СПИРИТИЗМ (часть 3: китайская традиция общения с духами)
Новиков Л.Б., Апатиты, 2010 г.

Предполагают [26], что важнейшие особенности религиозной структуры Китая были заложены в глубокой древности, начиная с эпохи Шан-Инь (около 1766-1122 гг. до н.э.). Иньская цивилизация городского типа появилась в бассейне Хуанхэ в середине 2-го тыс. до н.э. с развитым пантеоном богов и духов, которых они почитали и которым приносили жертвы, чаще всего кровавые, в том числе и человеческие. В гадательных надписях упоминаются и различные локальные божества, духи рек, гор. Многие из них были божествами подвластных племен. С течением времени Шанди вышел на передний план как верховное божество и легендарный родоначальник иньцев, их предок-тотем. В иньском Китае Шанди воспринимался прежде всего как первопредок, заботившийся о благосостоянии своего народа. К нему иньцы слали свои просьбы и молитвы, связанные с урожаем, военными успехами, благополучным разрешением от бремени супруги правителя (вана) и тому подобное. Смещение в культе Шанди акцента в сторону его функций первопредка сыграло в истории китайской цивилизации огромную роль: именно оно логически привело к ослаблению религиозного и к усилению культа предков, ставшего затем основой основ религиозной системы Китая.
Интригующе выглядит изображение, часто встречаемое в археологических находках [95], - некоего духа в виде огромной головы с большими глазами (рис. см. ниже). Прямых указаний на его связь с Шанди не обнаружено. Этот дух встречается во многих видах и на многих предметах древности: на бронзовых сосудах, на костях, на керамических сосудах, в виде фигурок из нефрита, камня или бронзы. До сих пор китайцы изготовляют в виде лика этого духа нефритовые пряжки для поясов и небольшие нефритовые амулеты на грудь, считая их оберегами, и расписывают им стены домов. Устойчивость этого изображения оказалась столь сильной, что зародивших в конце 2-го - начале 1-го тыс. до н.э., оно дожило до эпохи Тан (V-VII вв.) и до сих пор еще пользуется непререкаемым авторитетом. В научной литературе лик этого духа именуется таоте. Он изображался фронтально по центру ритуальных предметов, с большими глазами и оттопыренными ушами, с рогами или без рогов. Рядом с ним встречались и другие изображения, например, небольших духов гуй, которые, наоборот, никогда не занимали центрального положения. Это обычно были какие-то рептилиеподобные существа, чаще всего похожие на змей с ногами и небольшими рожками либо удлиненными ушами. Встречались также существа, похожие на традиционных китайских драконов (лун), но в любом случае именно таоте являлся центром культовой практики людей эпохи Шан (XVIII - XII вв. до н.э.).
Важнейшим элементом в изображении таоте всегда было именно его лицо, все же остальное "тело" считалось как бы необязательным, что свидетельствовало о заключенной в нем сакральной силе [95]. Таоте - это центральный дух, появившийся на территории Китая еще в эпоху неолита, т.е. в 3-м тыс. до н.э., когда рядом с изображением рогатых существ присутствовали такие же изображения с широким носом, большими губами и от-топыренными ушами, но без рогов. Маски и даже целые фигурки таких духов обнаружены в ряде провинций Китая и относятся к так называемой культуре Хун-шань (Красной горы, 3800-2700 гг. до н.э.) или культуре Ишао в провинции Ганьсу. Так прослеживается явная преемственность в изображениях таоте, которые генетически тяготеют к древнейшим наскальным изображениям.
Здесь сразу же следует отметить, как подмечает А.А. Маслов [95], что историки неоднократно меняли датировку обнаруженных археологических артефактов, боясь признать за китайской цивилизацией глубокую древность. Поэтому, если в тексте выявиться какая-то нестыковка во времени, прошу глубоко не печалиться по этому поводу. Это значит, что в традиционной исторической науке еще не устоялся общепризнанный взгляд на возраст той или иной находки.
