Латар. Вигард. Антерин. Зуна. Финальная схватка.


— Не тараторь, Чилитто! Ты так рассказываешь, что и паук запутается, — Уле Брабандер нервно сплетал и расплетал длинные пальцы, сидя в уютной комнатке снятого Каратасом для специфичных гостей маленького домика, коих в округе Зуны оказалось не так уж и мало.

— Повторяю медленно, — Чила ходил по комнате вперёд-назад, мерно отстукивая каждый шаг, — Лердре и все казурты прошли посвящение в храме Чёрной богини.

Из всех присутствующих только Риттико стал бледнее заглянувшего в окно тоненького облака на выгоревшем небе, остальные присутствующие выразили нетерпеливое удивление на лицах, но никак ни понимание произошедшего, потому и слова тайного сыщика не произвели на них должного впечатления.

— Торри-Торри… Пропала твоя девочка… — прошептал шут, и все теперь посмотрели на него.

— Ты что-то знал, но не сказал нам?! — принц подскочил к другу и ухватил его за отвороты камзола. — Говори немедленно, шут проклятый!

— Но-но! Твоё высочество! Потише, а то и последние друзья разбегутся в страхе от тебя ужасного!

— А ты рассказывай, Бер тебя задери! Не тяни! — Аттор опустил руки, и обессиленно рухнул на своё кресло.

— А ты не тяни резинку от трусов, а то больно будет! — передразнил принца шут.

Риттико вкратце, без цветастых отступлений, которые шут обычно любил вставлять в свою речь, рассказал друзьям легенду о Чёрной богине, легенду, услышанную от Шет Энарайн.

— И почему ты молчал раньше? — маг был хмур и подавлен. — Аргель, мы с тобой два горных козла, а не маги. Как мы могли пропустить воскрешение Черной богини? Нам в Лаеже рассказывали эту легенду, все тогда ужаснулись. Помнишь?

— Помню, угрюмо согласился мастер Ноцо. — Но что для молодых магов какие-то седые небылицы? А вот теперь мы столкнулись с этой «небылицей» вплотную, и я пока не понимаю, что делать.

— Да… И как на зло, куда-то запропастилась велиста… — констатировал прискорбный факт король Таар.

— Чил, расскажи нам, как там всё происходило? Ты же был в храме? Или проникнуть не удалось? — казалось, что Аттор просто хочет ещё раз поговорить про свою любимую, услышать её имя, что, впрочем, так и было в действительности.

***


Ветер наметал песок на ступени храма быстрее, чем служка успевала его расчищать, старательно махая метёлкой в разные стороны. Она скорее просто поднимала пыль, а ветер нёс эту пыль дальше, на следующие ступени. В пустыне даже в фиолетовый круг Большой луны, когда Дымный Кот проверяет равновесие мира, нещадно палило солнце, и служке очень хотелось быстрее справиться со своей работой и скрыться в прохладе тёмного храма. Там вскоре соберутся все присутствующие жрецы и жрицы, и верховная жрица будет снова проводить обряд посвящения для новичков, прибывших с красавцем герцогом Гизардом. Герцог нравился служке своей холодностью во взгляде — истинный жрец Чёрной богини, как его себе представляла девочка.

Ятта Маас, именовавшаяся теперь верховной жрицей Иннерис, стояла около статуи Чёрной богини одетая в огненно-красный лакотр, который ей подобало носить на торжества. Она ждала, когда собравшиеся угомонятся и наступит тишина. Говорить, перекрикивая шум, Иннерис считала ниже скоего достоинства.

В первых рядая стояли неофиты. Десять девушек и семь юношей, среди которых было почти не различить простым зрением, кто есть кто, но Иннерис ясно видела как волнуется Лердре, как дрожит от страха рыжая Кьяра, как поджали губы оба казурта. Раньше эти наблюдения принесли бы Ятте определённое удовольствие, в конце концов, ей всегда нравилось наблюдать смятение чувств на лицах собеседников, но теперь она не чувствовала ничего. Чёрная богиня отняла у неё и её злобу вместе со страстной любовью к брату. Его она теперь тоже не хотела ни видеть, ни обладать им.

Лердре Лин в белом лакотре, обезличенная среди таких же стоявших в одном ряду молодых людей, тем не менее, отличалась от них. Да, ей тоже было страшно. Непонятное и неизведанное всегда страшит. Но на лице девушки явно читалось выражение какой-то решительной безысходности, будто иного пути в её жизни никогда и не существовало вовсе.

«Торри, любимый, — Лердре повторяла мысленно имя принца так, как хотела всегда его называть наяву, — Торри… Никогда больше ты не поцелуешь меня страстно, как в тот первый и единственный раз. А поцелуи других мужчин мне безразличны. Так что, ничего особенного не произойдёт, когда я потеряю свой логир. Даже хорошо, ведь я перестану мучаться своей любовью, которую лелеяла чуть ли не всю жизнь».

К статуе Чёрной богини, лицо которой уже выражало удовольствие, подошла следующая будущая жрица, Иннерис взмахнула ритуальным кинжалом, и на белом лакотре неофитки выступило малюсенькое алое пятнышко между грудей. На острие кинжала ярко светился огонёк её логира, потом огонёк скатился в недра колодца и его свет для всех погас. Новая жрица улыбнулась спокойной холодной улыбкой и прошла на своё место, рядом с Лердре Лин.

Наступил черёд милады Июсс. Её имя выкрикнул некрасивый рыжий жрец в капюшоне, сползающем с покатого черепа, и Лердре подошла к верховной жрице. Сердце девушки выплясывало в грудной клетке нервную чечётку, норовило выпрыгнуть из горла, ноги не слушались, руки дрожали. Она чувствовала себя так, словно поднялась на эшафот и её, безвинную, должны казнить, хотя никогда в истории Латара, да и всей Бертерры, никого не казнили просто так.

— Желаешь ли ты, Лердре Лин Июсс, стать жрицей великой Чёрной богини Тенерии Имнатиды? — звучный и глубокий голос Иннерис заполнил собой всё сознание милады.

— Да! — прокричала Лердре, отдавая себя в руки Виоры-судьбы, и кинжал впился в грудь девушки.

