Предыдущая запись:
http://www.liveinternet.ru/users/bonikid/post298684701/
Срыв у Дайаны в Бостоне
(2/15)
В марте 1966 года Супремес открыли сезон в популярном ночном клубе Блинструба, что находился на Бродвее, 300 в Южном Бостоне, который был известен как «Достопримечательность Новой Англии» (Столица и крупнейший город штата Массачусетс в США. Бостон также является крупнейшим городом региона, известного под названием Новая Англия, а также одним из старейших и богатейших городов США – прим. перев.) В этот раз выступления проходили в более комфортных условиях для девочек, по крайней мере, две недели на одном месте. Однако Стенли Блинструб, владелец клуба, был беспокойным человеком. Он хотел знать, во что будут одеты девочки - им приходилось, как оно есть, тащить свои украшенные бусами и блёстками платья для его одобрения – и конкретно, что они будут петь и что будут говорить между песнями. Он был ещё хуже Джулса Подэлла. Любопытно, что владельцы клубов в те годы принимали столь активное участие в том, как будут развлекать их публику артисты. Но тут уж ничего не попишешь, и артистам приходилось терпеть – особенно чёрным артистам, поскольку они считали, что выступать в подобных заведениях уже счастье.
К моменту приезда Супремес в Бостон, Дайана похудела до 93 фунтов ( чуть больше 42 кг – прим. перев.) – результат изнурительного графика. Когда она не репетировала новый материал, у неё была цепь концертов. Если у неё не было записи в студии – а было записано сотни песен, большая часть которых так и не будет выпущена – она появлялась в телевизионных передачах или давала интервью СМИ. Одного напряженного графика гастролей было достаточно, чтобы свалить её. «Временами стресс был настолько сильный, что я не могла есть, - будет позже вспоминать Дайана. – Я просто не могла проглотить ни кусочка. Я клала еду в рот, но мои челюсти сжимались, и я не могла прожевать пищу. Дошло до того, что меня воротило от одного запаха еды. Он был для меня слишком резким. Наверное, это было что-то типа анорексии. От меня остались кости да кожа. Супремес были на вершине, у меня же было чувство, что я на дне глубокой, черной ямы». Дайана также серьёзно страдала бессонницей. Хорошо, если у неё получалось заснуть ночью на пару часов. Это были совсем не лучшие времена.
Собственно, ещё до Чикаго (Не пойму, почему «до Чикаго», речь шла о Бостоне. Может, описка - прим.перев.) Дайана теряла контроль над собой. После одного интервью по радио, сев в лимузин, она стала разговаривать сама с собой, повторяя вопросы и ответы из беседы с диск-жокеем. Она, казалось, нервничала и была раздражена. «Что снится Супремес?» - был интересный вопрос. В эфире Дайана ответила: «Замужество, дети, дом». Однако теперь, в тени заднего сиденья лимузина, вдали от рекламной шумихи, у неё был совсем другой ответ. «Что снится Супремес?» - спросила она риторически. «Однажды ночью мне снилась кошка. Она прыгала по мне, впиваясь когтями в кожу. Один ужас , что-то вроде этого, ведь мы постоянно измотаны. Мы всегда куда-нибудь спешим». Она тяжело вздохнула. «Такое ощущение, будто я машина».
Неподвижно глядя в окно, Флоренс тихо пробормотала: « Да. Но даже машина хоть иногда останавливается».
Не успела группа приехать в Бостон, а Дайана уже была в плохом эмоциональном и физическом состоянии. Когда Берри разговаривал с ней по телефону, ему показалось, что ей не по себе. Обеспокоенный, он спросил у Мэри и Флоренс, известно ли им что-нибудь об её здоровье. Разумеется, она ничего не говорила. «И всё же они сказали - им показалось, что она на мгновение теряла сознание на сцене, и лишь усилием воли ей удалось взять себя в руки», - расскажет Берри годы спустя.
