1) Крепость Масада.

Иосиф Флавий. Иудейская война. Книга 7.
Идя по этой дороге, необходимо попеременно твердо упираться то одной, то другой ногой, ибо если поскользнуться, то гибель неизбежна, так как с обеих сторон зияют глубокие пропасти, способные навести страх и на неустрашимых людей. Пройдя по этой тропинке 30 стадий, достигают вершины, которая не заостряется в узкую верхушку, а, напротив, образует широкую поляну. Здесь первый построил крепость первосвященник Ионатан, назвавший ее Масадой. Впоследствии царь Ирод потратил много труда, чтобы привести ее в благоустроенный вид. Всю вершину на семи стадиях он обвел стеной, построенной из белого камня и имевшей двенадцать локтей высоты и восемь локтей ширины; на ней были возведены тридцать семь башен, каждая из которых достигала пятидесяти локтей высоты; с этих башен можно было проходить в жилые дома, пристроенные к внутренней стороне стены по всей ее длине. Всю же внутреннюю площадь, отличающуюся тучной и особенно рыхлой почвой, царь оставил для возделывания с той целью, чтобы на случай, когда привоз припасов извне сделается невозможным, гарнизон, доверивший свою участь крепости, не терпел бы нужды.

Иосиф Флавий. Иудейская война. Книга 7.
Когда Элеазар со своими сикариями хитростью овладел крепостью, он нашел все это в свежем виде, как будто оно только что было сложено, а между тем со времени заготовления этих припасов до завоевания римлянами прошло около столетия. Римляне также нашли остаток припасов неиспорченным. Причиной столь долгой сохраняемости следует, бесспорно, принять свойство воздуха, который вследствие высокого положения крепости свободен от всяких землянистых и нечистых примесей. Сверх всего найдено было нагроможденное там царем разного рода оружие на 10 000 человек, равно еще сырое железо, медь и олово. Эти широкие приготовления имели серьезные основания. Ирод, как говорят, приготовил эту крепость местом убежища лично для себя на случай опасности, угрожавшей ему с двух сторон, во-первых, со стороны иудейского народа, который мог свергнуть его и водворить на престол прежнюю династию; большая же и серьезнейшая опасность угрожала со стороны египетской царицы Клеопатры. Последняя не скрывала своих отношений к Ироду и, напротив, беспрестанно приставала к Антонию с просьбой убить Ирода и подарить ей царство иудеев. И действительно, надо только удивляться, как Антоний, порабощенный, к несчастью своему, любовью к ней, не послушался ее требований, при всем том никто не мог ручаться, что он ей не поддаться. Вот какие опасения побудили Ирода укрепить Масаду.

Иосиф Флавий. Иудейская война. Книга 7.
Элеазар хотел еще продолжать свою речь, как они в один голос прервали его, бурно потребовали немедленного исполнения плана и, точно толкаемые демонической силой, разошлись. Всеми овладело какое-то бешеное желание убивать жен, детей и себя самих; каждый старался предшествовать в этом другому, всякий хотел доказать свою храбрость и решимость тем, что он не остался в числе последних. При этом ярость, охватившая их, не ослабела, как можно было бы подумать, когда они приступили к самому делу, — нет! До самого конца они остались в том же ожесточении, в какое привела их речь Элеазара. Родственные и семейные чувства у них хотя сохранились, но рассудок брал верх над чувством, а этот рассудок говорил им, что они таким образом действуют для блага любимых ими существ. Обнимая с любовью своих жен, лаская своих детей и со слезами запечатлевая на их устах последние поцелуи, они исполняли над ними свое решение, как будто чужая рука ими повелевала. Их утешением в этих вынужденных убийствах была мысль о тех насилиях, которые ожидали их у неприятеля. И ни один не оказался слишком слабым для этого тяжелого дела — все убивали своих ближайших родственников одного за другим. Несчастные! Как ужасно должно было быть их положение, когда меньшим из зол казалось им убивать собственной рукой своих жен и детей!

