Новиков Л.Б., г. Апатиты, 2014 г.

"Совершенство науки царствовать состоит в
том, чтобы производить повиновение".
Плутарх, [282] (с.103).

Спарта намного древнее Рима. Имя "лакедемоняне" жители Спарты получили от легендарного Лакедемона, который подобно Гераклу, как писал Плутарх [282], "с помощью скиталы* и епанчи управлял Грецией, добровольно ей покорившейся, ниспровергал насильственные власти и тиранию..., прекращал войну, укрощал раздоры - часто без помощи, посредством одного посланника. Все повиновались ему, и, подобно пчёлам при появлении их царицы, все стекались к нему и наблюдали порядок". В Лаконии Лакедемон основал город, который назвал в честь своей жены Спарты [152].
*В комментариях к сочинению Плутарха говорится [282], что скитала была повязкой из кожи, или пергамента, которой обвивали трость во всю длину; на ней писали распоряжения, а потом посылали её военачальнику, у которого была точно такая же трость. Он обвивал скиталой свою трость и прочитывал послание.
Современная наука [27] ведёт историю Спарты приблизительно с XII в. до н.э., когда ещё до Троянской войны на территории Греции находился ряд центров микенской культуры, а сама Спарта была лишь одной из 12 ахейских общин Лаконики, подчинявшаяся мифическому царю Менелаю [152]. После Троянской войны спартанцы пригласили к себе на трон Ореста, который стал одновременно царём Микен, Спарты и Аргоса. Орест умер от змеиного укуса в возрасте 70 лет, и царствование перешло с его сыну Тисамену, свергнутому позднее Гераклидами.
Со времён Гераклидов в Спарте появилась новая традиция - ею стали править два царя (именно царский род считался прямыми потомками Геракла) [153]. Оба царя управляли совместно для того. чтобы помешать друг другу захватить единоличную власть и установить тиранию. Но позднее в Спарте появился эфорат, избираемый народом, и власть эфоров стала сильнее власти царей. Возвышение Спарты в греческом мире связывают с деятельностью двух легендарных личностей - в первую очередь, законодателя Ликурга [27, 278], который, возможно, был первым эфором Спарты, и значительно позже - спартанского царя Леонида (V в. до н.э.), героя греко-персидских войн [78,153].
Известный всему миру законодатель Ликург, в отличие от римского царя Нумы Помпилия, обладал не только необычной глубиной знаний, но проявил ещё и выдающуюся широту своего мировоззрения, а потому заслуживает особого внимания и уважения. Без описания его биографии невозможно завершить обзор Великих посвящённых и мыслителей Древнего Средиземноморья. Важность Ликурга для истории заключается в том, что полученные им знания на Ближнем Востоке и в Египте он сумел применить на практике. Тому, как это происходило, посвящена настоящая статья, и заодно в ней описаны обычаи Древней Спарты.
До Ликурга, как писал Геродот [204], "... у лакедемонян были даже почти что самые дурные законы из всех эллинов, так как они не общались ни друг с другом, ни с чужеземными государствами. Своё теперешнее прекрасное государственное устройство они получили..." от Ликурга, который, принадлежа к царскому роду Гераклидов, преобразовал Спарту в сильную аристократическую республику [78]. В Греции Ликурга относили к разряду легендарных законодателей, а в Спарте существовал даже особый культ Ликурга, как бога света, реальную деятельность которого связывали обычно с IX -VIII вв. до н.э. [27]. После смерти Ликурга лакедемоняне [204,282] воздвигли ему храм, долго благоговейно его почитали и приносили ему жертвы. Плутарх сравнивал заслуги Ликурга с деяниями доисторического Лакедемона [282], впервые учредившего власть Закона в Лаконике; Ликург обновил законы и вновь привел население, распустившееся за много тысячелетий, к повиновению ещё, как минимум, на пятьсот лет.

Относительно личности и времени жизни Ликурга в литературе встречаются большие разногласия. Ксенофонт со ссылкой на Плутарха [278] написал: "О законодателе Ликурге решительно ничего нельзя сказать вполне достоверного: об его происхождении, путешествиях, кончине, а в особенности о законодательной и политической деятельности его ходят различные сказания; менее же всего согласны показания о времени, в которое он жил".
Плутарх говорил [282], что "Стихотворец Симонид называет отца Ликурга не Эвномом, но Пританидом", однако большая часть писателей вела родословную Ликурга от царской династии Прокла: по свидетельству древнегреческого историка Диэвхида, Ликург был шестым после Прокла и одиннадцатым после Геракла потомком. Утверждалось, что отец Ликурга, правящий царь Спарты, был ранен в драке поварским ножом и перед смертью успел передать царство старшему своему сыну Полидекту. Но вскоре умер и Полидект, и царство перешло к Ликургу, пока не стало известно, что вдова Полидекта беременна. И Ликург объявил, что царство должно принадлежать младенцу, если он будет мужского пола. Вдова Полидекта готова была извести плод и выйти замуж за Ликурга, чтобы царствовать вместе с ним, но тот воспротивился и создал все условия для того, чтобы она родила. Когда родился мальчик, которого назвали Харилаем, что, по мнению комментаторов Плутарха, могло означать "Радость народа", Ликург, правивший уже восемь месяцев, отказался от царства в его пользу и сделался его опекуном. Ликург был тогда сам ещё очень молод, ибо брат его умер в молодости, однако народ оценил его благородный поступок и стал с уважением к нему относиться, выполняя все его распоряжения.
Ходила молва [282] о том, что Ликург был современником Ифита и вместе с ним установил наблюдаемое в продолжение Олимпийских игр перемирие. В комментарии к сочинению Плутарха [282] говорится, что Ифит установил Олимпийские игры за 884 г. до н.э., однако прошло ещё 108 лет прежде чем Игры стали считать как событие для надёжного летоисчисления, потому первой определили Олимпиаду 776 г. до н.э. Из истории Олимпийских игр известно [214], что установление порядка проведения Игр приписывалось в древности Ифиту (царю Элиды), спартанскому законодателю Ликургу и Клеосфену (ахейцу из Писы), заключившим с одобрения Дельфийского оракула священный союз, о чём в IV в. до н.э. сообщил Аристотель. В качестве доказательства Аристотель приводил диск, находившийся в Олимпийском храме, на котором было написано имя Ликурга [282].
Однако Эратосфен (около 276-194 гг. до н.э.) и Аполлодор (около 143 г. до н.э.), ссылаясь на порядок царей спартанских, полагали, что Ликург "жил гораздо прежде первой олимпиады" [282]. Подобное замечание древних авторов считается достаточно правомочным, поскольку первая Олимпиада была определена лишь в 776 г. до н.э.
В другом месте Плутарх написал следующее [282]: "Но сей законодатель, будучи одиннадцатым после Геракла и царствовав несколько лет в Лакедемоне, имел великую важность и силу и многих друзей".
В комментариях к произведениям Ксенофонта указывается [278], что вероятнее всего Ликург жил в IX в. до н.э., именно во времена около 884 или 828 гг. до н.э. Такого же мнения придерживаются и авторы "Большой Универсальной Энциклопедии" [153], которые считают, что Ликург жил в IX - первой половине VIII в. до н. э.
