Часть 2

Глава 2

(Перевод Bonikid)

На пути вверх

   Вечером после моего прибытия в Сеул состоялся один из двух благотворительных концертов «Майкл Джексон & Друзья» в помощь детям Косово, с участием Слэша, Boyz II Men, Андреа Бочелли и Лучано Паваротти. Я сидел у края сцены и наблюдал за выступлением Майкла, как я это делал много раз в прошлом. Хотя я и понимал, что теперь у меня совсем другая роль, чем когда я был школьником, перемены будут происходить намного быстрее, чем я ожидал.

    После концерта я и Майкл стояли за сценой, когда Мэрайя Кэри, закончив своё выступление, появилась со своим бой-френдом, на тот период времени, мексиканским певцом Луисом Мигелем. Луис и я болтали о футболе - он сначала думал, что я из Испании, поскольку мои оранжевые волосы были под стать цвету испанского клуба (Я не могу объяснить цвет своих волос. Я понятия не имею, что мною руководило), в то время как Майкл и Мэрайя беседовали. Они обсуждали, чьё исполнение лучше. Это была песня “I’ll Be There”, и оба варианта в исполнении Джексон 5 в 1970 году и в исполнении Мэрайи в дуэте с Треем Лоренцем 22 годами позже заняли первую позицию в хит парадах.
    «Майкл, - широко, как говорят, от уха до уха, улыбаясь, настаивала Мэрайя, - никто и никогда не смог бы исполнить эту песню лучше, чем ты». А щёки Майкла заливались румянцем от смущения.
    «Нет, нет, - выпалил Майкл. - Твоё исполнение лучше».
    Было похоже, что Мэрайя считала за честь находиться рядом с Майклом – она вела себя как ослеплённая поклонница. В то время, когда две звезды непринужденно беседовали, я заметил, что на лице Луиса уже не было улыбки. Казалось, он был слегка недоволен тем, какое внимание Мэрайя уделяла Майклу. Я и сам с удивлением наблюдал, как столь успешная певица испытывала такое благоговение перед Майклом. Я увижу ещё много звёзд, которые будут вести себя таким же образом в его присутствии.
    Повернувшись ко мне, Мэрайя спросила у Майкла: «Это твой друг? Симпатичный». Она стала гладить меня по (почему-то) рыжим волосам.
    «Пожалуйста, не останавливайся», - сказал я, прильнув к ней как щенок.
«Фрэнк, хватит, - вмешался Майкл. – Мэрайе вовсе не хочется гладить тебя по голове. Бог свидетель, ты и так уже получил сполна».
    Луис стоял в ожидании, он выглядел обескураженным, нелепым в своём плотно облегающем костюме. Я не смог удержаться, чтобы ни воспользоваться своим давнишним излюбленным приемом. «Я в восторге от твоего костюма», - сказал я ему.
Майкл бормотал: «Остановись». Но меня так и распирало.
    «Что за бренд?»- спросил я. Краем глаза я видел, Майкл еле сдерживался от смеха.
Луис Мигель промямлил имя модельера, однако не улыбался. Определённо он не был в восторге от того, что Мэрайя погладила меня по голове, или же ему не понравилось, как она по-дружески любезничала с Майклом.
    Когда они собрались уходить, Майкл воспользовался моментом и взял реванш, сказав Мэрайе: «Фрэнк твой большой поклонник и он без ума от тебя». Я стоял весь красный. Я был в неё влюблён? Удивляюсь я теперь. Точно не знаю, но помню, что действительно считал её секси.
    После того, как Мэрайя и Луис ушли, Майкл и я подкалывали друг друга. Майкл сказал, что, окажись Мэрайя в моей постели, я бы не знал, что с ней делать. А я отвечал ему тем же – если бы ему представилась такая возможность, он, скорее всего, предложил бы ей поиграть в видео игры или посмотреть комиксы. Он так прикольно сказал: «Цыц, Фрэнк», что мы оба рассмеялись. Майкл всегда вел себя так, когда дело доходило до женского пола , а именно как соперничающие подростки за одних и тех же, якобы имевшихся, девчонок. Я был по-прежнему юным, и очень скоро я перерасту это поведение (совершенно, по большей части, так или иначе), но Майклу было по-прежнему удобно в этом воображаемом мире, полном фантазий.