Иосиф Флавий. Иудейская война. Книга 7.
Когда последние без содрогания пронзили мечами всех, одного за другим, они с тем же условием метали жребий между собой: тот, кому выпал жребий, должен был убить всех девятерых, а в конце самого себя. Все, таким образом, верили друг другу, что каждый с одинаковым мужеством исполнит общее решение как над другим, так и над собой. И действительно, девять из оставшихся подставили свое горло десятому. Наконец оставшийся самым последним осмотрел еще кучи павших, чтобы убедиться, не остался ли при этом великом избиении кто-либо такой, которому нужна его рука, и найдя всех уже мертвыми, поджег дворец, твердой рукой вонзил в себя весь меч до рукояти и пал бок о бок возле своего семейства. Так умерли они с уверенностью, что не оставили ни одной души, которая могла бы попасть во власть римлянам. Однако одна старуха, равно и родственница Элеазара, женщина, которая по своему уму и образованию превосходила большинство своего рода, вместе с пятью детьми спрятались в подземный водопроводный канал в то время, когда всех остальных увлекла мысль об избиении своих близких. Число убитых, включая и женщин, и детей, достигло 960. Это ужасное дело совершилось в 15-й день ксантика.
Рано утром римляне, в ожидании вооруженного сопротивления, приготовились к сражению, накинули наступательные мосты на крепость и вторглись в нее. Каково же было их удивление, когда вместо ожидаемых врагов на них отовсюду повеяло неприветливой пустотой и, кроме клокотавшего внутри огня, над всей крепостью царило глубокое молчание. Озадаченные этим явлением, они, наконец, как при открытии стрельбы, подняли боевой клик для того, чтобы этим вызвать находившихся внутри. Этот клик был услышан женщинами, которые вылезли из подземелья и по порядку рассказали римлянам о всем происшедшем. В особенности одна из этих женщин сумела передать в точности обо всем, что говорилось и делалось. Римляне все-таки не обратили внимания на их рассказ, так как не верили в столь великий подвиг, а постарались потушить пожар, быстро пробили себе путь и втеснились во внутренние помещения дворца. Увидев же здесь в самом деле массу убитых, они не возрадовались гибели неприятелей, а удивлялись только величию их решимости и несокрушимому презрению к смерти такого множества людей.

Иосиф Флавий. Иудейская война. Книга 7.

После того как пала таким образом Масада, римский полководец оставил в ней гарнизон, а сам с остальным войском возвратился в Кесарию, ибо неприятеля уже не было в стране, и вся она продолжительной войной была покорена. Зато теперь иудеи чужих стран начали чувствовать опасность своего тревожного положения. Уже после падения Масады в Александрии, в Египте, погибла масса иудеев. Дело в том, что проникнувшая туда часть партии сикариев, не довольствуясь своим спасением, стала опять поднимать волнения и возбудила многих из оказавших им убежище восстать во имя свободы, не считать римлян лучше себя, повелителем же над собой признать одного Бога. Так как некоторые из знатных иудеев воспротивились им, то они одних убивали, а других беспрерывно подстрекали к восстанию. Сознавая безумие их затеи, знатнейшие члены совета в видах личной безопасности нашли невозможным дольше терпеть. Они созвали всех иудеев в собрание, раскрыли безумные замыслы сикариев и представили их как виновников всех бедствий. «И вот теперь, — продолжали члены совета, — зная, что и удавшееся им бегство не может их окончательно спасти, ибо как только они будут узнаны римлянами, их немедленно казнят, они стараются подвергнуть заслуженной ими участи также и тех, которые никогда ничего общего с ними не имели».
 

2) Вопросы общей истории. Параллели.

Иосиф Флавий. Иудейские древности. Книга 1. Глава 3.

Мои слова подтверждаются также всеми греческими и негреческими историками, и с мнением моим согласны: Манефон, написавший историю египетскую, Берос, сообщающий данные о Халдее, Мохос, Гекатей и, кроме того, египтянин Иероним, повествующие о деяниях финикийцев. Гесиод, Гекатей, Гелланик и Акузилай, вдобавок Эфор и Николай сообщают, будто древние люди жили по тысяче лет. Впрочем, пусть всякий смотрит на эти данные как кому заблагорассудится (Ср. Быт 9.28-29).