Рогатый персонаж в древних культурах Китая [95] - далеко не редкость, и во всех случаях он был связан с некими обрядами, магией и культурой переодевания людей. Рога часто присутствовали в изображениях таоте, повторяясь затем и у многих других Китайских божеств. Если сравнить с культурой других народов, то рога чаще всего связывали с охотничьей магией, и это явление, в частности, встречалось на изображениях у североамериканских индейцев, у народов Сибири; известно изображение шамана из пещеры Ля Мадлен во Франции, надевшего на себя маску оленя с рогами и перевоплотившегося в животное. Однако ничто не указывало на то, что таоте хоть как-то был связан с охотничьей магией.
Предполагают [95], что изображение таоте первоначально воспроизводило облик неких племен, населяющих Китай в глубокой древности и вытесненных оттуда в результате межплеменных столкновений. Позднее изображение таоте превратилось в маску, которую надевал медиум, вступая в контакт с духами предков. Затем наступил этап воспроизведения "рогатого ритуала", проявившегося в танцах, ритуальных боях, а сегодня и во многих народных обрядах. Название ритуала утрачено, известно лишь, что медиумы (или шаманы) надевали на голову маски, подобные изображениям таоте, и исполняли ритуальные танцы. Самое главное, что духи сами не изображались никогда, речь шла именно о человеке, перевоплотившемся в духа путем переодевания. Такая трансформация характерна была для ранних культов по всему миру. Чаще всего в виде таоте выступал шаман или группа шаманов, которая, надевая маску этого существа, могла проникать в загробный мир и проводить душу умершего. Представления с рогатыми масками на голове во время погребальных обрядов были распространены в Китае в V-III вв. до н.э. В этот момент, надевая маску на голову, шаман перевоплощался в духа-таоте, превращаясь в особый переходный тип существа, стоящего между миром живых и миром мертвых. Непосредственная связь шамана-таоте с проводами души в загробный мир, а также с охраной этой души, обнаруживали, например, в древних росписях на внутренних гробах, принадлежащих к южной традиции царства Чу (V в. до н.э.).
Все мистические учения Китая были нацелены на вступление в контакт с духами предков [95]. Разные школы, учения и философы предлагали разные методы для этого, однако, так или иначе, предполагалось, что магическое знание, а также жизненная благодать, успех, благосостояние, - одним словом, все, от чего зависит духовное и физическое существование человека, связывалось с духами предков. По сути, Китай создал, вероятно, самый развитый и сохранившийся по сей день культ мертвых, вокруг которого уже была "настроена" вся культура с ее роскошными императорскими атрибутами и закрытыми эзотерическими школами, например даосской алхимии.
По мнению авторов "Всеобщей истории религий мира" [26], в Древнем Китае в разряд почитаемых духов предков попадал не каждый покойник. Правители и знатные аристократы, число которых в чжоуском Китае (1122-256 гг. до н.э.) резко увеличилось по сравнению с более ранним иньским Китаем (1765-1122 гг. до н.э.), как правило, претендовали на родство с правящим домом и на божественный статус своих умерших предков, которых чжоусцы причисляли к сынам Неба.
Всю историю китайской цивилизации от древности до наших дней пронизывает идея "посредничества" между миром людей и миром духов [95]. Все китайские правители и императоры, начиная с эпохи Чжоу, рассматривались исключительно как медиумы, пере-дающие через себя на своих подданных сакральную благодать Неба (дэ). Даже известная фраза Конфуция о том, что он "не создает, но лишь передает", воспринимается не как высказывание мудреца-философа, а как слова медиума, служащего для передачи велений высших духов. Истоки представления о медиумизме в Китае восходят к рубежу конца 1-го тыс. до н.э. и продолжаются до II-III вв. н.э., что несомненно отложило свой отпечаток на всю китайскую философию.