    Для второго благотворительного концерта мы вылетели из Сеула в Германию, Мюнхен, на чартерном самолёте, который мог бы вместить всю команду. Я и Майкл сидели рядом в передней части самолёта, равно как и другие звезды и служба охраны.
     Когда самолёт оторвался от земли, Майкл сказал: «Послушай, когда ты летишь со мной , тебе не стоит бояться, что самолёт упадёт. Мне не суждено погибнуть в авиакатастрофе. Нет, этому не бывать. Я умру от укола». Я запомнил эти его слова - это не единственный случай, когда он так говорил – ведь не смотря на наши серьёзные разговоры, Майкл действительно мало когда говорил о смерти. Он с большим энтузиазмом относился к тому, чтобы вырастить своих детей.
    В Мюнхен мы прибыли под вечер и направились прямо в гостиницу – Bayerischer Hof. Когда мы приблизились к зданию, я увидел сотни поклонников, среди них была знакомая мне группа: мы только что видели их в Корее.
    У каждого отеля в каждом городе, где бы Майкл ни выступал, фанаты ожидали его прибытия: большинство из них держали плакаты с изображениями и вдохновляющими надписями. Фанаты точно знали, что ему нравилось, и не жалели времени и сил, чтобы сделать подарки. Майкл любил изображения Микки Мауса, Петера Пэна, Чарли Чаплина, Трёх Недотёп, младенцев – всё то, что как он считал, вдохновляло или просто забавляло. Так, например, дети были для него олицетворением чистоты и невинности, и когда ему было грустно, их изображения поднимали ему настроение. Фаны очень интересно и необычно комбинировали эти изображения и таким образом делали коллажи, например, они размещали фотографии Майкла в образе Питера Пэна, а рядом в образе Чарли Чаплина. Или же делали вырезки из фотографий с прелестными детьми и с помощью их создавали постеры. Конечно же, не у всех были столь искусно сделанные плакаты, на некоторых было просто написано: «Я люблю тебя, Майкл».
    И Майкл отвечал взаимностью. Много раз, когда мы продирались через толпу, он примечал какого-нибудь поклонника, останавливался и обращался к нему, говоря: «Привет!», задавал вопросы, и между Майклом и им или ней возникала связующая нить, пусть всего на мгновение, но зато такая реальная. Это происходило повсюду, где бы мы ни были. В каждом городе и каждой стране фанаты обычно по дороге или уже у самого отеля передавали подарки, или позже из окна Майкл указывал на приглянувшийся подарок. Кто-нибудь из его сотрудников приносил избранное к нему в номер, затем Майкл украшал этим свою комнату. После каждой остановки в своих поездках он отправлял подарки своих поклонников в Неверленд, рассчитывая сделать музей из всего того, что собрал.
    В Мюнхене, как только я устроился в номере, мне позвонил Майкл и попросил зайти к нему в комнату. Когда я пришел, у него было поручение для меня.
    «Фрэнк, видишь те постеры, вон там внизу…», - сказал он и стал указывать на плакаты, он хотел, чтобы я принес их в номер. В сопровождении охраны я вышел из гостиницы и стал собирать подарки. В течение многих лет меня видели с Майклом, и все поклонники знали меня по имени. Когда я пробивался через толпу, люди говорили что-то вроде: «Фрэнк, передай, пожалуйста, Майклу, что мы любим его» или « Фрэнк, пожалуйста, пусть Майкл поприветствует нас из окна».
    С тех пор, как я был ребёнком, куда бы мы ни приезжали, я постоянно был свидетелем этого. Но теперь я был тем, кто представлял Майкла.
