Я открыл глаза и сделал глубокий вдох. В воздухе витал знакомый мне запах медицинского спирта и металла. Надо сказать, этот запах был больше похож на запах палёной водки. Сам же я находился в вертикальном положении, пристёгнутый ремнями какой-то стойке, находившейся в центре большого круглого помещения. Теперь, разглядев всё вокруг, я понял, что находился как бы посередине вольера, а вверху, за толстым стеклом сидели учёные, причастные к опытам надо мною. Собственная мысль разозлила меня, и я попытался, стиснув зубы, рвануть руки вместе с ремнями и стальными петлями. Напрасно…Ни ремни, ни петли не поддались. Я был прочно прикован. Поднял голову и злобно посмотрел вверх, сквозь стёкла, за которыми сновало с десяток людей в очках и белых халатах. Как же я ненавидел эти очки. Желал их разбить… Я выругался и опустил бессильно голову на грудь. От запаха спирта свербело в носу. Только сейчас я заметил, что был раздет до трусов, видимо готов к операции. Вспомнил ассоциацию, и сердце, как прежде, начало отбивать дробь.
Через несколько минут дверь, лицом к которой я был прикован, отворилась, и, к моему огромному удивлению, навстречу мне, гремя властно своими берцами, вышел Волков. Я обрадовано посмотрел на него, но тот не ответил мне ни единой мышцей лица, а просто подошёл вплотную и посмотрел на меня, произнеся с укором:
-Да-а, воин, не знал я, что ты так слаб. Провалялся пятнадцать часов чуть ли не в коме. Мы думали, что уже тебя не вытянем. А ведь до твоего разложения остались считанные часы, и мы можем не успеть с ассоциацией…
И правда, я забыл обо всём. Пятнадцать часов без сознания. Но я помнил комнату смеха. Выдержав небольшую паузу, Волков продолжил:
-Мы почти завершили ассоциацию твоих напарников. Одного уже перевели в госпитальный режим. Над вторым мы пока работаем.
Волков махнул рукой куда-то вправо, и мой взгляд последовал туда же. Я был шокирован увиденным: правее от меня стояла такая же стальная стойка с ремнями, к которой было приковано кровавое, багровое тело старика. Голые руки на месте суставов были глубоко прорезаны, будто пилой. Основная часть тела была закрыта некогда белой, а теперь кровавой простынёй, а снизу из под неё торчали две лысые кошачьи лапы. Я сморщился и поспешил отвернуться. И тут же откуда-то взявшаяся жалость застыла в сердце.
-Так значит…Тот парень, что сидел с нами в комнате смеха. Олег…он умер?
В ответ Волков кивнул.
-Умер. Но ты бы видел, что он там учинил, в комнате, когда Альберт захохотал! Он чуть ему горло тогда не перегрыз! А вбежавшему санитару разбил лицо. Закончить пришлось автоназией, иначе он бы там всё разнёс.
В моей голове, как эхо пронеслись горячие слова, произнесенные некогда холодным тоном: «А вот у меня, например, сын родился. А я здесь. Готовлюсь к худшему.»
Ах, как же чертовски он был прав. Я закрыл глаза, пытаясь проглотить, и оставить незамеченной слезу. На внутреннем экране моих закрытых век, плавал образ худощавого скуластого парня с растрепанными волосами и наглым выражением лица.
-Но тебя мы спасли. Ты же не передумал ассоциировать? Или примешь смерть?,- лукаво спросил Алексей.
Во мне было смешанное чувство: Одновременно страх перед ассоциацией и чувство вины перед смертью Олега. Если бы я выбрал смерть, то выходит, что Олег зря отдал свою жизнь. Его смерть оказалась бы напрасной. Если бы не эта случайность, я бы отказался. Но я не смог.
-Я готов!,- уверенно произнёс я.
-Хорошо, мы начинаем,- Волков вышел из вольера, и через несколько минут к моей стойке подошли два санитара и подкатили столик с инструментами. Один из них, что был помоложе, снял с губ респиратор:
-В связи с тем, что эффект веселящего газа почти прошёл, вам будет введён препарат Фиросолдин-25. Содержит в себе смесь веществ, влияющих на выработку Солдина и Фирина.
-Фирина?,- переспросил я.
-Да. Фирин- телесный страх. Страх, который вы ощущаете при надвигающейся опасности- душевный. Телесный же проявляется в учащённом сердцебиении и беспорядочном сокращении большинства грудных мышц и мышц конечностей.
-Послушай, я перенёс такой удар от веселящего газа. Вы не думаете, что от этого вашего Фиросолдина, эффект может быть непредсказуем?
Человек в халате смущённо опустил нос и взглянул на стоящую рядом лаборантку сурового вида. Лаборантка кивнула ему головой в знак согласия.
