• Авторизация
Дневник ТараньЖина_тАмАрА Лента друзей - Дневник - Полная версия


Тёмная сторона Махатмы: за кулисами иконы 07-11-2025 11:08 к комментариям - к полной версии - понравилось!
https://dzen.ru/a/aGidDkkt8BAlbxe8

3422645_33b13d98 (75x54, 47Kb)
Семейный тиран под маской аскета
 
В мировой истории мало фигур, чей образ был бы столь же тщательно отбелен и канонизирован, как образ Мохандаса Карамчанда Ганди. «Махатма», «великая душа», отец нации, апостол ненасилия — эти титулы создали вокруг него ауру почти божественной непогрешимости.
 
Однако за фасадом всепрощающего мудреца скрывалась личность куда более сложная и деспотичная, и первыми, кто испытал на себе всю тяжесть его характера, стали его самые близкие люди — жена и дети.
 
Брак с Кастурбай Маканджи Кападиа, заключенный, когда им обоим было по тринадцать лет, стал для нее ареной шестидесятидвухлетнего подавления. Ганди, одержимый идеей тотального контроля и морального «очищения», превратил семейную жизнь в полигон для своих аскетических экспериментов, не считаясь с чувствами и желаниями супруги.
 
В своей автобиографии «Моя жизнь» он с обезоруживающей, на первый взгляд, откровенностью признавался в своем «скотском» отношении к жене в молодости, в приступах ревности и попытках установить над ней полный контроль, диктуя, куда ей ходить и с кем видеться.
 
Но это было лишь начало. Настоящая драма развернулась, когда Ганди начал свой путь к «святости». Он требовал от Кастурбай, выросшей в традиционной индийской семье, полного и беспрекословного подчинения его новым, часто радикальным идеям.
Печально известен случай, когда он заставил ее, женщину из высокой касты, чистить уборную, предназначенную для гостей-«неприкасаемых», что по меркам того времени было немыслимым унижением. Ее отказ вызвал у него приступ ярости. Он схватил ее за руку и поволок к воротам, намереваясь выгнать из дома. Лишь слезы и мольбы Кастурбай, напомнившей ему, что ей некуда идти, остановили его. Позже он описывал этот инцидент как один из своих постыдных поступков, но сам факт такого поведения говорит о многом. Он не убеждал, а ломал, требуя не осознанного принятия его идей, а рабской покорности. Его аскеза была эгоистичной; он не просто выбирал для себя путь лишений, но и тащил за собой на этот путь свою семью, не спрашивая их согласия.
 
Особенно трагично его отношение к детям, в частности к старшему сыну Харилалу. Мальчик мечтал получить образование юриста в Англии, пойти по стопам отца. Однако Ганди, разочаровавшийся в западной системе образования, категорически запретил ему это. Он считал, что истинное знание заключается не в дипломах, а в служении обществу по его, Ганди, лекалам. При этом двум своим племянникам и сыну своего друга он помог получить образование за границей, что Харилал воспринял как чудовищное предательство. Этот отказ сломал жизнь молодого человека. Он стал вечным бунтарем, пытаясь всеми силами вырваться из тени великого отца. Харилал пил, ввязывался в сомнительные финансовые аферы, принял ислам, взяв имя Абдулла Ганди, а затем снова вернулся в индуизм. Он публично обвинял отца в лицемерии и жестокости. Вся его жизнь превратилась в отчаянный крик о помощи и признании, который отец, занятый спасением всего человечества, так и не услышал. Когда Кастурбай умирала от пневмонии в 1944 году, Харилал пришел навестить ее, будучи в сильном подпитии, и его выгнали. Он умер от туберкулеза и алкоголизма в нищете, спустя всего несколько месяцев после убийства отца в 1948 году. Ганди, проповедовавший любовь ко всему сущему, оказался неспособен дать эту любовь собственному сыну, увидев в его стремлении к нормальной человеческой жизни лишь предательство своих идеалов. Его дом был не тихой гаванью, а лабораторией, где домочадцы были подопытными кроликами в его грандиозном эксперименте по переустройству мира.
 