Она задохнулась. Она умерла. Нет. Дыхание было ровным и спокойным, из эмоций осталась только дикая, заполнившая всё её существо, весь мир, всю вселенную неизбывная и вечная пустая тоска — тоска по утрате души. Нет, она не признается в этом чувстве никому. Никогда не признается, не расскажет, не предостережёт новых дурачков, желающих служить Чёрной богине, желающих приобрести для себя некие эфемерные сверх-способности. Она промолчит. Пусть каждый решает за себя. Она выбрала. Теперь она всё знает. Теперь она должна найти Аттора и рассказать ему всю правду, кроме… Нет. Она не станет рассказывать ему ни о прошедшей любви, ни о тоске, заполнившей весь мир, ни о пустоте там, где недавно была душа.

Встав на своё место, Лердре Лин потеряла интерес к происходящему около ритуального колодца и стала разглядывать убранство храма. Откуда-то она знала, что его удалось воссоздать с почти документальной точностью. Почему-то ей это было важно. Ни приятно, ни удивительно, ни восхитительно от красоты лепнины на карнизах и лестницах, а именно важно. Важно, и всё.

Случайно она встретилась глазами с взглядом странного жреца. Он смотрел на неё слишком заинтересованно, как ей теперь виделось. Его взгляд был горяч и проникал в то место новой жрицы, где ещё недавно гнездился огонёк души. И этот взгляд видел пустоту внутри Лердре. Только теперь она была уже не Лердре, ей дали новое имя Энфирис, и она должна была постепенно забыть свою прошлую жизнь. Лердре понимала, что это та самая причина, из-за которой почти никто не вернулся домой. Став служителями Чёрной богини, люди забывали свои прежние жизни, теряли свои былые привязанности, в них гасла любовь к близким, гасла даже ненависть.

***


— Я смотрел на Лердре, смотрел и не мог поверить своим глазам — она в один момент стала другой! Изменилась! Лицо стало холодным и грустным, глаза потухли, а улыбка превратилась в уродующую её маску… — Чила вздохнул и посмотрел на принца.

— Ну, всё! Я больше так не могу! — взревел Аттор, вскакивая с места. — Я сейчас же иду к ней. Я спасу мою миладушку! Спасу мою девочку!

— Сядь, Аттор! Сядь и остынь! — голос Уле Брабандера не предвещал ничего хорошего для принца, если тот на самом деле прямо так, без подготовки, ломанётся в храм Чёрной богини. — Сначала надо известить Моленара и Артафера. Они ждут моего сообщения. А уже потом все вместе будем решать, что делать дальше.

— Да я там и сам в одиночку разнесу весь этот храм по кирпичику! — не унимался принц, однако снова усаживаясь в кресле.

— Я верю, что ты способен на эту глупость, — подал голос его друг и помощник Аргель Ноцо. — Но маги сделают эту работу быстрее и чище, без пыли и отходов в виде грустных руин.

— И, кстати, король правильно сделал, что остался в Вигарде, — добавил Уле. — Пусть все думают, что принц просто путешествует по некой прихоти своей венценосной головы или… ну, тоже головы.

— Вот, Уле, ты шутишь не хуже Риттико, а она там страдает…

— Уже нет, мой принц, — Каратас грустно улыбнулся, — ей уже всё равно. Им всем на нас всех наплевать. Они после посвящения становятся иными, чем прежде.

— Зачем?! Ну, зачем Лердре понесло туда?! Не могла она просто и спокойно стать моей невестой, а потом и женой?

— А ты ей уже и предложение сделал? — Риттико приподнял одну бровь и прищурил другой глаз, всматриваяст в друга так критически, что остальные прыснули со смеху. И, хотя веселье быстро увяло, обстановка стала слегка спокойней.

— Нет, — грустно повесил голову принц, — не успел… Она же убежала…

— Эх, ты! Но теперь если бы не Лердре Лин Июсс, то мы тыркались бы, как слепые котята, не зная, куда бежать и что делать.

— Да, Уле, ты прав, и что бежать туда вот так сразу нельзя. И что надо сообщить верховному магу тоже прав. А у меня нет сил, и нервов моих не хватает на всё это! Мне надо срочно что-то сожрать и выпить! В конце концов, я принц или не принц?!

— Да, твоё высочество! — шут подскочил и вытянулся в струнку в стойке смирно перед сидящим вразвалочку Аттором. — Так точно! Выпить! И пож-жр-рать! Причём всем нам!

— Сейчас организуем, — впервые за разговор улыбнулся мастер тайных дел Чила Каратас.

***


В храме Чёрной богини не было чётких правил поведения, не было расписания служб и обязательных работ для жриц и жрецов. Только верховная жрица, служки и нанятые в помощь простые люди должны были исполнять определённые обязанности. Помощники и служки обеспечивали быт, а верховная жрица проводила ритуалы поклонения Тенерии Имнатиде. Рядовое жречество имело право присоединиться к молитвам Иннерис, чтобы Чёрная богиня уменьшила боль от той пустоты, которая теперь была там, где раньше жила душа.

Энфирис шла по узкой улочке Зуны. Тех способностей, что она получила от Тенерис, хватало, чтобы безошибочно знать, где и в каком состоянии находится тот или иной человек, имя которого было известно жрице. Энфирис шла к принцу Аттору. Она ещё помнила, хотя и довольно смутно, что Лердре, эта непонятная ей теперь девушка, что-то обещала себе узнать. Своё первое задание Энфирис получила от себя самой прежней. Теперь ей казалось, что к ней, к Энфирис, пришла милада Лердре Лин Июсс с вопросом, ответ на который просила передать принцу Аттору. И жрица шла выполнить волю умершей в ней Лердре.

На её лице не было улыбки, волосы под капюшоном были собраны в тугой пучок, как это делали почти все жрицы храма — не мешают и меньше потеть по такой жаре, какая в Зуне почти всегда. Движения Энфирис стали более угловатыми и потеряли былую грацию, зато осанка стала ещё прямее, поскольку осознание власти над миром, пусть и малой, пусть и ограниченной, будило в жрице гордыню, спавшую до последних событий, почти не свойственную самой Лердре.

