[354x400]

Вечное небо шамана Челанова


Деревня по имени Алла стоит в верховьях Баргузина, на древнем перекрестке миров. Здесь самые северные из центрально-азиатских степей упираются в горы и подступающую тайгу. Здесь когда-то столкнулись буряты, водившие по степям свои стада, и эвенки, таежные охотники и рыболовы.

Молодые жители деревни помнят мало древних мифов. Большинство — о том, как закончилась война между эвенками и бурятами. Одни рассказывают, что бог послал для этого на землю двух своих сыновей-гигантов, которые пришли и навели порядок. Другие — о том, как бурятский вождь взял в жены прекрасную дочь эвенкийского вождя, и народы со временем объединились. Так или иначе, сейчас здесь царит мир. В деревне примерно поровну эвенков и бурят, есть русские, украинцы и евреи.

И Алла своих уже не отпускает. Сколько раз было — поднимется человек, переедет в какой-нибудь город, тут с ним что-то и случается. Инфаркт, или хулиганы убьют…

Выше по реке Алле, где Большая Байкальская тропа ведет через перевал в Баргузинский заповедник, стоит священная роща. Трепещут на ветру тысячи ленточек, повязанных на ветки. Чуть поодаль на деревьях висят странные крохотные колыбели. В них застыли вечно улыбающиеся пластиковые пупсы. Их распашонки наполовину истлели, немигающие глаза затянуты паутиной. Рассказывают, что сюда приходят женщины, которые не могут родить. Они просят духов, чтобы те дали им взамен этих жутких игрушек настоящих детей…

- Эта земля всегда считалась шаманской. Наверное, потому, что священный Байкал рядом. Даже в советское время шаманизм здесь был. Глубоко в подполье. Хотя шаманов гоняли жутко. Лам еще кое-как терпели, а шаманизм хотели совсем извести. Тихо ушли старые шаманы, не рассказывая ничего детям, чтобы их сберечь. Но это как побег растения. Его давят, а он все силу набирает, набирает и пробивает, наконец. Так же и мы. Корни шаманизма остались, он и пробился. В долине Баргузина буряты живут, русские, но и у русских порой находится тунгусская, эвенкийская кровь. Все смешалось…

Геркен Васильевич Челанов — местный шаман. Мы сидим за столом и пьем бурятский молочный чай. Одет современный эвенкийский шаман в обычные штаны и футболку с иностранной надписью. На полке стоит пузырек с популярным у местных жителей французским одеколоном «Shaman Sport».

– Мои предки жили неподалеку — через хребет, у самого Байкала. Потом оттуда ушли, поскольку жить стало невозможно. Это было в начале девятнадцатого века, спиртовозы по льду на север двигались. А где спирт — там долговая яма. Бутылка спирта копейки стоит, а меняли — на соболей. Нет пушнины, выпить хочется — потом принести нужно. А жить в долг — сам понимаешь…

– Потом сюда пришли буряты. С Ольхона по льду, с Хоринского района. Эвенки — люди таежные, вместе кучей жить не могли. У них же не было своего хозяйства, скотоводство позже началось. Охотники, рыбаки. Народу мало, земли — много. Разрозненно селились. Пришли буряты и начали потихоньку теснить: они-то живут большими семьями. Одна приезжает, затем другая. Глядишь — уже целая деревня. Постепенно народы смешивались. Буряты часто брали жен-эвенкиек. Те, как правило, были потомственными шаманками. Смесь получилась гремучая. Сильные шаманы рождались. Даже из книг видно — в Баргузинской долине самый большой список шаманов.



Лесхоз заставил, его накажи!
- Царизма здесь толком не было, — Челанов словно вспоминает стародавние времена. — Власть далеко, жили своей жизнью. Что Москва, что Улан-Удэ — людей совсем не касались. Скот держали, детей кормили, рождались, умирали — все сами по себе. А что там творится — до лампочки. Потом революция — голытьба, беднота, краснота…

При советской власти пытались навязать «прогрессивные» методы взамен «отсталых», чем нарушили хрупкое природное равновесие. «Пахать начали — землю испортили, — сокрушался один старый эвенк. — Ветер песок наносит, все разрушается».

Советская власть кончилась, но разрушение продолжается. Культуру и традиции эвенков вытесняют бурятские, русские или просто — современные. Носителей древних знаний все меньше. Большинство эвенков не знают даже языка своих предков, полностью перешли на русский и бурятский.

