заметить от самых дверей. Поттер скорее поверил бы мне, если бы видел собственными глазами, что моя палочка находится в противоположном от меня конце комнаты. Потом я прошел в глубь гостиной и сел в одно из кресел у камина. Теперь настало время для осуществления второй части моего плана. Назначенное для встречи время уже прошло, а Поттер все еще не появлялся. Тогда я нарочито громко вздохнул, встал с кресла, призвал палочку и вышел из комнаты. Едва опустив за собой ткань гобелена, я опрометью кинулся вниз по коридору, благодаря Мерлина за то, что мягкая драконья кожа моих туфель позволяла мне передвигаться практически бесшумно, и запрыгнул в слегка выдающуюся нишу в нескольких метрах от гобелена - тени от факелов скрывали ее от посторонних взглядов и делали отличным укрытием. На этот раз мне не пришлось долго ждать. Не более чем через пять минут после моего ухода гобелен пошевелился. Я видел, как сквозь него проступили очертания человеческой фигуры, потом один край приподнялся, будто выпуская кого-то наружу, и тут же опал вниз, ударяясь о глухую стену за собой. Однако никто не показался в коридоре, или, по крайней мере, никого не было ВИДНО.
Я уже несколько лет знал, что у Поттера есть мантия-невидимка – еще с третьего курса, много всего произошло тогда. И я был уверен, что он ни в коем случае не заявится на встречу со мной без нее. Не меньше я был уверен в том, что он придет раньше назначенного времени, чтобы оценить, могу ли я представлять для него какую-либо опасность. Вначале я надеялся, что он даст знать о своем присутствии, но потом подумал, что, возможно, для успеха моего плана будет куда лучше, если он так и останется невидимым. Я просидел в своей нише чуть ли не целый час, затем незаметно выскользнул и заспешил по направлению к совятне. Мне было необходимо отправить ему еще одно письмо. Я не боялся, что меня поймают: в это час префекты еще имели право находиться за пределами своих спален, но мое время уже было на исходе. Мне следовало поспешить, если я хотел оказаться в слизеринских комнатах до начала комендантского часа. На обратном пути я поймал двух пуффендуйцев, разгуливающих по школе, и, с удовольствием сняв с каждого из них по десять баллов, отправил их в пуффендуйскую гостиную. Это был удачный для меня вечер. Когда я проходил через слизеринскую гостиную, Панси стреляла в мою сторону глазками и соблазнительно улыбалась, но я не обратил на нее внимания. Она была одной из тех, кто вызывал у меня стойкое отвращение, стоило мне лишь подумать о ней в сексуальном контексте; если бы не угрозы моего отца, я бы ни за что не пригласил ее в качестве моей партнерши на Рождественский бал. Оказавшись в своей спальне – слава Мерлину старостам полагались отдельные комнаты – я выскользнул из своей одежды, скинул ботинки, быстро натянул пижамные штаны и с наслаждением растянулся на кровати. Совсем рядом, на тумбочке, стоял маленький пузырек, наполненный дымчатой субстанцией синего цвета. Я завернулся в одеяло, не отрывая глаз от заветного пузырька, и продолжал ласкать его взглядом до тех пор, пока Морфей не забрал меня в свое царство.
Глава 3.
На следующее утро уже другая школьная сова уронила Поттеру на колени письмо. На этот раз в нем настойчиво спрашивалось, где он был прошлой ночью, еще раз подчеркивалась важность нашей встречи и звучала просьба, чтобы этим вечером мы все-таки увиделись в то же время и в том же месте. Я внимательно наблюдал за ним и Лавгуд: они торопливо прочитали письмо, потом быстро посмотрели в мою сторону и тут же отвернулись. Поттер все еще был полон сомнений, но было видно, что его любопытство понемногу начинает перевешивать подозрения. Разумеется, гриффиндорские львы отважны, горды и бесстрашны, однако, как и все представители семейства кошачьих, от рождения чертовски любознательны. Теперь я точно знал, что приблизился к своей цели еще на один шаг: Поттер придет, причем на этот раз - не прячась под мантией-невидимкой. Я даже не мог спокойно закончить свой завтрак в предвкушении того, что произойдет сегодня вечером. Весь оставшийся день я был какой-то дерганый; «дерганый хорек» - это было как раз про меня, но упаси Мерлин кого-то произнести это вслух - я бы тут же послал в него парочку-другую особо гадких проклятий. Усилием воли я заставил себя хорошо пообедать, но ни крошки не смог проглотить за ужином: казалось, в моем животе обосновалась целая стая бабочек, которые нервно били своими крылышками, заставляя меня чувствовать себя как на иголках. Наконец, подошло назначенное время. Вернувшись после ужина в свою комнату, я быстренько принял душ и надел свежую мантию, оставшись под ней абсолютно голым. Потом сунул палочку в один внутренний карман мантии, пузырек с зельем - в другой и широким шагом вышел из слизеринских комнат.