Жрице в белом холщёвом лакотре и плаще из бледной серо-жёлтой сарпинки в бурую клетку кланялись встречные прохожие, не решаясь не то, чтобы загоаорить, а и просто заглянуть в лицо служительнице Чёрной богини. Им, простым людям, было неосознанно тревожно ощущать пустоту сердца, отличающую жречество этой новой старой богини. Так, ни с кем по пути ни разу не поздоровавшись по-человечески, Энфирис добралась до неприметного домика, где на этот момент, и жрица это знала точно, был только маг и принц, Уле Брабандер и Аттор. Оставалось дождаться возвращения шута, убежавшего на базар в квартале рукодельниц, что находился от этого домика на соседней улице. Энфирис знала, что Риттико должен быть при её разговоре. Остальные были жрице не важны. Она знала. И она застыла у двери в ожидании шута.

Ожидание не затянулось, Риттико, по своему обыкновению крутя головой по сторонам и не глядя под ноги, перед самой дверью в дом внезапно споткнулся, а выровнявшись с помощью незнакомой женщины в неприметном балахоне с капюшоном, взглянул ей в лицо и ахнул.

— Лердре Лин! Это ты?! — в его возгласе была радость и неверие в происходящее, боль от произощедшего и страх знакомства с этой Лердре, которая уже не та, что была.
Они вошли в дом и сразу же попали в комнату, где о чём-то тихо переговаривались маг и принц.

— Теперь меня зовут Энфирис, Элео, — милада только теперь ответила шуту тихим и каким-то бесцветным голосом. — Да, это я. И не я. Не та, которую вы все помните. Но я должна передать Аттору, — тут её голос едва заметно дрогнул, — информацию и ответить на ваши вопросы. Для этого я и стала Энфирис, жрицей Чёрной богини Тенерии Имнатиды, великой и ужасной.

— Лердре!!! — вопль Аттора перекрыл все возгласы присутствующих. — Ты вернулась!!!

Он вскочил и с налёта подхватил миладу в свои объятья, стал кружить её по комнате, снося по пути стулья и скамьи, чуть не опрокинув стол. Несколько минут продолжался этот вихрь, пока принц целовал свою любимую, пока не понял, что она не отвечает на его поцелуй так, как когда-то ответила в тот первый раз. Он аккуратно поставил девушку на ноги и разжал руки.

— Что с тобой сделали эти мерзавцы? — теперь Аттор тоже говорил тихо, медленно подбирая слова.

— Ты знаешь, принц. Тебе уже рассказали, — утвердительно кивнула жрица. — Но это не важно. Ничья судьба не важна. Раньше я не могла бы спокойно передать то, что скажу теперь. Слушайте.

Она уселась на поданный ей шутом стул, облокотилась на стол так, словно была смертельно усталой, и начала говорить.

— Мы все здесь связаны волей Чёрной богини. Не спорьте и не прерывате меня, пожалуйста. Даже тот факт, что я с вами сейчас говорю, вЕдом ей и ведОм ею, иначе я не смогла бы даже вспомнить про вас и про свою любовь, — она посмотрела на принца. — Да, Торри, я тебя любила, именно моя любовь к тебе толкнула меня стате жрицей Тенерис. Я хотела узнать тайну, чтобы помочь тебе удержать престол.

Не важно, что движет нами, важно другое, как это используют другие игроки. Тенерис использует меня, чтобы передать тебе и магам, что она желает встретиться с велистой для последней и решающей битвы. Да, велиста вернулась в наш мир, в мир Тенерис. Потому что Тенерис позволила ей вернуться. Тенерис была тут до Иниры, которую изначально звали Инирис, Тенерис тут и останется, победив Инирис.

Вы будете дураками, если ввяжетевь в их схватку, потому что погибнете все. Никто не может противиться Виоре-судьбе! Их схватка есть неизбежность и необходимость, без которой больше не будет никакой жизни на нашей Бертерре. И никто безнаказанно не встанет между двумя богинями. Битва уже предрешена, неизвестен пока её исход. Но Тенерис считает, что она непобедима. Мгла в ней теперь сильнее обычного, потому что она полна, потому что её оттеняет свет! Чёрная богиня получила свет наших логиров, наши чувства сделали её многократно могущественней. Ваша задача привести велисту к месту поединка. Тенерис ждёт в своём храме, но битва будет в пустыне. Тенерис не желает разрушить свой храм по неосторожности.

Некоторое время все молчали. Весть о том, что велиста вернулась, была радостной, а предстоящая встреча и бой с Тенерис омрачало эту радость.

— Лердре… Э-э-э… Энфирис… — принц пытался совладать со своими чувствами, — Ты любила меня? Ты так сказала…

— Да, Торри, больше жизни любила.

— Почему же ты тогда убежала от меня? — и в его глазах встали слёзы.

— Я подумала, что никогда не смогу быть твоей женой, потому что недостойна этого, — теперь она могла говорить о чувствах, уже не клокотавших в горле, не бередивших сердце, гулко отдававшихся в пустом сердце. — Я смотрела на портреты королев, принцесс и вдруг поняла, что в сравнении с ними я ничтожна, что моего портрета рядом с тобой на той стене никогда не будет. Мне было не легко пережить ту боль, что возникла тогда в сердце, захотелось вынуть её… В этом Тенерис мастерица. Боли больше нет. Любви тоже.

— Так это она так исказила твоё восприятие?! Я как раз представлял себе, как будет прекрасен наш с тобой портрет, короля Аттора и королевы Лердре Лин!!! Всё должно было быть иначе!!! — закричал принц, но осёкся. — Но стало так, как стало…

— Стало так, как стало… — тихим эхо отозвалась жрица.

— Уле! Друг мой! Где там находится этот проклятый Мост Времени? Я хочу начать всё сначала, повернуть всё вспять, прожить жизнь иначе, всё сделать по-другому! Я хочу любить тебя, Лердре! Моя Лердре… — и принц стукнул кулаком по столу так, что вздрогнул весь дом.