Интересно отметить, что по своим антропологическим чертам изображения древних духов абсолютно не похожи на ранних китайцев [95]. Так, черты лица таоте далеки от антропологических признаков, характерных для китайцев (к тому времени собственно этнос ханьжэнь еще не сложился, существовала лишь протоэтническая общность хуася). В этом существе скорее распознают африканоида, нежели монголоида. На всех подобных изображениях также встречаются оттопыренные уши. Однако в культуре Ишао провинции Ганьсу параллельно встречаются маски существ с большими ушами и вполне обычных людей типично китайского типа, выполненные с удивительным соблюдением всех пропор-ций и характерными чертами тихоокеанских монголоидов. Большая часть изображений на бронзовых сосудах также имеет ярко выраженный монголоидно-австралоидный облик, о чем свидетельствует широкий нос, утолщенные губы, альвеолярный прогнатизм (для тихо-океанских монголоидов характерны плоское лицо с выступающими скулами, прохейлия, альвеолярный прогнатизм). Причина несхожести изображения древнейших духов с китайцами остается загадкой. Однако уже с самых истоков китайской культуры духовное вос-принималось как мир иной и одновременно очень близкий, не столь враждебный, сколько незнакомый, населенный похожими, но все же несколько иными существами. Весь комп-лекс ранних верований Китая цивилизации Шан (XVIII - XII вв. до н.э.), до начала эпохи Чжоу (XII-III вв. до н.э.), обычно обозначают обобщенным словом "шаманизм", который носил традиционный тип и имел определенную связь с сибирским шаманизмом. Ученые не исключают существования единого культового комплекса на территории древнего Китая и Сибири. У китайцев не было структурированной религии, как до конца она не воз-никла и в более поздний период. Был лишь набор приемов общения с духами, знание техники экстатического транса и визуализации духов. Мест для веры, т.е. храмовых сооружений, не существовало, имелась лишь своеобразная дверь, через которую можно было проникнуть в мир запредельного. Предполагают, что многие ритуалы, формы верований и - самое главное - особый экстатический тип переживания, восходят еще ко 2-му тыс. до н.э. и, возможно, существовали и раньше. В основе китайских духовных учений лежала и ле-жит особый вид медиумизма - прямого, непосредственного общения с духами. Люди эпохи Шан чаще всего вопрошали у духов об урожае, о благоприятном времени для посевов и походов.
Дух предков у земледельческих общин Китая эпохи Чжоу был тесно связан с культом Земли, поскольку чаще всего общение с духами у земледельцев было связано с забо-той об урожае [26]. Ритуалы вызывания дождя и оплодотворения земли выполняли жен-щины-шаманки. Нагие, под палящими лучами солнца, эти жрицы Матери-Земли долгими часами стояли, вызывая дождь в случае засухи. Если это не помогало, шаманку подчас сжигали, принося в жертву божеству засухи. На алтаре в честь духа земли, который имелся в каждой деревне и именовался шэ, приносили жертвы, моля об урожае. Позднее алтари-шэ стали играть более важную роль, становясь символом власти и могущества данного владения. От его подножия правитель лично проводил весной первую борозду, совершая обряд первовспашки - считалось, что только после этого крестьяне Поднебесной могут приступить к полевым работам. На алтарях аристократы казнили своих противников, а захват шэ во время войны означал полное военное поражение.
Основным героем, чаще всего востребованным у древних китайцев, был некий дух, который мог представляться в разных обличьях [95]. О степени его важности свидетельствуют изображения на сосудах, которые при всем многообразии мотивов имели особое постоянство в двух вариациях. Первый - обычно называется таоте, второй мотив, стабиль-но встречающийся на бронзовых сосудах, представлял какую-то птицу, чью зоологическую принадлежность установить невозможно. Речь могла идти о каком-то странном духе с некоторыми элементами птицы, например, хохолком на голове, клювом как у совы, с неко-торым подобием крыльев и т.д. Истоки таких изображений обнаруживаются еще в китайском неолите, например в спиральных изображениях культуры Яншао (2500 лет до н.э.), в которых угадывается головка птицы именно в том виде, как она потом стала изображаться в эпоху Шан. Помимо таоте и птиц встречались также изображения неких переходных существ, например существа лун, позже превратившегося в традиционного китайского дракона, или фэн, прообраза более позднего китайского феникса. Все они выполняли одни и те же функции: во-первых, были воплощением духов предков, во-вторых, служили осо-быми проводниками в царство мертвых и обратно. Более того, все они представляли собой в конечном счете одного и того же духа, трансформировавшегося а изображениях от эпохи к эпохе.