Это случилось во время третьего выступления, где-то в 8:15 вечера. Супремес вышли на сцену под оглушительные аплодисменты . На них были доходящие до пола белые шифоновые платья. Позади располагался большой оркестр. За музыкантами переливался розовый занавес, задрапированный большими складками. Ко всему, для усиления образа, на всех трёх певиц был направлен бело-голубой свет. Казалось, всё шло гладко, даже если в Дайане не было того куража. А потом, во время песни ‘I Hear a Symphony’/ «Я слышу симфонию», где-то на середине номера, она вдруг перестала петь и начала медленно отходить от микрофона. Мэри и Флоренс продолжали свою часть – петь и танцевать – ещё более активно в надежде заполнить образовавшуюся паузу. Дайана молчала. Зрители в недоумении наблюдали, как солистка группы накрыла обеими руками уши, словно пытаясь заглушить музыку. Она стала стонать, пошатываясь. «Что со мной? – сказала Дайана так, что могли услышать первые ряды. – Я чувствую себя такой маленькой. Я становлюсь всё меньше, меньше…» Мэри и Флоренс остолбенели. Потом шок сменился растерянностью. Они повернулись к дирижёру, Гилу Аски, за режиссёрским указанием, но всё, что он смог сделать, это лишь пожать плечами.
За кулисами среди администраторов и помощников группы началась паника. «Что с ней? Что происходит?» - спрашивали все друг друга. Дайана всегда была человеком, на которого все могли положиться, человеком, кто всё делал чётко. Все действо было построено на её энергии, на её энтузиазме. И это происшествие было из ряда вон выходящее, и никто не знал, что делать.
Менеджер гастролей, пожилой господин Си МакАртур, невозмутимо вышел на сцену, когда музыка всё ещё играла. Он положил руку на плечо Дайане и увёл её со сцены. Она продолжала бормотать. Мэри и Флоренс закончили песню, а потом проследовали за кулисы вслед за Дайаной. Минут пять в зале длился хаос. Большинство людей даже и не поняли, что произошло. Затем покатилось…от передних к средним рядам, от средних к задним: у Дайаны «что-то вроде срыва» и «какой-то парень увёл её со сцены».
Наконец было объявлено: «Из-за болезни Мисс Дайаны Росс оставшуюся часть вечернего шоу придётся отменить».
А за сценой события принимали отчаянный поворот. Дайана лежала в гримёрной на кушетке, её голова была на коленях Флоренс. В то время как Флоренс массировала Дайане виски и пыталась успокоить, та рыдала. «Эта боль в голове, - согласно воспоминаниям Флоренс, говорила Дайана. – Я не могу продолжать. Больше никакого шоу. Так давит».
Мэри ходила по комнате взад-вперёд, не зная, что делать.
«Тихо, малышка», - хотела утешить Флоренс Дайану. Она всегда отличалась материнской заботливостью в своей собственной семье , и в данный момент, похоже, была единственным человеком, кто мог позаботиться о Дайане. И Дайана, кажется, чувствовала это. «Тебе не нужно больше выходить на сцену, - сказала она Дайане. – Всё будет хорошо. Мы здесь, с тобой».
И в это время в комнату ворвался Стенли Блинструб, не самый терпеливый в мире 68-летний человек. «Что, чёрт возьми, происходит? - возмущенно сказал он. – У меня полный зал людей, все в ярости. Так вот, отпусти её, и пусть эта певичка идёт на сцену, - сказал он Флоренс, указывая на Дайану, - или у вас сейчас будут большие неприятности. Ты, слышишь меня, подруга?»
Флоренс кинула на него решительный взгляд. «Теперь вы послушайте, мистер Блинструб, - она по –прежнему бережно держала голову Дайаны на своих коленях, словно в колыбели. – Если вы не уберётесь отсюда, это я вам обеспечу проблемы. Пошёл вон!»
Блинструб повернулся к Мэри в поисках поддержки. «Вы слышали? – сказала Мэри, внезапно осмелев. – “Пошёл вон!”» Для Флоренс сказать в таком тоне было необычно, но для Мэри это было практически чудом.
«Отлично. В таком случае я звоню Берри», - ответил Блинструб.
«Прекрасно. Вот и займитесь этим, - сказала Мэри. – Вот пойдите и позвоните».
Он хлопнул дверью.
«Нет, прежде я позвоню, - решила Флоренс, обращаясь к Си МакАртуру. – Дайте мне этот чёртов телефон».
Мэри стояла позади. Теперь её глаза были полны слёз, и тушь бежала по щекам. «С ней всё будет…хорошо?» - запинаясь, сказала она, беспомощно глядя на Дайану. Флоренс посмотрела на Мэри и закатила глаза.
Берри был дома. Он сразу же снял трубку, после первого звонка.
«Послушай, Дайана заболела, - начала Флоренс, даже не поздоровавшись. – Я говорила тебе, смотри, мы слишком много работаем, и вот чем кончилось. Она больна и не может больше выступать». Она протянула трубку их менеджеру. «Скажите ему, что нам пришлось отменить выступление», - сказала она Си.