— Торри… — прошептала Энфирис, — Мой Торри… Когда-то я так мечтала называть тебя этим именем, а теперь осталась только глухая тоска. Пройти по мосту может не каждый смертный, иных там ждёт смерть, другие не захотят возвращаться и переживать всё заново, получать те же удары судьбы и противостоять тем же врагам и неприятностям. Но в нашем случае течение событий изменить нельзя — всё произойдёт точно так же. Такова воля богов. Нам остаётся только смириться и ждать исхода битвы.

— Собаки злые! Снова битва бобра с ослом, в смысле, добра со злом! — Риттико шумно выдохнул. — Ничего нового придумать не могли?! Слабо, да?! Вот только интересно, а моя роль во всём этом чем так уж важна? Почему я был обязан присутствовать? Не моим же чрезмерным любопытством она обусловлена!

— Ты — Элео, любовь Шет Энарайн, — и Энфирис слегка улыбнулась, — без тебя они не прилетят.

— Они?

— Да, их много.

— Вы о чём? — хором спросили принц и маг.

— Ни о чём! — оборвал друзей шут. — Всё! Уле, зови своих магов, велисту, шамана, собаки знают кого, и пусть всё уже закончится в нашу пользу!

— Я должна вернуться в храм, — Энфирис встала, — но ты, Торри, если хочешь, можешь последний раз меня поцеловать, мне не неприятны твои прикосновения.

Аттор сорвался с места и скрыл жрицу в своих объятиях, нежно прикасаясь к её губам, щекам, прикрытым векам, гладкому лбу, лаская её тело, стараясь запомнить всю её до последней чёрточки, прощаясь навсегда со своей единственной настоящей любовью. Маг и шут крадучись вышли из комнаты и поднялись в крошечную мансарду.

***


Разговор с магами Уле Брабандера был совсем коротким, и уже через каких-то полчаса в маленьком домике на окраине Зуны появились четверо. Моленар, не отпуская велисту, придерживая её по-хозяйски за талию, исподлобья оглядел всю собравшуюся компанию и кивнул. Ирис скромно стояла, слегка прячась за своего Артафера.

— Вот так, Фер, пока мы там чай пили, эти бравые мастера раскрыли все загадки мира.

— Лэн, будь же хоть сейчас не так суров! Они на самом деле проделали всю, так сказать «чёрную работу»…

— Ага, а нам осталось просто победить какую-то там Чёрную богиню, — недобрый смешок Моленара не предвещал ничего хорошего ни собравшимся, ни самой богине мрака.

— Мастер Моленар, — Риттико лучезарно улыбался, глядя на Верховного мага Бертерры, — от ваших слов пугающих моя трясётся задница!

И шут встал, демонстрируя всем собравшимся, как именно его пятая точка выполняет это телодвижение. Присутствующие разразились всеобщим хохотом, причём сам Верховный маг с трудом успокоился и отёр выступившие на глазах слёзы. Выходка шута, как всегда вовремя, разрядила обстановку.

— Хорошие мои, я так понимаю, что с этой Тенерией Имнатидой вы раньше никогда не встречались? — Инира высвободилась из рук любимого мага, снова попытавшегося притянуть велисту к себе, словно боясь опять её надолго потерять. — Но тут я вам должна сообщить, что её появление касается в основном меня, а не вас. Точнее вас оно касается опосредовано, через меня, через то, что вы все и сама Бертерра есть моё творение. Дело в том, что я уже успела столкнуться с этой сущностью, почти сразу, как вернулась домой. И это столкновение было для меня совсем не простым. Поэтому я считаю, что надо призвать всех сильнейших магов со всех континентов, и только тогда вообще объявлять о наших намерениях Тенерии.

— Разумно, хотя Энфирис и сказала, что все маги погибнут, если выступят против неё, — согласился шут, кивая своей лохматой башкой, — но надо спешить. Вдруг мы сможем ещё чем-то помочь малышке Лердре.

При этих словах Аттор и Уле помрачнели, а остальные посерьёзнели.

— Лэн, собирай всех, — распорядился шаман. — Начни с аррафа Хакима, чтобы он своих тоже приволок на хвосте своего ветра.

— Я ему уже отправил свой зов. Маги Лаежа тоже поставлены в известность. И теперь собираю всех лерийцев. На Лерии не так много магов, но они скоро все будут здесь. А я пока пойду делать для всех палатку-невидимку, — сказал маг и вышел из комнаты.

Выйдя на улицу, Моленар осмотрелся, подбирая подходящее место для своего чудо-строения. Напротив входа в домик, где обосновались латарцы, как раз была небольшая площадь, где стояла лавка зеленщика. Рядом с этой лавкой и встал маг, раскинув в стороны руки.

Сначала поднялся небольшой ветерок и закрутился крошечным смерчиком, в котором угадывалось прозрачное платье Эори, богини воздуха. Потом смерчик поднял ввысь земную пыль — это Эори закружила в своём танце Таги-Тагайю, богиню земной стихии. Песчинки тёрлись друг о друга, и в смерче стали проблескивать искры огня — это к подругам-сестричкам присоединился Леур, бог огня. А над серчем уже оформилось небольшое, но суровое облако, откуда стали падать на землю редкие капли дождя — это в магический танец влился Аниор — бог воды.

Моленар топнул ногой, произнёс беззвучное Слово и сотворил руками магический знак, чтобы завершить своё колдовство. Когда стихии улеглись, перед магом непосредственно рядом с лавкой зеленщика стояла небольшая палатка из серебристо-золотой на взгляд невесомой ткани. Маг раздвинул занавеси, прикрывающие вход в палатку, и, не склоняя головы, вошёл внутрь.

Пространство палатки, как он и задумывал, было больше похоже на арену цирка или зал какого-то огромного театра, или даже площадь. Моленар создал скамьи для гостей, а в центре организовал место для трапезы. Там стояли столы с разнообразными угощениями и напитки в красивых кувшинах, а в хрустале бокалов отражались и играли всеми цветами радуги лучи солнца, проглядывающие сквозь окошки в своде крыши.

Когда велиста вошла в палатку, собравшиеся здесь маги и их помощники разом умолкли, и в помещении воцарилась тишина, нарушаемая только шелестом платьев Иниры и Ирис, шедшей за своей подругой в сопровождении Артафера.

— Приветствую всех вас, мастера и милады, маги, шаманы, аррафы и феи Бертерры! — голос Инира не повышала, просто в тишине её было замечательно слышно всем и каждому.