-Введём вам критическую дозу. Всё должно пройти успешно. Санитары вышли из помещения тем же выходом, что и Волков пять минут назад. Да и сам Волков вскоре показался в окне надо мной. Смотрел куда-то вдаль, будто бы сквозь меня. Санитарка сурового вида прошептала что-то Алексею на ухо и тот, жестом руки указал кому-то на обширный пульт, стоявший у окна так, что любой управляющий им, мог беспрепятственно наблюдать меня в окно.
Подом ной что-то загудело, и ноги обдало тёплым ветерком. Ощущение было приятное, что совершенно не ввязывалось в общую картину происходящего. Санитар, стоящий подле меня, одел резиновую перчатку на правую кисть и начал что-то прощупывать у меня на шее. Я не знал, что именно, но касания его, холодных, как лёд пальцев, проходили рядом с сонной артерией. Моё волнение нарастало с каждой прожитой в этой камере минутой. Я стиснул зубы изо всех сил, отчего мне даже пришлось зажмурить глаза.
Находившийся над моей головой огромный люк открылся, и, оттуда выдвинулся вниз некий купол. Когда он остановился в полуметре от моего лица, я смог разглядеть его полностью. Это была большая железная полусфера, разделённая стальными спицами, как зонтик, на восемь сегментов. В каждом из этих сегментов от центра к краям располагались яркие синие лампочки. Самые большие по краям, маленькие- в центре. И в довершении всего к краю каждого сегмента был прицеплен толстый провод, скорей похожий на ремень, с эластичным электродом на конце. Санитар наклонился ко мне через плечо и тихо спросил:
-Так ты готов уйти из этой жизни?
Я услышал в его интонации едва различимую усмешку. А от желания уйти до желания остаться был миг. Всего лишь миг. Величина столь малая, и столь огромная одновременно. Её могло бы хватить на то, чтобы в корне изменить судьбу. И я не мог колебаться. Я сказал «Да».
Санитар выпрямился и подошёл к стоящему рядом столику с инструментами. Он распаковал что-то, метким ударом по горлышку, разбил верх наполненной чем-то до краёв бутылки, и окунул в неё остриё шприца. Я почувствовал лёгкое онемение в ногах, и зашевелил кончиками пальцев, чтобы согнать это ощущение. Санитар подошёл ко мне с поднятым вверх шприцом «Фиросолдин-25. Как и обещал- критическая доза»,- прокомментировал он.
Я затаил дыхание в ожидании укола, и даже сощурился. Секунд пять ничего не происходило, но после, я ощутил резкую боль в верхней части шеи, почти под подбородком, отчего непроизвольно сделал глоток. После, уже не видя перед собой ровным счётом ничего, я почувствовал, как свободная голая рука санитара касается моей ключицы, и, как будто, начиная от шеи, по моим жилам растекается холодок. Покрывает подбородок, отдаёт в глаза. И они стекленеют. Послышался звук набирающего обороты вала, и я почувствовал, как купол надо мной закружился вокруг своей оси по неправильной орбите, и все части тела, которых касались маленькие электроды, передёргивало едва различимым разрядом тока. Санитар вынул иглу резким движением и отошёл куда-то в сторону. Я открыл глаза на мгновение и увидел яркий поток из лампочек, вращающихся передо мной, и бьющий то по лбу, то по коленкам, ток.
Что-то подо мной опять загудело, а стойка, к которой я был пристёгнут, задребезжала. Я обернулся через левое плечо и невольно вгляделся в лохматые лапы теперь уже не человека. И в сердце снова похолодело. На фоне этого пронизывающего холода, фиросолдин мне казался не больше чем мятная жвачка. Я стиснул зубы и встряхнул головой, поправляя непослушные волосы. Вновь подошедший санитар наклонился ко мне снова, и прокричал почти в самое ухо: «не дёргайся! Препарат скоро подействует, и натрястись ты ещё успеешь!» Я кивнул в ответ, не расслышав половины слов, и оскалился. Видя моё волнение и мучительное ожидание, санитар сбавил тон: «Может водки?» Я снова кивнул, будто бы машинально. Санитар направился снова к столику с инструментами, и достал из под клеёнки, заслоняющей нижнюю полку столика, большую бутылку. Тут же откупорил её и подошёл ко мне. Я был скован кожаными ремнями и не мог пошевелиться. Подумав немного, санитар ухватил меня за грудки и рванул руки в обе стороны. Рубаха затрещала, и разорвалась пополам, оголив мою грудь. На миг мне в голову пришла мысль, что санитар поступит также и со штанами, но я не долго думая отбросил её подальше. А тот подобрал с пола бутыль и приставил к моим губам.
-Это разведённый медицинский спирт, но эффект тот же.