С позднего периода Чжоу (с VII-III вв. до н.э.) основным защитником человека от злых духов становится тигр, на него же возлагались функции особого экзорсиста, способ-ного изгнать духов [95]. Отсюда пошла традиция устанавливать скульптуры тигров по обе стороны от входа в присутственные места, дворцы и дома аристократов. Сохранилась эта традиция и по настоящий день, только тигров ставят уже перед дорогими ресторанами и присутственными местами. Тигр и частично дракон стали заменителями таоте, эти два существа сегодня считаются основными священными защитниками людей.
Для современных китайцев духи [95] - это существа, с которыми, скорее, надо договариваться, нежели защищаться от них. Причем никто не может назвать не только имени "злых духов", но и того вреда, который они могут причинить. И наоборот. Те духи, которых в западной литературе обычно именуют "хранителями", китайцам хорошо известны по имени, и по функциям. Это не исключает того, что они могут нанести вред, убить человека и т.д. То есть большинство духов в сознании китайцев амбивалентно, а ритуал общения с ними есть форма оптимальной коммуникации, договоренности с духами. А обряды изгнания духов подразумевали изгнание не вообще духов, а лишь "чужих" или "вредоносных", чтобы освободить место для "своих" духов, в частности духов своих предков.
Мировоззрение китайцев тесно связано с их концепцией жизни как вечного духообщения, в котором сама душа человека представляла собой совокупность душ [95]. Форма поклонения предкам объясняется именно этим поверьем о "многокомпонентности" души человека, что одна из этих компонент, дух-шэнь, остается "действующей" и после смерти. Каждый человек в его прижизненном состоянии представляет совокупность двух начал - инь и ян, воплощенных в двух типах душ, обитающих в нем и составляющих, по народ-ным представлениям, его духовную компоненту. В любом человеке обитает сразу несколько душ, которые и разделяются на души-инь и души-янь. Души категории инь при жизни именуются по, а души ян - хунь. Уже в период ранней династии Хань (206 г. до н.э. - 220 г. н.э.) сформировалось и понимание того, что представляет собой смерть человека: после смерти целостность человека распадается, души-по уходят в землю, а хунь воспаряют в небо.
Душа по являлась материальной, а душа хунь - духовной [26], потому первая после смерти уходила вместе с телом в землю. Для того, чтобы умилостивить ее, с покойным от-правляли на тот свет его вещи, женщин, слуг (после эпохи Шан-Инь людей, как правило, с покойным не погребали). Вторая душа отправлялась на Небо, где занимала место, строго соответствовавшее статусу ее обладателя.
Обычно считается [95], что у человека три хунь и четыре по (иногда речь идет о семи или десяти по), что связано с представлением о том, что четные цифры символизируют зе-млю, а нечетные - небо (встречаются и другие нумерологические комбинации). В момент окончательного расставания душ человек исчезает. Человек, таким образом, в духовном плане растворяется во вселенной. Эта концепция имела свои корни в древнейшей архаике Китая, позднее она стала частью даосской теории бессмертия, когда души не распадаются, но могут переселяться в иное физическое тело. Некоторые части души человека переселяются в табличку с его именем, которая потом помещается на алтарь предков, существую-щий в каждом доме. Другая часть остается на месте захоронения, третья уходит в Небо и в землю. Персона в прямом смысле распадается, человек оказывается дисперсным и оставляет свой след лишь, скажем, в табличке в различных местах.
Здесь уместно вспомнить святыни в христианстве и православии: святые мощи, иконы, святые источники, святая обитель и т.д., т.е. все, что связано с персоной святого. Несколько завуалировано, но смысл тот же - дисперсность и оставление следов духовного наследия.
В древности "нераспад" душ представлял собой более пугающее явление, чем их распад, который представлялся благом [95].
В Древнем Китае считалось [95], что, если человек умер насильственной смертью, был убит или казнен, его души оставались едиными и искали возможность переселиться в другое тело, чтобы обрести физическую силу. В результате такое создание получало воз-можность мстить своим обидчикам. Душа жертвы не может успокоиться, пока ее убийца не предстанет перед небесными судьями, не будет приговорен к строгому наказанию и не начнет страшно мучиться. После этого душа жертвы может вернуться в этот мир, возроди-вшись в утробе своей матери.