Я пришел как раз к назначенному времени. Обычно на встречи принято немного опаздывать, но только не сейчас, когда я сам же и послал приглашение. Как и прошлой ночью, создавалось ощущение, что я единственный человек, находящийся в комнате. Я вынул палочку и, как и в прошлый раз, зажег огонь в камине, прежде чем положить ее на книжную полку. Потом я вернулся к камину и сел у огня, приготовившись ждать.
В комнате было по-прежнему тихо, только потрескивание огня в камине нарушало тишину, но я чувствовал, что кто-то стоит около двери и осторожно рассматривает меня. Похоже, как и вчера, Поттер пришел на место раньше меня, невидимый под своей мантией. Мне оставалось только ждать, что же он предпримет дальше. На этот раз он должен был сделать первый шаг: снять мантию и подойти ко мне - чтобы я мог приступить к следующей части своего плана.
Я сидел неподвижно уже с четверть часа, когда, наконец, услышал легкое шуршание за своей спиной - звук скольжения ткани о ткань. Однако я не обернулся: звук был очень тихим, и предполагалось, что лишь человек с очень тонким слухом мог уловить его. Потом я услышал голос и повернул голову в его сторону:
- Ну, хорошо, Малфой, я здесь. Что случилось такого важного, что ты так хотел увидеться со мной?
Поттер все еще стоял у самого входа. Я чуть склонил голову в вежливом приветствии:
- Добрый вечер, Поттер. Рад, что ты почтил меня своим визитом.
Мне пришлось подавить улыбку, когда я увидел, как вытянулось от изумления его лицо: похоже, он ждал от меня несколько иного поведения, а я даже не прокомментировал его грубое обращение. Он нахмурился, и его глаза в свете огня блеснули подозрением.
И чуть-чуть ярости, конечно же - просто идеально.
- Малфой, зачем ты позвал меня? - почти прорычал он, и от звука его голоса по моей спине побежали мурашки.
- Всего лишь маленький разговор, Поттер, - я показал рукой на кресло прямо перед собой, предлагая ему сесть. - Мне кажется, нам пора пересмотреть отношения между нами, принимая во внимание все, что было…
Поттер все еще был полон сомнений. Он окинул взглядом всю комнату, на секунду задержавшись на моей палочке, одиноко лежавшей все там же, на книжной полке. Если бы он сел в предложенное мною кресло, то оказался бы как раз между мной и моей палочкой - тогда преимущество было бы на его стороне, потому как я вовсе не настаивал, чтобы он в свою очередь тоже отложил палочку в сторону. Поттер едва заметно кивнул, видимо, что-то решив для себя, и, в два шага преодолев разделяющее нас расстояние, опустился в кресло. Он казался очень напряженным: не желая терять бдительность наедине с человеком, которого считал свои врагом, он не откинулся на спинку кресла, а лишь присел на самый краешек сиденья на тот случай, если ему вдруг потребуется резко вскочить.
Я предвидел и это и предпринял меры на этот случай. Единственным известным мне изъяном в моем плане было то, что Поттер мог мгновенно проклясть меня, стоило мне лишь кинуть в него пузырек с зельем: к моему несчастью, его рефлексы были отточены до автоматизма, словно он прошел курс подготовки авроров. У меня не было бы ни единого шанса победить его в открытом противостоянии. Поэтому я должен был замедлить его рефлексы, немного отвлечь его. Успокоить. Для этого мне и нужно было второе зелье, но это было зелье настолько общего воздействия, что никому и в голову не пришло бы использовать его как-то еще, кроме как по назначению. Это была Пыльца Бабушки Генриетты под названием «Спокойный Малыш». Простое зелье на уровне второго курса школьной программы, легкое в приготовлении и совершенно безобидное. Обычно его использовали родители, чтобы утихомирить капризного ребенка. Я рассыпал немного пыльцы на кресле, которое предназначалось для Гарри - в основном, ею посыпали простыни на детских кроватках - зная, что она подействует на всякого, кто окажется в метре от нее или в прямом физическом контакте с нею.
Поттер хмуро зыркнул в мою сторону.
- Принимая во внимание что, Малфой? Твой отец - осужденный Пожиратель Смерти. Он не раз пытался убить меня и моих друзей. Нам с тобой не о чем разговаривать.
