Новиков Л.Б., г. Апатиты, 2012 г.

Читать труды гения всегда приятно, а труды древнего гения - еще приятней. В древности писали лаконично, без лишних, отягощающих любой текст, слов. Можно взять такую книжку, как правило, маленькую и легкую, лечь на диван, прочитать абзац, подумать над ним, прочитать дальше и снова подумать. И так - час за часом, получая моральное удовольствие и пищу для души. Потом покормить свое тело насущным, снова лечь и продолжить чтение, получая уже двойное удовольствие - от переваривания пищи насущной и духовной.
К древним авторам, заслуживающим внимания каждого современного читателя, относится Аристотель. Будучи сыном врача [264], он превосходно разбирался в людской психологии и учил софистов своего времени, как правильно строить речь, обозначать её актуальность и на что следует обращать внимание. Оратор, по мнению Аристотеля, должен хорошо разбираться в предмете своего разговора, а для этого философ рассмотрел многие вопросы и явления из социальной жизни Древней Греции. Его наблюдения и аналитические выкладки поразили меня; их полезно знать в наше время.
В "Риторике" Аристотель написал [264]: "... поступать несправедливо - значит намеренно, вопреки закону причинять вред другому лицу. Но есть два вида законов - частный и общий. Частным я называю написанный закон, согласно которому люди живут в государстве, общим - тот закон, который признается всеми людьми, хотя он и не написан.... Мотивы..., под влиянием которых мы добровольно причиняем вред и поступаем несправедливо, - это порок и невоздержанность...
По мнению Аристотеля [264], который никогда не занимался йогой и даже не изучал её, "...все, что люди делают, они делают по семи причинам: случайно, согласно требованиям природы, по принуждению, по привычке, под влиянием размышления, гнева и страсти... Бесполезно было бы присоединять сюда классификацию таких мотивов, как возраст, положение и т.п., потому что если юношам свойственно быть гневливыми или страстными, то они совершают несправедливые поступки не по своей молодости, но под влиянием гнева и страсти. И не от богатства и бедности люди поступают несправедливо. Случается, конечно, бедным вследствие их нужды желать денег, а богатым вследствие избытка средств желать наслаждений, в которых нет необходимости, но и эти люди будут поступать известным образом не от богатства или бедности, но под влиянием страсти. Равным образом люди справедливые и несправедливые... действуют под влиянием тех же вышеуказанных мотивов..., причем одни руководствуются добрыми нравами или страстями, а другие - нравами и страстями противоположного характера".
Подобные рассуждения греческого философа согласуются с йогическим учением о гунах, побуждающих людей к тем или иным поступкам (см. стать по Духовной Йоге). Но далее он переходит на светский стиль рассуждения, что свойственно философам, не знакомым с эзотерической философией.
Аристотель считал [264], что "Люди поступают несправедливо, когда считают совершение данного поступка возможным безотносительно и возможным для себя; кроме того, когда думают, что их поступок останется необнаруженным, или что они не понесут за него наказания в случае его обнаружения, или, наконец, что хотя они и понесут за него наказание, но оно будет менее значительно, чем выгода, которая получится от этого поступка или для них самих, или для их близких....
Безнаказанно совершать несправедливые поступки считают для себя наиболее возможным люди, умеющие говорить, ловкие, имевшие много случаев вести подобную борьбу, люди у которых много друзей и денег. Наиболее сильными люди считают себя в том случае, когда они сами удовлетворяют указанным условиям; если же этого нет, то в том случае, если у них есть такие друзья, слуги или сообщники; это дает им возможность совершать несправедливости, утаивать это и не нести за них наказания. Надеяться на это можно еще и в том случае, когда мы дружны с тем, кому наносим обиду, или с судьей: друзья, с одной стороны, не принимают предосторожностей от несправедливостей, а с другой стороны, мирятся, не давая делу доходить до суда. Что же касается судей, то они угождают тем, с кем они дружны, и или совсем не взыскивают с них, или налагают незначительное наказание.