Недоброжелатели (в основном родственники вдовы Полидекта) обвинили Ликурга в намерении причинить вред младенцу с целью захватить власть, и тогда, чтобы снять с себя подозрение, он отправился путешествовать, прежде всего посетив остров Крит, где ему впервые пришла мысль дать Спарте разумное государственное устройство [78,282]. С этой целью Ликург отправил на родину певца Фалеса (не путать с мудрецом Фалесом, который жил спустя 200 лет, после Ликурга), чтобы тот сначала музыкой и пением прекратил мятежи и раздоры. Как писал Плутарх [282], "Пения его заключали в себе наставления, побуждающие к повиновению и единодушию; сладкогласие и размеры его стихов были исполнены важности и силы, укрощающей страсти; нечувствительно смягчали нравы слушателей, вдыхали в них любовь к добродетели и заставляли забыть водворившиеся тогда между ними раздоры и ненависть. Таким образом, стихотворец этот проложил отчасти Ликургу путь к исправлению граждан".
Изумительно сказано о влиянии поэзии на сознание людей и о её роли в социальном развитии общества!!! - Лучше не придумаешь. Важно отметить, что такое важное значение поэзия играла уже в глубокой древности, как минимум за 800 лет до наступления н.э., и именно этой её потенциальной способностью воспользовался Ликург для перевоспитания спартанцев, распустившихся в результате послабления царской власти [282]; их распущенность явилась причиной гибели отца Ликурга.
Затем Ликург удалился в малоазийскую Ионию, где достал полный список поэм Гомера, до тех пор мало известных в Греции [78]. По мнению Плутарха [282], "Там, по-видимому, нашёл он стихотворения Гомера, сохраняемые потомками Креофила... Ликург собрал и списал их для переселения в Грецию". Таким образом, Плутарх чётко отметил, что Ликург "нашёл... стихотворения Гомера, сохраняемые потомками Креофила". Следовательно, посетил Ликург Ионию уже после смерти Креофила, у которого когда-то гостил Гомер. По свидетельству Плутарха [282], Ликург собрал их и переписал разрозненные стихи Гомера, чтобы распространить их в Спарте, поскольку греки имели лишь "некоторое тёмное понятие о этих стихотворениях; были у немногих одни только отрывки, ибо стихи эти переходили из рук в руки по частям и без всякой связи. Ликург первый сделал их известными в целости". А несколько позднее Солон (VI в. до н.э.) [219] внёс изменения в "Илиаду" относительно участия афинян в Троянской войне.
Египтяне уверяли, как писал Плутарх [282], что Ликург бывал у них, а греческий историк Аристократ говорил даже, что "Ликург был в Ливии и в Иберии и... доходил до Индии, где беседовал с гимнософистами". На сегодняшний день считается [79,125,261], что мудрость Древнего Египта и Ближнего Востока постигали Ликург, Солон, философ Фалес, Ферекид Сиросский, Пифагор и Платон. Был ли Ликург знаком с индийской философией, сказать определённо нельзя, но не будем забывать, что своего новорожденного племянника он сам же назвал Харилаем, в то время как значение слова "Хари" (Hari) для индусов означало "убирать", "устранять" [155] (именно рождение Харилая позволило Ликургу освободиться от царских обязанностей). Если продолжить анализ в этом направлении дальше, то окажется, что древнеегипетское имя Великого бога Гора, мстителя за своего отца Осириса и избавителя египтян от злобного Сета, было Хара, эпитет дравидийского Шивы был также Хара ("Уносящий"), индусского Кришны - Хари (буквально "Рыжевато-коричневый", но толковался как "Избавитель"), а скандинавского Одина - Хар (трактуется как "Высокий") [27,30,151]. Нельзя исключить, что Ликург был знаком со смысловым значением корня слов Хара, Хари, Хар и своё путешествие на Крит, в Малую Азию и Египет он предпринял не случайно, а для постижения первознаний. С другой стороны, Геродот, в отличие от Плутарха, называл племянника Ликурга не Харилаем, а Леоботом, ставшим царём Спарты под опекой Ликурга [204] - так низводятся на нет все рассуждения относительно древних обычаев. "Лео" переводится как "лев", изображение которого на Ближнем Востоке символизировало Солнце [9]. Племянник же Ликурга был настолько добр, как писал Плутарх [282], что и против злых он не мог быть жестоким, поэтому имя "Леобот" больше подходит к самому Ликургу, который, по свидетельству Геродота [204], "изменил все законы и строго следил, чтобы их не преступали". Таким образом, имя "Леобот" можно дать всему периоду правления Харилая-Ликурга, тем более, что культ Ликурга в Спарте был равносилен богу света [27], принёсшему в этот мир справедливость и гармонию [245].
Возвращение Ликурга в Спарту Плутарх [282] объяснял тем, что лакедемоняне, недовольные правлением своих царей, сами желали его возвращения и неоднократно посылали к нему гонцов с просьбой взять власть в свои руки.
Ко времени возвращения Ликурга на родину [78] там давно уже не было порядка, и он решил исправить положение принятием целого комплекса законов, чтобы установить эвномию - благозаконие, т.е. такое устройство, при котором граждане повинуются законам и в обществе царят стабильность и порядок. Перед тем, как приступить к нововведениям, Ликург посетил храм Аполлона в Дельфах и получил одобрение божества в форме ретр (изречений оракула). В Дельфах Пифия, по свидетельству Геродота [204], сравнила Ликурга с богом, способным изменить все законы Спарты и потому достойного почитания в качестве бессмертного. После таких предсказаний Ликургу уже пришлось [78] приводить в порядок народ жестокий и возмутительный, поэтому одной из его первых реформ была организация управления спартанской общины.
По мнению Плутарха [282], "Из числа новых перемен, введённых Ликургом, первая и главнейшая есть учреждение геронтов" - Совет старейшин, или Герусия. История создание Советов старейшин тянется ещё с атлантической эпохи [77]: атланты обладали отличной памятью и считали, что больше всего знают те, кто дольше всех жил и видел. У людей современного типа возможности памяти резко снизились, и она перестала служить кладезем знаний. Потому значение ликургова нововведения Платон, по свидетельству Плутарха [282], оценил иначе: "Это самое учреждение, по словам Платона, умеряя излишество власти царей и сделавшись ей равносильным, было виной спасения и успокоения государства, которое, находясь всегда в волнении, склонялось то на сторону царей, делая власть их насильственной, то на сторону народа и народоправления. Власть геронтов, будучи поставлена в середине и, подобно некой тяжести, содержа обе стороны в равновесии, сохраняла порядок в безопасном и незыблемом состоянии. Геронты присоединялись к стороне царей сколько нужно было, дабы противиться восстающей демократии, и подкрепляли народ, дабы правление не сделалось тираническим".
В герусию входило 28 геронтов не моложе 60 лет, избиравшихся апеллой, т.е. Народным собранием [78]. Членами герусии были и 2 царя, одной из главных обязанностей которых было командование армией во время войны, т.е. всего в герусию входило 30 человек. Вместо умершего геронта апелла выбирала достойнейшего из числа самых заслуженных граждан.
Избранием в геронты, по свидетельству Плутарха [282], почиталось наравне с величайшим подвигом и высшей степенью славы. Чтобы попасть в геронты, "Надлежало показать себя ...добродетельнейшим и благоразумнейшим из добродетельных и благоразумных граждан и в награду за добродетель целой жизни приобрести, так сказать, всю силу республики, власть над жизнью и честью - одним словом, над тем, что всего в свете выше и дороже".
Оценку ликурговых преобразований дал Плутарх со ссылкой на Платона [282]: "Хотя Ликург таким образом составил правление, однако после него олигархия казалась ещё весьма неумеренной, неограниченной и необузданной, и потому, говорит Платон, наложили на неё, как узду, власть эфоров".