    Я не строил больших планов относительно Мюнхена или дальнейшего будущего. В эти первые дни я просто хотел разобраться во всём. Мне нужно было познакомиться уже как взрослому человеку с бизнесом, связанным с Майклом, понять суть.
    После своего выступления в Мюнхене Майкл переключится на работу в студии, и я буду работать с ним бок о бок.
    Он был в полной готовности погрузиться в работу над следующим альбомом. К тому времени, в октябре 1997 года, он уже завершил свой тур в поддержку альбома HIStory. Принцу было 8 месяцев, а Дебби была беременна Пэрис. В тот год Майкл также выпустил Blood on the Dance Floor («Кровь на танцполе») – альбом ремиксов, в который вошли пять новых песен. Большую часть времени в 1998 году Майкл провёл со своими детьми. Все были в ожидании следующего альбома, в частности, звукозаписывающая компания Sony.
    В тот вечер должен был состояться второй благотворительный концерт и мы сели в черный грузопассажирский автомобиль и направились на стадион в сопровождении эскорта полиции. Для меня это было не в первой, но мне всё ещё нравилось наблюдать, как толпа расступалась, давая нам дорогу, когда мы отъезжали от гостиницы.
    Когда мы прибыли на стадион (Olympic Stadium), концерт уже начался - 60 тысяч зрителей и выступление артистов со всего мира. Я заметил несколько знакомых лиц и поздоровался. Здесь была Карен Фей, стилист Майкла по волосам и макияжу. Я уже встречался с Карен в туре Dangerous, во время съемок клипов и перед публичными выступлениями и был в тайне влюблён в неё ребенком. Я называл её Теркл – такое прозвище ей дал Майкл. Он любил Теркл и все время подшучивал над ней. Если она была одета в пиджак, застёгивающийся на молнию, он обычно пытался расстегнуть молнию. Если на ней была юбка, он, как правило, задирал ей подол. При каждой встрече я горячо обнимал и целовал Теркл.
    Теркл делала макияж, в то время как Майкл Буш, кто разрабатывал одежду для Майкла, одевал его.
     Я уже видел благотворительный концерт в Корее. Я знал, что должно произойти, а что не должно. Майкл будет выступать в конце, в течение получаса, после выступления остальных артистов. После того, как Майкл оделся, и макияж был готов, он сидел у края сцены и наслаждался концертом. Всё шло как по маслу. Затем он вышел и стал исполнять «Песню Земли» (“Earth Song”), песню, которая была так дорога Майклу. Она о том, как прекрасен наш мир и о том, как мы уничтожаем его, воюя и идя на поводу своего эгоизма. Его жизненные исполнения этой песни всегда изобличали страдания, которые несёт война. Майкл шагнул на мостовую конструкцию, которая располагалась на авансцене. Она устремилась вверх, подняв Майкла в воздухе на 50 футов (1 фут=30,48  см; 50 футов = более 15 м, прим. перев.) точно так же, как это было в Корее. Предполагалось, что она будет постепенно снижаться во время исполнения песни. Но на сей раз вместо того, чтобы опускаться, конструкция упала. Она рухнула с треском. Но этого не было в Корее. Что за чёрт?
    Шоумен всех времён и народов, Майкл продолжал петь, даже не смотря на падение. Когда мост приземлился, он всё ещё стоял. Уже потом Майкл рассказал нам, что он подпрыгнул в момент удара, что, возможно, и спасло его от более серьёзной травмы, но всё равно, он был не в лучшей форме.
    Тут же машинально я побежал на сцену вместе со службой безопасности. Песня уже закончилась, погас свет, и Майкл упал прямо в наши руки. Все вместе мы помогли ему сойти с моста. Зрители, которые, скорее всего, поначалу приняли падение моста за часть программы , увидев то, как мы выбежали на сцену, поняли, в чём дело. По толпе прошел встревоженный рокот.
     На сцену выкатился танк в натуральную величину и из него вышел солдат с оружием в руках. Ребёнок протянул цветок, солдат опустился на колени и заплакал. Майкл закончил выступление, время от времени сгибаясь от боли. За кулисами стало ясно – ему очень больно, но он продолжил концерт.
