Предыдущая запись: http://www.liveinternet.ru/users/bonikid/post200284592/
НАЧАЛО. РАННИЕ ГОДЫ
Глава 2
Джексон Стрит 2300
(б)
(Перевод Tammy2908)
ЕСТЬ ДЕТСКИЙ СТИШОК О ПОЖИЛОЙ ЖЕНЩИНЕ, которая жила в туфле и у нее было столько детей, что она не знала, что делать. Если принять во внимание количество членов нашей семьи и наше тесное жилое помещение, то получится наилучшая картинка жизни внутри обувной коробки по адресу Джексон Стрит 2300. Девять детей, двое родителей, две спальни, одна ванная комната, кухня и жилая комната были тесно расположены, втиснуты на площадь примерно 30 футов шириной (Прим. пер.: около 9,14 м) и не более 40 футов (12,.2 м) в длину. Снаружи дом выглядел так, как если бы его нарисовал ребенок: передняя дверь, с каждой стороны от нее по окну, и труба, возвышающаяся на крыше. Наш дом был построен в 40-х годах, он был на деревянном каркасе, с черепичной пирамидообразной крышей, вернее сказать крышкой, такой тонкой, что мы были уверены: ее унесет первым торнадо. Дом выходил на Джексон Стрит на углу, где она имела Т-образное пересечение с 23-ей авеню.
Спереди дома короткая дорожка вела от тротуара через траву к черной, крепкой двери; если ей хлопали, то от этого сотрясался весь дом. Один шаг внутрь – и вот уже жилая комната, коричневый диван-кровать, на котором спали девочки; слева был туалет. Дальше, прямо после гостиной, был небольшой холл, шага два в длину, который вел в спальню мальчиков, расположенную справа, и спальню родителей слева, смежную с ванной комнатой.
Джексон Стрит была частью тихого района между авеню Интерстейт-80 на юге и железной дорогой на севере. Найти наш дом было легко по ориентиру, на который задней стороной выходил наш дом: средняя школа имени Теодора Рузвельта и спортивная площадка. Ее внешнее ограждение из сетки-рабицы создавало на 23-ей авеню тупик с открытым видом на беговую дорожку слева и, как раз справа, бейсбольное поле с трибунами на его дальней стороне. Джозеф говорил, что нам повезло иметь свой собственный дом. Другие в нашей округе не были такими удачливыми. По этой причине мы никогда официально не относили себя к «бедным», поскольку люди, проживавшие в районе Делании Проджектс – через поле на другой стороне средней школы – жили в типовых государственных домах, которые были видны с нашего заднего двора. «Всегда есть кто-то, кому хуже, чем тебе, как бы плохи ни казались твои дела», - говорили нам. Поэтому лучше всего описать наше положение как: у нас было недостаточно денег, чтобы купить что-либо новое, но мы как-то сводили концы с концами и выживали.
Мама научилась как заготавливать и хранить еду: в чернокожем сообществе морозильник был более необходим, чем автомобиль или телевизор. Приготовь еду в большом количестве, заморозь ее, разморозь, съешь ее. Мы часто ели одну и ту же пищe снова и снова: миски фасоли пинто и фасолевый суп, цыпленок, цыпленок и цыпленок, яичные сэндвичи, скумбрию с рисом, и еще мы ели так много спагетти, что сейчас я терпеть не могу макароны. Мы готовили фруктовое мороженое на палочке из растворимого порошка «Кулэйд». Мы даже выращивали свои собственные овощи, потому что у Джозефа был участок земли рядом с домом. На участке росли картофель, фасоль, вигна китайская (Прим. пер.: тропическое вьющееся растение, чьи плоды, похожие на горох, употребляются на корм скоту и иногда как пища для людей), капуста, свекла… и арахис. С раннего детства мы были научены как надо сажать семена и арахис - рядами, оставляя достаточно места для роста корней. Если мы жаловались – а мы часто это делали – на то, что наши руки и колени грязные от этого, Джозеф просто напоминал нам, что, когда он был подростком, его первой работой был труд на хлопковых полях, «где я собирал 300 фунтов ( около 136 кг) хлопка каждый день». Он говорил, что мама «самый лучший, черт возьми, повар в городе!», и обед всегда ждал его, когда он входил в дверь. Она содержит дом в чистоте без единого пятнышка, говорил он. Все всегда было аккуратно. Поэтому она превосходная жена, добавлял он.
Он также не мог придраться и к Рибби, потому что она взяла на себя обязанности мамы - готовить еду, печь, убирать дом, следить, как выполняются задания – когда бы мама ни была на работе. Рибби была старшей сестрой, превратившейся в няню, и была такой же строгой, мягкой, методичной и управляемой. У меня постоянное воспоминание о Рибби – она стоит за кухонным столом, печет печенье и торт к чаю для всех нас. Как говорит Джозеф, она была первым «обещающим» ребенком, поскольку участвовала в местных соревнованиях по танцам и выиграла их. Она и Джеки выступали дуэтом и приносили домой разные дипломы и призы.