Предполагают [27], что сам Эфорат возник в Спарте в VII в. до н.э. как высший контролирующий орган из высших должностных лиц. Эфоры избирались ежегодно в количестве 5 человек на собрании полноправных граждан. Но учреждение эфората, как коллегии высших должностных лиц, относят ещё к середине VIII в. до н.э. Сначала эфоры должны были наблюдать за сборами продукции, произведенной рабами-илотами, но постепенно забрали всю реальную власть в свои руки [153] и приобрели решающее значение в Спарте [27], превратившись в VII в. до н.э. в полноправный орган власти - Эфорат.
Такая эволюция эфората привела к тому, что в литературе до сих пор идут споры относительного того, кем же были созданы эфоры. Одни считают [78], что создание коллегии 5 эфоров тоже принадлежит Ликургу, и их власть была настолько велика, что им разрешалось надзирать за царями и всеми должностными лицами. В комментариях к сочинениям Плутарха говорится [282], что ещё Геродот и Ксенофонт уверяли, будто должности эфоров были установлены самим Ликургом; но Аристотель и другие авторы полагали, что они были установлены всё же позже, поскольку вряд ли Ликург, поддерживавший аристократию, мог учредить этот род трибунов, которые возвысились над народом и царями. Потому предполагают [78], что эфоры могли быть сперва советниками царей, которые во время своего отсутствия препоручали им верховную власть. Они избираемы были народом, но не из народа. Их было пятеро, как правителей в Карфагене. Власть их продолжалась не долее одного года. Хотя поначалу она была малозначимой, однако со временем сделалась неограниченной. Они первенствовали в народных собраниях, собирали голоса, объявляли войну, заключали мир, вступали в переговоры с иностранными государствами, определяли, какие силы надлежало собирать и т.д.
Эфоры созывали герусию и апеллу, председательствовали в них, заведовали государственной казной, объявляли набор войска, назначали и сменяли военачальников, руководили судопроизводством, ведали внешнеполитической связью с другими государствами [27]. Эфоры осуществляли контроль над всей государственной и общественной жизнью в Спарте, наблюдали за действиями должностных лиц (в том числе царей), за поведением граждан, за жизнью зависимого населения периэков и илотов, выражая интересы аристократического меньшинства. Эфоры были оплотом существовавшего в Спарте олигархического режима. В результате, по примеру Спарты, эфораты появились в ряде других греческих полисов.
Аристотель отмечал следующие особенности эфоров [282]:
1. Власть выше царской;
2. Избирание от народа;
3. Обладание правом судить не по письменным законам;
4. Позволение жить как хочется, в том числе в роскоши и великолепии.
Чтобы решить спор, кем и когда были созданы эфоры, надо сперва ответить на один простой, но очень важный вопрос: А кем был сам Ликург при действующих царях Спарты после его возвращения на родину? - Ответ напрашивается простой: скорее всего главой эфоров или его прототипом. В противном случае, никаких бы преобразований он осуществить не смог бы. Геродот же определённо говорил [204], что именно "Ликург учредил должность эфоров и основал совет старейшин [геронтов]".
Первые постановления Ликурга не все приняли одинаково [282]. Некоторые были ими недовольны, и даже имелось указание о нападении на Ликурга, в результате которого он якобы потерял один глаз. Но Ликург не наказал обидчика, а забрал его себе на перевоспитание, в результате чего тот служил ему преданно и верно всю оставшуюся жизнь. Имел ли Ликург дополнительных телохранителей, осталось неизвестным. Плутарх отмечал, что спартанцы стремились попасть в отряд телохранителей, которых насчитывалось около трёхсот при царе.
По мнению Плутарха [282], самым отважным постановлением Ликурга было "разделение земель. Неравенство состояний было чрезвычайное. Город наполнен был людьми недостаточными, не имевшими никакой собственности, между тем, как всё богатство стекалось к немногим гражданам. Ликург... склонил сограждан учинить свои земли общими, снова разделить их и жить в равенстве состояний между собой, отдавая преимущество лишь добродетелям".
Полагая, что главным источником раздоров в обществе являются богатство и бедность, Ликург распределил землю поровну между семьями спартанцев, которые пользовались всеми правами гражданства в своём городе-полисе [278]. Чтобы владеть земельным участком, спартанец должен был выполнить 2 требования, как писал Ксенофонт: в точности следовать всем правилам дисциплины и предоставлять определённую часть дохода для сиссития - общественной трапезы: ячменную муку, вино, сыр и т.д. Дичь добывали охотой в государственных лесах; сверх того каждый, кто приносил жертву богам присылал в сисситий часть туши жертвенного животного. На общественных трапезах никто не пользовался никакими преимуществами и привилегиями: все ели одну пищу и выделяться среди прочих одеждой или украшениями считалось постыдным. Главным блюдом на общественных трапезах была [153] похлебка из свинины с чечевицей, уксусом и солью, отвратительная на вкус, хотя и питательная. Гражданам запрещалось [282] "есть дома, возлежа на великолепных постелях, за роскошными столами и, подобно обжорливым животным, жиреть во мраке, из рук поваров и продавцов сластей", губя вместе с нравами своё здоровье и испытывая постоянную нужду во врачевании тела. Плутарх пояснял [282]: "К каждому столу собирались пятнадцать человек, несколько больше или меньше. Каждый доставлял ежемесячно один медимн муки [т.е. 39,17 кг [27]], пять фунтов сыру, два с половиной фунта смоквы и весьма немного денег для покупки мяса... Позволено было ужинать дома тому, кто приносил жертву или возвращался поздно с охоты; впрочем другим надлежало быть при его ужине".
Это правило Ликурга распространялось на всех. Рассказывали [282], что "Царь Агис, возвратившись из похода по одержании победы над афинянами, желая ужинать у своей супруги, послал просить свою часть от общественного стола; полемархи ему отказали. Агис, будучи этим раздражён, не принёс на другой день обыкновенной благодарственной жертвы. За это они наложили на него пеню", т.е. штраф. В пояснении к этому сюжету говорится, что цари получали с общественного стола две части для того, как объяснял Ксенофонт, чтобы они могли дарить одну тому, кого сочтут достойным подарка. Полимархами назывались военачальники, которые во время войны командовали полком (морой) под начальством царей, а в мирное время наблюдали за порядком в городе и надзирали за общественным питанием.
Важным является замечание Плутарха относительно количества земельных участков, переданных гражданам Спарты - это число соответствовало реальному числу граждан Спарты во времена Ликурга [282]: "Одну часть лаконской земли разделил между окрестными жителями на тридцать тысяч долей; другую, принадлежавшую городу, на десять тысяч, ибо такое число было в Спарте граждан", т.е. всего 40 тыс.; некоторые, правда, с этим числом не соглашались и значительно его уменьшали, что, на мой взгляд, очень сомнительно, так как спартанцам надо было держать в подчинении большую "армию" илотов и вести при этом внешние войны. "Каждый участок земли мог приносить семьдесят медимнов ячменю мужчине, двенадцать - женщине и соразмерную сему часть жидких продуктов" (к жидким продуктам относились масло и вино).