Но даже распавшиеся души продолжают жить и определенным образом влиять на мир земной [95]. Обычно души по, соотносимые с началом инь (их нередко не очень точно именуют "земными душами"), после отпадения от целостной души линь обращаются в свой пост-смертный аналог духов-гуй. В свою очередь души начала ян, т.е. хунь, обращаются в духов-шэнь. Так происходит мистическая трансформация части душ в дух. Вот почему, вероятно, в китайском лексиконе нет четкого различия между понятиями "дух" и "душа".
По китайским поверьям, свойства живущего человека никогда полностью не переходят в свойства его духа [95]. Скорее, наоборот, происходит мистическая трансформация как образа, так и его свойств. Дух воплощает лишь какую-нибудь одну характерную черту некогда жившего человека. Так, например, женские черты умерших никогда прямолинейно не переходили на женские божества, а сами божества оказывались амбивалентными, т.е. обладали и женскими, и мужскими свойствами, а иногда дух умершей женщины в своем "тонком" обличье выступал как мужчина. Дух-шэнь, оставшийся после физической смерти человека, не является точной копией некогда жившего человека. Более того, он может быть вообще не похож на него и перенимает лишь исключительно его энергетические свойства. Вот почему в Китае места массового захоронения - порою безымянные, порою лишь пред-полагаемые, но по народным поверьям в них покоятся безвестные странники или бродяги, беглые солдаты, бандиты, жертвы народных восстаний, случайные разбойники или падшие женщины - являются объектом для поклонения куда в большей степени, чем могилы родственников, поскольку народная молва придает духам асоциальных элементов огромную разрушительную силу. Народная оккультная культура предполагает, что бандит обладает большей энергией, чем законопослушный мирянин, потому его дух-шэнь по-прежнему может причинить много вреда в мире живых, причем его сила оказывается тем большей, чем больше людей он убил при жизни. В результате происходит перенос сакральных энергий и эзотерических представлений на дела земные. С этими же представлениями свя-зана и "героизация" многих подобных персонажей после их смерти - по сути, "героем" оказывается не сам человек, а мощь его духа-шэнь, который по характеру своей деятель-ности является духом-гуй, т.е. вредоносным. Выполняя перед могилами асоциальных эле-ментов ритуал поминовения предков, местные жители пытаются задобрить духи-гуй этих бандитов и превратить их в своих защитников-шэнь. По сути, выполняется посмертный ритуал "принятия в семью". Отныне "потерянные" и "одинокие души" бандитов, прости-туток, бродяг обретают свою идентификацию в мире мертвых и в благодарность начинают защищать своей неуемной энергией тех жителей деревни, которые приняли их в свою семью и регулярно возносят им молитвы и делают жертвоприношения.
В момент смерти, по китайской традиции, души отделяются от тела человека, однако не покидают его окончательно [95]. Они обитают рядом с телом, обычно в том же доме, где человек жил последнее время, пока его тело не будет захоронено должным образом. А потому сам ритуал похорон и все, что с ним связано, ни в коем случае не имели отношения к уважению к самому покойнику или тем более не были воздаянием его памяти, но представляли собой проявление уважения к духам. Семь душ-по, отвечающие за эмоциональное начало живого человека и соотносящиеся с его началом инь, остаются в теле и оказываются погребены вместе с ним. После погребения основную роль начинают играть три души-хунь. Две из них - ци и семя-цзин - исчезают после смерти, третья - дух-шэнь - является бессмертной частью человека. По-китайски дух-шэнь как некое сверхъестественное существо и душа-шэнь записываются одним иероглифом и, по сути, представляют одно и то же. А следовательно, именно шэнь является "адресатом" всех погребальных ритуалов и культа предков. В ритуале погребения (тела или пепла) для китайцев важное значение все-гда имело место, где покоится физическое тело (или пепел), связанное с семью душами-хунь. За могилами всегда тщательно ухаживали, обычно принято посещать их на праздник поминовения усопших, когда практически весь Китай, невзирая на расстояния, перемещается к праху своих предков.