Мама работала кассиром в магазине Сиарс по рабочим дням, иногда по субботам и иногда вечерами. Она не могла позволить себе делать там покупки. Когда же покупала что-нибудь, то делала это по системе резервирования товара до полной оплаты, внося первую часть стоимости и потом выплачивая остальное частями до того, как могла забрать вещи домой. Сиарс был нашим Хэрродсом (Прим. пер.: Хэрродс – известный фешенебельный и дорогой магазин Лондона) и мы выросли, постоянно слыша «Отложи и зарезервируй этот товар». Нам всем было ненавистно наблюдать, как мама отдавала деньги и уходила с пустыми руками. Для нас это не имело никакого смысла. Чувствуя себя несправедливо обделенными, мы, дети, часто жаловались на это, но не наша мама. Она просто жила соответственно обстоятельствам и верила в Бога. Если у нее выдавалась свободная минута просто посидеть, она проводила это время, читая Библию.
В двухлетнем возрасте она заболела полиомиелитом, что привело к частичному параличу; она носила на ноге деревянную шину до десяти лет. Я не знаю много о ее болезни и мучениях, за исключением того, что она перенесла несколько операций, пропустила очень много занятий в школе и осталась хромой, потому что одна нога у нее была короче, но я ни разу не слышал ее жалующейся на это. Вместо этого она говорила, как благодарна была за то, что пережила болезнь, которая убила столько людей. Она мечтала стать актрисой, но не выказывала сожаления о том, что болезнь разрушила ее мечту. Из-за своего состояния она подвергалась безжалостным насмешкам со стороны других детей, когда была подростком, и из-за этого стала мучительно застенчивой и смущающейся. Однажды во время одного из первых свиданий с Джозефом, когда ей было 19 лет, они были на танцплощадке на какой-то вечеринке, и медленно танцевали щека к щеке, когда мама вдруг задрожала. «В чем дело, Кэти?» - спросил Джозеф.
«Они разглядывают нас», – сказала она, опустив голову, не смея поднять глаза. Он оглянулся и увидел, что они были единственной танцующей парой. Он заметил, что люди смотрели на них и шептались, прикрыв рот рукой. Вероятно, они обсуждали, что одна нога у мамы короче, или что она носит специальную платформу на одной туфле, чтобы сохранять равновесие. Она выросла в ужасном страхе перед вечеринками и общественными мероприятиями, но Джозеф проигнорировал направленные на них взгляды и увидел положительное в данное ситуации: «В нашем распоряжении целая танцплощадка, Кэти, - сказал он. – « Давай танцевать».
Мама переехала из Алабамы в Индиану ребенком, когда Папа Принс усиленно искал работу в сталелитейной промышленности. Она мечтала о том, как однажды встретит музыканта, поэтому играющий на гитаре Джозеф соответствовал всем требованиям, и через период времени протяженностью в одну весну и одно лето их роман перерос в женитьбу. Они «встретились» на улице. Наверное, правильнее сказать. Что мама была на улице, а Джозеф был в доме, сидя около окна, когда она проехала мимо него на велосипеде. Они заприметили друг друга, и в течение недели или двух она продолжала ездить этой же дорогой. В один из таких дней он набрался храбрости выскочить на улицу и представиться. Это привело к свиданию в кино, а потом той самой вечеринке с танцплощадкой. Кэти Скруз, девушка с золотистой кожей, такая застенчивая, что боялась взглянуть кому-либо в лицо, влюбилась в Джозефа Джексона, худого, дерзкого, харизматичного рабочего. Они поженились и зарегистрировали свой брак в мировом суде в ноябре 1949 года, и купли дом, в котором мы провели детство, в Гэри, за 8500 долларов, потратив на это его сбережения и заем, взятый у маминого отчима.
По мере того, как их планы иметь троих детей, превратились в реальность с четырьмя детьми, затем пятью и так далее, она начали откладывать те небольшие деньги, которые мама могла заработать, потому что она лелеяла мечту о том, что однажды Джозеф построит пристройку и расширит дом, чтобы там была дополнительная спальня и вообще больше места. Мы росли, и все время на заднем дворе лежала груда кирпичей – постоянное напоминание о надежде нашей мамы иметь более просторный и удобный дом.
Моя память о нашем маленьком доме имеет так много пластов. Его компактность – когда мы жались друг к другу вокруг мамы и жили на голове друг у друга – делала его не самым удобным домом, но она отражал постоянный разговор наших родителей о единстве и поддержке друг друга. Из этого единства возникает преданность. Из преданности произрастает сила. Это было глубоко привито нам. Именно поэтому мы стали единством, одним элементом, движущимся вместе как одно целое. Очень немногие в Гэри могли похвастаться такой семейной сплоченностью. Это был рабочий городок, построенный в 1906 году силами афроамериканских иммигрантов, которые помогли превратить ландшафт северо-западной Индианы, представлявший собой песчаный дюны с низкорослой растительностью, в центр национального сталелитейного производства.