По законам, приписываемым Ликургу [278], спартанские граждане, будучи освобождёнными от материальной зависимости, должны были всецело посвящать себя служению отечеству. В них развивалась в высокой степени военная доблесть, благодаря которой они покорили всю Лаконику, затем завоевали Мессению. С исторических позиций принято считать [27], что Спарта воевала с Мессенией на протяжении целого века [27] - со 2-ой половина VIII в. до 2-й половины VII в. до н.э. Плутарх же полагал [282], "что спартанцы сделались ...[наиболее] свирепыми [к илотам] после великого землетрясения, во время которого илоты напали на них с мессенцами; разоряли область и довели город до величайшей опасности". В комментариях к этой фразе Плутарха говорится, что землетрясение это случилось в 77 олимпиаду, в царствование Архидама, за 469 лет до н.э.; во время этого землетрясения погибло около 20 тыс. спартанцев, а выжившие не захотели простить мессенцев и илотов, создав для них самые суровые условия существования с эпизодами криптий, во время которых физически вырезали наиболее сильных и смелых илотов. Историки [27] наказание мессенцев Спартой после землетрясения назвали Третьей Мессенской войной (464-458/455 гг. до н.э.), которая, по их мнению, была вызвана крупнейшим в древности восстанием илотов. Можно допустить, что мессенцы и илоты могли воспользоваться ослаблением Спарты в результате свершившегося землетрясения, чтобы освободиться от её власти, но им это не удалось.
[398x422]
Рис. Спартанские воины [153]: гоплит носил на голове шлем с гребнем и забралом. Бронзовый панцирь скреплялся из двух половин, защищавших грудь и спину. Снизу пристегивался кожаный передник с нашитыми металлическими полосами. Щит имел две ручки. Доспехи красились в красный цвет, чтобы кровь не была видна. Все спартанцы обязательно обучались военному делу. И главным для них была борьба не с внешними врагами, а с покоренным ионийским населением Лаконии.

Перед сражением цари всегда приносили жертву Музам, помнящим всё [282], дабы воины готовили себя к подвигам при всех опасностях и боялись позора. "Когда полки стояли в боевом порядке в виду неприятеля, тогда царь приносил в жертву козу и в то же время повелевал воинам надевать на голову венки, сплетённые из цветов, а свирельщикам играть... Сам одновременно начинал петь походный пеан... Воины шли [в бой] без душевного смущения, при звуке свирелей, не расстраивая рядов. Они кротко и с весёлыми лицами приближались к опасностям с пением". По мнению Плутарха, "Люди с такими расположениями долженствовали быть свободными от страха и излишнего гнева. Мужество, питаемое надеждой и смелостью, сопутствовало им, подобно некоему божеству... Победивши и обративши в бегство врагов, преследовали их столько, сколько нужно было для утверждения за собой победы; потом отступали, думая, что ни славно, ни достойно греческого народа поражать и убивать людей, уступающих и бегущих".
Плутарх, ссылаясь на софиста Гиппия уверял [282] (с.98), "что Ликург был человек самый воинственный и весьма опытный полководец". Такого же мнения придерживался и Ксенофонт, как указывается в комментариях, который говорил, что Ликург усовершенствовал воинское искусство спартанцев. А греческий историк Филостефан приписывал Ликургу, по словам Плутарха, разделение конницы на уламы. Улам, по его мнению, состоял из пятидесяти конных воинов, выстроенных четырёхугольником. Другие же уверяли, что Ликург не вёл никаких войн и его правление было самым мирным временем в Спарте; воинственность спартанцев проявлялась до и после Ликурга, при этом спартанцы не всегда побеждали.
В этом споре можно было бы сослаться на принцип и заявить, что Ликург, будучи посвящённый в эзотерические тайны древних, как и Нума Помпилий, не мог быть ни агрессивным, ни воинствующим, а его царское происхождение и полученное им образование вполне позволяли ему хорошо разбираться в военном деле. Геродот писал [204], что Ликург "издал указы о разделении войска на эномотии, установил триакады и сисситии", что Г.А. Стратановский трактовал как разделение войска на подразделения из 25-36 человек, связанных одной клятвой (эномотия), или строго на отряды из 30 человек (триакада), а сисситии, как говорилось выше, соответствовали совместным трапезам у спартанцев. Однако история Спарты у Геродота [204] описана не совсем ясно: можно думать, что мир, плодородные земли и многочисленное население страны позволило лакедемонянам в скором времени достичь процветания и изобилия. Однако после Ликурга [204] "они уже больше не довольствовались миром" и "при царях Леонте и Гегесикле лакедемоняне побеждали во всех других войнах, но только в одной войне с тегейцами терпели поражение", которых им всё же удалось покорить во времена правления царей Анаксандрида и Аристона, т.е. во 2-ой половине VI в. до н.э. Спарта покорила Тегею - город в юго-восточной Аркадии [27]. Ликургова ретра (словесное постановление) [282] "запрещала часто воевать с одними и теми же неприятелями, дабы они, приучаясь часто обороняться, не сделались от того воинственными", и спартанцы длительное время следовали этому завету.
Последнее слово о том, воевала ли Спарта во времена Ликурга или нет, должны сказать историки. Этот вопрос настолько сложен, что сейчас до сих пор, например, спорят, является ли русский народ воинствующим или нет, если он не вёл агрессивных войн, но постоянно участвовал в оборонительных сражениях или в войнах по призыву о помощи со стороны других государств. Заключительные слова Плутарх вселяют надежду на то, что ликурговы времена были всё-таки мирными [282]: "... Ликург не для того сделал спартанцев воинственными, чтобы они обижали других, но чтобы их не обижали".
Воспитание детей считалось в Спарте одной из главных обязанностей гражданина [78]. Спартанец, у которого было трое сыновей, освобождался от несения сторожевой службы, а отец пятерых - от всех обязанностей. Ликург считал правильное воспитание самым действенным средством установления порядка в обществе, поэтому дети в Спарте принадлежали государству, а не родителям.
Как писал Плутарх [282], "Родители не имели власти воспитывать детей своих. Отец приносил младенца вскоре по рождении на место, именуемое "лесха", где сидели всех колен старейшины, которые его тут осматривали. Если находили его крепким и здоровым, то приказывали кормить и уделяли ему одну из десяти тысяч частей земли. Если же он был слаб и безобразен, то отсылали его в так называемые Апофеты, место, исполненное пропастей, близ Таигета. Они думали, что родившийся слабым и нездоровым не может быть полезным ни себе, ни обществу. По этой причине женщины омывали новорожденного в вине, а не в воде, некоторым образом испытывая этим его сложение. Говорят, что дети слабые и подверженные падучим болезням от цельного вина ещё больше слабеют и погибают; напротив того, крепкие и здоровые получают от сего более твёрдости и сложение их укрепляется. Кормилицы употребляли великое старание и искусство на то, чтобы воспитывать детей не пеленавши, дабы их члены и их вид сделать свободными. Приучали их также не бояться темноты или уединения, не иметь никакого своенравия и не быть плаксивыми... Ликург препоручал детей спартанцев наставникам не наёмным и не купленным [т.е. не рабам, а свободным]. Никому не позволялось по собственному желанию воспитывать сына своего".
Детей приручали к взрослой жизни, позволяя им приходить к общественным столам, как бы, со слов Плутарха [282], "в школу мудрости и воздержания. Они слушали там разговоры о правлении, видели свободных наставников [в то время как у других греков, по замечанию комментаторов, наставниками были рабы], научались шутить, осмеивать без грубости и не сердиться за шутки. Сносить равнодушно насмешки почиталось свойством, достойным лакедемонянина; когда же осмеиваемый не мог снести насмешек, то просил перестать, и насмехавшийся тотчас переставал".
С 7 лет мальчиков забирали в специальные отряды (агелы), где за ними надзирали не только взрослые сограждане, но и специально приставленные цензоры [78]. Детей приучали к неприхотливости, стойкости и беспрекословному подчинению; их учили читать, писать и подолгу молчать. [Пифагор тоже учил своих учеников прежде всего умению долго молчать!]. Говорить спартанские дети должны были кратко, выражая саму суть дела; отсюда произошло выражение "говорить лаконично", т.е. как жители Лаконии. Гимнастические и спортивные упражнения должны были развивать у них ловкость и силу; охота вырабатывала терпение к тяжким испытаниям. Кормили детей очень скудно, поэтому недостаток в пище они восполняли не только охотой, но и кражей. Кто попадался, того били нещадно - не за воровство, а за неловкость.
