Без году неделя, мой свет, двадцать две смс назад

мы еще не спали,

сорок - даже не думали,

а итог - вот оно и палево, мы в опале,

и слепой не видит, как мы попали

и какой в груди у нас кипяток.

Губы болят, потому что ты весь колючий;

больше нет ни моих друзей, ни твоей жены;

всякий скажет, насколько это тяжелый случай

и как сильно ткани поражены.

Израильтянин и палестинец, и соль и перец, слюна горька;

август-гардеробщик зажал в горсти нас, в ладони влажной, два номерка;

Время шальных бессонниц, дрянных гостиниц, заговорщицкого жаргона и юморка;

два щенка, что, колечком свернувшись, спят на изумрудной траве,

сомлев от жары уже;

все, что ДО - сплошные слепые пятна,

я потом отрежу при монтаже.

Этим всем, коль будет Господня воля, я себя на старости развлеку:

вот мы не берем с собой алкоголя, чтобы все случилось по трезвяку;

между джинсами и футболкой полоска кожи,

мир кренится все больше,

будто под ним домкрат;

мы с тобой отчаянно непохожи,

и от этого все забавней во много крат;

Волосы жестким ворсом, в постели как Мцыри с барсом,

в голове бурлящий густой сироп;

Думай сердцем - сдохнешь счастливым старцем,

будет что рассказать сыновьям за дартсом,

прежде чем начнешь собираться в гроб.

Мальчик-билеты-в-последний-ряд, мальчик-что-за-роскошный-вид.

Мне плевать, что там о нас говорят и кто Бога из нас гневит.

Я планирую пить с тобой ром и колдрекс,

строить жизнь как комикс, готовить тебе бифштекс;

что до тех, для кого важнее моральный кодекс -

пусть имеют вечный оральный секс.

Вот же он Ты - стоишь в простыне, как в тоге и дурачишься,

и куда я теперь уйду?!

Катапульта в райские гребаные чертоги - специально для тех, кто будет гореть в аду...