    «Мой отец говорил мне – что бы ни случилось, при любых обстоятельствах шоу должно продолжаться», - сказал он.
    Так что он опять вернулся, присел на край сцены и исполнил последнюю песню «Ты не одинок» (“You Are Not Alone”). Представители службы безопасности помогли ему уйти со сцены.
    По какой-то причине – я могу только предполагать, что всё дело в журналистах – мы не воспользовались машиной скорой помощи. Мы сели в черный автомобиль, на котором приехали, и стали кружить по окрестностям в поисках больницы, которая была бы открыта в это ночное время. Водителю потребовалось 45 минут. По мере того, как мы блуждали по незнакомому мне городу, я всё больше и больше расстраивался. Я был не в силах поверить в происходящее. Наш водитель был немцем, однако он продолжал плутать. Почему мы не вызвали скорую помощь? Обычно я довольно-таки терпеливый и вежливый человек, но когда люди оказываются не на высоте, это сводит меня с ума. Я слетел с катушек и стал кричать на водителя. А тем временем Майкл сидел на заднем сидении почти в бессознательном состоянии. Врач, который сопровождал Майкла в туре, проверял ему пульс, а я говорил, что всё будет хорошо. Ранее я нечаянно увлёкся ритмом мира Майкла. Но вот теперь включился мой внутренний голос. Теперь я в ответе за благополучие Майкла.
    Наконец-то мы добрались до клиники, и я заполнил документы, необходимые для регистрации Майкла. Немного погодя, когда я вернулся, Майкл лежал на больничной койке. Удивительно, но, наверное, благодаря тому, что Майкл инстинктивно подпрыгнул во время удара, он ничего не сломал, но у него очень болела нижняя часть спины так, что он едва мог дышать. Говоря очень тихо, он попросил меня узнать, на ком лежит ответственность за несчастный случай. Ему следовало уволить виновных. Я засомневался, когда Майкл попросил позвонить меня Кенни Ортега, режиссеру шоу, чтобы выяснить, в чём дело. Ведь было три часа утра, а Ортега был важной персоной. Но Майкл хотел, чтобы я позвонил, и я это сделал. Я нашел номер телефона и разбудил Кенни. Майкл не мог говорить из-за боли, поэтому разговаривал я. Ортега принёс свои извинения и пообещал выяснить, что пошло не так и почему.
    Наконец-то мы вернулись в гостиницу, было 5 утра. Майкл и я были в его номере, когда буквально через несколько минут вошёл доктор, прибывший с Майклом из Нью-Йорка, с ним были ещё двое. Они стали устанавливать что-то из медицинского оборудования рядом с кроватью Майкла.
    «Что это за люди?» - спросил я.
    «Это врачи, - ответил доктор. – Они помогут Майклу заснуть». Он помолчал немного, а затем прибавил: «Им нельзя мешать. Тебе лучше вернуться в свою комнату. С Майклом всё будет в порядке».
    «Да, - неожиданно раздался сзади голос Майкла. – Со мной всё будет хорошо. Они просто введут мне немного лекарства, чтобы унять боль и помочь мне заснуть». Его ответ успокоил меня. И я оставил Майкла с врачами и вернулся в свою комнату.
    Только потом я до конца осознал, свидетелем чего я стал той ночью. Это был первый раз, когда я видел, как Майкл получал Пропофол, сильное анестезирующее средство. Только анестезиолог может вводить Пропофол. Учитывая активность этого препарата, каждому человеку, получающему его, необходимо тщательнейшим образом контролировать состояние, этим объяснялось присутствие двух врачей в комнате Майкла. Тогда я не знал всего этого, я никогда не сталкивался ни с чем подобным. Я посчитал, Майкл находился под присмотром врача, которого он знал и которому, видимо, доверял. Казалось, всё соответствовало обстоятельствам, и не было никакой опасности. Что ещё я мог думать? Я ничего не знал о возможном риске применения таких лекарств.