Приручая детей к молчанию, Ликург добивался от них [282] умения выражать суть, отвечать остро и разумно. Плутарх же сделал необычный для нас вывод: "Как развращённые и невоздержанные люди не способны к браку и бесплодны, так речи необузданного языка пусты и безрассудны". Сам Ликург, по мнению Плутарх, тоже был остр и краток в речах. Однажды царя Харилая спросили, от "чего Ликург постановил столь мало законов. "Употребляющие мало слов не имеют нужды во многих законах", - сказал Харилай". Некий Архидамид однажды изрёк: "Кто умеет говорить, тот знает и время, в которое должно говорить". Того же Архидамида однажды спросили [282]: "Сколько всего лакедемонян?" "Столько, - отвечал он, - что мы можем отражать злых".
Таким образом, спартанское воспитание (агогэ) начиналось с момента рождения [153]. Слабых и больных младенцев умерщвляли. До семи лет дети жили дома, а затем мальчики должны были находиться со сверстниками в казармах. Здесь они ели впроголодь и ходили весь год в одном плаще. Но учили их не только чтению и письму, но и игре на музыкальных инструментах. Сохранился популярный рассказ о маленьком спартанце: дети забавлялись с лисицей, но при приближении учителя один мальчик спрятал лисенка в складках одежды, и лисенок изгрыз ребенку живот, но мальчик стойко выслушал все наставления учителя. В итоге [282], этот мальчик умер.
Как уверял Плутарх [282], "превосходивший других умом и оказавший более мужества в битвах был избираем в начальника агелы. Все изъявляли ему почтение, слушались его, принимали с терпением его наказания, так что лакедемонское воспитание состояло в том, чтобы научаться повиновению. Старцы смотрели на игры детей; часто возжигали нарочно между ними ссоры и раздоры, дабы тем самым узнать каждого свойство и видеть, имеет ли он столько духа, чтобы мог противостоять неприятелям и не избегать опасностей в битвах.
Наукам учились они столько, сколько им было нужно. Всё их учение клонилось к тому, чтобы быть послушными, сносить труды, побеждать в сражениях. По мере возраста образ учения их становился суровее; волосы у них стригли до самой кожи, приучали ходить без обуви, заставляли играть нагих. На тринадцатом году снимали с них хитон [короткая рубашка, которую носили на голое тело] и давали им один плащ на целый год. Они были нечисты, не пользовались банями, не мазались маслом; только немного раз в году позволяли им это удовольствие. Они ложились все, разделяясь на илы и агелы, на циновках, сделанных их собственными руками из тростника, растущего на Эвроте. Они должны были ломать его без ножа. Зимой подстилали под себя так называемые ликофоны [т.е. волчец*] и смешивали с тростником. Они думали, что это растение содержит в себе некоторое тепло".
*Все растения семейства волчниковых [146] представляют собой небольшой маловетвистый кустарник, у которого лепестки цветков срастаются у основания, образуя трубочку, подобно цветкам сирени. Не исключено, что волчец мог действительно давать тепло даже при простом перемешивании с соломой, которая легко слёживается.
Плутарх писал [282], что "Старейшие присматривали за ... поступками [детей]...: часто ходили в гимнасий (место, где упражнялись борьбе); надзирали за упражнениями; слушали, как они друг друга язвили острыми словами, ... почитая обязанностью быть отцами, наставниками, начальниками всех и каждого. Таким образом, дети никогда и нигде не оставались одни, без такого человека, который мог бы исправить и наказать преступившего свою должность. Приставляли к ним ещё особливого начальника, называвшегося педоном, из числа добродетельнейших мужей".
В 20 лет начиналась военная служба, а заканчивалась она в 60-ти летнем возрасте [153]. Потому на олимпийских играх спартанцы присутствовали только в качестве зрителей: спорт не должен был отвлекать их от войны.
"Во всякой агеле, - как писал Плутарх [282],- избирали сами мужественнейшего и благоразумнейшего из иренов; этим именем называют спартанцы тех, кому минуло два года по выходе из отрочества; меллиренами же - "будущими иренами" - называли старшими среди отроков. Ирен этот в двадцать лет начальствует в битвах своею дружиной; дома же употребляет он своих подчинённых как служителей - для изготовления ужина, старшим приказывает носить дрова, а младшим зелень. Одни уносят всё это тайно из садов, другие от стола мужей, к которым подкрадываются с великой хитростью и осторожностью. Кто из них бывал пойман, того больно секли бичом за то, что крал неискусно и непроворно. Также уносили они всякие другие кушанья и научались искусно нападать на спящих или нерадиво стерегущих. Пойманных наказывали побоями и лишали стола. Ужин их был всегда недостаточен для того, чтобы они сами находили способы удовлетворять своим нуждам и таким образом привыкали к смелости и проворству. Вот главная причина, для которой давали им мало пищи! Другая причина та, чтобы они лучше росли. Жизненные духи, не будучи удерживаемы и отвлекаемы множеством пищи, которая своей тяжестью давит их вниз или заставляет идти в ширину, стремятся вверх своею лёгкостью, отчего тело поднимается свободно, беспрепятственно и растёт в длину". В комментариях говорится, что по преданию, каждые десять дней эфоры заставляли юношей раздеваться донага и проверяли объём их талии; недостаточно худощавых ожидало наказание. Философия спартанцев, по мнению Плутарха, была достаточно простой: худоба "способствует красоте тела, ибо тела тонкие и сухие удобнее уступают действию природы, нежели тучные и жирные, которые ей сопротивляются своей тяжестью. Так дети, рождённые от матерей, очищенных во время беременности слабительными, бывают худы, однако красивы и приятны, ибо на лёгкое вещество сильнее действует образующая сила".
Ликург всегда хотел, чтобы его граждане были красивее и сильнее всех остальных греков [282], и это стремление к природной красоте закреплялось ещё жречеством, которое, по утверждению И. Флавия [125] не брало к себе в ученики того, кто имел какое-либо уродство или аномалию в развитии. Особо провинившихся, непригодных к дисциплине, спартанцы наказывали нещадно. Плутарх [282] видел "много в Спарте детей, умирающих под ударами [плетей] на жертвеннике Артемиды, прозванной Орфией".
В обычных же условиях [282], "После ужина ирен, лёжа, одному из детей позволяет спеть песню; другому предлагает вопрос, требующий рассудительного ответа... Таким образом заранее учатся они судить о добродетелях и узнавать граждан. Если отрок при вопросе, кто, по его мнению, лучший гражданин, кто худший, медлил отвечать, то это почитали знаком души ленивой и к добродетели несклонной". Надлежало в ответе выражаться кратко и ясно. "У отвечавшего неправильно ирен кусал в наказание большой палец руки. Нередко в присутствии старейшин и правителей ирен наказывал отроков, дабы показать, справедливо ли и так ли, как должно, он их наказывает. Ему не препятствовали наказывать. Но коль скоро дети уходили, то подвергали его самого наказанию, если обнаруживали, что он наказывал слишком строго или слишком слабо".