Когда-то у эвенков были свои «заповедники» — священные места, в которых охота запрещалась. Сложившийся на протяжении столетий свод правил позволял людям жить в гармонии с природой. Жизнь эвенков была расписана по одиннадцати сезонам. Когда охотиться на зверя, когда рыбачить или делать снасти. В нерест ловить рыбу было нельзя. Летом в лес не ходили. 20 октября открывался сезон охоты, в марте он заканчивался. Маток многих зверей бить запрещалось, равно как и убивать про запас, сверх потребностей.

Некогда эвенки разделились на орочонов (оленеводов) и мурченов (коневодов). Орочоны жили в тайге, где есть любимый оленями ягель, а мурчены — в степях, по другую сторону горного хребта. Каждый эвенк относил себя к одному из шести кланов, произошедших от разных животных. Определить клан сейчас легко по фамилии, при помощи специальных таблиц. К примеру, предок Барановых и Ворониных — лебедь, а Мироновы, можете не сомневаться, — из рода волка…

В тайге обитали особые животные-боги, которых следовало опасаться — медведь-хозяин, соболь-дух. Был даже бог-сосна, с которого нельзя было шишки собирать. Не помогала даже охранная молитва: «Я не виноват, это меня лесхоз заставил, его накажи!».


Медведь в долине Баргузина. Источник: Фотобанк Лори

Медведя поймаешь — нужно извиниться. Прости, мол, надо было жиру взять. Когда обдираешь, полагается говорить — «это не я тебя обдираю, а муравьи тебя щекочут». Полностью обдерешь — мясо закапываешь, потом надо голову взять, ветку в пасть положить — и на дерево, чтобы дух его за тобой не ходил. Если убил косолапого в берлоге — надо потом в ней прибраться, весь пух и кости вычистить, чтобы медвежья душа смогла в иной мир отправиться.

Увидел медведя в тайге — он тебя не тронет, если ты его не тронешь. Нужно только сказать: «Извини, мол, я тебе ничего плохого не сделал». Но если тот поймет, что ты — охотник на медведей, может напасть сзади и растерзать. К тому же, у каждого эвенка есть положенное ему на всю жизнь число медведей, и горе бедняге, который убьет лишнего.

Еще недавно и сам Челанов был простым охотником. В шаманы не собирался, но кровь эвенкийских предков взяла свое.

- Мой отец — Василий. Мать его — Доловар, дочь Дувара. Дувар — сын Чукена, Чукен — его шаманское имя было Найди. Моя мать Анна, мать Анны — Дарья, ее мать — Дарима, Дарима — дочь Аинды, а та — дочь Чукена-Найди. Получается, что шаман тот — мой предок и по отцовской, и по материнской линии. Сильный был…

Горы над Аллой заросли густым лесом. Уже в конце июля среди буйной зелени появляются рыжие осенние проседи. Где-то там до сих пор стоят идолища, которых полагается кормить жиром, чтобы охота была удачной. А в других магических местах — последние приюты шаманов. Их не хоронят в земле, а предают огню. Но маска и разрезанный бубен остаются на священном дереве, пока не истлеют…

– Шаманизм везде одинаковый, что в Африке, что здесь, — говорит Геркен Васильевич. — Те же духи, те же бубны, тамтамы. К нам тут американка приезжала, Джулия. У нее предки-шаманки были из Кяхты. Она специально выучила бурятский и здесь очищение делала. Видимо, язык дался легко, потому что она — тоже перерожденка.



Проводник
- Так уж издревле повелось, что лучшими шаманами считались эвенки. Даже в Якутии. На Алтае, в Туве — там, наверное, уже свои. Само слово шаман — эвенкийское. «Саман» значит «помеченный». Люди к нему приходят со своими просьбами, а он их доставляет в нужный мир. Проводник, значит.

Хотя Геркену Васильевичу за сорок, шаман он совсем молодой. Практикует чуть больше года. Превращение произошло помимо его воли — духи предков могут быть очень настойчивыми.