Велиста встала в центре, взяла из рук Моленара бокал с водой, отпив немного, поставила его на стол и уселась в крутящееся кресло с высокой спинкой. Она говорила и поворачивалась к разным людям по кругу так, чтобы всем и каждому было можно увидеть её глаза. Она рассказывала им о сложившейся ситуации и объясняла, что от них требуется. Она просила их о помощи и говорила о том, что эта помощь может быть только добровольной, потому что стремление сердца может быть только искренним.

— И вы должны осознавать с полной ясностью, что вас поджидает Лут, чтобы проводить в мир небытия, если вы согласитесь вступиться за меня против Тенерис. Поэтому любой из вас может в любой момент покинуть меня, если вы почувствуете, что у вас больше нет сил и причин меня подерживать. Это не будет предательством! Я с благодарностью приму от вас те усилия, на которые вы окажетесь способными, но не заставлю вас жертвовать собой ради меня. Так поможите ли вы мне?

Со всех сторон раздались голоса, сливавшиеся в ясный ответ: «Да, велиста, мы с тобой, мы поможем!»

— Тогда нет причин ждать особого момента! В бой, мои маги! В бой, мои феи! В бой, мои шаманы и аррафы! И пусть судьба Виора постарается и на этот раз быть благосклонной к моей Бертерре!

Палатка, которую построил Моленар, исчезла, и оказалось, что вся Зуна заполнена воинами велисты. До самого храма Чёрной богини стояли люди, готовые к бою за свой мир и свою велисту.

И грянул бой! Тенерия Имнатида была огромной и ужасной. Словно чёрная ночь, она заполнила собой половину неба, на котором собирались свинцовые тучи. Из рук Тенерис вырывались молнии мглы, которые разили бесшумно и беспощадно, забирая логиры из тел магов. А Имнатида становилась сильнее с каждым поглощённым её логиром. Сильнее и больше. И вот она уже была размером с самую огромную гору, и Индарика, да и все горы Латара содрогнулись от её хохота.

— Сдавайся, Инира! Ты всего лишь человек! А я богиня мглы! Мгла всегда поглотит свет! Мгла навсегда скроет любой свет в себе и не выпустит из себя ни лучика! Я сожру всех твоих сторонников и стану сильнее всех во всей Вселенной! Сдавайся, Инира!

Но велиста открыла свет своего сердца, свет своей любви, и пошатнулась Чёрная богиня. Такова была сила любви велисты к своему миру, к своему магу, ко всей Вселенной, что Тенерис вновь стала уменьшаться под воздействием света этой любви.

И вот богиня и велиста уже одного роста. Велиста ли выросла? Тенерис ли стала ниже? Обе они закрывали собой всё небо, а стихии кружили их над толпами, над крышами маленького городка Зуны, над жёлтыми песками пустыни.

Зорко наблюдал за битвой Лут, бог смерти, молясь Гарону Трисвятому и его брату-альтер-эго Норагу Аду, Эжу повелителю Преисподней, чтобы они избавили его от необходимости применять свою силу к участникам этой битвы.

В этом страшном танце они кружились, слившись вместе, как страстные партнёры сливаются в смертельном танго, чтобы раз и навсегда решить, кто из двоих самый сильный и имеет право жить. Их руки сплелись, их ноги двигались по тучам в едином ритме. Их взгляды встретились и, казалось, что их уже никогда не развести. Велиста всматривалась в черноту души Имнатиды и видела в её глубине страдания тех, кто отдал свои логиры Чёрной богине.

Вдруг из этой чёрной бездны на Иниру глянула душа её любимой феи Ирис… Ирис!!! Эта тварь сожрала и твою душу!!! Ирис… Как же я теперь тут без тебя? Не-е-е-е-ет!!! Ирис!!! Ты должна жить! Так быть не может! Не должно! Ты не можешь вот так меня взять и покинуть! Ирис…

Лэн? Велиста вспомнила про своего любимого мага, и её охватило мертвящее предположение, что эта чёрная тварь могла вобрать в себя и душу её Моленара. Инира стала вглядываться в чёрные глубины ещё пристальней, но не увидела глаз любимого. Тогда она невероятным усилием воли оторваласвой взгляд от глаз Имнатиды и осмотрелась вокруг. Увидев, что Моленар стоит внизу вместе с шаманом, который прижимает к себе бесчувственное и бесстрастное тело Ирис.

Инира решительно стащила Тенерию вниз на землю, и они обе стали обычного человеческого роста. Имнатида не отпускала от себя велисту, не разжимала рук, чувствуя все движения души Иниры, её боль, её ужас. И вот Чёрная богиня заговорила.

— Ты сама меня придумала, оторвала от себя кусок твоей божественной души, собрав в нём всё худшее, что таилось в уголках твоей души, всю тоску и печаль, всё горе, что пережила за все воплощения во всех мирах, где рождалась. Ты выкрасила это в чёрный цвет и нарекла Тьмой, Темнотидой, Инерией Темнотидой. Мы с тобой шагнули из нашего мира, того, где ты родилась в новом теле на этот раз, в прекрасную комнату, твою Красную гостиную, чтобы отдыхать. Но ты захотела отдыхать без меня!

И ты отправила меня, свою тёмную часть, в пустыню, чтобы там я умерла без воды, без сил, без энергий. Но я выжила. Меня увидел человек, мужчина. Я уже не помню ни его имени, ни как он выглядел, потому что для меня он был только лишь источником силы, энергии, и я поглотила его целиком. С тех пор моё имя изменилось, я стала Тенерием Имнатидом, чтобы ты не могла меня больше найти и опознать.

А потом я встретила женщину, её любовь и сострадание вернули мне способность сохранять равновесие в тех рамках, которые мне выделила ты, Инира. Я сделала её своей верховной жрицей и дала ей имя Лемарис. Я забрала её логир, лишив чувств и сомнений, а после её смерти приняла и её облик, сделав мужское тело женским.