Духи (и души) шэнь в народной традиции чаще всего считаются более могущественными, нежели гуй, и носят позитивный оттенок ровно настолько, насколько ян "позитив-нее" инь [95]. Гуй нередко могут повредить человеку, хотя их вряд ли следует называть злыми или вредоносными - они лишь имеют иную логику своего поведения, крайне хитры и, как всякие духи, преследуют исключительно собственные цели. Иногда эти цели могут совпадать с целями человека - тогда духи помогают ему, чаще же они выступают как "обманщики". Духи-гуй стремятся задержаться у тела умершего человека на возможно долгое время, и именно поэтому мертвое тело в Китае считается опасным, приближаться к нему следует только после совершения определенных ритуалов и очищения. Гуй может быть вредоносен, если нет места, где он мог бы обрести пристанище, - тогда гуй начинает беспокоить людей. Гуй - дух, который утратил свою индивидуальность, не имеет имени. Это воплощенное начало инь, вредоносное не столько по своим функциям, сколько по своей сути. Он врывается в мир жизни, мир начала ян и именно этим может вредить людям. Если родственники по каким-то причинам забудут или не смогут почтить своего предка, его дух обратится в гуй или гуа по - "одинокую душу" или "покинутую душу", которая станет пугать людей.
Примечательно, что практически во всех странах мира есть подобное поверье об одинокой (или неотпетой) душе [95]. Представление о "неотпетых душах" в Китае мало чем отличается о русских представлений о кикиморах, русалках, леших как духах утоп-ленников или убитых людей.
Неуспокоенные души людей, умерших не своей смертью и не погребенные по ритуалу, считаются наиболее опасной категорией обитания загробного царства, поскольку, ут-ратив физическое тело, они не обрели своего места в мире мертвых [95]. Китайские буддисты, в частности, считают, что вредоносные духи людей, умерших насильственной смертью, всячески ищут способ отомстить за себя и часто убивают людей, которые не спо-собны защититься от их воздействия. Часто такое преследование со стороны духов диагностируется китайскими врачами в том случае, если пациентам не помогают никакие ле-карства, и тогда на помощь призываются даосы или буддисты. Те обычно используют три основных приема: заговоры, сжигание священных заклинаний, написанных на желтой бу-маге, и специальные отвары, часть из которых представляют галлюциногены, а часть - сильные успокоительные средства.
Вообще, с духами людей, погибших насильственной смертью, следует поступать очень осторожно, причем на каждую категорию смерти следует совершать свой ритуал, без которого дух остается "одинокой душой" и действует разрушительно на всю округу [95]. Обычно для проведения обряда над такими духами приглашаются в основном даосы как люди, лучше всех знакомые с миром мертвых.
Итак, в Китае душам хунь и по в посмертной жизни соответствуют духи гуй и шэнь, причем свойства самого человека не переходят автоматически на тех духов, которыми он представлен после физической смерти [95]. С течением времени практически все духи умерших стали выступать в виде гуй за исключением, пожалуй, лишь прямого предка семьи, который остается представленным в виде шэнь. Существует также поверье, что души простолюдинов, преступников, падших женщин, убийц и бандитов превращаются в духов-гуй. Души же благородных мужей, честных чиновников и некоторых мастеров обращаются в шэнь. Однако в течение трех поколений могущество их энергии утрачивается, и они превращаются в духов-гуй. Таким образом, любой шэнь может однажды превратиться во вредоносный гуй прежде всего за счет того, что в третьем-четвертом поколении утрачивается связь между миром мертвых и миром живых. Существует лишь один защитник - это светлый предок, который остается шэнь по отношению к своим потомкам, хотя по отношению ко всем остальным он может выступать как гуй, опасный и потенциально вредо-носный.

Литература:
26. Всеобщая история религий мира. Шеф-ред. В.Людвинская. М.: Эксмо, 2007.-736 с.
95. Маслов А.А. Китай: укрощение драконов. Духовные поиски и сакральный экстаз. М.: Алетейа, 2003.-480 с.

Рис: Дух таоте.

[656x700]