
Господи, дай увидеть!
Молюсь я в часы ночные,
Дай мне еще увидеть
Родную мою Россию.
Как Симеону увидеть
Дал Ты, Господь, Мессию,
Дай мне, дай увидеть
Родную мою Россию.
Как только поклонники и недоброжелатели ни называли Зинаиду Николаевну за яркую внешность, эпатажное поведение и острый язык: и пленящая сатанесса, и декадентская мадонна, и сильфида, и оса. Еще одним хлестким эпитетом наградил поэтессу Лев Троцкий:
«Пожалуй, через сотню лет историк русской революции укажет пальцем, как гвоздевый сапог наступил на лирический мизинчик питерской барыни, которая немедленно же показала, какая под декадентски-мистически-эротически-христианской ее оболочкой скрывается натуральная собственническая ведьма».
Из воспоминаний Георгия Адамовича узнаем, что Гиппиус вполне снисходительно отнеслась к такому отзыву Льва Давидовича:
«В самом начале революции Троцкий выпустил брошюру о борьбе с религиозными предрассудками. «Пора, товарищи, понять, что никакого Бога нет. Ангелов нет. Чертей и ведьм нет», – и вдруг, совершенно неожиданно, в скобках: «Нет, впрочем, одна ведьма есть – Зинаида Гиппиус». Мне эта брошюра попалась на глаза уже здесь, в Париже, и я принёс её Зинаиде Николаевне. Она, со своим вечным лорнетом в руках, прочла, нахмурилась, пробрюзжала: «Это ещё что такое? Что это он выдумал?», – а потом весело рассмеялась и признала, что, по крайней мере, это остроумно».
И все же она была уникальна для своего времени. Об этом очень удачно пишет все тот же Адамович: «Каждый раз, как приходится мне говорить или писать о Зинаиде Николаевне Гиппиус, спорить с теми, кто относится к ней отрицательно, – а таких людей немало, – каждый раз я вспоминаю лаконическую запись в одном из дневников Александра Блока, без дальнейших пояснений:
– Единственность Зинаиды Гиппиус.
Да, единственность Зинаиды Гиппиус.. Есть люди, которые как будто выделаны машиной, на заводе, выпущены на свет Божий целыми однородными сериями, и есть другие, как бы «ручной работы», – и такой была Гиппиус».
Георгию Адамовичу
Преодолеть без утешенья,
Всё пережить и всё принять.
И в сердце даже на забвенье
Надежды тайной не питать, -
Но быть, как этот купол синий,
Как он, высокий и простой,
Склоняться любящей пустыней
Над нераскаянной землей.