tomkin,
О бытии
часть вторая
Реальное бытие разворачивает странную, полную идиом, картину: всю свою сознательную жизнь пациент много ест что попало, пьет без меры, много работает, мало спит, диспансеризацию и медосмотр воспринимает как лишний выходной, жалеет себя, проезжая до булочной два квартала, а попадая после в больницу, ищет утешения, требуя сочувствия, понимания и спасения. И искренне оскорбляется, когда в ответ слышит, что молодильных яблок и живой воды в перечне ЖВЛС не содержится. Однако, пациент, зная от власти и из интернета, что он - царь горы, он - потребитель медицинской услуги, а потребитель всегда прав, продолжает требовать, требовать, требовать. Требовать даже того, в чем заведо отказывает своему спасителю.
Он требует сохранения своих тайн и персональных данных, но считает в порядке вещей развесить на каждом интернет-столбе пасквиль о больнице, враче, медсестре.
Он требует качественной медицинской помощи, но считает нормальным отсутствие для врача и медсестры нормальных условий труда и качественной его оплаты.
Он требует сочувствия, но сам сочувствовать не желает, т.к. это требует движения души, а с душой в больницах проблемы. Это не храм.
Он легко говорит "не нравится - увольняйся", но услышать в ответ "не нравится - уходи" считает оскорблением.
Он легко и злорадно обкладывает врача/медсестру матом прилюдно и без ложного стеснения, невзирая на пол и возраст, но мат в свой адрес внезапно воспринимает крайне болезненно, до обращения с десятками жалоб всем: от бога с Президентом до прокуратуры и суда.
Он считает всех от санитарки до министра тупыми дегенератами, но при этом совершенно всерьез ожидает от них "качества" оказания помощи и проводимого лечения в формате "экстра-класс" и не менее.
Он занимается самолечением, отменяя назначенные препараты, проконсультировавшись с подружкой/мамой/тетей/братом по телефону, но требует эффекта лечения от врача.
Он инспектирует работу медицинского персонала, сверяясь с передачей Малышевой, статьей в интернете
или мнением соседа, и точно знает, что с его диагнозом его лечат не тем, не там, не так и никак.
Он иногда конфузливо оговаривается "Не, ну среди вас достойные есть, конечно... там, один-два, а остальных бы на фонарях вешать".
И это наш мир, наше бытие, наши сотни отчетов, десятки показателей, наши прокуроры и следователи, наши страховые компании, наше безумное министерство с его модернизацией, наши депутаты, живущие в ином мире и создающие фантастические версии законов, наши кладбища, где каждого мы помним поименно, и череда сотен тысяч лиц спасенных, наши бессонные ночи, наши дети, недолюбленные, недосмотренные и забывшие об улыбках на наших лицах.