Фанфик по постапокалиптическому роману Чайны Мьевиля "Рельсы". Раскрываем тайны капитана. Все тайны. 

(попозже выложу ссылочку на произведение целиком) 

"Охота Абакаты Напхи"

Автор: surazal

Большинство персонажей принадлежат Ч. Мьевилю и упомянуты в оригинальном романе. Я добавила совсем чуть-чуть своих, второстепенных. 

Этот текст охраняется законом о защите авторских прав. Размещение любой части текста запрещено на сторонних площадках, в любых блогах и личных дневниках. Свидетельство о публикации №217042500072

 

 

– Человек на земле! – истошно крикнули с состава, и штурман слышала это как сквозь воду. Её глаза слипались от крови, и сперва она даже не сразу поняла, что падение прекратилось и она уже лежит на земле.

На земле!

Почва под нею вздрагивала и будто дышала. Кто говорит, что земля мёртвая? Как можно считать мёртвым то, что живее живого, движется и пытается тебя сожрать тысячами ртов?

Нет. Она так не согласна.

– Машины стоп! – командовала наверху Эбба. – Малый назад!

Напхи села, чувствуя, как лицо мгновенно залилось кровью из разбитой башки, которая ощущалась так, будто сам «Фрей» по ней проехался. Каждая косточка в её теле вскрикнула от боли.

Она слабым пинком отшвырнула какую-то мелкую гадость, азартно вгрызавшуюся в её ботинок.

А потом зачем-то посмотрела на свою правую руку, которую, казалось по ощущениям, будто кто-то окунул в раскалённый тигль.

– Самый малый! – донеслось сверху. «Фрей» почти незаметно двигался тендером вперёд. С бортов трех вагонов, не дожидаясь остановки кротобоя, вниз неслись на тросах несколько человек. Разматываясь на лету, полетела бухта, брошенная Зивом.

Натренированное безжалостным Суомом, полубесчувственное тело Напхи словно подняло себя само.

Она смогла разглядеть, что вверху прильнувший к поручню Рупа положил на сгиб локтя свой мушкет и, сосредоточенно склонив голову вбок, отстреливает мелкую живность, интересующуюся Абакатой Напхи.

Около неё брякнуло на землю несколько креплений.

– Вяжись! – крикнула Эбба.

Напхи подняла левую руку и показала:

«Не могу. Карабин сломан».

Она опять посмотрела на свою правую руку.

«И правая рука», – хотела добавить, но теперь не было сил даже на жесты.

Ни на что. Она снова повалилась на спину, почувствовав, как горячо и солоно стало во рту.

В этот момент земля вздрогнула особенно сильно.

Кто знает, какое в действительности имя у безглазого подземного падальщика? Возможно, в старых толстых книгах он называется как-нибудь на мёртвом и трудном языке, но в Рельсоморье его все называют «безглазый». Непонятно, правда, почему «падальщик», так как этот зверь не прочь поесть и свежего, будучи по своей сути хищником.

У него характерный ход под землей, и даже у бывалых охотников ёкают сердца, заметь они во время рейса земляные гребни, идущие чёткой пунктирной линией. Вибрацию земли безглазый чувствует очень издалека.

Суом вытащил изо рта трубку и указал ею на север.

– Видите, вон там? К ней идёт безглазый.

И обвязался страховкой.

– Я тоже к ней иду.

Он слетел вниз, прежде чем Эбба успела закрепить страховку на себе, чтобы спуститься за штурманом – сознательно оставить поезд в опасности без капитана и нарушить устав. Теперь наплевать на устав и на себя самоё.

Суом спокойно стал на землю ногами и сделал несколько шагов к уже не двигающейся Напхи.

Шкот натянулся.

– Заело, мать вашу! – всхрипнул кто-то из команды.