Легко скрыть свою вину тем людям, качества которых идут в разрез с возводимыми на них обвинениями, например, человеку бессильному легко скрыть преступление, заключающееся в насилии, а человеку бедному и безобразному - прелюбодеяние. Легко также скрыть и то, что слишком явно и слишком бросается в глаза, так как таких вещей люди не замечают, считая их невозможными. Точно так же легко скрыть преступление такой важности и такого сорта, какого никто не совершал, потому что таких вещей никто не остерегается: все остерегаются привычных преступлений, ... но никто не принимает предосторожностей против того, чем никто никогда не страдал. Легко также нападать на тех людей, у которых или совсем нет врагов, или много их: в первом случае нападающий надеется остаться необнаруженным на том основании, что его жертва не принимает никаких мер предосторожности, а во втором он остается необнаруженным, потому что нападение на людей, принявших оборонительное положение, представляется со стороны данного человека делом невозможным, и виновный в свою защиту может сказать, что он никогда не отважился бы на подобное дело.
Легко совершать преступления и тем, кто может укрыться..."
[Наши воры-олигархи предпочитают прятаться в Англии, а российский криминалитет рассеивается по Европе. Об этом не следует жалеть: рано или поздно Европа захлебнется от нашего криминала, который она укрывает у себя; нам лишь надо постараться не принять их назад, а превратить все это в систему "естественного очищения России от скверны" - пусть с ней разбираются европейцы. Подлость может родить только подлость, т.е. себе подобное].
По мнению Аристотеля [264], "[на преступление решаются также люди], у которых есть возможность в случае обнаружения преступления избежать суда, или выиграть время, или подкупить судей, а также те, у которых в случае наложения наказания есть возможность избежать приведения его в исполнение или добиться продолжительной отсрочки его; наконец, те, кому вследствие крайней бедности терять нечего.
Кроме того, на преступления решаются те лица, которым выгоды от преступления представляются очевидными, значительными или близкими, а наказание за него - ничтожным, неверным или далеким. И те преступления, кара за которые не равна получаемой от них выгоде, всегда находят исполнителя;... то же можно сказать о преступлениях, совершение которых влечет за собой осязательную выгоду, между тем как наказание за них заключается только в позоре. И наоборот, на преступление отваживаются и в том случае, когда совершение его приносит некоторого рода славу..., а наказание за него заключается в денежной цене, изгнании или в чем-нибудь подобном.... Решаются на преступление еще и те, кому часто удавалось или скрыть свое преступление, или остаться безнаказанным, а также те, кто часто терпел неудачу, потому что в подобных вещах, как и на войне, некоторые способны добиться победы во что бы то ни стало. На преступление решаются еще и в тех случаях, когда немедленно вслед за ним наступает удовольствие, а потом, уже позже, приходится испытывать нечто неприятное, или когда выгода близка, а наказание отдалено. В подобном положении находятся невоздержанные люди, а невоздержание может касаться всего, что составляет предмет наших желаний. Преступление совершается также и в тех случаях, когда, например, всё неприятное, связанное с преступлением и наказанием за него, постигает человек немедленно, а удовольствие и пользу получает лишь позже, но на более продолжительное время; к такого рода вещам стремятся люди воздержанные и более разумные.
[Преступления совершаются также] теми людьми, у которых есть возможность объяснить свой поступок случайностью, или необходимостью, или законом природы, или привычкой, - вообще в тех случаях, где есть возможность доказывать, что совершена ошибка, а не преступление. [Несправедливость совершается и в том случае], когда можно получить снисхождение. [На несправедливый поступок решаются] также люди нуждающиеся, причем нужда может быть двоякого рода: или в вещах необходимых, как у людей бедных, или в вещах излишних, как у богатых. [На преступление решаются] также люди, имеющие или очень хорошую, или очень дурную славу; первые в расчете на то, что на них не падет подозрение, вторые - в той мысли, что от этого слава их не ухудшится".
Как видно из вышесказанного, Аристотель приравнивал несправедливость к преступлениям; в наше время несправедливость не является юридически наказуемым деянием, а преступлением считается только то, что перечислено в Уголовном Кодексе. Древняя мораль была выше нашей!