     После несчастного случая в Мюнхене Майкл, дети, их няня Грейс и я полетели сначала в Париж, который был основным местом, где Майкл размещал свою семью во время HIStory тура. А затем отправились в Южную Африку в Сан-Сити. Мои родители встретили нас в Йоханнесбурге. Там к Майклу относились как к королю. Мы побывали на удивительном сафари и приёме гостей в доме у Нельсона Манделы по случаю дня его рождения. Мы остановились в отеле под названием Микеланджело. Это название так вдохновило Майкла и понравилось моим родителям, что в один прекрасный день они откроют в Нью-Джерси ресторан и назовут его IL Michelangelo.
    Между тем, как я помогал Майклу оправиться после ушиба и принимал участие в этих последних поездках, моя работа стала принимать более отчетливые формы. Изначально моя роль была очень несложной – помогать Майклу придавать его комнате более красивый вид и покупать майки, еду, книги, журналы и тому подобное. Я был в полном восторге от поездок с Майклом, и мне нравилось помогать ему всем, чем только мог. Моё положение было неопределенным, но благоприятным. Майкл обычно мне говорил: « Ты даже не представляешь, как тебе повезло. Многие хотели быть бы на твоём месте, но мой выбор пал на тебя».
    «Поверь, я понимаю свою удачу, и я так благодарен тебе за всё», - каждый раз отвечал я ему.
Быть рядом с величайшим артистом в мире много значило для меня – я понимал это и высоко ценил – более того, я знал это, сколько себя помнил. Мои друзья не были в курсе этих событиях, происходивших в моей жизни. Но время от времени моё лицо появлялось в телевизионных новостях, или же в журналах, где я был рядом с Майклом. Разумеется, я догадывался, что они были заинтригованы. Однако я, как и раньше, ничем не отличался от других. Так что, чувствуя огромную благодарность и понимая, каким это было стимулом для меня добиться многого в этом мире, я не афишировал своё счастье. У меня не было бы всех этих возможностей, если бы я не рос на глазах у Майкла. Я был рисковым парнем, но в чём точно не было моей заслуги – моя жизнь сложилась так, что в ней был Майкл, это было преподнесено мне в качестве дара. Но я не осознавал другого – всех особенностей этой удачи.
    Неважно, что было, хорошее или плохое, благодаря Майклу у меня было к чему стремиться. С самого начала моей работы на него, мы говорили о моём будущем - о ближайших перспективах и на долгие годы. В одном из таких начальных разговоров Майкл сказал очень важную вещь, то, что я буду помнить все последующие годы: «Фрэнк, ты сейчас находишься в завидном положении. Люди завидуют тебе. Они будут пытаться настроить нас друг против друга. Но я обещаю тебе, что не допущу этого».
    Не знаю почему, но эти слова врезались в мою память. Я всегда помнил их. Но я и не предполагал, насколько они окажутся пророческими, предсказав несчастье.

      К августу мы вернулись в Неверленд. После случая в Мюнхене, спина Майкла по-прежнему болела, и стала хронической проблемой. Тем не менее, у него было много важных дел. Он поручил мне привести в порядок свою видеотеку. И хотя, на первый взгляд, в этом не было ничего сложного, у Майкла, как всегда, был план.
   «Фрэнк, - сказал он, отведя меня в сторону, - знаю, это дело нехитрое, но мне нужно, чтобы ты заодно сделал ещё кое-что. Мне нужна помощь, чтобы прикинуть, как реструктурировать ранчо». Переустройство видеотеки, объяснил Майкл, было всего лишь прикрытием. Уже давно он был недоволен тем, как управляли Неверлендом, и , по замыслу Майкла, я должен стать его глазами и ушами – а именно выяснить, что происходит в его отсутствие.