– Да травите вы там вручную, чего вы, суки!! – завопил старпом с площадки, весь белый и трясущийся от ужаса – потому как наблюдал за безглазым в трубу и мог хорошо, очень хорошо рассмотреть его.

Эбба в компании кого-то ещё ринулась к лебёдке и мигом высвободила из паза застрявший там и мешающий, неясно как образовавшийся узел.

– Потом вручную их вытянем, – сквозь зубы сказала она, и вмиг переключилась на то, что происходило внизу.

Суом без проблем добрался до Напхи, потянул раненую на себя и легко поднял, поддерживая за бедро, следом перекинул её на шею, как куль.

Ему оставалось футов пять до точки, откуда их могли бы втащить на борт «Фрея».

Безглазый не допрыгнул бы до них, никак.

Его голова вынырнула над поверхностью земли – несуразная многоугольная голова, в самом деле лишённая чего бы то ни было напоминающего глаза. Он издал какой-то разочарованный скрип и ещё ненамного сдвинулся с места. На хребте монстра вился клубок чего-то наподобие толстенных волос.

– Поднимаем! – панически выкрикнула капитан.

Одна из «волосин» стремительно размоталась, за ней вторая. Потом ещё и ещё.

Тяжело и медленно Суом, крепко прижавший к себе Напхи, плыл на тросе вверх.

Безглазый выкинул над головой ещё один «волосок», словно кнут, и удивительно точным нахлестом достал правую руку Напхи, тотчас обмотавшись вокруг неё, вцепившись намертво.

От боли штурман пришла в себя и крупно вздрогнула. Движение вверх на несколько секунд приостановилось, но Рупа прицелился в чешуйчатый щуп, взяв чуть ниже висящего Суома, пальнул и не промахнулся.

«Волосы» все разом отхлынули.

Без дальнейших препятствий механик и штурман достигли палубы. Напхи снова была без сознания. Её осторожно стащили с Суома, чья роба была липкой от её крови. Грязную и измученную, потихоньку переместили на брезентовые носилки, и все увидели, что по щеке капитана, присевшей рядом с носилками, одна за другой текут быстрые слёзы. Она протянула руку, чтобы смахнуть белёсую пыль, которой внизу покрылись волосы Напхи. И рука остановилась на полдороге.

На волосах Абакаты Напхи была не пыль.

– Хуя – рука-то... – только и сказал Зив, разглядывая штурмана.

– Кости раздроблены, – Оаса, врач на составе, имел вид недовольный и напряжённый. – Ко мне её, и очень, о ч е н ь осторожно. Возможно, ещё и лёгкое пострадало.

Эбба, не вытерев лица, отдала команду «самый полный вперёд». Стираемые ветром, на её лице высыхали слезы.

Суом вынул из кармана трубку и выбросил за борт.

– На! Нажрись, – тихо сказал механик и, повернувшись, пошёл к палубному люку, в котором секунду спустя исчез, будто призрак.

– Чего он? – Зив захлопал глазами.

– Суеверный. Это... как подношение такое, чтобы монстры оставили поезд в покое до конца рейса, – объяснила, всхлипнув, капитан.

– Но ему дорога была эта трубка, мэм, – встряла в разговор ещё одна молодая рубщица, что стояла рядом.

– Дороже не бывает. Она у него от жены, исчезнувшей на Рельсах, – Эбба отвернулась и подняла, расчехлив, подзорную трубу.

С северо-северо-востока на сближение с «Фреем» шёл громадный состав из Роквейна.

 

 

&&&&&&&

 

Швартовные блоки медленно вздымались под ночным небом. Казалось, из составов, стоящих на соседних путях, – маленького кротобоя и роквейнского гиганта – растут навстречу друг другу огромные ребра.

Аварийные огни горели на обоих поездах, делая ночь прозрачной на несколько миль вокруг.

– Есть стыковка, – старший помощник подал из рубки сигнал капитану, и та медленно кивнула палубной секции «Бако» – роквейнского исследовательского поезда.