По свидетельству Плутарха [282], искусство сочинять стихи и песни были столь же важны при воспитании спартанца, как сила и чистота его речей. "Их песни исполнены были огня, воспламеняющего душу, приводящего в восторг и устремляющего к великим подвигам. Слог их был прост, силён, приличен важным и наставительным предметам. Вообще песни эти содержали похвалу умершим в боях за Спарту, которых почитали блаженными, или порицания робким, как провождающим жизнь злополучную и горестную. Некоторые содержали обещание и удостоверение в доблести, так как было прилично каждому возрасту".
Античные историки утверждали [78], что девушки и женщины выполняли те же самые упражнения, что и мужчины, и делались через это крепкими и выносливыми, рожали здоровое потомство. А Плутарх предупреждал [282], что не стоит верить Аристотелю, который писал, что мужчины, по причине частых походов, вынуждены были давать женщинам "полную волю, оказывать более уважения, нежели сколько должно, и называть их государынями. Вопреки этому Ликург имел и о них надлежащее попечение. Тела девиц укреплял он беганьем, борьбой, метанием диска и копий, дабы зарождающийся в них плод, будучи при самом начале крепким в теле крепком и здоровым, возрастал с большею силой и дабы они, по причине телесной твёрдости, легче и безопаснее рожали. Он изгнал женскую изнеженность и утончённость в образе жизни и приучал девиц, по примеру отроков, быть нагими в известных торжественных ходах, также на некоторых празднествах, в том виде плясать и петь песни в присутствии юношей... Нагота девиц не имела в себе ничего неблагопристойного; стыдливость сопровождала их всюду; невоздержание в Спарте было неизвестно". Ливий говорил, что в статуях мужчины изображались нагими для целомудрия женщин, т.е. естественность не должна была становиться поводом к распущенности. По мнению Плутарха, "Нагота эта приучала их к простоте, рождала в них желание соделать своё тело гибким и крепким и позволяло слабейшему полу участвовать в мужестве и величии духа, ибо женщины не менее мужчин способны к приобретению доблести и славы". Равенство с мужчинами рождало в женщинах гордость. Плутарх привел случай, когда одна иностранка сказала жене Леонида: "Вы, лакедемонянки, одни повелеваете мужьями". - "Ибо мы одни рождаем мужей", - отвечала она. Платон считал, как писал Плутарх, что "Шествие дев, нагота, борьба в присутствии юношей, привлекаемых... необходимостью эротической, а не геометрической - всё это было побуждением к браку. Сверх того Ликург подверг неженатых известному поношению. Им было запрещено быть зрителями при гимнопедиях (борьба между нагими девицами). В холодное время правители заставляли их ходить нагими вокруг площади. Они ходили и пели сочинённые для этого случая песни, в которых изъясняли, что достойно наказываются за неисполнение законов". Комментаторы сочинений Плутарха считают странным, что такие нравоучительные философы, как Платон и Плутарх, хвалили эти ликурговы постановления, которые Еврипид, напротив, порицал, представляя спартанок не слишком целомудренными.
В древнем мире, в отличие от нашего, понятие "целомудрие" имело иное значение - все жили согласно своим духовным и физиологическим потребностям, порицалось лишь излишество. Разве можно назвать собак и кошек распущенными за то, что они готовы рожать каждые полгода? - Мне думается, что нет. А рождение детей было святой обязанностью для древнего человека, в отличие от современных людей, которые уже давно считают удовлетворение похоти важнее приплода.
Для древних греков [282] брак служил, прежде всего, рождению детей. "Воспитание девиц продолжалось до того времени, в которое их выдавали замуж. Ликург повелел выдавать их в цветущих и пылких летах, дабы связь эта, сделанная по требованию природы, положила начало взаимной привязанности и дружбе, а не страху или ненависти, как то бывает, коль скоро принуждают природу", выдавая девушку замуж ещё неготовую к браку, как, например, у римлян - в двенадцатилетнем возрасте. Ликург считал, что женщины более старшего возраста легче переносят беременность и роды, ибо рождение детей являлось единственной целью брака.
Для брака [282] "Лакедемоняне похищали невест для себя не малолетних и не зрелых, но бывших в полном и совершенном возрасте. Невесту принимала так называемая подружка, или приставленная к браку женщина, которая стригла у ней коротко волосы, одевала и обувала по-мужскому и клала одну в тёмном месте на соломенник. Новобрачный, не будучи ни пьяным, ни расслабленным негой, но, по обыкновению, трезв, как человек, ужинавший за общественным столом, пришедши к ней, развязывал пояс и переносил её на постель. Пробыв с нею немного времени, скромно возвращался к молодым людям, дабы провести с ними ночь по-прежнему. Таким образом, он проводил обыкновенно дни и ночи со своими товарищами, а к жене ходил с великой осторожностью и стыдливостью, опасаясь, дабы кто-нибудь это не приметил. Новобрачная с своей стороны ухищрялась и выдумывала всякие средства иметь тайно свидание с мужем. Это продолжалось немалое время. Случалось, что некоторые приживали детей, не видавши ни однажды днём жён своих. Такие свидания не только приучали их к воздержанию и целомудрию, но способствовали плодородию и сохраняли всегда новую и живую страсть, ибо они никогда не пресыщались и не утомлялись невоздержанным и беспрестанным между собой сообщением, а, расставаясь, всегда питали пылающий огонь взаимной любви и вожделения".
Введя такую форму брака Ликург старался изжить всякую ревность [282]. "Ежели старику, у которого была молодая жена, нравился храбрый, прекрасный юноша, то он мог его ввести к ней в опочивальню и признать своим младенца, от такого сообщения рождённого. С другой стороны, человек благородный, полюбив чужую жену, целомудренную и рождающую прекрасных детей, мог убедить её мужа уступить ему права свои на получение от неё... детей здоровых и добрых, которые были бы единокровны с другими столь же хорошими и здоровыми детьми. Ликург думал, что дети принадлежат обществу, а не родителям. По этой причине он желал, чтобы его граждане происходили от лучших, а не от каких-либо случайных людей... Эти введённые Ликургом обычаи" были настолько согласны с природой и гражданами Спарты, что по всей Греции пошёл слух, "что прелюбодейство было у них неслыханное дело". Всем известен был случай, как некий чужестранец спросил у одного старого спартанца: "Какому наказанию подвержены в Спарте прелюбодеи?" - "У нас их нет!" - ответил старец.
Переодевание новобрачной в мужскую одежду наводит на мысль о гомосексуальной склонности спартанских мужчин. На эту тему Плутарх писал достаточно мягко [282]: "Любители отроков участвовали в славе или в бесчестии того, кого они любили. Когда во время борьбы один отрок издал крик, означавший робость, правители наложили пеню на его любителя. Эта любовь между ними была в таком уважении, что добродетельные женщины любили девиц. Она не рождала ревности; напротив того, любовь к одной и той же особе была началом дружбы между соперниками, которые, объединившись, старались сделать любимый объект лучше и добродетельнее".
В зрелом возрасте спартанцы продолжали жить, подчиняясь общим правилам [78]. Ликург предписал им и уклад домашней жизни [78,282]: все спартанцы, от простого гражданина до царя, должны были жить в совершенно одинаковых условиях, достаточно простых и удобных. Специальным предписанием указывалось, какие следует строить дома, какую одежду можно носить, какую иметь мебель в доме. Даже еда у всех должна была быть одинаковой.