Далее [264]: "[Несправедливости совершаются] по отношению к людям как близким, так и далеким, так как в первом случае скоро получаешь, а во втором нельзя ожидать скорого мщения... [Обида причиняется также людям], которые не принимают мер предосторожности, не берегутся; людям слишком доверчивым, потому что в этом случае легко укрыться от внимания всех, а также людям беззаботным, потому что нужно быть человеком заботливым, чтобы вести дело судом; людям совестливым, потому что они не способны вступать в спор из-за выгоды; людям, которые, будучи оскорблены многими, не доводили дело до суда, так как такие люди, по пословице, легко становятся добычей мизийцев [жители Мизии считались известными трусами: их добычей могли стать еще большие трусы]; людям, которые никогда не терпели оскорблений или терпели их очень часто, потому что и те и другие не принимают мер предосторожности, - первые потому, что полагают, что никто никогда их не оскорбит, а вторые потому, что, по их мнению, больше уж никто их не оскорбит. Легко обидеть также тех людей, которые оклеветаны или которых легко оклеветать, потому что такие люди обыкновенно не решаются начать процесс, боясь судей, и никому не могут внушить к себе доверия; так бывает с людьми, возбудившими всеобщую ненависть и зависть. [Несправедливости направляются] также против людей, относительно которых мы имеем что-нибудь, - касается ли это их предков, или их самих, или их друзей, - за то, что они обидели или хотели обидеть нас самих, или наших предков, или людей нам близких, потому что, по пословице, злобе нужен только предлог. [Обижают] и врагов, и друзей, потому что первых обидеть легко, а вторых приятно; [обижают] и тех, у кого нет друзей, кто не умеет ни красно говорить, ни вести дело, потому что такие люди или не пытаются вести дело судом, или идут на мировую, или ничего не доводят до конца. [Часто поступают несправедливо с людьми], которым неудобно тратить время, добиваясь суда или удовлетворения, каковы, например, чужеземцы и ремесленники, которые собственными руками зарабатывают себе хлеб, потому что эти люди мирятся на малом и легко прекращают дело. [Несправедливость легко делается по отношению к тем людям], которые сами поступали несправедливо во многом или именно в том, в чём теперь поступают несправедливо относительно их, так как несправедливость почти не кажется несправедливостью, когда кому-нибудь причиняется именно такая обида, какие он привык причинять другим, например, если кто-нибудь оскорбит человека, привыкшего оскорблять других. Несправедливо поступают также с теми людьми, которые обидели нас, или хотели обидеть, или хотят обидеть, или обидят; в этом случае несправедливость заключает в себе нечто приятное и прекрасное и уже почти не кажется несправедливостью. Мы легко обижаем также тех, унижение которых будет приятно или нашим друзьям, или тем, кому мы удивляемся, или кого любим, или нашим повелителям, или вообще тем людям, от которых мы зависим и от которых можем получить какую-нибудь выгоду. [Мы совершаем также несправедливость по отношению к тем людям], над которыми мы произнесли осуждение и с которыми прервали сношения..., потому что и подобные поступки не кажутся несправедливыми. Точно так же поступаем мы и с теми людьми, которых если не мы, так другие обидят, так как в этом случае кажется невозможным колебание... [Обида часто причиняется в тех случаях], когда это дает возможность сделать много хорошего обиженным, потому что в этих случаях искупление представляется делом легким...
[Человек легко позволяет себе те несправедливые поступки], совершать которые вошло в привычку у всех или у многих, потому что в этих случаях есть надежда получить прощение. [Мы легко решаемся на похищение тех предметов], которые легко скрыть, а также тех, которые легко истрачиваются, таковы, например, съестные припасы [и деньги]; [сюда же относятся предметы], которым легко придать другой вид, изменив их форму, цвет или состав, или предметы, которые во многих местах можно удобно спрятать..., а также вещи, подобные которым в большом числе находились у похитителя. [Человек часто наносит другим такого рода оскорбления], о которых потерпевшие лица стыдятся говорить, таково, например, бесчестье, наносимое нашим женам, или нам самим, или нашим сыновьям. [Часто также мы совершаем проступки], преследование которых путем суда могло бы показаться простой страстью к сутяжничеству со стороны лица, начинающего процесс. Сюда относятся проступки маловажные и легко извиняемые".
Далее Аристотель рассуждает о двух категориях законов, действующих в каждом государстве [264]: "...существует закон частный и закон общий. Частным я называю тот закон, который установлен каждым народом для самого себя; этот закон бывает и писаный, и неписаный. Общим законом я называю закон естественный. Есть нечто справедливое и несправедливое по природе, общее для всех, признаваемое таковым всеми народами, если даже между ними нет никакой связи и никакого соглашения относительно этого". К таким законам, например, Аристотель относить захоронение вражеских трупов, которое относится к категории естественной справедливости; она возникла "не сегодня и не вчера; она вечно живет, и никто не может сказать, откуда она явилась" [Софокл. Антигона, 456 сл.]. К таким же законам относится запрещение умерщвлять всякое живое существо (!!!), поскольку "такого рода поступок не может казаться справедливым в глазах одних и несправедливым в глазах других; ... этот закон, обязательный для всех людей, имеет силу на пространстве всего широкого эфира и неизмеримой земли".