– Подымайте.

Фиксирующая капсула с телом штурмана плавно начала свой путь на чужой состав – над живой землей, пропитанной смертью.

Капитан «Бако», стоявший там вместе с палубным персоналом, собственноручно помог принять и зафиксировать капсулу на магнитный трек, по которому она тотчас двинулась в необъятные недра поезда.

– Ишь ты, вот тебе технологии, – тихонько, с отчётливой завистью сказал Рупа Сирота, и Эбба кивнула ему на «Бако».

– Идёшь со мной.

Роквейнский капитан поднял вверх разведённые руки: «Проходите».

Эбба и второй помощник перемахнули на приглашающий состав со скоростью виверр.

– Капитан Шэппи, – капитан «Бако» протянул ей руку, и она увидела, что это совсем молодой человек, лет тридцати, не старше. Она крепко взяла его за предплечье и чуть встряхнула.

– Спасибо за гостеприимство, капитан Чжон.

– Я сожалею, что у вас пострадавшая. Мы идём из научного круиза, – (в этот момент Рупа внутренне улыбнулся – «Кто б сомневался, откуда ты идёшь»), – и через семь часов будем дома...

– Спасибо, что перевозите её, – Рупа не удержался и встрял. – А у вас на составе есть морфин?

По взглядам, которыми наградили его оба капитана, он понял, что ляпнул глупость.

– Не, вы не подумайте, что я... просто на «Фрее» кроме спирта и бинтов, ничего...

Эбба посмотрела на него так, словно была готова убить, и обратилась вновь к Чжону.

– Мне нужно поставить в известность мою команду, капитан Чжон. Если вы не против, я пойду на Роквейн с вами.

– Мэм, я не против, разумеется. Мы пойдем рядом – мои штурманы знают самые короткие и безопасные пути.

– Нет, кэп. Мой поезд возвращается в Стреггей под началом моего старпома. Я хочу просить вас позволить мне пересесть на ваш состав, чтобы вы доставили до вашего госпиталя меня, штурмана Напхи, – она обернулась на «Фрей», – и вон того ещё человека.

 

 

Команда кротобоя хранила мёртвое молчание, когда Эбба Шэппи вышла из своей каюты, взвалив на плечо рюкзак с личными вещами, а на другое – свою увесистую подзорную трубу. Подойдя к старшему помощнику, она подала ему магнитные ключи от бортового журнала и собственной каюты.

– Я на вас рапорт напишу, – в упор на неё глядя, старший помощник, принимавший полномочия капитана, и верил и не верил происходящему.

– Как угодно, – ответила Эбба.

Суом, не глядя ни на кого, подошёл к мосткам и быстро переправился к «Бако», уже запустившему процесс расстыковки.

– Прощайте, ребята. Спасибо вам всем, – она была абсолютно спокойна и даже чуть заметно улыбалась.

Экипаж продолжал молчать, только Меджра, притихшая и грустная, взглянула капитану в лицо:

– Твоей карьере конец.

Подойдя к бригадиру рубщиков, Эбба обняла её.

– Каждый конец – это ещё и начало. Прощай, Рахам.

Спеша, она перебралась по мосткам на гостеприимный роквейнский поезд, уже пустивший все свои мощные дизели.

Капитан Чжон продолжал стоять на роскошной, отделанной деревом верхней палубе,

Он ещё раз пожал Эббе руку.

– Добро пожаловать на «Бако», капитан Шэппи.

 

 

Лучшие навигаторы живут на Роквейне. Они знают всё Рельсоморье вдоль и поперёк, их электронные карты реагируют на каждое, даже самое незначительное изменение ландшафта, и навигация Роквейна может похвастаться самым малым процентом происшествий. Флот Роквейна помнит лишь одно настоящее крушение – в результате нападения пиратской банды в количестве три поезда к одному.