Эксперименты с целомудрием: святость на грани соблазна
 
Одним из самых спорных и шокирующих аспектов жизни Ганди стали его так называемые «эксперименты с брахмачарьей». Брахмачарья, или обет целомудрия, который он принял в 36 лет, стала для него не просто воздержанием, а краеугольным камнем его духовной силы. Он верил, что семенная жидкость является источником жизненной энергии, и ее сохранение дарует человеку невероятную физическую и духовную мощь. Эта идея, имеющая корни в некоторых индуистских учениях, была доведена им до крайности. Ганди решил, что простого избегания половых актов недостаточно. Истинная брахмачарья, по его мнению, заключалась в способности находиться в самом центре искушения и не поддаваться ему. Чтобы проверить свою стойкость, он начал практиковать совместный сон с обнаженными молодыми женщинами.
 
Среди его «партнерш» по этим экспериментам были его внучатая племянница Ману Ганди, которой на тот момент было всего 17-18 лет, и Абха Ганди, жена его внучатого племянника. Этих девушек он называл своими «ходячими посохами», они повсюду его сопровождали, заботились о нем и стали невольными участницами его ночных испытаний. Ганди утверждал, что эти действия были абсолютно чисты и лишены какой-либо сексуальной подоплеки. Для него это был финальный экзамен на звание истинного брахмачари, способ доказать себе и миру, что он полностью победил плоть. Он спал с ними в одной постели, утверждая, что если у него не возникнет ни малейшего плотского помысла, значит, его духовная сила достигла вершины. Он открыто обсуждал эти практики в письмах и беседах, называя их «яджной», или огненным жертвоприношением, где он сжигал последние остатки своей сексуальности.
 
Однако для окружающих, включая его ближайших соратников, эти «эксперименты» выглядели, мягко говоря, скандально. Его верный последователь Сардар Патель прямо заявил ему, что это «адхарма» — неправедный путь, который бросает тень на все их движение. Другие умоляли его прекратить, опасаясь, что это дискредитирует его в глазах миллионов индийцев. Даже Джавахарлал Неру, его политический преемник, находил эти практики «ненормальными и противоестественными». Но Ганди был непреклонен. Он считал критиков людьми с «грязными мыслями», неспособными понять чистоту его мотивов. Он не видел в своих действиях ничего предосудительного, искренне полагая, что проверяет свою святость.
 
Современному человеку трудно оценить эти действия иначе как форму психологического и эмоционального злоупотребления. Молодые девушки, воспитанные в культуре беспрекословного подчинения старшим и почитания Ганди как святого, вряд ли могли дать осознанный отказ. Для них его просьба была равносильна приказу божества. Они были инструментами в его личном духовном квесте, их чувства, возможное смущение или психологическая травма в расчет не принимались. Он был настолько поглощен собственной борьбой с воображаемыми демонами, что не замечал реального дискомфорта, который причинял живым людям. Эта история — ярчайший пример того, как погоня за абсолютной чистотой может привести к поступкам, которые с точки зрения обычной человеческой этики выглядят чудовищно. Святость Ганди требовала жертв, и этими жертвами зачастую становились те, кто был слабее и доверчивее всего.
 
Южноафриканский казус: Ганди и «кафиры»
 
Прежде чем стать иконой антиколониального движения в Индии, молодой юрист Мохандас Ганди провел более двадцати лет (с 1893 по 1914 год) в Южной Африке. Именно там сформировались его политические взгляды и родилась его знаменитая тактика «сатьяграхи» — ненасильственного сопротивления. Официальная агиография представляет этот период как время его становления борцом за права всех угнетенных. Однако детальное изучение его писем, петиций и статей того времени рисует совершенно иную, куда менее приглядную картину. Ганди боролся не за равенство всех людей, а за привилегии для индийской общины, которую он считал несравненно выше коренного африканского населения.
 
В своих ранних текстах Ганди без стеснения использовал уничижительный термин «кафир» — оскорбительное слово, которым белые колонизаторы называли чернокожих африканцев. Он постоянно подчеркивал расовое и культурное превосходство индийцев. В 1896 году, выступая в Бомбее, он жаловался, что европейцы стремятся «низвести нас до уровня дикарей-кафиров, чье единственное занятие — охота, а единственная цель в жизни — собрать определенное количество скота, чтобы купить себе жену, а потом прозябать в наготе и лени». Его возмущало не само по себе расовое угнетение, а то, что индийцев, представителей «древней арийской цивилизации», приравнивали к африканцам. Он требовал для индийцев отдельных входов в почтовые отделения, отдельных тюремных камер и отдельных городских кварталов, чтобы избежать «нежелательного» смешения.
 