Си МакАртур подошёл к телефону и обрисовал ситуацию Берри, тот не знал, что делать. Берри никогда не слышал о Дайане ничего подобного, ничего такого, что сейчас рассказывал ему Си, о срыве Дайаны, и он подумал, что тот сгущает краски. Всё это очень странно. Если бы это была Флоренс, тогда бы он поверил…и послал бы кого-нибудь ей на замену. Но Дайана?! В голове не укладывалось.
«Ну да, наверное, ей станет лучше, если она поспит ночь», - сказал Си явно встревоженный. Флоренс не верила своим ушам. Она схватила у него трубку. «Послушай, я знаю больше твоего, что здесь происходит, - сказала она Берри. – И всё очень плохо».
Уже на следующий день Берри летел в Бостон. Лишь увидев Дайану, он понял – заявления о её состоянии не были преувеличением. Он в срочном порядке отменил оставшиеся запланированные выступления, отвёз Дайану в Детройт и положил её в больницу Генри Форда с «истощением».
Через пару дней Дайану пришла навестить в больницу Флоренс. Одна в палате, одетая в халат, Дайана сидела на кровати, вид у нее был чрезвычайно болезненный. По воспоминаниям Флоренс, она слушала «минусовку» песни, которую только что принёс ей для ознакомления Берри, композицию, которая в результате станет хитом ‘Love Is Here and Now You’re Gone’/ «Любовь пришла, а ты ушёл». Флоренс поздоровалась и села рядом. Пару минут они делились впечатлениями о музыке, которая , понятное дело, была детищем команды Холлэнд-Дозиер-Холланд.
«Знаешь, похоже, ещё тебе придётся петь соло, иногда, - сказала Дайана Флоренс, когда они слушали музыку.
«Да ну?!» - ответила Флоренс.
«Именно. Понимаешь, ты должна, - настаивала Дайана. – Я скажу Берри».
Странное дело. До этого Дайана так отстаивала своё положение в группе, а теперь поступается своей властью. Для Флоренс это было удивительно. Это говорило о том, что она действительно устала и, вероятно, ей хотелось снять с себя часть ответственности, которую она несла на себе так долго. «Я не могу, - ещё до того, как Флоренс это сказала, было ясно – ничего не выйдет. – Берри никогда не позволит мне».
«Но ты сможешь», - убеждала её Дайана. Флоренс будет вспоминать, как Дайана потянулась к ней и крепко пожала ей руку. «Блонди, ты сможешь всё, если захочешь. Разве ты этого не знаешь? Ведь разве мы не доказали это? Только посмотри на нас, - продолжала Дайана. – Как-никак, мы – Супремес. Разве нет?» Она улыбнулась.
«И всё же я не думаю так, Даян. – сказала Флоренс грустно.- Это тебе всё под силу, стоит тебе захотеть. Не мне». Она заплакала. С минуту они сидели молча. Потом Флоренс повернулась к Дайане и спросила прямо в лоб. Всё–таки между ними могла промелькнуть некоторая доля искренности, настоящий контакт. «Даян, ты намерена уйти от нас? – спросила Флоренс. – Ты покинешь Супремес?».
«Я точно не знаю, Фло, - ответила Дайана. Казалось, она и в самом деле не знала. – Как ты считаешь? Берри, наверное, думает, что я должна».
«Какая разница, что думает Берри?- теперь уже сердито сказала Флоренс. – Кто позаботиться о тебе, если ты уйдёшь от нас? Кто поможет тебе, когда ты заболеешь?»
Как вспоминала Флоренс позже, при упоминании Берри глаза Дайаны стали такими беззащитными. Они наполнились слезами, и вскоре слёзы уже текли ручьём по её щекам. «Спасибо за помощь, Блонди, - сказала она наконец, пропустив предыдущие вопросы. – Спасибо за то, что сделала для меня в Бостоне».
«Не стоит благодарить», - ответила Флоренс, теперь снова плача.
Двое подруг сидели на больничной койке, держась за руки и тихо плакали. А магнитофон играл ‘Love Is Here and Now You’re Gone’/ «Любовь пришла, а ты ушёл».
Перевод Bonikid,
16 ноября 2013
(Убедительная просьба не копировать и не цитировать в виду того, что текст может редактироваться по ходу перевода всей книги, если таковой последует)