Самый цвет учёного мира также обитает на Роквейне. Им интересно всё, что существовало и существует в обитаемом мире. Самой большой статьей островного финансирования является наука: если другие острова и материки ценят кротовью желчь за её высокую стоимость, то Роквейн готов платить любые деньги, чтобы наиграться с её химическим составом и поставить неимоверное количество экспериментов, описание которых займёт многие тома. Технологии Роквейна не уступают технологиям зажравшегося Манихики – роквейнские инженеры не будут ни есть, ни спать, пока не получат то, что им в какой-либо момент вздумалось получить.

А медицина на Роквейне самая передовая. Это там придумали заменители крови, протезы актюаторного типа, синтез некоторых важных органических компонентов и «искусственное ухо». Не нашлось ни одного перебежчика на Манихики, как и на любой другой остров, пытавшийся сманить лучшие роквейнские умы, – патриотичные исследователи продолжали свою полную аскетизма жизнь в немудрящем быту, но дом не покидали.

Что-то в них было от рождения странное – так думали жители прочих каменных островов, и только немногие, очень немногие в Рельсоморье знали тайну этого места.

Знала её и Эбба Шэппи.

Она старалась не останавливаться здесь надолго. Вместе с тем её сюда тянуло – она быстро привыкала... как все, хотя бы на неделю приезжающие сюда и пьющие здешнюю воду.

На фронтоне госпиталя, куда, по прошению капитана, была определена Напхи, красовались два крылатых существа, соприкасаясь крыльями, лицом друг к другу, – Отец и Мать, в которых веровали роквейнцы. Культ этих божеств здесь был очень силен, и копия фронтонной скульптуры имелась на каждом этаже госпиталя, в каждой из его невероятно чистых и аскетичных палат.

Эбба приходила ежедневно – ничего не изменилось бы, пропусти она один день, состояние её штурмана было стабильным, – но всякий раз новая смена госпиталя видела на открытой галерее высокую женщину с чёрной повязкой на глазу.

Эбба стала будто ещё одной священной скульптурой этого места. И однажды хирург, наблюдавший Напхи, позвал её за собой:

– Она спрашивает о вас, капитан.

У неё всё внутри сжалось, стоило ей увидеть спелёнутую светло-серыми повязками, отощавшую и почти полностью седую Напхи, утыканную какими-то странного вида датчиками.

– Мэм капитан, вы здесь... со мной! – она даже улыбнулась.

Эбба подошла ближе и притронулась к тонким, холодным пальцам с отслоившимися ногтями.

– Ты умница, Напхи, – сказала она и ощутила слабенькое пожатие.

– Я выжила, видите! Есть вот только совсем не хочу. Через трубки кормят. А где Суом?

Эбба села и разгладила покрывало на бедре Напхи.

– Мы в комнатах поселились, через пару улиц. Завтра придёт к тебе твой спаситель.

У неё так и вертелся на языке вопрос про руку. Удастся ли сохранить?

Эбба помнила: перемятые мышцы и кости, торчащие сквозь клочья кожи.

Напхи поискала кого-то глазами, остановила взгляд на двери – заулыбалась.

– Док, а скажите ещё раз про то, что вы хотите мне соорудить.

Вошедший хирург ещё раз приветственно кивнул Эббе.

– Протез? – спросила капитан. Если это будет протез, то неотличимый от руки, внутренне порадовалась она. Это же Роквейн.

Опустив на низкий подоконник историю болезни Абакаты – увесистые папки с микрофильмами и записями, – врач уселся там же.

Буйная, живая зимняя зелень Роквейна так и лезла в окно. Меж ней что-то бегало, шевелилось и издавало звуки. Рай обитаемого мира находился тут. Эбба чувствовала небывалый покой, несмотря на то, что на Стреггее, скорее всего, уже приняли решение об отстранении её от обязанностей капитана, о том, чтобы лишить её Рельсов. Отныне она если и сможет ходить в рейсы, то как простая рабочая.