Пожилые люди всегда рассказывали о принятых в прежние дни нормах тяжелого труда, труда с кровью и потом. Ни один человек из Гэри никогда не боялся долгими часами выполнять изнуряющую тяжелую работу. «Если ты действительно усердно работаешь, ты достигнешь результата», - говорил Джозеф. « Ты получишь то, что вложил». В глазах его предков получить оплачиваемую работу и заиметь дом представляло собой «достижение», но он всегда хотел, чтобы мы достигли большего, чем он. Мечта ни одного из нас, пока мы росли, не столкнулась с отцовским упрямством «Прекращай свои фантазии и займись, наконец, настоящим делом!». Нет. Наш отец хотел, чтобы у нас была мечта, от которой мы не отступали бы.
Около 90 процентов населения Гэри и бОльшая часть населения Индианы работали на «заводе» компании Инлэнд Стил, расположенном в получасе езды от соседнего Восточного Чикаго. Джозеф был крановщиком, передвигавшим стальные балки туда и сюда. Он работал действительно много на тяжелой работе по сменам, длившимся от 8 до 10 часов. Сидя в своей стеклянной кабине наверху крана, он мысленно возвращался к истокам в Дурмотте, на юге Литтл Рок, штат Арканзас. Она был молодым человеком и расходовал свои карманные деньги на просмотр немых фильмов, показываемых непрерывно один за другим; он говорил себе, что однажды он станет первым черным актером, играющим главную роль в таком фильме. Закончить жизнь на завода не входило в ту мечту. Это был рабский труд, как эхо повторяющий труд предыдущих поколений чернокожих людей. «Все дело в том чтобы забраться на вершину, а не оставаться внизу». - говорил он.
До того, как он встретил маму, впервые приехал в Индиану, он работал на железной дороге. Затем он устроился в литейный цех и работал на молотковом перфораторе в жаре, шедшей от домны, при которой плавилась сталь. «Жарко? Мужчины падали в обморок», - говорил он. «Мы работали рывками по десять минут, и потом убирались оттуда, потому что пол раскалялся до белого каления». Он был кожа и кости. Неважно, сколько он ел, он не прибавлял ни одного лишнего фунта, потому что все забирала работа. Этот метаболизм унаследовали почти мы все – особенно Майкл. «Наихудшей работой», которую приходилось делать Джозефу, была чистка печи, откуда он удалял пыль и гарь. Тут пригодилась его тощая фигура; его опускали в люльке, привязанной к веревке, в глубокий дымоход, диаметром 90 см. Когда я слышал эти истории, я думал, что по сравнению с этим работа крановщика просто очаровательна.
Пусть никто не говорит, что Джозеф не знает, что такое тяжелая работа. Я думаю, что для такого вида работы нужен определенный тип мужчины – кто-нибудь закаленный, огрубелый и эмоционально сильный – а он стирал свои пальцы до кости, «зарабатывая на жизнь», как он говорил. Я думаю, именно отсюда происходит его настойчивость на «уважении». Работая «подчиненным» большую часть своих молодых взрослых лет, и имея происхождение, уходившее корнями к продаваемым рабам, как его мать, он заслужил уважения, которое ожидал получить от своей семьи. Он также знал какие у него обязанности. Чем больше у него было детей, тем больше времени он работал, чтобы принести домой дополнительный заработок. Когда родился Майкл, он устроился на вторую работу и совмещал смены на консервной фабрике с основной работой.
В детстве мы чувствовали эту борьбу за возможность свести концы с концами. Чистая зарплата обоих наших родителей, которую они приносили домой, была около 75 долларов в неделю. Они были слишком гордыми. чтобы обращаться за социальным пособием, поэтому зимой Тито и я убирали лопатами снег с подъездных дорожек у соседей, чтобы положить на стол немного дополнительных денег. Мы всегда знали, когда Джозеф получил зарплату: свежий батон хлеба лежал на столе в кухне вместе с упаковкой мясного рулета. Несколько раз Джозефа увольняли, потом опять брали на работу. Во время этих перерывов он устраивался сборщиком картофеля. Когда прекращались его смены на заводе, мы тут же узнавали об этом, потому что мы ели один картофель – запеченный, в виде пюре, вареный, жареный.
Для многих семей, из поколения в поколение, Инлэнд Стил была концом гонки за мечтой. Была поговорка, что существуют только три выхода из Гэри: завод, тюрьма или смерть. Два последних выхода относились к гангстерам, которые были обратной стороной нашего общества. Но что бы наша судьба ни готовила для нас, Джозеф был непреклонен в свой решимости изменить ее направление. Он проводил с этой мыслью каждый свой час на работе. Наше избавление от этой жизни было и его избавлением, его и мамы.
(Продолжение следует)