Я творила лишь то, что могла творить, исходя из оставленных мне тобой низких энергий, и прибавлять к ним только лишь искры тех, кто пожертвовал мне свои логиры. Потому и получалось, что я создаю по большей части зло. Но это зло не столько моё, сколько твоё собственное, Инира. Я есть часть тебя, следовательно, всё, сотворённое мной, является и твоим тоже. Моими руками ты творишь зло, но закрываешь на это зло глаза.

Только ты сама могла запретить себе проход в свой собственный мир! Ты сама оставила Бертерру мне! А мне требуется много энергии из человеческих душ, много логиров, чтобы развиваться и расширять своё воздействие на этот мир. Пока ты пребывала здесь, на Бертерре, я даже сломала свой храм, пресекая вероломное преступление одного из моих жрецов. Но вот ты ушла, и я смогла восстановиться и воссоздать свой храм.

Всегда можно найти людей, готовых поменять свою душу на материальные и духовные выгоды! Гордыня бессмертна и в этом мире! И эта гордыня твоя, Инира! Только ты её отделила от себя и передала мне, чтобы не отвечать за свои стремления и чувства. Ведь это не я, а ты хотела быть высшей властью своего мира, ты хотела вершить судьбы и править, милуя и беспощадно карая. Ты, а не я! Это ты стремилась контролировать всех своих подданных, быть единовластной богиней своего мира! Но тебе стыдно стало отвечать за созданное тобой зло, ты выделила из себя Чёрную богиню, чтобы свалить свои ошибки на меня, Тенерию Имнатиду, Инерию Темнотиду.

Инира раскрыла свои объятия и сильно-сильно обняла Тенерию.

— Что ты делаешь? — Чёрная богиня попыталась вырваться, разорвать тесноту велистиных рук. — Ты не можешь так поступить, не должна! Ты сделала меня свободной от себя, и я хочу такой и оставаться во веки веков! Такова моя воля!

— А я велиста, — спокойно ответила Инира, — ты всего лишь моя не лучшая часть, а никакая не свободная личность. Все личности, что в тебе, чужие, не твои. А теперь я велю тебе влиться в меня обратно и стать снова мной, чтобы и я стала цельной. Ты была несчастной, ты была не с частью, так стань целым, стань снова частью единого целого, чтобы жить счастливо! Такова моя воля и пусть так и есть!

Чернота, из которой состояла Тенерис, стала текучей и подвижной, словно пролитые чернила. Эта жидкость начала просачиваться под кожу Иниры, вливаться в рот, в глаза, в уши, она окутывала всю велисту и постепенно втекала в неё. Ничего больше не могла сказать Чёрная богиня, не было бльше никакой Чёрной богини, но то, что происходило с велистой, было поистине чудовищно.

Аккуратные обычно ногти Иниры выросли, заострились и загнулись, венчая тонкие мосластые пальцы, а руки стали похожи на корявые палки. Потемневшее тело покрылось всполохами пламени, словно обгоревшее бревно. А её обычно красивое лицо стало исковерканной маской, вселявшей ужас в наблюдавших эту сцену волшебников.

— Нира! Инира-а-а! Не-е-ет!!! — Моленар хотел кинуться к любимой, но шаман рывком остановил его, и у них завязалась драка.

— Не смей к ней сейчас подходить, идиот! Ты только помешаешь ей! — рычал Артафер.

— Я не могу на это смотреть! Отпусти меня!

Маг набрал полную руку светящейся синей энергии и влепил этот тугой комок в лицо шаману, но не причинил особого вреда, потому что шаман уже прикрылся магическим щитом, и синие искры рассыпались, озаряя окрестности.

— Ты не можешь помочь Инире победить саму себя! Остановись и прекрати тратить силы на истерику! Просто верь в неё — она справится, она очень сильная!

Моленар стоял теперь, ссутулившись и горестно мотая опущенной головой, не в силах совладать со своими эмоциями. Ему хотелось прижать к себе это… то, во что превратилась его Инира, успокоить, утешить, лишь бы снова увидеть её глаза, полные нежности и любви. Он свято верил, что та любовь, которая была между ними, никуда не могла исчезнуть, несмотря на произошедшие изменения.

Поддерживающий друга за плечи шаман чувствовал почти то же самое, ему хотелось помочь велисте, изо всех сил всех миров, во имя всех богов, всех демонов Преисподней, и во имя вообще всего на свете. Спасти хотя бы Иниру. Ведь его фею Ирис уже не вернуть! Но Артафер знал, не чувствовал, а именно знал, что вмешиваться опасно, можно только навредить. Он мысленно хватал себя за руки, пальцы которых автоматически начинали плетение защитных рун. Он старался контролировать своё дыхание, чтобы не выдохнуть в сторону Иниры лишней силы.

А там, где стояла велиста, ревел ветер, сворачиваясь в тугой смерч, чья воронка старалась раскрыть рот на всё небо, чтобы всосать в себя нависшие над пустыней тяжеленные графитовые тучи, или чтобы заплевать их поднятым с земли песком. Столько сил, задействованных одновременно, никто из волшебников не видел никогда.

— Артафер, я думаю, что Моленару надо чуть-чуть привлечь внимание велисты к себе, — Уле Брабандер подёргал шамана за рукав, — без него она не справится! Она женщина, а женщине всегда нужно на что-то, точнее на кого-то замкнуться. Был бы ребёнок, то на него, но у нас есть только её возлюбленный мастер, это может быть менее эффективно, но лучше так, чем она разрушит всю Бертерру.

— Ты думаешь, она может?.. — встрял в разговор Моленар.

— Она сейчас вдвое сильней, чем была, если не больше, — и Брабандер поднял воротник на куртке, хотя от ветра это не помогло, он стал похожим на нахохлившуюся птицу с бурым опереньем.

— Лэн… — Артафер слегка задумался о безнадёжности этой сумасшедшей затеи, — ты покричи ей что-нибудь отсюда. Если что, то мы прикроем тебя щитами.

Иниру разрывало изнутри бушующее в ней пламя силы и страданий. Ей хотелось плакать и смеяться сразу, кричать и петь, стонать и выть. Слёзы сами вытекали из глаз, но не капали, а испарялись с огненной кожи щёк с шипением. Сотни и тысячи чужих душ изнывали в мучениях на дне её собственной души, мечтая о свободе и отдыхе. Логиры всех жриц и жрецов, всех, кто когда-либо отдал свою душу Тенерис, теперь чувствовали, что могут эту свободу обрести, и от этого страдания велисты были ещё страшнее.