Ей было всё равно.

Воды Роквейна, скрывающиеся под островом, были дарованы агонизирующей планетой, как чудо. Они были светлыми, свежими, будто прошедшими фильтры. Подгоняемые необходимостью, от которой зависело нормальное существование, жители сделали всё, чтобы громадный естественный резервуар был надёжно защищён от бокового подтекания из отравленных грунтовых источников. Композитный материал, из которого сработали стены для изоляции природного «колодца», пополняемого снизу, из сердца Земли, стоил дороже, чем любой ископаемый или синтетический. Роквейн оказался как бы стоящим на вершине огромного закрытого тубуса, и пил самую чистую воду, которая только могла существовать. Разумеется, это сказывалось на его облике: здесь росло в три раза больше деревьев, чем на любом из материков, да и фауна была куда как разнообразнее. Люди Роквейна – сдержанные, чистоплотные, энтузиасты, интеллектуалы – даже ростом были выше представителей прочих народов, некоторые могли достигать почти шести футов. А путешественникам, посетившим остров хоть однажды, хотелось возвращаться сюда снова и снова.

Хирург, ведущий Напхи, был однако ростом не выше Эббы.

– Протез как таковой здесь без необходимости, – сказал он.

В окно влетело крупное насекомое, и обе женщины не отрываясь глядели на него – таких огромных насекомых они видели нечасто.

– Мы сохранили ей руку, и даже надеемся, что по прошествии какого-то времени она сможет ею пользоваться. Но это просто надежды... хотя и не лишённые основания. Пока нужно сохранить ей функциональность, – учёный поднял перед Эббой маленький монитор, выглядевший как одна из папок. – Это наша новая разработка, познакомьтесь. Сделанный из кремнийорганического полимера классический вспомогательный ортез на актюаторах. Принцип работы – фазовые переходы воды... Да, он паровой. Гениально, столь же и просто. Внутри находится элемент для преобразования энергии – управляющий сигнал задает действие, а элемент, который представляет собой слой углеродных нанотрубочек, работает как нагреватель: вода, помещённая в камеру актюатора, вскипает, и образовывается водный пар, – хирург поднял руки и попеременно сжал кулаки. – Вот так, как работает сердце, там работают два актюатора, сжимаясь и расширяясь, сообщая расширение мембране в верхней части, ну и когда подача напряжения прекращается, мембрана возвращается в исходное состояние. Изготовить такой очень просто, эта модель обеспечивает расширение мембраны на больший объем, нежели все предыдущие, и, соответственно, бóльшую мощность.

– Он не очень тяжёлый? – поинтересовалась Эбба, заворожённо глядевшая на плывущие перед нею слайд-кадры.

– О, нет, это же не классический металл. Даже во время сна не мешается, – доктор кротко улыбнулся.

– Как быстро он разряжается? – глаза Напхи блестели на её иссушенном лице.

– Наши медицинские инженеры работают над тем, чтобы увеличить время действия до подзарядки, но оно пока составляет всего несколько суток. Ваша рука, возможно, окончательно придёт в норму месяцев за пять, всё это время вам не понадобится снимать ортез. Лубок, наложенный под ним на руку, будет сделан из биоматериала, он отойдет сам и разложится – без всякого вреда.

Напхи облизала губы.

– А я смогу... – повисшая вдруг тишина смутила её, но она глубоко вдохнула, собралась и договорила, зная какой эффект произведёт, зная, что будут о ней думать, решилась. – Я смогу ходить с этим на рельсы?

 

 

&

 

Перед глазами Абакаты Напхи лежало Рельсоморье.

Впереди, позади, справа, слева – насколько хватало глаз – земля была простёгана миллиардами километров железа. И всё это принадлежало ей, ещё не верящей в счастье снова очутиться на поезде, посреди неохватных пространств, кишащих удивительными формами жизни и дразнивших её своими опасностями.