- Ошибаешься, Поттер. Заблуждения моего отца не имеют никакого отношения к причине нашей встречи.
Я совершенно не хотел разговаривать о своем отце. Я все еще был зол на то, что он находится в тюрьме, словно какой-то ПРЕСТУПНИК, но, имея на размышления целое лето, был вынужден признать, что вина за это не лежала целиком и полностью на Поттере. Если бы только отец был чуть-чуть осторожнее, он бы не позволил поймать себя горстке подростков с четвертого и пятого курсов. А теперь это ПРОИСШЕСТВИЕ легло темным пятном на родовое имя.
- Я здесь для того, чтобы обсудить нас и наши с тобой отношения на все оставшееся время, которое мы проведем в стенах этой школы.
Поттер продолжал пристально смотреть на меня с подозрением в глазах - ну и Мерлин с ним! - зато теперь он выглядел намного расслабленней, незаметно для себя откинувшись на спинку кресла. Да и подозрительности, с которой он глядел на меня, не хватало прежней яростности и неистовства. Пыльца «Спокойный Малыш» наконец подействовала.
- Нет никаких «нас», Малфой. Я ненавижу тебя, ты ненавидишь меня. Оставь меня в покое - и я никогда не побеспокою тебя сам. Вот и все наши «отношения».
Что ж… я и не ждал многого… в конце концов, я был несколько резок с ним все эти годы… ну хорошо, я вел себя, как полная задница, и судил о нем абсолютно предвзято. Так что его нежелание помогать мне в моих попытках что-то изменить было вполне предсказуемо. Поттер, тем временем, еще больше развалился в кресле, с удобством положив руки на подлокотники, а его веки потяжелели от усталости. На этот раз я позволил себе улыбнуться.
- Но я верю, что наши отношения могут измениться. Причем в лучшую сторону. Я был бы хорошим союзником, - я наклонился вперед, чтобы скрыть, как моя рука скользнула в складки мантии в поисках кармана, в котором находился пузырек с зельем. Вот мои пальцы коснулись прохладной поверхности стекла… Еще немного и…
Поттер ничего не заметил - только фыркнул в ответ на мои слова.
- Ты? Союзник? Да лишь малейший намек на опасность - и ты убежишь, сверкая пятками, как маленькая трусливая волдемортова шавка, которой ты и являешься, визжа, как сопливая первокурсница, на протяжении всего пути.
Оу… он все еще ненавидит меня. Я, право, тронут. Но главное, теперь он был совершенно расслаблен, убаюканный ложным чувством безопасности, вызванным волшебной пыльцой и осознанием того, что моя палочка сейчас лежит далеко от меня. Момент идеально подходил для осуществления моего плана. Я поддел большим пальцем пробку, закупоривающую зелье, и им же плотно прикрыл образовавшееся отверстие; медленно и как можно более незаметно я начал вытаскивать руку с пузырьком из кармана мантии. На мое счастье, Поттер по-прежнему ничего не замечал.
- Я не Пожиратель смерти, Поттер, более того, я вовсе не собираюсь становиться им. У меня несколько иные планы - планы, которые напрямую касаются тебя. Причем живого и невредимого.
Он моргнул, очевидно, совершенно сбитый с толку.
- Я нужен тебе … живым? - должно быть, он снова вспомнил ту дурацкую прошлогоднюю угрозу.
На этот раз я открыто усмехнулся, заставив его слегка нахмуриться, но он все еще ни о чем не догадывался.
- Да. Но вовсе не обязательно по собственной воле…
Прежде чем Поттер смог осознать своими одурманенными мозгами, что я имел в виду, я быстрым движением метнул пузырек ему на колени. Содержимое тут же вылилось наружу, при контакте с воздухом мгновенно превращаясь в пар. И Поттер не успел еще понять, что происходит, как уже был окутан бледно-голубой дымкой.
- Малфой, ты, маленький гнусный хорек! - взвыл он, скидывая с себя усмиряющие чары Пыльцы и вскакивая со стула. Поттер резко отбросил пузырек в сторону, но тот был уже пуст. Краем уха я слышал звук разбившегося стекла, но все мое внимание было сосредоточено на молодом человеке прямо передо мной. Пары зелья постепенно рассеивались, и сквозь тающую голубоватую дымку я видел, как в глубине поттеровских глаз загораются искорки гнева.
В несколько секунд он преодолел расстояние между нами и, крепко схватив меня за ворот мантии, рывком поднял с кресла.
- Ты, чертов ублюдок! Я знал, что ты что-то задумал, Малфой! Что это было, черт тебя подери?!
Продолжение в комментариях...
[500x663]