Деревья до смерти перепуганы,
К земле ниц припадают, ищут спасения,
Пока их раздевают,
Как рабов провинившихся,
И на головы водружают,
Тяжелые шапки из снега.
Везде оборванная нищета,
Особенно в мыслях-подвалах тех,
До кого добралась бессердечная мегера,
Ее леденящий смех,
Слышен сквозь прорехи в окнах.
Не вспыхивает солнце,
Ни в одном из стекол,
Лишь подкоптившиеся облака,
Застыли в одной точке,
Сгрудились, боятся разойтись,
И замерзать в одиночке,
Как стая ощетинившихся птиц.
Начинается спех на объятия,
Хочется руки сомкнуть на ком-то,
Чтобы не выглядеть нищим,
Не носить мысли-лохмотья,
Затаившийся в холоде хищник,
И так обобрал нас до нитки.
Не видно точек черных птиц,
Прошлогодние яблоки никто не склюет,
Они сгниют, и вырастут точно такие же,
Когда яблоня зацветет,
Подмены никто не заметит.
Ничто не заставит холод,
Снять мантию величия,
Цвет которой так слепит,
Будто в каждой грани,
Затаилось солнце,
И вышиты на драгоценной ткани,
Изгибы растущих сугробов.
Никто не разговаривает,
Боятся, что в горле застрянет снежинка,
И будет их мучить.
Так будет полгода.
Так будет полжизни.