Она, пылая, летела по всё расширяющемуся кругу, сопровождаемая роем песка и воды. Земная стихия встречалась с водной в воздухе, а велиста сейчас сама являлась огнём. Боги стихий тоже влились в Иниру, потому что когда-то они из неё вышли, чтобы был создан этот мир, планета Бертерра.

Велиста видела свою Бертерру всю сразу, как будто держала в руке хрустальный шар. Но что это там такое? Сердце велисты дрогнуло и пропустило удар, зато его заменил всполох молнии и громовой раскат. Навстречу взгляду велисты неслось алое облако, оно металось из стороны в сторону, пертекало из одной формы в другую, рвалось на части и снова сливалось воедино. Полотно паруса? Рыбья стая? Птицы! Стая алых руфисов летела к велисте, а впереди летела самая красивая птица, руфис по имени Шет Энарайн — дитя солнца. Их глаза встретились, и Инира словно очнулась от дурного сна, на её губах снова появилась улыбка, а лицо стало обычным, да и тело приобрело нормальный вид.

Алый руфис обмахнул велисту крылом и устремился в обратный полёт, увлекая всю стаю за собой. Каждый руфис уносил в клюве по вылетевшему из глаз велисты логиру, чтобы выпустить их в том мире, куда могут заходить только боги и руфисы. И вот стая превратилась в стрелку, указывающую на мужчину в окружении ещё нескольких человек.

В сердце Иниры сначала шевельнулась тоска и печаль, но потом во весь голос запела любовь, и всё существо велисты затопила нежность.

— Нира…

— Моленар… Лэн… — губы Иниры шеплати имя любимого, и она шла к нему, стремясь соединиться теперь с ним.

Маг видел изменения, Инира стала выше, кожа её потемнела как от загара, волосы стали почти чёрными, заострились черты лица, но всем сердцем чувствовал, что это его велиста, его любимая милада, его судьба и его жизнь. Он шёл к ней навстречу, желая принадлежать ей, владеть ею, быть с ней единым целым. Ему казалось, что без неё он был несчастным калекой, а с этой женщиной он становился счастливым и всемогущим.

***


ЭПИЛОГ


Лерия. Эрметрис. Домик Ирис.


Над морем плыли взбитые сливки, горы пушистых взбитых сливок. Их склоны и пики перетекали из розовых в персиковые и фиолетовые, желтовато-зеленоватые и светло-голубые с местами глубокой синевы. Эта феерия нежного перламутра принимала то очертания зверей, то форму строений невиданных на Бертерре, то эльфийских замков, то фантастических соцветий или абстракций. Инира любовалась на свой мир, наполняя его любовью и негой.

Воды залива Хильдерра, что перетекают в море Любви, ласкали берег Эрметриса, принося приветы из Вигарда, с берега другого моря, Нуазокского, южного соседа моря Любви. Были это щебет дельфинов или лёгкий ветерок, пена, которую волны толкали к ногам велисты или внезапные подарки, выброшенные на берег приливом.

Стало прохладней, Инире захотелось накинуть на себя тёплую шаль, и велиста медленно побрела к домику Ирис. Там за низеньким кованым бордюром бушевал сад, повторяя все цвета облаков, только в ярких эквивалентах. Цвели розы всех оттенков, хвастался длинными соцветиями дельфиниум, внося свои синие оттенки, ирисы-касатики пылали ярким оранжевым, бледнели белёсо-голубым с фиолетовыми языками, стеснялись своего пурпура, будто это цвет траура. Там пенилась сирень и жасмин, скромно отдавали свой аромат ландыши и ночной душистый табак, виолы и барвинок фиолетовыми пятнами раскидали свои цветы по зелени травы, и ещё сотни видов растений, миллионы оттенков цвета и запаха будоражили и успокаивали шедшую по тропинке через сад хозяйку и создательницу Бертерры.

Окна в домике и на веранде светились, приглашая присоединиться к чаепитию, а на встречу Инире вышла Ирис.

— Дорогая моя, пойдём пить чай! У меня как раз поспели плюшки и булочки с изюмом, как ты любишь, — и Ирис укрыла плечи подруги захваченной на всякий случай шалью. — Ты всё ещё переживаешь из-за случившегося? На мой взгляд, ты прежняя, совсеем не поменялась! Так что брось все свои печальные думки и пойдём веселиться! Лэн скоро уже штаны протрёт об лавку, так вертится от нетерпения, искусал все губы, бедняга. Но ты же хотела побыть одна, вот он и не идёт к тебе, а ты тут без него гуляешь.

— Ах, душа моя Ирис… Любимая моя Ирис… — вздохнула велиста, — Мне и самой теперь не понятно, где мои чувства и мысли, а где её.

— Да пойми ты, нет больше никакой её, есть только ты, как и была когда-то цельная и единая, единственная наша и любимая!

— Тогда почему меня так часто стала посещать печаль? Откуда берётся боль в моём сердце, когда нет никаких для неё причин? Почему я скорбно заламываю руки и хочу убежать и плакать?

— Ты теперь чувствуешь боль своего мира. Это не твоя личная боль, скорбь и печаль, это чувства всех жителей Бертерры. Тебе они внове, вот ты и воспринимаешь их преувеличенно остро. Вспомни о положительных чувствах! Почувствуй, как прежде, всю нашу радость, всё ошеломляющее счастье, нежность первого поцелуя, ведь каждый момент у кого-то происходит первый поцелуй! Вспомни умиротворение прабабушки, выводящей на прогулку своих трёхлетних правнуков, или матерей, впервые кормящих своих первенцев. Почувствуй счастье, оно никуда не ушло, оно тоже в тебе, в твоём сердце!

— Да… Но боль…

— Ты сама учила меня, что своим вниманием ты увеличиваешь в мире то, о чём постоянно думаешь! Вот сейчас ты увеличиваешь боль и скорбь. Ты уверена, что хочешь именно этого?

— Нет! — и велиста всплеснула руками. — Конечно, я хочу всеобщего процветания и счастья! Я тебя поняла, душа моя! Спасибо тебе за урок! Пойдём пить чай. Скажи, а Уле и Ольгрисса уже прибыли?

