Настроение сейчас - умиротворенное

Колесникова Людмила
Соловки

Поезд тронулся. Ритмично застучали колеса. И за окнами покатилась ее жизнь. Сама Ирина двигалась вперед, а жизнь отмеривала версты-годы назад. Где-то там далеко остались детство, юность. Теперь она уже взрослый человек.

При всем желании ей не удастся выйти на тех станциях, которые давно проехала. Но у нее еще была возможность выйти на любой, из бегущих ей навстречу, и начать свою жизнь, как говорят, «с чистого листа». «Возможность есть, но нет уже сил» - вздохнула про себя Ирина.

Они с подругой «не организованными» паломниками ехали на Соловки. Решение о самостоятельном посещении островов возникло после поездки в Оптину Пустынь. В Оптиной была людская суета.

Любопытным паломникам хотелось заглянуть всюду. Ирина посочувствовала монахам; уж если ей не хватало тишины и покоя, то, что же говорить о них. В монастыре подруги попросили благословения на дальнюю поездку.

Лицо оптинского батюшки при этом так осветилось, словно они сообщили ему долгожданное благоприятное известие. Когда этот эпизод всплыл в памяти Ирины, ее лицо осветила тихая улыбка.

Она уезжала от настоящего, которое пока еще цепко держало ее памятью последних событий. «Интересно, а едут ли люди в паломничество от счастья?» - думала Ирина, глядя на огни, мелькающие за темным окном вагона.

Уж они - то с подругой точно не от счастья едут. Так выстроили свою жизнь, что хоть «волком вой». Одна часть их жизни ушла на совершение ошибок, другая на поиски виноватых...

Сейчас они едут в далекое святое место, чтобы привести свои чувства в порядок и молитвенно попросить помощи у Соловецких святых. Им очень хотелось наладить отношения с близкими людьми и установить в доме мир.

Ирине казалось, что до определенного момента ее жизнь была долгим путешествием, которое она совершала в скоростном экспрессе.

Мимо пролетали станции, полустанки. В зависимости от времени задержки на них появлялись друзья, знакомые. Но потом поезд мчался дальше, и все они оставались далеко позади.

В памяти стирались события, лица. При такой скорости движения анализировать свою жизнь, поступки было невозможно. Стук колес заглушал появляющиеся в душе едва слышные звоночки тревоги. Так продолжалось до тех пор, пока не пришло время «собирать камни», разбросанные по пути следования.

В этом путешествии, конечно, были не только радостные, но и печальные события. Однако поезд всегда продолжал свое движение.

А вот сейчас он остановился, ехать было не с кем и некуда. Выросший сын предъявил ей счет по всем статьям своей неустроенной «не удачной» (как он говорил) жизни и сошел на одной из станций, что бы пересесть на другой экспресс и продолжить путешествие с другими попутчиками.

О пути своего следования Ирине не сообщал и всячески показывал ей, что отныне им в разные стороны.
Вначале она обижалась, плакала, но, в конце концов, смирилась и отошла в сторону: «Значит я плохая мать!» Сын ею был оправдан. Не почитание родителей – смертный грех.
Ирина знала это и больше всего боялась, как бы Господь не стал вразумлять сына через нее, а заодно и ей пошлет испытание за его плохое воспитание. «Вот попустит мне болезнь страшную и придется ему за мной день и ночь ухаживать.
Господи, не допусти!» - плакала ночами в подушку Ирина. Такой пример был ей известен.

В соседнем доме жила онкологически больная женщина, которая в довершение ко всему еще и ослепла. Кроме сына у нее никого не было и ему приходилось разрываться между собственной семьей, работой и уходом за матерью.
Нанять сиделку не было средств.

Отношения с родственниками у Ирины не ладились. Подруги «погрязли» в собственных проблемах. Когда-то давно она читала рассказ о старике, который по своей немощи перестал приносить пользу своей семье и сын, по обычаю, оставил его беспомощного на съедение диким зверям.

Племя уходило все дальше, а старик все надеялся, что сын вернется за ним. Оказавшись в одиночестве, Ирина чувствовала себя именно таким стариком.

Но, как говориться, «не было бы счастья, да несчастье помогло». Она оказалась в той спасительной для ее души ситуации, когда в результате мучительных ночных терзаний (в чем же ее вина?) впервые увидела себя и свое поведение со стороны.
Ирина пришла в ужас. Она схватила тетрадь и, чтобы не забыть, стала лихорадочно записывать в нее всплывающие в памяти чудовищные, как ей казалось, грехи.

Утром стоя в храме, в очереди на исповедь, сжимая в руке исписанный лист, обессилевшая от бессонной ночи и слез, Ирина впала в некий ступор. Очнувшись, увидела, что людей между ней и исповедующим батюшкой уже не было.
Сколько времени находилась в таком состоянии не помнила.

Прихожане, стоявшие за ней в очереди, ее не торопили, а батюшка смотрел на нее встревоженным взглядом: «Матушка, уж не убили ли Вы кого?» Ирина не смогла ответить, молча, подала свой лист и тихо заплакала. Не могла же она сказать, что «убила» собственную жизнь.

И вот они с подругой едут по Карелии. Вечером поезд с небольшим опозданием прибыл на станцию Кемь. К их удивлению автобус, который должен был уехать к пристани полчаса назад, еще стоял на привокзальной площади. Старенький, непонятной «допотопной» модели, он вызвал у подруг бурю восторга. «Хороший знак»- отметили они.
Сколько таких знаков Промысла Божьего было в этой поездке!