– Сначала идут знаки. Те, кто их не понимает, начинают болеть. Как со мной было: водка, дуркование, разлад в семье, сны снились странные… А я и не подозревал: мало ли, сны? Но были тут шаманы, знаменитые, разглядели во мне… Искали шамана-предка, того самого духа, что в меня вошел. Поэтому важно знать своих предков до двенадцатого колена. Но пока ищешь — время идет. Даром для организма это не проходит, болеет он…

Геркен Васильевич отыскал «своего» духа три года назад. Или настойчивый дух сам прорвался сквозь заслон прежней, «больной» и непутевой жизни Челанова…

– Я раньше сильно бухал. Так, что утром просыпался — и сразу бутылку покупал, опохмелиться. Поехали мы с приятелями весной на Байкал, на подледную рыбалку. Порыбачили, выпили, похмелились, я отошел по нужде. И тут — навалилось. Лег на спину — думаю, полежу прямо на льду. Солнце закатилось, но было еще светло. На небе ни облачка, и само оно голубое такое, вот как сейчас. Лежу, вверх смотрю, любуюсь и думаю — вечное синее небо, ему ж надо как-то молиться. И начал. По-бурятски, конечно. «Вечное синее небо, помоги мне». Руки раскинул. Минуты две, наверное, прошло, и вдруг — раз! Будто глаза заново открыл. Из неба мне два луча прямо в руки. Я поднимаюсь, и тут в моих ладонях шарик появился. Такой тяжелый, и весь переливается. Так мне хорошо стало, такое счастье! Кричу — «мужики, смотрите!». А они метрах в пятидесяти, не оборачиваются. Встал, побежал мужикам показать — нету. Думаю — ну все, горячка. Надо проверить. Читал ведь в книгах, как люди руками болезни определяют. А у самого руки горячие. Подошел к одному мужику, Юрию. Провел руками, будто сканирую. От всего тела тепло идет, но в одной руке — холод. «Что с рукой?» — спрашиваю. Он так странно посмотрел — «перелом был», говорит. Потом Серегу проверил — и прямо сквозь зимнюю одежду почувствовал, что у него голова холодная, а дальше все горячее. Оказалось, его в Афгане в голову ранило. А я и не знал, что он «афганец»…

Смущенный произошедшим, за разъяснениями Челанов отправился к шаману. Тот сразу понял, что на Байкале что-то случилось, что был знак. Пообещал сделать из Челанова шамана, но тот опять отмахнулся — «не хочу». «Ну, тогда помирай» — отрезал шаман.

- Как это — «помирай»?! А он мне — «сопьешься или другая беда случится». Это, говорит, уже не от тебя зависит. Выбирать не дают. Не станешь делать, что надо, — тебя просто уберут. После этого я пить бросил вообще. Не кодировался, ничего. Почувствовал — все на место встало. Когда человек знает, для чего рожден, это уже больше половины дела. Тут-то и нужны учителя. Учитель тебе делает обряды, ставит защиту, объясняет. А бывает, учителя нет, так и сам понимаешь, как надо. Само собой идет. Провел обряд, второй, третий… Люди приходят — ты им помогаешь. Сам я духов не вижу, я их чувствую. Есть и те, кто видит. Есть, кому шепчут на ухо. Есть, кто общается во сне. Расскажешь такому о проблемах, он на минутку прикорнул — и ему информация пришла…

- А в прошлом году снится мне сон. Вижу коня — вороной жеребец. Черный-черный. Здоровый, красивый… Ниже другой конь лежит — облезлый, как будто вороной его победил. Вороной из его ляжки с кровью мясо вырывает, жрет и на меня смотрит. А я на него любуюсь и знаю, что это мой конь. Наутро говорю наставнице-шаманке — мол, коня видел. Она сразу — черный? Я — да. «Ну все, — отвечает. — Черный конь — это сила шаманская». Потом я понял, что в старых кошмарах меня та же самая сила втаптывала в грязь и убивала.



Перекресток миров
Шаман Челанов проводил меня до калитки и произнес напоследок:

– Сейчас к нам пытаются хорошую дорогу сделать, с мостом через Баргузин. И вот что я тебе скажу. Мы, все местные шаманы, постоянно собираемся и камлаем, чтобы этой дороги не было никогда. Загадили туристы Байкал на юге и западе, даже священный Ольхон теперь как большая свалка. Хватит. Сюда они не пройдут.

…Деревня по имени Алла стоит в верховьях Баргузина, на древнем перекрестке миров. Если тут долго пробыл, Алла уже не отпустит, — это все местные знают и уезжать боятся.

По деревенской улице беззаботно прогуливается худенькая девчушка. В ее наушниках гремит бурятский рэп. Не разговаривать с незнакомцами ее явно не учили. Девочка выросла в Алле, но недавно перебралась в райцентр, село Курумкан. Почти «городская».

– Я в шаманизм не верю, — бойко сообщила она. — Я буддистка! К шаманам обращаюсь, только когда лама-астролог посоветует…


Шаман Геркен Васильевич Челанов


[700x388]