В наше время во всеобщую действенность последнего закона невозможно даже помыслить - насколько древние были наивным, в том числе и Аристотель!
Далее древнегреческий философ рассуждает так [264]: ""Преступления... могут быть двух родов: они могут касаться или одного определенного лица, или целого общества; так, человек, совершающий прелюбодеяние и наносящий побои, поступает несправедливо по отношению к одному определенному лицу, а человек, уклоняющийся от отбывания воинской повинности, поступает несправедливо по отношению ко всему обществу".
По мнению Аристотеля [264], неписаные законы "бывают двух родов: одни из них имеют в виду крайние проявления добродетели и порока, с которыми связаны порицания и похвалы, бесчестье и почести, изъявление общего уважения; сюда относится, например, признательность по отношению к благодетелям, воздаяние добром за добро, помощь друзьям и т.п. Другие же из неписаных законов восполняют недостатки частного писаного закона, так как правда, относясь, по-видимому, к области справедливости, есть то, что справедливо вопреки писаному закону".
Рассуждая о том, что может быть правдой, Аристотель писал [264]: "Правда заключается и в том, чтобы прощать человеческие слабости, в том еще, чтобы иметь в виду не закон, а законодателя [если закон плох], не букву закона, а мысль законодателя, не самый поступок, а намерение человека [его совершившего], не часть, а целое, в том, чтобы обращать внимание не на то, каким выказал себя человек в данном случае, но каков он был всегда или по большей части. Правда заключается еще и в том, чтобы более помнить полученное добро, чем испытанное зло, и добро, нами полученное, помнить более, чем добро, нами самими сделанное, в том, чтобы терпеливо переносить делаемые нам несправедливости и предпочитать судиться словом, а не делом, в том, наконец, чтобы охотнее обращаться к суду посредников, чем к суду публичному, потому что посредник заботится о правде, а судья о законе; для того и изобретен суд посредников, чтобы могла торжествовать правда".
Когда читаешь древние первоисточники, удивляешься их наивности и душевной чистоте, начинаешь понимать, почему сейчас все реже и реже печатают оригиналы, предпочитая их пересказывать - все так привыкли жить неверно, не по правде, что им уже кажутся древнее сочинения слишком упрощенными, нереальными, нежитейскими. Как низко пала человеческая мораль за две с лишним тысячи лет! - этому можно только дивиться. А сколько за это время было войн за идею, сколько уничтожено инакомыслящих? - трудно даже себе представить. И все во имя чего? - ради того, чтобы человек морально был еще хуже, чем когда-то. Сколько уничтожено язычников? - миллионы и миллионы. Хорошо, что Аристотель не дожил до торжества христианства! - его бы тоже казнила "святая инквизиция", ибо он не отказался бы от того, к чему привык (язычников же казнили за их привычки). Стоит после этого удивляться фашизму и коммунизму? - Нет: они - дети, они - отпрыски христианства, они родились в христианском мире и родятся снова, пока будет живо христианство ("яблоко от яблони не далеко падает"). Старообрядцев выгоняли на лютый мороз из насиженных мест только за то, что они не так крестились, не так молились. Если простить христиан, то тогда надо прощать фашистов и коммунистов - все они боролись за идею, - но при этом придется наплевать на всех невинно загубленных. Вот и выбирайте; что для вас лучше, а что хуже? - Наша мораль - еще не на самом дне, есть куда падать! Беспринципность - вот главное кредо сегодняшнего дня: она захватила не только отдельных граждан и политические объединения, но и целые государства, и даже ведущие страны мира. В современном политическом винегрете пытается разбираться только тот, то ведет независимый образ жизни, не поддающийся общим влияниям и тенденциям. Значит, чтобы остаться на плаву, надо быть независимым. Будьте независимыми и вы сбережете свою душу от дальнейшей её деградации!

Литература:
264. Аристотель. Поэтика; Риторика; О душе/ Пер. с древнегреч. В. Аппельрота, Н. Платоновой и П. Попова; Вступ. ст. и коммент. С. Трохачева. - М.: Мир книги, Литература, 2007.- 400 с.