Для серых глаз и смеха-колокольчика.

Говорят, одуванчиков больше несуществует. Никто в мире больше не просыпается рядом с ними, встречая утро с вплетенными лучами солнца в их волосы, никто не целует сладкие от нектара губы,не дотрагивается до полупрозрачной, словно бумажной кожи. Никто, кроме меня.
Говорят, драконы вымерли много веков назад.Но усталые глаза цвета расплавленного металла смотрят на своих зеркальных двойников. Внимательно следят за вялыми движениями рук, расстегивающих пуговицы рубашки. Клетчатая ткань на полу. Следом джинсы. Босые ступни прилипают к холодному ламинату.
Время кормить Дау. Включаю свет на кухне. Конечно, она уже здесь,неподвижно сидит на подоконнике. Открываю верхний шкафчик и достаю ее любимую желтую кружку. Выдвигаю левый ящичек, легкое позвякивание металла. Острием ножа, бережно заточенного, провожу по ладони. Наискосок. С мизинца, медленно заполняя кружку, капает кровь. Дау поворачивается, улыбка касается ее губ и поднимает уголки. Жидкое золото глаз вновь сверкает. Вот она уже стоит рядом. Ее тело прижимается к моему,руки нежно оплетают, тонкие пальчики теребят пружинки моих волос, от чего мурашки разбегаются по затылку и вниз, по спине. Сжимаю порезанную ладонь, другой рукой подвигаю ей кружку. Она хватает ее нервным движением и пьет крупными глотками. Последняя капля перекатывается с фарфоровой поверхности, я вижу как она глотает ее. Рука вдруг виснет как плеть,осколки со звоном рассыпаются по полу, каждая черточка ее лица наполняется равнодушием, она разворачивается и вновь садится на подоконник. Я подхожу к ней и кладу ладонь на плечо. Кожа Дау холодная и липкая, она безжизненно сидит,уставившись на огни ночного города. Вот она, ее любовь. Вот она, моя ежедневная плата за звезды в ее глазах.
Говорят, драконов не стало без дочерей солнца. Правду говорят люди. Дау уже не солнечное дитя. Я больше не великий дракон. Мы оба мертвы.