В 1904 году он писал в своей газете «Indian Opinion» о необходимости расовой сегрегации, поддерживая идею создания отдельных локаций для чернокожих, чтобы защитить белые и индийские районы. Когда в Дурбане вспыхнула чума, он обвинил в антисанитарии не городские власти, а привычки африканцев, требуя отделить индийцев от них. Во время англо-бурской войны и восстания зулусов в 1906 году Ганди не просто оставался в стороне. Он активно призывал индийцев записываться в санитарные отряды и служить Британской империи, чтобы доказать свою лояльность и полезность, и тем самым заслужить лучшее отношение, чем к коренному населению. Он видел в службе короне способ возвысить индийскую общину над африканцами в глазах колониальной администрации.
 
Лишь спустя многие годы, уже вернувшись в Индию, Ганди начал говорить о единстве всех угнетенных народов. Но его южноафриканское прошлое бросает густую тень на его репутацию борца с расизмом. Критики, такие как южноафриканские ученые Ашвин Десаи и Гулам Вахед, авторы книги «Южноафриканский Ганди: растянувшийся на святого», утверждают, что Ганди был соучастником системы апартеида в ее зародыше. Он не оспаривал саму идею расовой иерархии, а лишь боролся за более высокое место в ней для своих соотечественников. Эта трансформация от расиста, презиравшего африканцев, до всемирного символа равенства выглядит как минимум неоднозначно. Возможно, его взгляды со временем эволюционировали. Но нельзя отрицать тот факт, что на протяжении двух десятилетий будущий Махатма был убежденным сторонником расовой сегрегации и смотрел на коренных жителей Африки с высокомерием колонизатора, лишь с поправкой на цвет собственной кожи. Эта страница его биографии старательно замалчивается, ведь она разрушает удобный миф о человеке, который с самого начала был на стороне всех униженных и оскорбленных.
 
Пацифист, благословивший войну
 
Принцип «ахимсы», или ненасилия, является центральным в учении Ганди. Именно он принес ему всемирную славу и Нобелевскую премию мира, которую ему, к слову, так и не присудили, хотя номинировали пять раз. Образ хрупкого старика, способного остановить империи силой духа, а не оружия, стал хрестоматийным. Однако при ближайшем рассмотрении его пацифизм оказывается не таким уж абсолютным и безусловным. В его политической карьере были моменты, когда он не только допускал насилие, но и активно призывал к участию в военных действиях, если это служило, по его мнению, высшей цели — независимости Индии.
 
Его прагматизм, граничащий с цинизмом, проявился еще в Южной Африке. Как уже упоминалось, во время восстания зулусов в 1906 году он организовал индийский санитарный корпус, который служил под британским командованием. Он не просто лечил раненых, а был частью военной машины, подавлявшей восстание коренного населения. Его мотивация была чисто политической: доказать британцам, что индийцы — лояльные и полезные подданные империи. Это был первый, но далеко не последний случай, когда Ганди жертвовал принципами ненасилия ради тактической выгоды.
 
Самый яркий пример его «гибкого» пацифизма — его позиция во время Первой мировой войны. Вместо того чтобы осудить империалистическую бойню, Ганди развернул в Индии активную кампанию по вербовке солдат для британской армии. Он ездил по деревням, произносил пламенные речи, убеждая молодых индийцев идти на фронт и умирать за Британскую империю. Он писал вице-королю Индии: «Если бы я мог, я бы сформировал корпус из самых сильных людей... Я бы заставил их пойти и погибнуть...» Его логика была проста: если Индия поможет Британии в трудный час, то благодарная метрополия после войны дарует ей самоуправление или даже независимость. Он был готов пролить кровь сотен тысяч своих соотечественников в обмен на политические уступки. Это был холодный расчет, не имеющий ничего общего с абсолютным ненасилием. Когда его критиковали за отход от принципов, он отвечал, что участие в войне может научить индийцев мужеству и самопожертвованию, которые потом пригодятся в борьбе за свободу. Фактически, он оправдывал насилие как средство для достижения ненасильственных целей в будущем.
 