О том, что спартанцы особо уважали стариков, ходили даже легенды. Цицерон по этому поводу писал в своём трактате "О старости" [278]: "Спартанец Лисандр говорил, что Спарта - самое почётное место жительства старости: нигде не придают такого значения возрасту, нигде старость не пользуется большим почётом. Мало того, в истории есть такой факт: в Афинах во время праздника в театр вошёл один старик. Хотя много народа сидело там, но его сограждане нигде не дали ему места. Когда же он подошёл к спартанцам, которые, как послы, сидели на определенном месте, то они все, говорят, встали и дали старику место для сидения. Когда все сидевшие в театре стали им рукоплескать, то один спартанец сказал: афиняне знают, что правильно, но делать этого не хотят". А Плутарх рассказал [282], что некий спартанец, увидев "людей в носилках, сказал: "Да не попустят боги сидеть мне на таком месте, с которого нельзя встать перед старшим!"
Чтобы добиться согласия и мира, Ликург решил навсегда изгнать из Спарты страсть к роскоши и богатству и запретил употреблять золотые и серебряные монеты, которыми пользовались во всей Греции, и вместо них ввел железные деньги в виде оболов - длинных прутьев. На них можно было купить только то, что производилось в самой Спарте; расплачиваться такими деньгами было неудобно, т.к. они были настолько тяжёлыми, что даже небольшую сумму надо было перевозить на повозке. Таким образом, в Спарте постепенно разлюбили богатство, т.к. пользоваться им стало невозможно: граждане стали меньше думать о добре собственном, а больше государственном. Бедность перестала соседствовать с богатством, сократилось число случаев зависти, соперничества и других корыстолюбивых страстей.
Изменился и промысел ремесленников [282]: они начали делать предметы не роскошные, а нужные. Чтобы железные деньги не стали предметом добычи самого железа, говорили [282], что "Ликург велел закалять железо, омокая его в уксусе, чем делал негодным к работе и отнимал у него силу". Такие железные деньги стали никому не нужны в Греции, и торговля Спарты с другими полисами сошла на нет: спартанцы учились обеспечивать себя сами и делать свой промысел сугубо практичным. Из всей Греции "в одной лишь Спарте Плутос (бог богатства) был, как говорят, слеп, ибо" бездействовал, не поднимаясь со своего ложа, "подобно неподвижному и бездушному изображению".
"Воспитание лакедемонян, - по свидетельству Плутарха [282], - продолжалось до взрослых лет. Никому не позволялось жить так, как хотелось. Находясь в городе, как бы среди военного стана, они вели определённый образ жизни, занимались общественными делами и были уверены, что принадлежат обществу, а не себе. Когда не имели других предписаний от начальства, тогда они смотрели за поведением детей, учили их чему-нибудь полезному или сами учились в кругу старейших. Одно из лучших и величайших благ, доставленных Ликургом спартанцам, - по мнению Плутарха, - было изобилие праздности; им не позволялось заниматься никаким ремеслом. Приобретение богатства, столь трудное и соединённое с такими заботами, было для них бесполезно, ибо деньги были не нужны и презрительны. Землю возделывали илоты, платя определённую подать". Граждане Спарты почитали низким для себя заниматься ремёслами и работать для приобретения денег.
Чтобы охранить своё законодательство от иноземного влияния и поддержать строгость нравов, Ликург ограничил связи Спарты с иностранцами [78]. Без разрешения, которое давалось только в особо важных случаях, спартанец не мог выехать за границу. Иностранцам то-же было запрещено появляться в Спарте, негостеприимство которой было известно всем в Древнем мире. Плутарх [282] подтверждал, что "Ликург не позволил всякому выезжать из своего отечества, бродить по разным странам, перенимать чужие обычаи, подражать необразованным нравам и различным родам правления. Он выгонял из города чужестранцев, без пользы приезжающих", но принимал всякого чужестранца, который соглашался повиноваться законам Спарты, и наделял его участком земли без права передачи другому. Так Ликург поступал для того [282], чтобы иностранцы "не научили сограждан его чему-нибудь дурному... По этой причине Ликург думал, что более должно предохранять город от испорченных нравов, нежели от заражённых тел...".
По мнению Плутарха [282], "Ликург, живший в городе, очищенном от толпы иностранцев, обладавший для многочисленного народа пространною землёю, могущей содержать, по словам Еврипида, вдвое более того жителей, Ликург, видевший великое множество илотов, рассеянных по Лаконии, которых надлежало не оставлять в бездействии, но беспрестанной работой уничижать и угнетать, поступил хорошо, освободив граждан от многотрудных и подлых работ и заставив их заниматься только оружием, этому искусству одному научаться и упражняться только в нём".
Плутарх писал [282], что "Ликург учредил всё, касающееся погребения, с великим благоразумием. Во-первых, для истребления суеверия не запретил погребать мёртвых в городе и воздвигать памятников близ храмов. Он хотел, чтобы молодые люди имели беспрестанно эти зрелища перед глазами, привыкали бы к ним, не смущались и не страшились смерти, не верили бы тому, будто прикасающиеся к мёртвому телу или проходящие мимо гробниц оскверняются. Он не позволил чего-либо погребать вместе с мёртвым, но повелел обвёртывать его красным покрывалом и масличными листьями". По замечаниям Элиана, как написано в комментариях, так погребали не всех, а только тех, кто отличился на ратном поле. Плутарх отмечал [282], что "На гробницах позволялось надписывать только имена мужей, убиенных в сражениях, и священных жён. [Ликург] сократил время плача, назначив для сего только одиннадцать дней. В двенадцатый день, по принесении жертвы Деметре, надлежало положить конец сетованию", что соответствовало символическим 12 месяцам в году.
В Греческом мире [152], Деметра считалась богиней плодородия и земледелия, дочерью Крона и Реи, сестрой Зевса и других олимпийских богов, матерью Персефоны - царицы подземного царства. Благостная к людям, Деметра была чисто греческим божеством (не заимствованным ни у какого другого народа) и почиталась греками в качестве первой помощницы в крестьянском труде, заполнявшей амбары запасами; к ней взывали, чтобы зёрна вышли полновесными и чтобы удалась пахота. Поклонение Деметре могло свидетельствовать о хозяйственных приоритетах Спарты во времена Ликурга.
Введя новое государственное устройство, Ликург отправился в Дельфы, чтобы узнать мнение бога о сделанном и о том, что предстоит ещё сделать [78,282]. Цари, геронты и весь народ дали клятву, что не будут ничего менять в его установлениях, пока он не вернётся. В Дельфах он получил предсказание, согласно которому Спарта останется сильным и могущественным государством, пока будет следовать законам и останется равнодушной к золоту и серебру. Ликург записал это прорицание и послал его в Спарту, а сам решил не возвращаться, чтобы не освобождать граждан от их клятвы всегда и во всём следовать установленным законам. Жизнь окончил в возрасте 85 лет, уморив себя голодом при мысли [282], что "смерть великих политиков не должна быть без особенной цели, без некоторого действия, но соединена с пользой и услугой обществу". Ликург не оставил после себя ни одного письменного закона [282] - все его постановления были устными и назывались ретрами. Но слава его была так велика [78], что ему воздвигли храм и поклонялись как богу, из чего некоторые учёные посчитали его личностью легендарной.
Здесь важно отметить, что Пифагор тоже не оставил после себя ни одной записи, уподобляясь божественным атлантам, надеявшимся только на свою память. Этот стиль был присущ и другим древним мыслителям, включая Сократа, память о которых оказалась столь прочной, что сейчас никто не сомневается в их былом существовании.
