Это цитата сообщения
SilenceNN Оригинальное сообщение"Он не имел ни рук, ни ног..."

"Он не имел ни рук, ни ног..."
[показать]
В 1963 году, в Югославии, сербский историк живописи Здравко Кайманович, проводя учет памятников культуры Сербской Православной Церкви, в селе Пурачин, около Тузлы, обнаружил икону, на оборотной стороне которой имелась надпись по-русски: "Сия икона писана в Самарской губернии, Бузулукского уезда, Утеевской волости, того же села, зубами крестьянином Григорием Журавлевым, безруким и безногим, 1885 года, 2 июля". Запросили Государственный архив СССР, и он дал подтверждение ...
Григо́рий Никола́евич Журавлёв
родился в селе Утёвка Бузулукского уезда Самарской губернии, в семье местного крестьянина, владельца столярной мастерской, и был инвалидом с детства — имел атрофированные ноги и руки. Отец: крестьянин села Утёвка Николай Журавлёв. Мать: крестьянка села Утёвка, в девичестве Трайкина.
Первоначально большую роль в воспитании и образовании Григория Журавлёва принимал его дед — отец его матери — Пётр Васильевич Трайкин.Плохо бы пришлось маленькому Грише, если бы не старшие брат и сестра. Особенно сестра. Крестный, дядя Яким, сработал для Гриши особую низкую колясочку, Которую привез во двор со словами: "Для моего будущего кормильца". И где бы братик и сестра не ходили, они везде возили с собой Гришу; который рос смышленым мальчиком и смотрел на мир Божий ясными вдумчивыми глазами. Обучать его грамоте и закону Божиему приходил сам отец дьякон. Гриша, сидя на лавке, навалившись грудью на стол и держа в зубах карандаш, старательно выписывал на бумаге буквы: аз, буки, веди, глаголь, добро. В 9 лет Григорий стал ходить в школу, куда его отвозил и откуда забирал дед. Таким образом, он посещал школу два года до смерти деда. Григорий научился писать, держа карандаш в зубах, таким же образом в дальнейшем он писал и свои картины.
В пятнадцать лет Григорий Журавлёв отправился в Самару учиться художественному мастерству. Здесь он брал уроки художественного мастерства у самарского художника Травкина. Во время учёбы в Самаре он самостоятельно изучал черчение и анатомию. Кроме гимназии Гришу возили в городской кафедральный собор на богослужения и еще в иконописную мастерскую Алексея Ивановича Сексяева.
[250x300]
В иконописной мастерской хозяин, Алексей Иванович, специально для Гриши поставил отдельный столик у окна, приделал к нему ременную снасть, чтобы пристегивать Гришу к столу, дал ему трехфитильную керосиновую лампу и от потолка на шнурке подвесил стеклянный шар с водой, который отбрасывал на стол от лампы яркий пучок света. А Гришиного брата учили тому, чего не мог делать Гриша: изготовлению деревянных заготовок для икон, грунтовке и наклейке паволоки, накладке левкаса и полировке коровьим зубом, а также наклейке сусального золота и приготовлению специальных красок. Самого же Гришу учили наносить на левкас контуры изображения тонкой стальной иглой – «графьей», писать «доличное», т. е. весь антураж, кроме лица и рук, а также и сами лики, ладони и персты. Брат давал ему в рот кисть, и он начинал. Трудно это было поначалу, ой как трудно. Доска должна была лежать на столе плашмя, ровно, чтобы краска не стекала вниз. Кисточку по отношению к доске нужно было держать вертикально. Чем лучше это удавалось, тем тоньше выходил рисунок. От слишком близкого расстояния ломило глаза, от напряжения болела шея. После двух-трех часов такой работы наступал спазм челюстных мышц, так что у Гриши не могли вынуть изо рта кисть. Ему удавалось раскрыть рот только после того, как на скулы накладывали мокрые горячие полотенца. Но зато успехи были налицо. Рисунок на иконе выходил твердый, правильный. Иной так рукой не сделает, как Гриша зубами.