— Да, совсем неавно Лэн открывал им портал, они уже за столом и ждут тебя, чтобы рассказать последние новости.

— Тогда пошли к ним быстрее! — и, наконец-то, улыбнувшись счастливой улыбкой, Инира побежала лёгкой рысцой к входу на веранду.

На светлой закрытой от морского бриза веранде было тепло и уютно, с благоухающим ароматом выпечки смешивал свои пряные нотки чай из трав и кустраников, какой умела собирать только фея цветов. Артафер на правах хозяина дома разливал чай по чашкам, приглашая гостей угощаться сдобой и печеньем. Моленар сосредоточенно давил в своей чашке дольку лимона, уже утопающую в меду и собственном соку, иногда поглядывая на дверь, не покажется ли его любимая Инира.

Вошедшую велисту первой приветствовала пёстрая черепахового окраса кошка, которую для своей феи отыскал шаман среди давно ушедших в иной мир душ животных. Эта кошка когда-то жила у Ирис в том мире, откуда пришли велиста и фея на Бертерру, и куда Ирис больше не захотела возвращаться, приняв решение навсегда остаться здесь, в Эрметрисе, с Артафером. Кошка подняла голову и заглянула Инире в глаза, прищурилась и громко замурлыкала. Она всегда так делала, когда ей нравилось происходящее.

Уле Брабандер не сразу заметил вошедшую и стоящую в дверях велисту, он был увлечён своей спутницей. Эритта за время, прошедшее после знаменательной битвы, похорошела и приобрела необычную для себя яркость. Её глаза налились синевой, щёки оттенил пленительный румянец, а красиво очерченные пунцовые губы вселяли уверенность, что латарский маг использует любой удобный момент, чтобы прильнуть к ним с поцелуем, и поцелуй этот никак не дежурный, а самый настоящий.

Велисту увидел Моленар, встал ей на встречу и проводил к креслу рядом со своим, погая ей усесться. Артафер улыбнулся Инире и тут же наполнил её чашку ароматной влагой.

— Ой, Инира! — заметил велисту Брабандер. — А мы тут вот… чай пьём, — и его лицо просияло непривычно открытой и радушной улыбкой.

Скромный латарский маг тоже изменился с тех пор, как они расстались, велисте показалось, что он возмужал. Уле и не был узкокостным, а теперь его плечи развернулись, осанка стала гордой, взгляд светился уверенностью и ответственностью.

— Здравствуй, Уле! Здравствуй Эри! Рада видеть вас здесь! — и велиста радостно улыбнуласт им. — Как поживаете? Какие новости в Вигарде? А что творится теперь в землях Латара? Что стало с Гизардом и Яттой? Я ушла в себя непозволительно надолго, забросила дела и ничего не знаю, что творится вокруг.

— Мы с Эриттой поженились, — выпалил маг без подготовки, Инира только всплеснула руками, а Уле продолжил выдавать новости как из рога изобилия, — Аттор сделал предложение Лердре Лин и они тоже готовятся к свадьбе. Близнецы Лайв и Леас уже ожидают первенцев, они женились самыми первыми. Лайв взял в жёны Ольгриссу, сестру Этельма, а Этельм скоро женится на Миретте. Тиоланта стала супругой Леаса, и они уехали в путешествие в Тагрид, обоим давно не сиделось дома.

— А юные казурты? Как они себя чувствуют?

— Эрл ван дер Вейн сделал предложение Кьяре ван дер Вель-Ор, а Гвинго ван дер Лигель и Дегор вин ден Фолиа решили стать помощниками и поступили на службу в аппарат наместника Ликсы.

— Как хорошо, что и у них всё наладилось! Печально только, что многие логиры уже не могли вернуться в свои тела из-за их гибели.

— Нира, но многие — это те, кто умер в незапамятные времена! — воскликнул Артафер. — Все живые получили свои души назад, всё нормализовалось.

— А что стало с Гизардом и Яттой? А Миреон, их мать? Что с ней теперь? — не сдавалась Инира.

— Гизард, получив назад свой логир, как будто очнулся от дурного сна и снава погрузился в научные труды, чему никак не нарадуется его профессор Уски Мертенс. Ятта решила теперь стать служительницей культа Десяти богов, так ей велела Виора-судьба, а Ксейр, повелитель информации, наполнил сознание Ятты истинными знаниями. Кстати, дары Тенерис никуда не исчезли! Все, кто прошёл посвящение, сохранили способность предвидеть и менять будущее. Но теперь им нет причин так рваться к власти, в их сердцах мир и благополучие. А Миреон Маас… Она не пережила этой бури, ушла за край во владения Эжа Норага, чтобы там искупить свои мысли и злые чувства. Так решил сам Гарон! А кто ж с ним спорить будет? А как ты сама, Инира? Как ты пережила своё преображение? Тяжело было?

— Мне было трудно, потребовалось приложить старания, силу воли, чтобы быть всё время осознанной и контролировать свои стремления и эмоции, но теперь уже всё позади, я смирилась с произошедшим, приняла себя такую, какой я стала, — Инира печально вздохнула и продолжила. — В общем-то, не могу сказать, что моё состояние для меня внове. В том мире, где родидись мы с Ирис, я на самом деле была целостной, то есть, во мне как-то уживались моя светлая и тёмная стороны. И да, мне всегда хотелось избавиться от недостатков, быть светлой, хорошей и только добро нести людям. Оказалось, что свет блекнет без тени, а тень без света стремиться подчинить себе всё вокруг и может даже уничтожить весь мир.

— А я чуть не сошёл с ума, пока ты восстанавливалась, — устало произнёс молчавший до сих пор Моленар — Хвала богам, что ты справилась, любовь моя!

— Без тебя, Лэн, я бы и не справилась никогда!

— Да, всем было нелегко, но мы справились. Правда, Ирис? — подтвердил всеобщие настроения Артафер. — А теперь давайте просто пить чай и есть булки! Жизнь продолжается и это самое главное!

12.10.2019г.

© Copyright: Людмила Ярослава, 2019
Свидетельство о публикации №219102000218