«Открой мои тайны! Завоюй меня!» – Земля, искалечившая её, звала ещё настойчивее, чем до похода на «Фрее».

Где-то там, в глубоких почвах, ходил Насмешник Джек. Впереди лежал Стреггей, дожидавшийся свою Напхи. Там была Эбба Шэппи, сказавшая ей: «Я вернусь на Стреггей», на что её бывшая штурман ответила: «Я поеду на Кларион... Мой отец оттуда родом, и я там смогу без труда и спешки восстановиться».

Состав на мощных тепловых двигателях неторопливо двигался курсом «Кларион – Стреггей». А Напхи оставалось завершить прошлую жизнь одним делом исключительной важности.

Из кармана на левом рукаве она достала небольшую металлическую коробку с прибитой на ней биркой с именем и датой.

Теперь вся её одежда имела один рукав, и ей очень нравилось, как она выглядит в зеркале с тем, что она называла «протез моей правой руки». Открыв коробочку, она подошла ближе к борту, закрыла глаза и перевернула её вверх дном. Навстречу земле, параллельно поезду полетела едва заметная, почти микроскопическая синеватая пыль.

Самый старый рельсоход мира не смог осуществить то, чего так желал всю свою долгую жизнь, – закончить жизнь среди Рельсов. Он умер на острове Роквейн, через месяц после того, как было завершено лечение его любимицы Напхи, – словно почувствовал завершение некоей большой миссии. Эбба заказала криомацию тела, так долго служившего приютом неугомонному и сильному духу Суома. Вместе с Напхи она пришла в Зал последнего взгляда – так напыщенно назывался на Роквейне зал прощаний, и там они смотрели, как в прозрачном саркофаге невидимо и стремительно стынет тело, бывшее механиком, а потом в саркофаг пошёл азот. Окно обзора начало мутнеть и погасло. Когда раздался хлопок пресса, они уже знали, что теперь не осталось ничего, кроме ледяной пыли, похожей на первоначальную пыль предвечного Космоса, которую нужно будет развеять над железными путями.

– Мой брат, мой отец и мой друг Виддар Суом, – сказала Абаката Напхи, не вытирая мокрых щёк, стынувших на ветру. – Теперь Рельсоморье всегда будет с тобой.

 

 

 

Отсчитав шестьдесят две ступени, она ни секунды не ждала перед высоченными дверями Управления Путей Стреггея.

Она не успела сойти в доке родного острова, как почувствовала, что на неё смотрят. Выйдя из дока, она встречала взгляды откровенно любопытствующих, а ближе к деловым кварталам начала замечать, что на неё оборачиваются. Возле же самого Управления множество людей, как всегда, сбивающихся там в кучки, начали тыкать в неё пальцами и громко комментировать её появление.

Однорукая штурман...

Идёт получать назначение.

Бесстрашная.

Вырвалась из пасти подземного падальщика.

Убила крупного крота.

И голыми руками – одной рукой! – земляного слизня.

Была на палубах во время прохода туннелей!

Соблазнила роквейнского капитана.

Нет, сместила его. Подняв бунт на его поезде.

Ходила по земле! Босиком.

И вовсе небылицы.

Напхи взглянула на свою тень. Судя по тени, Напхи стала мощнее и как будто даже выше. Она вздохнула, не глядя на толпящихся людей, и вошла в раскрывшиеся двери.

В этот раз её интервьюировали трое человек.

– Вам уже больше двадцати лет, – с уверенностью заметил мужчина, который был едва ли старше Напхи.

Она кивнула. Полностью поседевшая её шевелюра придавала ей солидный вид, как она подумала.

Захотелось улыбнуться.

Напхи оглядывала помещение, набитое не книгами, а папками, похожими на те, что были у роквейнского доктора. Далеко внизу шумел состав, и она подумала, что через несколько лет вполне сможет различать поезда по звуку, как говорили, «по голосам».