Иосиф Флавий. Иудейские древности. Книга 1. Глава 4.
Об этой башне и смешении языков упоминает также Сивилла, выражаясь следующим образом: «Когда все люди говорили еще на одном языке, некоторые из них начали строить страшной высоты башню, чтобы при помощи ее взойти на небо. Боги, однако, наслали ветры, сокрушили башню и при этом дали каждому [из строителей] особый язык. Отсюда и город стал называться Вавилоном». Относительно же так называемой находящейся в Вавилонии сеннаарской долины Гекатей упоминает следующее: «Те из жрецов, которые спаслись, отправились в Сеннаар в Вавилонии, захватив с собою священные доспехи Зевса Эниалия».
Иосиф Флавий. Иудейские древности. Книга 10. Глава 1.
Действительно, немного спустя, ассирийский царь, потерпев неудачу в своей египетской экспедиции, должен был без успеха вернуться восвояси и притом по следующей причине. Потеряв много времени за осадою Пелузиума и уже достроив осадный вал, который он велел соорудить на одинаковой вышине с городскими стенами, чтобы затем свободно взять город приступом, Сенахирив получил известие, что на помощь египтянам идет во главе большой рати эфиопский царь Фарсика, причем поход его совершался по пустыне и он внезапно вторгся в Ассирию. Смутившись при этом известии, царь Сенахирив, как я уже упомянул, покинул Пелузиум и, не окончив начатого дела, вернулся домой. Об этом Сенахириве рассказывает и Геродот во второй книге своей «Истории», что этот царь пошел войною против египетского фараона, который был жрецом бога Гефеста, и, осадив Пелузиум, снял осаду по следующей причине: царь египетский обратился к своему богу с молитвою, которую бог услышал и наслал на арабов бедствия. Тут [очевидно] Геродот находится в заблуждении, называя царя Сенахирива не ассирийским, но арабским государем. Итак, Геродот рассказывает, что множество мышей в течение одной ночи перегрызли луки и остальное оружие ассирийцев, так что царь последних, не имея более оружия, увел свое войско из-под Пелузия. Так повествует Геродот. Берос же, который написал историю Халдеи, упоминает о царе Сенахириве как о правителе ассирийском и о том, что он воевал со всею Азиею и с Египтом.

Иосиф Флавий. Иудейские древности. Книга 10. Глава 11.

Также упоминает о деяниях Навуходоносора и Мегасфен в четвертой книге своей индийской истории и старается там доказать, что этот царь мужеством и доблестью своих подвигов превзошел самого Геракла: он-де, говорит историк, подчинил своей власти большую часть Ливии и Иберию. Равным образом упоминает об этом царе и Диокл во второй книге своей персидской истории, а Филострат в своей истории Индии повествует, что этот царь в течение тринадцати лет осаждал Тир, в то время как в Тире царствовал Ифовал. Таковы сообщения всех историков об этом государе.
После смерти Навуходоносора преемником его стал сын его Авиламародах, который немедленно освободил от оков иерусалимского царя Иехонию, принял его в число ближайших друзей своих, одарил его богатыми дарами и сделал его заведующим царскими имуществами в Вавилонии. Ведь отец его (Навуходоносор) не сдержал клятвы верности по отношению к Иехонии, который добровольно с женами, детьми и всеми родственниками своими сдался ему ради спасения своего отечества, чтобы город после осады не был разграблен при своем падении, как это мы, однако, выше уже рассказали.

Иосиф Флавий. Иудейские древности. Книга 11. Глава 6.

Все это произошло при царе Ксерксе. Когда же Ксеркс умер, то царство перешло к его сыну Асвиру, которого греки называют Артаксерком. В его правление над персами весь народ иудейский подвергся опасности погибнуть с женами и детьми.