Даже его знаменитые кампании гражданского неповиновения, такие как «Соляной поход», часто приводили к вспышкам насилия, которые он не мог или не хотел контролировать. Он зажигал огонь народного гнева, а когда тот вырывался из-под контроля, как в случае с инцидентом в Чаури-Чаура в 1922 году, где толпа сожгла заживо полицейских, он каялся и прекращал кампанию. Но сам метод массовой агитации в стране с огромным количеством неграмотного и доведенного до отчаяния населения был игрой с огнем. Его знаменитое высказывание по поводу раздела Индии в 1947 году, когда он якобы сказал, что раздел пройдет только по его трупу, оказалось лишь красивой фразой. Когда начались чудовищные погромы и резня между индусами и мусульманами, его пацифизм оказался бессилен. Некоторые историки утверждают, что его непримиримая позиция и отказ от компромиссов на более ранних этапах переговоров лишь усугубили ситуацию и сделали кровавый раздел неизбежным. Его знаменитое письмо Гитлеру, которое он начал со слов «Дорогой друг», умоляя того остановить войну, выглядит верхом наивности, если не сказать глупости. Ганди, безусловно, был великим тактиком и стратегом, но его пацифизм был не столько философской доктриной, сколько политическим инструментом, который он использовал, когда считал нужным, и откладывал в сторону, когда на кону стояли более, на его взгляд, важные цели.
 
Пророк нетрадиционной медицины и сомнительных диет
 
Помимо духовных и политических исканий, Махатма Ганди был одержим вопросами здоровья и диетологии. Он рассматривал тело как храм, который необходимо содержать в идеальной чистоте, и эта чистота, по его мнению, достигалась не современными научными методами, а через причудливую смесь натуропатии, диетических экспериментов и религиозных догм. Его взгляды на медицину были не просто консервативными — они были откровенно враждебными по отношению к научному прогрессу. Он считал западную медицину «черной магией» и яростно отвергал большинство ее достижений, от вакцин до антибиотиков.
 
Его собственная жизнь была чередой бесконечных диетических экспериментов. Он пробовал быть веганом, фрукторианцем, питался только сырыми продуктами, отказывался от соли и сахара. Самым известным его пристрастием стало козье молоко, которое он начал пить после тяжелой болезни, хотя до этого дал обет не употреблять коровье молоко. Этот компромисс он оправдывал тем, что, давая обет, он думал именно о корове, а не о козе — пример казуистики, которую он часто применял для оправдания своих действий. Он верил, что диета напрямую влияет не только на физическое, но и на духовное состояние, и что правильное питание может излечить любую болезнь и даже укротить сексуальные желания.
 
Эта слепая вера в силу природы и диет имела трагические последствия. Когда его жена Кастурбай заболела пневмонией, врачи предложили ей укол пенициллина — нового на тот момент, но уже доказавшего свою эффективность антибиотика. Ганди категорически запретил это, заявив, что пенициллин — чужеродное вещество, которое осквернит ее тело. Он предпочел лечить ее своими методами: водными процедурами, грязевыми припарками и молитвами. Кастурбай умерла. Спустя некоторое время сам Ганди заболел малярией. И здесь его принципиальность дала сбой. Когда его состояние стало критическим, он, после некоторых колебаний, согласился принять хинин — препарат западной медицины. Он выжил. Этот эпизод как нельзя лучше демонстрирует двойные стандарты в его подходе: он был готов пожертвовать жизнью любимой жены во имя своих убеждений, но когда смерть подобралась к нему самому, он предпочел довериться «черной магии» врачей.
 
Его медицинские воззрения не ограничивались диетами. Он был большим поклонником гидротерапии и грязелечения. Своим последователям в ашрамах он прописывал клизмы как универсальное средство от всех недугов, от запора до дурных мыслей. Он верил в целебную силу земли и советовал накладывать грязевые компрессы на живот и голову. Все эти методы, возможно, безобидные сами по себе, становились опасными, когда применялись для лечения серьезных заболеваний, заменяя собой реальную медицинскую помощь. Ганди, обладая колоссальным авторитетом, фактически пропагандировал отказ от современной медицины среди миллионов своих последователей, что в условиях нищей страны с низким уровнем санитарии было безответственно. Его увлечение натуропатией было не просто чудачеством, а частью его общей борьбы с западным влиянием, но в этой борьбе он был готов принести в жертву не только научный прогресс, но и человеческие жизни.

вверх^ к полной версии понравилось! в evernote


Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.

Дневник Тёмная сторона Махатмы: за кулисами иконы | ТараньЖина_тАмАрА - Откровение:Знание об Едином Боге от Архангела Михаила | Лента друзей ТараньЖина_тАмАрА / Полная версия Добавить в друзья Страницы: раньше»