После смерти Ликурга [282] Спарта продолжала исполнять его заветы и ещё на протяжении "пятисот лет первенствовала в Греции славой и благоустройством. В продолжение правления четырнадцати царей после него до Агиса, сына Архидама, никто не сделал в них ни малейшей перемены". Одни говорили [282], что Ликург умер в городе Кирра (который находился в Фокиде, т.е. в средней Греции), и во время перенесения праха в Спарту "молния упала на гроб его", что трактовалось, как "отмечен богом". Другие уверяли, что Ликург окончил свои дни на Крите и критяне показывали его гробницу в Пергаме. Третьи доказывали, "что приятели Ликурга, у которых он жил на Крите, сожгли тело его и прах рассеяли в море, как он просил их, боясь, чтобы, по принесении праха его в Спарту, лакедемоняне не подумали, что он возвратился, и этим освободясь от данной ему клятвы, не переменили бы правления". После смерти сына Ликурга, которого звали Антиор, смерть пресекла весь его род.
Сократ считал [278], что Спарта не возвысилась бы над другими государствами, если бы Ликург "не вселил в неё в высокой степени дух повиновения законам", о чём Ксенофонт подробно рассказал в своём трактате "Спартанское государственное устройство" [178]: "Все мы знаем, что в Спарте полное послушание властям и законам. Но я думаю, что Ликург даже не попытался бы установить эту дисциплину, если бы предварительно не склонил к своему мнению высший слой населения государства. Доказательством этого для меня служит следующее соображение. В других государствах люди могущественные не желают даже, чтобы думали о них, будто они боятся властей, но считают это недостойным свободного человека. А в Спарте высшие люди более других держат себя подобострастно перед властями и гордятся своим унижением перед ними: когда их зовут, они, исполняя это приказание, бегом бегут, а не шагом идут, имея в виду, что если они сами будут подавать пример полного повиновения, то и другие последуют за ними. Так и случилось... Послушание они признали величайшим благом в государстве, в войске, в доме: чем более силы имеет власть, тем более страха она будет внушать гражданам для послушания, думали они".
В комментариях к сочинениям Плутарха говорится [282], что даже после Ликурга лакедемоняне столь ревностно придерживались его правил, что наложили штраф на одного молодого человека, купившего наследство за дешёвую цену. Они продолжали почитать несправедливой покупку дешевле её стоимости и потому сочли этого юношу слишком корыстолюбивым. Однако уже к VI–V вв. до н.э. равенство спартанцев и их простая жизнь ушли в прошлое [153]: реальным вновь стали корысть, стяжательство и имущественное неравенство - вечные пороки человечества. Сами лакедемоняне [282], забыв предписания своего законодателя, распространились по всей Греции и напали на Азию. Тогда-то иноземное золото и иноплемённые нравы попали в Спарту, извратили её учреждения и наконец её погубили. Ликурговы законы, по мнению Плутарха [282], попали под критику чужеземцев, обвинивших законодателя во властолюбии, а его законы - в несправедливости. Плутарх считал [282], что "в царствование Агисово в первый раз наводнили Спарту деньги; с ними вместе - любостяжение и страсть к богатству. Деньги введены были Лисандром, который, не быв сам побеждён и развращён ими, наполнил город сребролюбием и негой. Он привёз после войны большое количество золота и серебра, чем ниспроверг Ликурговы законы". Историки полагают [27,282], что полководец Лисандр победил Афины в 405 г. до н.э., установил там правление "Тридцати тиранов", привёз оттуда в Спарту богатую добычу и четыреста семьдесят талантов серебра, что равнялось 11985 кг.
Потому Иосиф Флавий [125] придерживался мысли, что лакедемоняни охраняли всячески незыблемость законов Ликурга. Боясь умаления значения своего законодательства, они не только постоянно высылали из своей страны иноземцев, но и не позволяли своим собственным согражданам покидать страну. Однако при всем почитании законов Ликурга, лакедоняне соблюдали свои законы только тогда, когда пользовались свободой. Как только их постигали какие-нибудь превратности судьбы, они тотчас же почти совсем забывали о них. Бывало, забывая о предписаниях своего закона, они не в одиночку, а большими отрядами с оружием в руках сдавались врагу и под конец деградировали полностью.
Мы не будем судить ни Ликурга, ни его законы, ни спартанцев в целом. Мы должны знать и помнить первого выдающегося законодателя Спарты. Древность не судят, её изучают и чем глубже, тем она становится понятней, - после этого начинаешь ощущать за спиной тяжесть прошлого, которая превращается в наше достояние. Однако другие больше всего осуждают спартанцев за строгое отношение к детям. На самом деле, как мне кажется, их критика основана на непонимании того, что выращивая больных и немощных детей мы закладываем такую же немощность в будущих поколениях, запуская тем самым механизм самовырождения нации. Древние такую роскошь позволить себе не могли: они всегда думали о будущем и жили для будущего, рождая и воспитывая сильных и здоровых людей.

Литература:
9. Белов А. Путь ариев. В поисках прародины. М.: Амрита-Русь, 2008.-224 с.
27. Гладкий В.Д. Древний мир. Энциклопедический словарь. М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2001.-975 с.
30. Бхактиведанта Свама Прабхупада А.Г. Бхагавад Гита как она есть. Л: Бхактиведанта Бук Траст, 1986.-832 с.
77. Штайнер Р. Из летописи мира (Акаши-хроники). Электронная БИБЛИОТЕКА TheLIB. Ru, 2010 г.-76 с.
78. Всемирная история. Энциклопедия. В 14 т. Т. 6. Ле-Ми. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2008. - 240 с.
79. Шустер Г. История тайных обществ, союзов и орденов. В 2-х книгах. М.: Айрис-пресс, 2005.
125. Флавий Иосиф. Полное собрание сочинений в одном томе. Пер. с греч. Против Апиона. О древности иудейского народа. М.: АЛЬФА-КНИГА, 2008.-с. 1211-1275.
146. Брем А. Жизнь растений. Новейшая ботаническая энциклопедия. М.: Эксмо, 2004.-976 с.
151. Древнеегипетская книга мертвых. Слово устремленного к Свету. Составление, перевод, предисловие и комментарии А.К. Шапошникова. М.: Эксмо, 2003.-432 с.
152. Кондрашов А.П. Кто есть кто в классической мифологии. Энциклопедический словарь. М.: РИПОЛ КЛАССИК, 2002. - 768 с.
153. Большая универсальная энциклопедия. В 20 томах. Т.10. Лан-Ман. М.: АСТ: Астрель, 2010.-797 с.
178. Большая универсальная энциклопедия. В 20 томах. Т. 11. МАН-МОС. М.: АСТ: Астрель, 2010.-797 [3] с.
204. Геродот. История. Пер. с греч. и комм. Г.А. Стратановского. Вступ. статья И.Е. Сурикова. - М.: ОЛМА-ПРЕСС Инвест, 2004.-640 с.
214. Всемирная история. Энциклопедия. В 14 т. Т. 8. Ол-Пи. - М.: ОЛМА Медиа Групп; ОЛ-МА-ПРЕСС Образование, 2006.-240 с.
219. Машников И.В. Расшифрованные тайны древних мифов. М.: Эксмо, 2007.-448 с.
245. Саплин А.Ю. Астрологический энциклопедический словарь. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001. - 478 с.
261. Холл М.П. Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии. Новосибирск: "Наука". Сибирская издательская фирма РАН, 1997. - 3-е изд. испр. - 794 с.
278. Ксенофонт. Сократические сочинения/ Пер. с др.-греч.; Вступ. ст. и примеч. С. Соболевского.- М.: Мир книги, Литература, 2007.-368 с.- ("Великие мыслители").
282. Плутарх. Сравнительные жизнеописания [пер. с древнегреческого].-М: Эксмо; СПб.: Мидгард, 2006.-1504 с.- (Гиганты мысли).