Иосиф Флавий. Иудейские древности. Книга 12. Глава 10.
Между тем первосвященник Алким захотел разрушить стены святилища, которое было столь древне и сооружено древними пророками. Но тут его внезапно постигла кара Предвечного: Алким безмолвно пал наземь и умер после нескольких дней, проведенных в страшных мучениях, он был первосвященником в течение четырех лет. После его смерти народ передал первосвященство Иуде, который тем временем узнал о могуществе римлян, о том, что они завоевали Галатию, Иберию и Ливийский Карфаген, кроме того, подчинили себе Элладу, и в том числе царей Персея, Филиппа и Антиоха Великого. Ввиду этого он решил вступить с римлянами в дружественный союз и, послав с этой целью в Рим друзей своих Евполема, сына Иоанна, и Иасона, сына Элеазара, предложил римлянам через них заключить союз с ним и отписать Деметрию, чтобы он прекратил войну с иудеями. Посланных Иудою в Рим послов принял сенат и, когда они изложили причину своего прибытия, согласился на союз с иудеями. Составив протокол этого своего решения, сенат отправил один экземпляр его в Иудею, а другой был вырезан на медных таблицах и помещен в Капитолии. Содержание этого документа было следующее: «Постановление сената по поводу оборонительного и наступательного союза с народом иудейским. Никто из римских подданных не должен воевать с народом иудейским, равно как не доставлять тому, кто вступил бы в такую войну, ни хлеба, ни судов, ни денег. В случае, если кто-либо нападет на иудеев, римляне обязаны по мере сил помогать им, и наоборот, если кто нападет на римские владения, иудеи обязаны сражаться в союзе с римлянами. Буде же народ иудейский пожелает прибавить к этому договору что-либо или убавить, то это должно быть сделано с согласия всего римского народа; лишь в таком случае все дополнения считаются обязательными». Это решение было подписано Евполемом, сыном Иоанна, и Иасоном, сыном Элеазара, при первосвященнике иудейском Иуде и военачальстве брата последнего, Симона. Таким образом впервые состоялся союз римлян с иудеями.

Иосиф Флавий. Иудейские древности. Книга 13. Глава 10.
Тут он услышал голос, возвестивший ему, что его сыновья только что одержали победу над Антиохом. Выйдя из храма, Гиркан сообщил об этом народу, и известие это вполне оправдалось. Таковы данные о Гиркане. В это же самое время дела не только иерусалимских и вообще палестинских евреев шли хорошо, но также удачно складывалась и жизнь иудейских жителей Александрии, Египта и острова Кипра. Дело в том, что египетская царица Клеопатра восстала против своего сына Птолемея Лафура и назначила правителями страны Хелкию и Ананию, сыновей того самого Хония, который, как мы рассказали выше, построил в гелиополитанском номе храм наподобие Иерусалимского. Поручив им войско, Клеопатра ничего не предпринимала без их одобрения, как о том свидетельствует и каппадокиец Страбон, выражаясь по этому поводу следующим образом: «Большинство солдат, явившихся вместе с ними и впоследствии отправленных на Кипр, немедленно передались Птолемею; верность сохранили ей одни только так называемые онийские евреи, потому что их сограждане, Хелкия и Анания, пользовались величайшим влиянием у царицы». Так повествует Страбон.

Иосиф Флавий. Иудейские древности. Книга 14. Глава 3.

Через некоторое время Помпей прибыл в Дамаск и посетил Келесирию. Тогда к нему явились посланные от всей Сирии, от Египта и от Иудеи. Аристобул при этом послал ему крупный подарок, а именно золотой виноградник ценою в пятьсот талантов. Об этом подарке упоминает также каппадокиец Страбон, выражаясь следующим образом: «Из Египта также явилось посольство с венцом стоимостью в четыре тысячи золотых монет, и от иудеев с целым виноградником или садом; это произведение было названо художниками «Усладою». Это подношение и мы видели в Риме выставленным в святилище капитолийского Юпитера с надписью: «Принадлежит Александру, царю иудейскому». Оценено оно было в пятьсот талантов, и, по преданию, именно оно и было послано Аристобулом, правителем иудейским. Немного спустя к Помпею вновь явились посланные, а именно от лица Гиркана Антипатр, а от лица Аристобула Никодим. Последний стал обвинять во взяточничестве сперва Габиния, а потом Скавра, указывая, что один из них взял триста, а другой четыреста талантов. Этим он увеличил лишь в лице их число врагов Аристобула.

Иосиф Флавий. Иудейские древности. Книга 14. Глава 4.

Так, например, когда город был взят в день поста третьего месяца в сто семьдесят девятую олимпиаду, в консульство Гая Антония и Марка Туллия Цицерона, в то время, как враги ворвались в храм и стали избивать всех там находившихся, священнослужители тем не менее не прерывали своего священнодействия и их не могли принудить к бегству ни страх за свою жизнь, ни множество убитых уже товарищей, потому что они были убеждены, что лучше подвергнуться своей участи, оставаясь у жертвенников, чем в чем бы то ни было нарушить предписания законов. А что это не только пустые речи в похвалу ложного благочестия, но истинная правда, это свидетельствуют все историки, повествующие о деяниях Помпея, в том числе и Страбон, и Николай, и вдобавок Ливий, написавший римскую историю.