Через пять лет упорного труда он стал уверенно писать иконы, держа кисти, зажатыми в зубах. Несмотря на признание своего таланта, Журавлёв продолжал скромно жить в родительском доме, взял на иждивение своего дядю Якима, который к тому времени овдовел и постарел. Жилище разделили на две части: в одной — той, что поменьше, — поселился сам иконописец, а другую Григорий отдал своему брату Афанасию, который ухаживал за калекой.
К 1885 году, в царствование императора Александра III, в селе Утевке начали строить соборный храм в честь Святой Живоначальной Троицы. В с.Утевка его строительство напрямую связано с именем Григория Журавлева. Проект церкви вызвал у него какие-то возражения, и односельчане доверили художнику исправить недочеты. По усовершенствованным им чертежам и была сооружена утевская церковь. Что же касается живописного убранства храма, то Григория пригласили расписывать стены. Целые дни проводил он на специально созданных для него "подмостках". Страшно тяжело было расписывать купол храма. Только молитвенный вопль ко Христу и Божией Матери вливал в него силы и упорство на этот подвиг. Несколько лет подряд расписывал храм Григорий, От напряженной работы и постоянного вглядывания в рисунок почти вплотную испортилось зрение. Пришлось ехать в Самару заказывать очки. Очень беспокоил рот. Постоянно трескались и кровоточили губы, основательно стерлись передние резцы, на языке появились очень болезненные язвочки.
Наконец, храм был расписан полностью, и на его освящение прибыли сам епархиальный архиерей, самарский губернатор, именитые купцы-благодетели, чиновники губернского правления и духовной консистории. Из окрестных деревень собрался принарядившийся народ. Когда начальство вошло в храм и оглядело роспись, то все так и ахнули, пораженные красотой изображений. Освящение было торжественное. Пел привезенный из Самары архиерейский хор. А Гриша в это время был болен и лежал у себя дома на коечке.
Вскоре слух о необычном мастере дошёл до Царствующего Дома. Журавлёв был приглашён в Санкт-Петербург и там всех удивил своим искусством. Пробыл он в столице три года. Для последней царствовавшей в России семьи Журавлев написал портрет царской фамилии, которым Николай II остался доволен. Вернулся он на родину с назначенной от Царя пенсией в размере 25 рублей золотом ежемесячно. А самарскому губернатору было приказано выдать иконописцу иноходца с зимним и летним выездом.
[200x299]
Хотя у Григория были средства, но иконописную мастерскую он не заводил, по-прежнему писал образа сам. Ученики помогали ему растирать краски, готовить иконные доски, грунтовали. За иконами Григория Журавлёва приезжали с далёких окраин России. В жизни он всегда был в ровном мирном расположении духа, ничто не колебало и не омрачало его души. Всегда весёлый, жизнерадостный, как огонёк светил он людям, поддерживал их, как мог, в трудные времена. На людей он не производил впечатления человека, обделённого судьбой. Наоборот, отличался он необыкновенной силой духа, все его уважали и любили.
Последней работой Григория был Богородичный образ «Благоуханный цвет». Рассказывали, что в ночь перед смертью он беспокойно метался по постели и просил, чтобы пришел Ангел Божий и дописал икону. Когда пришел заказчик за иконой, она оказалась законченной и даже была покрыта олифой. Кто завершил икону - осталось загадкой. Возможно, это сделал брат Афанасий.
[200x263]Умер он утром 15 февраля 1916 года. Он лежал маленьким, коротким обрубком, исполнивший в жизни этой меру дел своих. Лицо его было спокойно и выражало какую-то солдатскую готовность, как заметила когда-то Императрица Мария Федоровна. Похоронили Григория Журавлева в церковной ограде расписанного им Троицкого храма. На могиле, как он и просил, поставили простой крест и написали на нем: «Се, Человек».
Иконы работы Григория Журавлева разошлись по России, да и по всему миру. Есть они в Троице-Сергиевой лавре, в Казанском соборе Петербурга, в Пюхтицком монастыре в Эстонии. Образ святых Кирилла и Мефодия, найденный в Боснии, вернулся на родину автора и находится в Самарском церковно-историческом музее. А вот уникальная роспись утёвского храма не сохранилась.