Я задержал дыхание и сделал жадный глоток своего единственного спасения. В носу и во лбу засвербело, челюсти свело рвотным ощущением, и я сплюнул всё, что было во рту, себе на грудь. Закашлялся… Санитар недовольно нахмурился: «Ты что, пить не умеешь?.. Давай-ка повторим!» он снова приставил горлышко к моему рту. Я глотнул уже чуть меньше, и более осторожно. Чудодейственная жидкость обдала теплом всё моё нутро, но, к сожалению, это не спасло меня от Солдина.
Санитар с бутылкой ушёл обратно к столику, и я почувствовал сквозь гул и дребезжание, как моя стойка кренится назад, и я опрокидываюсь вместе с ней. Я успел только окинуть взглядом застеклённое помещение вверху, и увидел стоящего там Алексея. Он был неподвижен и держал сжатые в замок руки за спиной, улыбаясь через густые усы. Я снова закрыл глаза, и, когда открыл их вновь, видел перед собой только яркий прожектор, отчего мне, собственно, пришлось закрыть глаза насовсем. Вскоре жужжание турбины прекратилось, но на смену ему пришёл другой звук, напоминающий движение лифта. Отчётливый, громкий, но непродолжительный, как жизнь. Не успел этот звук прекратиться, как мои опущенные веки пронзил такой ослепительный свет, что глазные яблоки заныли, и боль начала отдавать в глазные нервы. Ужасное ощущение. Меня снова охватил приступ Солдина. Фирина же я пока не чувствовал совсем. Над моей головой, чуть заслоняя слепящий свет, наклонился санитар, и знакомый голос прозвучал, будто бы откуда-то с небес, разносясь эхом по ушной раковине.
-Тебе нужно выбрать своё животное. Которое близко тебе. Которое тебе по душе. С превращением в аниморфа, ты будешь обладать огромными способностями. Но и они будут ничто, без частички этого существа…
Я ничего не понимал. Быть может под влиянием Солдина, мысли пытались словно клубок с нитками у кота в лапах. Я не понимал, что от меня хочет санитар, про каких животных он говорит. Не знал, что я должен был ему ответить. По ногам пробежала дрожь. Лодыжки свело судорогой, и они на мгновение затряслись в воздухе. И тут же плечи. Будто невидимая сила прижала их к голове, и снова привела в исходное положение. Я услышал голос санитара. Он был взволнован моим резко изменившимся состоянием.
-Быстрее, воин! Выбирай животное! Волк, лев, кот, ястреб! Быстрее! Быстрее!! У нас мало времени!
Я начал лихорадочно соображать. Один миг. Тысяча мыслей. Да, я это умел. Если один из нас выбрал…Ммм…Кого же он выбрал…? В моей памяти возникла картина из моего недалёкого прошлого: окровавленная больничная простыня и торчащие из под неё кошачьи лапы. Так…Значит тот, кто был под простынёй…он выбрал…Льва или кота…Ч-чёрт…лев или кот. Я не могу различить их по лапам…Не могу.
Я понял, что мне придётся выбрать что-то другое, нежели ко тили лев. И я, наобум выкрикнул что-то, дёрнув шеей что есть силы, и больно сдавив ремешком гортань. И опять боль. И опять солдин. По телу снова прошла дрожь. Снова и снова. И вскоре всё моё тело билось в конвульсиях, коротко но сильно дрожа. То и дело слышался лязг ремешков, из которых тщетно пытались вырваться мои окоченевшие руки.
Хлопнула дверь где-то поодаль, и в помещение ввели животное. Мне так показалось. Я не видел и не слышал его. Я был слишком погружён в себя. Поглощён фиросолдином и электрическими разрядами, циркулирующими в моём теле. Но я чувствовал неприятный запах жирной шерсти и голодной пасти существа. После того, как непокорное животное было приведено и пристёгнуто к стойке, я услышал тихий голос санитара, который обращался к двум другим, стоящим рядом.
-Чиды свободны…Введите зверю фиросолдин и мы будем готовы к ассоциации.
Я почувствовал сильный порыв ветра. Он, казалось, хотел оторвать меня от стойки вверх, и засосать в то место, откуда он брал своё начало. Я чувствовал, как мои губы, желая следовать за ветром, отслаивались т зубов, и за ними следовал язык . Затем кончики пальцев, фаланги, ногти. Волосы, ноздри, глазные яблоки, проткнутые невидимой иглой. Это нечто поглощало меня внутрь себя, и с каждым разом я всё меньше и меньше чувствовал присутствие отдельных своих частей тела. Будто бы они без боли и крови отрывались от меня и уплывали в неизвестность. Вскоре я не ощущал ничего, кроме своего сознания. Это было очень приятно. Такие понятия, как зрение, слух, обоняние, осязание, утратили для меня всякое значение. Просто-напросто пропали. Больше не чувствовалось дрожащих от Фиросолдина коленок и рук, не было ни страха, ни боли, ни холода. Я чувствовал лишь то, что я стал пучком кристально чистой энергии, в силах которой было рассеяться на тысячи километров, и вновь в ту же секунду собраться в единое целое.