А. Рохмистров «ВРЕМЯ НЕСПЯЩИХ (Ожидание ушедших в ночь)». Бумага, акварель. 30х40 см.
(рассказ)
Приключилась эта история в далеких краях Сибирских и выходит так, что уже давненько. В ту пору на бескрайних таежных просторах, вовсю гудела ударная стройка. И пока молодежные стройотряды чеканили километры рельс будущей магистрали, в местном райкоме комсомола, тоже кипела усердная работа. Близился, очередной юбилей Великой победы и сверху пришла директива - ознаменовать памятную дату, трудовыми свершениями и увековечить в названии какой-нибудь новой станции.
После бурных обсуждений, молодежные вожаки составили обстоятельную петицию и направили своего представителя на совещание к старшим партийным товарищам.
Молодой и ретивый комсомольский функционер Николай Хлыстов, суетливо проерзал на стуле добрых два часа, дожидаясь обсуждения своего вопроса. Ну вот наконец, дошла очередь и до него. Он скоренько развернул папку, ловко выудил нужные листочки, но этот самый момент, его неожиданно остановил умудренный опытом партиец.
- Подожди Коля, не торопись, - как то по-домашнему спокойно, произнес заведующий идеологическим отделом, - Если ты по поводу названия станции, то давай, сперва, делегацию ветеранов выслушаем. У них на сей счет, свои соображения имеются.
Отворилась дверь и в кабинет степенно вошла группа фронтовиков, одетая по такому случаю в выходные костюмы. Вперед выдвинулся статный широкоплечий мужчина, на груди которого красовались сразу пять боевых орденов. Он кашлянул для порядка в кулак и басовито прогудел:
- Коли тут речь идет о нашем разъезде, так мы, значит, от лица ветеранов просим, дабы за ним прежнее название официально укрепилось.
- Это Махоркино что ли? – вскочил со своего места бойкий комсомолец.
- Не мельтеши и слушай, чего старшие говорить станут! – грозно прикрикнул на знакомого с малолетства Кольку Хлыстова, бравый фронтовик, - В общем, жена все потолковей разъяснит. Учительница бывшая как ни как.
К столу приблизилась невысокая женщина, чуть смущенно улыбнулась и начала неторопливый рассказ:
- С зимы сорок второго разговор начну. Ох и окаянное времечко в ту пору выдалось. Полки наших сибиряков, тогда в самое пекло кинули, ну и полетели одна за другой похоронки. Бабий истошный вой, днями в поселке не смолкал. Нашу почтальонку, народ чуть ли не за версту обходить принялся. Едва ли не проклинать несчастную женщину стали. Она сердешная и слегла. «Хоть расстреливайте меня», - говорит, - «А сумку свою злосчастную, в руки боле не возьму». А в этот момент, к нам эвакуированных прислали. Ну и вызвалась одна девчушка почту разносить. Невысокая, востороглазая, волосы черные как смоль – ну чисто ласточка весенняя. Бабы, так ее за глаза и окрестили. Вот теперь хотите верьте, хотите нет - но с той поры, прекратили похоронки вороньем над домами кружить. Не подумайте грешным делом. Не прятала она их вовсе. Видать просто рука у девоньки легкая была. Старухи на нее, ну прям как на иконку молиться принялись. А уж как весна подоспела, так и к нашей птичке беда подкралась. Глядим, она бедненькая сама не своя по улице идет, в руках свечка и конверт квадратный. Наверное и без меня ведаете что за почта в таких приходила, это вам не солдатские треугольнички. Бабы ясное дело к ней кинулись, а ласточка наша лишь головой покачала. Мол не ваша то беда. У самой жених разлюбезный на фонте был. Детдомовские они оба были, вот и записал солдат невесту как самого близкого родственника.
Женщина тяжело вздохнула, утерла набежавшую слезу и продолжила:
- Негоже в такой ситуации человека в одиночестве бросать. Тем более что девонька наша, прямиком к тайге подалась. Тут всякое может приключиться, ну мы гуськом, тихонько за нею и двинулись. Смотрим, а она к скиту монашескому направляется. В давние времена обитал там один отшельник, со всей округи к нему народ за советом и помощью хаживал. Запалила наша страдалица свечечку, перекрестилась и вошла в лесную обитель. Уж сколько мы ее прождали, теперь даже не вспомню. Вот только как вышла наша девонька, бабы так и охнули. У ней, аккурат посреди головы, седая прядь образовалась. Ну ни дать ни взять, а как есть - ласточкина грудка. Улыбнулась птичка наша весенняя, слезки утерла и тихо – тихо промолвила: «Живой мой соколик. Живой».
Рассказчица потеребила в руках платочек и вздохнула едва сдерживая волнение.
- Отмолила видно своего ненаглядного. Конверт тот окаянный, даже открывать не стала, под скатерть до поры упрятала. А через недельку и треугольничек заветный получила. В госпитале ее суженый отыскался. Раненый тяжело, но живой. Слух про то, на всю округу мигом разлетелся. И стали нашу станцию с той поры, не иначе как «Ласточкина почта» прозывать. Вы уж уважьте ветеранов, укрепите его на бумаге. Всем миром за то просим.
- Как то тут, на религии все замешано, - втянув голову в плечи, промямлил ретивый комсомолец.
В ответ секретарь райкома, сам бывший фронтовик, звонко хлопнул ладонью по столу, строго глянул на молодого подчиненного, и дело двинулось в нужном направлении.
***
Колеса поезда, мелодично отбивали свои такты по стыкам рельсов. На диванчике вагонного купе сидели двое – седовласый ветеран и маленький занятный мальчуган.
Пожилой спутник, то и дело беспокойно поглядывал в окно. В какой-то момент, он прикоснулся к плечу мальчика и оживленно произнес:
- Смотри внучок! Смотри! Сейчас памятное место проезжать будем.
Ребенок прильнул к окну и принялся по слогам читать название станции:
- «Ласточкина почта». Деда! Я кажется такое, в сказке про добрую волшебницу читал.
- Твоя бабушка покойная той волшебницей была, - дрогнувшим голосом произнес ветеран, - В ее честь и назвали. Потом как-нибудь поведаю, сейчас сердце что то прихватило.
Александр Рохмистров