Стихи Болеслава Лесмяна, всё что понравилось

 

 

             Два смертника Прозвучал приговор, молча слушали двое
Перед пестрой толпой в переполненном зале
И глядели в него за штыками конвоя,
Как незрячий в потемки, слепыми глазами.
О свиданьи с родными, пока не забыли,
Заикнулся один, когда сердце стеснилось.
"Нет родных" - отозвался второй. 
А ведь были,
Но хотел, чтобы не было… 
Так ему мнилось.

Вспоминалось, как людная хата пустела,
Как за ними захлопнули наглухо двери
И скроили пустоты по мерке их тела,
Словно клетку, откуда вдруг выгнали зверя.
О предсмертном желании спрошен был каждый.
Первый пить попросил как последнюю милость.
А второй пересиливал жажду за жаждой
И хотел, чтоб их не было… 
Так ему мнилось.

     Душа в небесах
Добрела на коленях до небесной чужбины
И не бросила взгляда в неземные глубины,
Но и в новом обличьи, отрешенном от тела,
Ни забыть и ни вспомнить ни о чем не хотела.

Расплела свои косы, но забыть не забыла,
Как в немилых объятьях себя загубила.
Как усердно скрывала тоску свою злую,
Нелюбимые губы обреченно целуя.

Отцветала безвольно, расцветала бездушно,
И судьбу в этом видя, была ей послушна.
А любить не любила, несмотря на старанья,
Чтоб никто не приметил за улыбкой страданья.

Но от Бога и неба даже беглого взгляда
Утаить не удастся, да таить и не надо.
Правду смерть обнажила под могильной плитою,
Правда вышла наружу и слепит наготою.

И душе стало страшно, что ее за могилой
Вновь отыщет немилый, чтобы свидеться с милой,
В ее очи заглянет и, вытянув руки,
Повстречается с давней нелюбовью подруги.

* * * 
За глухой бурьян
Помолись в дуброве,
И за смерть от ран
И за реки крови.

За ярмо судьбы
И мольбу о чаше.
И за все мольбы.
И за слезы наши.

* * *

Мне казалось, что в мир я вбежал из потемок,

Легконог и беспечен, резвясь, как котенок.

Да, пушинка, а все же еще полетаю

И себя сочиню и судьбу подлатаю.

А расплата, казалось, когда-то - не скоро,

Как сова меня выследит в зарослях бора.

И недобрые сны - просто страхи ребячьи,

Все еще впереди… Оказалось иначе.

Надо вслушаться в зло, словно в шелест кипрея,

Легче зло обескровить, чем сделать добрее.

Ворожил по руке моей сумрак осенний,

И еще до удара не стало спасенья.

А на помощь позвал я и понял нежданно -

Телом после я стал, а сперва была рана.

И тоска, наконец-то я понял, напрасна,

Потому что всю жизнь погибал ежечасно.

СОВРЕМЕННЫЙ ПЕЙЗАЖ

 

Протрезвеет наш век, когда кровью упьется.

Жить так больше нельзя - и однако живется.

Что нас ждет? Есть гадалка в Париже и где-то.

Все разгадано, нет у загадки ответа.

 

В кабаре аплодируют так потаскухе,

Что трясутся прилипшие к лысинам мухи,

А в палатах напротив решает собранье,

Как избрать в экономике курс вымиранья.

 

Душегуб, в темноте поджидая клиента,

Распознал безошибочно интеллигента -

Саданул - и не в душу, витавшую где-то,

А в обличье, что так и просило кастета.

 

В преисподней питейной под гомон и топот

Безработную дурочку тискает робот,

Ржавый идол в любовном чесоточном зуде

Усмиряет клешнями строптивые груди.

 

А в кафе выпирает из тесного фрака

Депутатский загривок дородного хряка,

И с торговкою в пудре, как в белой метели,

Крутит танго трибун, наконец-то при деле.

 

Выступает министр, и еще спозаранку

Озабочен одним - не утратить осанку,

И с улыбкою, впрок заготовленной прежде,

Заверяет, что каждому даст по надежде.

 

А в серебряной слякоти жертву скитанья,

Злобе дня присягнувшего певчей гортанью

Аритмия двух крылышек мучит поэта

В долгих поисках рифмы, утерянной где-то.

 

Разлучая слова с бытием бессловесным,

Поскупилось прощание с ликом небесным

На посмертную маску его по затонам.

И поэт копошится в быту фельетонном.

 

Облегченно разделался с тайной полета

И так рад возвращению с неба в болото,

Но поскольку не греет его мостовая,

Семенит он во тьму, на бегу отставая.

 

И витрины манят лучезарней утопий,

И деревья горды, что торчат по Европе,

И на крышах луна, ходовая монета,

А над крышами ночь, и не будет рассвета.