   Майкл редко бывал в Неверленде, однако поместье обходилось ему в 6 миллион долларов - содержание и заработная плата за полный рабочий день 50 -ти, или около того, работникам.    И всё же, несмотря на такие расходы и многочисленный персонал, когда Майкл возвращался домой из поездок, дела обстояли в Неверленде не лучшим способом. Аттракционы функционировали недолжным образом. Нередко местами была пожелтевшая трава или цветы были посажены не по сезону. И несмотря на то, что, как правило, все сразу же начинали сломя голову приводить в порядок имение, как того требовал Майкл, стоило ему только приехать, ситуация была весьма неутешительной.
   «Чем они занимаются целый день? – спрашивал он меня, возмущаясь. – Всё, что от них требуется, это содержать имение в порядке. Что может быть проще!» Кто-нибудь работает, когда его нет? Он хотел, чтобы я выяснил это. Я никогда не рассматривал Неверленд – а именно место, где живет Майкл – в плане того, кто что делает и справляется ли со своей работой, однако я понимал необходимость в таком анализе. Майкл был заочным управляющим, и он хотел иметь представление о работе своего персонала особенно теперь, когда у него было двое маленьких детей, и он жил в Неверленде. Он хотел убедиться, что Принц и Пэрис были окружены людьми, которыми он был доволен и которым он доверял. Однако, бывало, я видел, как Майкл подозревал всех вокруг себя, он проявлял полное недоверие, граничащее с паранойей.
   Дав мне задание, Майкл опять отправился в Сан-Сити, где он получал награду, а я остался, чтобы подмечать все, что возможно, о происходящем в Неверленде и прикинуть, как же справиться с этой проблемой. Все на ранчо знали меня ещё с тех пор, как я был ребёнком, поэтому Майкл и рассчитывал, что если бы я находился рядом, вроде бы как работая над видеотекой, я бы составил представление о том, чем занимаются мыши, когда кота нет поблизости. Стало быть, я принялся за дело – я общался с персоналом, со всеми теми, к кому я хорошо относился. Как только Майкл уехал, я заметил, что внутренняя энергетика Неверленда изменилась. Майкл был душой этого места, и без него всё волшебство поблекло.
Также я сразу же понял, что без хозяина ритм жизни в поместье замедлялся. Весь штат служащих, мягко говоря, расслаблялся. Хотя и понимали, что я в близких отношениях с Майклом, некоторые «развязали языки». И рассказали. И, надо же, много чего поведали о своих коллегах. Я пытался разобраться во всём этом.
   В итоге стало ясно, что проблема заключалась в управляющей ранчо, которая работала на Майкла в течение многих лет. Она была очень милым человеком, но теперь оказалась не на высоте, как это было когда-то. Возможно, она перестала беспокоиться, почувствовав удовлетворение от достигнутого, или устала. К тому же её дом обслуживали садовники, которые должны были работать в Неверленде, и которых оплачивал Майкл. Так что эта управляющая была частью общей проблемы.
   Когда Майкл вернулся, мы отпустили её и наняли другого менеджера. Но это было лишь началом преобразований в Неверленде. Во всех службах – безопасности; отвечающей за содержание и ремонт; за территорию вокруг дома; противопожарной; занимающейся домашним хозяйством; обслуживающей железнодорожную станцию, зоопарк, кинотеатр – я выявил людей, которые понимали необходимость перемен. Мне было 19, и я был крайне осторожен в своих выводах. Меньше всего мне хотелось быть малолетним умником или услышать такое неприятное мнение в свой адрес. Я очень внимательно внимал, я старался, чтобы все остались при своей работе, и, в конечном счёте, организовать всё так, чтобы служащих можно было контролировать.
   В результате это стало для меня первым настоящим поручением – заданием, которое послужило двоякой цели – подготовка персонала для Неверленда помогла мне освоиться с моей новой ролью и позволила мне помочь Майклу почувствовать себя уверенным в том, что его дом в исправности. Благодаря этому опыту я начал понимать, какая толерантная и деликатная работа мне предстоит. Майкл знал, что я был верен до мозга костей, и у меня не было никаких других интересов, кроме того, чтобы помогать ему в трудную минуту. Приведение в порядок ранчо было разминкой перед тем, что ждало впереди.

Декабрь 2011/Bonikid