Очень пожилая женщина, напомнившая ей Суома, сказала:

– Вы бы хотели получить назначение на кротобой.

Она утверждала, а не спрашивала, и Напхи согласно кивнула.

– За вас никто не поручался, но нам думается... – третий член комиссии, долихостеномеличная женщина с ярко-зелёными волосами оборвала фразу на середине и вдруг улыбнулась Напхи, которая от этой улыбки растерялась. – Вас наверное привлечет возможность ходить на лёгком кротобое. Скажем вот, «Мидас».

– Отличный состав, обкатанный, – мужчина-интервьюер даже прицокнул, а пожилая женщина согласно и быстро закивала. Её руки – сухие, тонкие руки с тёмными следами от швов металлической нитью – что-то искали среди наваленных горой документов и флато-пластин.

– Так тому и быть, – сказала глава комиссии, побегав глазами по папке, которую ей передала пожилая. – Медицинский осмотр у вас пройден; не теряйте времени, а идите получать джетсет «Мидаса» и удостоверение капитана – вам оформят быстро, любой интернал здесь, внутри. Вот этот код, – она взяла принадлежащий Напхи паспорт рельсохода и быстро наколола на обложке несколько знаков.

Её необыкновенные, будто подсвеченные белым огнём глаза посмотрели на Абакату.

– Поздравляю вас с назначением. Пусть оно принесёт вам только удачу.

 

 

 

Капитан «Мидаса»! Капитан! Знаменитого на весь Стреггей кротобоя... она ли это? Напхи?

Она верила и не верила, только приблизительно представляя, что ждёт её дальше. Самое первое и трудное в капитанском деле – набрать команду. И дальше всё будет только труднее. И двести человек, которых она созвала, откликнулись на её зов, но пока не знали, что идут за мечтой.

Они толпились вокруг – статные, скрюченные, маленькие, высокие, чёрные, белые, идеалисты, отчаявшиеся, негодяи, мечтатели, честные, лгуны, образованные, безграмотные, ловкие, молчаливые, трусливые, храбрые, изломанные, сплетники, алчные, доверчивые, добряки, гарпунёры, механики, инженеры, медики, астрологи, мясники, игроки, бездельники, бродяги, бедняки и богачи.

Капитану предстояло выбрать из них чуть больше полутора сотен. Она будет своей жизнью нести ответственность за их жизни, и в свою очередь доверит им себя.

Она всматривалась в них, понимая, что играет лотерею, до сих пор, возможно, самую рискованную в своей жизни. Она просмотрела едва ли половину всех досье – всё равно почти никого не запомнила. Кроме явных лидеров, профессионалов дела.

Бойза Го Мбенда. Мой первый помощник определенно.

Хоб Вуринам мой боцман. Наглый и честный. Вот в самый раз.

Доктор Фремло. Ну, какой-никакой, а медик, хоть про него я ничего не знаю. Весь седой и сморщившийся, уж хотя бы опыта у него не может не быть.

Гансифер Браунолл вторая помощница. Она родом с Клариона, у нас с ней что-то общее, и договоримся мы наверняка и обо всём.

Клайми, Сесили. Да. Торн, Йенс. Да. Стоун, Ункус. Точно. Бенайтли, Данжамин. Без сомнения. Борр, Йехат. Да.

Шэппи.

Эбба.

Сердце Напхи затряслось, закачалось как цикорный кофе в тех, бесконечно далёких уже чашках из тонкого фарфора на капитанском столе, закричало внутри и пошло вразнос, как вагон, отцепленный на ходу.

От взгляда Эббы – прямого, в глаза, спокойного и ласкающего, от её присутствия здесь всё казалось посильным и лёгким... всё стало прежним. Таким, как надо.

– Я гарпунёр, – сказала Эбба. – Я умею здорово бросать гарпун любой конструкции, мэм капитан.

И она улыбнулась.