Катер на острова отходил рано утром. Перед сном вышли к морю. После прошедшего небольшого дождя над ним раскинулась радуга, похожая на арку огромных гостеприимно распахнутых ворот. Описать эмоции, нахлынувшие на подруг в ту минуту, невозможно. И они в своем восхищении были не одиноки. Все находившиеся в те минуты на берегу, застыли, очарованные увиденной картиной.

Батюшкины благословения действовали. Ранним утром перед подругами на пристани стоял принадлежащий монастырю катер «Святой Филипп». Обрадовались, когда их взяли на борт.

Плыть на монастырском катере - значит плыть с монашеской молитвой. А это посильней любого оберега будет. В этом ни Ирина, ни ее подруга, боязливо поглядывающие на стального цвета волны Белого моря, не сомневались.

Весь путь катер сопровождала чайка, стоявшая, как лоцман, на перекладине над фонарем рядом с иконой. Паломники не разговаривали, в воздухе был разлит такой покой, что нарушать его не хотелось.
Три часа тишины и покоя до острова, только холодные брызги волн за бортом после шумной говорливой Москвы!

Когда показался остров, пассажиры сгрудились на борту, взволнованно всматриваясь в стоявший на нем монастырь. Почему все волновались было не понятно, и Ирина волновалась вместе со всеми. Подобное волнение она испытывала в последний раз много лет назад на выпускных экзаменах в университете.

Ехали поездом,
Плыли морем.
Виден остров.
Поклон Соловки!
Как ты нас встретишь?
О чем ты нас спросишь?
Дашь ли ответ
На вопросы души?

Эти строки родились позднее, но именно эти вопросы «крутились» в те мгновения в голове Ирины.

Остров встретил прекрасной летней погодой. Ночевали подруги в частном секторе, в доме-бараке, оставшемся со времен Гулага.
Они путешествовали по острову, посещали скиты, в которых трудились паломники, любовались «танцующими березками» на берегу моря. Купались в Святом озере и плавали на лодке по многочисленным искусственным каналам, построенным монахами в пятнадцатом веке.

Удивились, узнав, что на островах, окруженных соленым морем, находятся пятьсот озер с пресной водой. Огорчились, увидев объявление о предстоящем фестивале песни, который должен был состояться прямо под стенами монастыря.
«Веселиться на могилах, это, по крайней мере, странно» - подумали подруги, но подумали об этом без раздражения.

Они пребывали в состоянии благодати; на душе было легко, свободно, они не испытывали никаких чувств и желаний. Им казалось, что они давно живут здесь, и странным было представить себе, что скоро им придется уезжать.

Состояние благодати наступило после потрясения, вызванного посещением самого монастыря. Сегодняшнему человеку с его безверием, ничтожностью духа не построить такого сооружения голыми руками.

Ступив на его территорию, подруги ощутили себя лилипутами в стране валунов-великанов. Построенный из них в пятнадцатом веке с одиннадцатиметровой высотой и шестиметровой шириной стен монастырь являл собой молчаливое свидетельство присутствия Бога и страшных человеческих деяний, творившихся на этой земле.

Получила Ирина и ответы на все свои вопросы. Шла служба, пел мужской хор. Затем исповедь. Подруги встали к разным батюшкам и обе неожиданно заплакали, а всегда сдержанная подруга вдруг опустилась на колени.

Слезы Ирина не вытирала. Она находилась в непривычном состоянии отрешенности и покоя. Все ее обиды и горести стали вдруг ничтожными и мелкими. Ей было стыдно за свое поведение с сыном, за горе, которое она «раздула до небес».

Да нет у нее никакого горя. Милостив к ней Господь, только она, погрузившись в страдания, не замечает этого. «Если искренне веришь, то возрадуется сердце ваше и радости вашей никто не отнимет у вас».
Прав, тысячу раз прав Евангелист Иоанн!

После исповеди подошли к открытым мощам святых. Паломники подавали монаху, стоящему у мощей, различные предметы для освящения. У Ирины ничего с собой не было. Только серебряный крестик, немного почерневший от длительного ношения. Ирина, извинившись, протянула его служителю.
После освящения монах положил на руку Ирины чистый сверкающий серебром крестик. Подруги оцепенели. Глаза монаха улыбались. Он чудесам уже не удивлялся.

Они вышли из храма притихшие. Прошли к морскому берегу, сели на валуны и долго сидели молча. «Я вернусь, я обязательно вернусь сюда» - думала Ирина - «Я хочу здесь жить»- понимая, что этого никогда не произойдет.

Ночной экспресс уносил их в Москву. Подруги не спали. Ирина, едва успевая, записывала на подаваемых подругой клочках бумаги, стихи. Она не была поэтом и не возила с собой тетрадь.. Писала на Ленинградском вокзале, где ждали открытия метро. Писала дома, бросив вещи у порога. В них были ответы на все ее вопросы и размышления:

Потрудились на славу Святые
И построили храм для души.
Приходи, приноси свою душу.
Вместе с верой ее приноси.

Суета, что в оковах держала
Потихоньку отпустит, уйдет,
А душа, опираясь на веру,
Встрепенется, начнет свой полет.

Душа Ирины свой полет уже начала…
(С)