Иосиф Флавий. Иудейские древности. Книга 14. Глава 6.
Устроив затем дела в Иерусалиме таким образом, как то казалось желательным Антипатру, Габиний двинулся на набатейцев. Победив их в бою, он послал вперед [в Рим] парфянских беглецов, Митридата и орсана, которые явились было к нему под предлогом, что они убежали. Затем Габиний после великих и славных военных подвигов сам отправился в Рим, а провинцию передал Крассу. О походах Помпея и Габиния на иудеев писали также Николай Дамасский и каппадокиец Страбон, причем их сообщения совершенно совпадают между собою.

Иосиф Флавий. Иудейские древности. Книга 14. Глава 7.
Никого не должно удивлять, что в нашем храме была такая масса золота, потому что все в мире иудеи, равно как прочие почитатели Предвечного в Азии и в Европе, с давних времен доставляли туда свои приношения. Впрочем, масса упомянутых нами сокровищ вовсе не преувеличена нами из тщеславия или из хвастовства; множество других историков подтверждают наши данные. Так, например, у каппадокийца Страбона сказано следующее: «Послав на [остров] Кос, Митридат велел взять ценности, спрятанные там царицею Клеопатрою, а также восемьсот талантов иудеев». У нас нет другой общественной казны, кроме священной; поэтому очевидно, что азиатские евреи из страха перед Митридатом перевезли свои богатства на остров Кос: иначе совершенно непонятно, почему иудеи, обладавшие укрепленным городом и храмом, стали бы посылать свои ценности на Кос. В равной мере вполне естественно, что этого не сделали александрийские иудеи, которым нечего было бояться Митридата.

Иосиф Флавий. Иудейские древности. Книга 14. Глава 8.
Когда впоследствии Цезарь окончил войну и отплыл обратно в Сирию, он удостоил Гиркана и Антипатра великих почестей: первого он утвердил в сане первосвященника, а второму дал право римского гражданства и освободил от всех решительно повинностей.
Много уверяют, будто и Гиркан участвовал в том походе и [вместе с Антипатром] был в Египте. Это доказывается сообщением каппадокийца Страбона, говорящего от имени Азиния следующее: «...после вторжения Митридата и иудейского первосвященника Гиркана в Египет...». Тот же самый Страбон в другом месте, ссылаясь на Ипсикрата, говорит, что Митридат выступил [против Египта] один, а затем призвал к себе в Аскалон Антипатра, правителя Иудеи, который и доставил ему 3000 воинов, равно как склонил на его (Митридата) сторону также и других правителей, и что в этом походе участвовал тоже первосвященник Гиркан.Так повествует Страбон. В это время явился к Цезарю Антигон, сын Аристобула, и, жалуясь на печальную участь отца своего, который по вине Цезаря пал жертвою отравления, и на то, что брат его был казнен Сципионом, просил сжалиться над его грустным положением человека, изгнанного из своих владений. При этом он обвинял Гиркана и Антипатра в том, что они правят народом лишь при помощи насилия и поступили с ним (Антигоном) крайне несправедливо.

Иосиф Флавий. Иудейские древности. Книга 14. Глава 8.
Относительно предложения иудейских старейшин: Александра, сына Ясона, Нумения, сына Антиоха, и Александра, сына Дорофея, мужей доблестных и [римских] союзников, возобновить прежде заключенный с римлянами дружественный союз, в знак чего они привезли золотой щит ценностью в пятьдесят червонцев и просили выдать им охранные грамоты к независимым городам и царям, чтобы беспрепятственно и безопасно проезжать по их владениям и входить в их гавани,— постановлено: вступить с ними в дружественный союз, исполнить их просьбы и принять привезенный щит». Этот договор был заключен при первосвященнике и правителе Гиркане, в девятый год его правления, в месяце панеме.
   И от афинского народа Гиркан, оказавший ему множество услуг, добился подобной же чести. Афиняне прислали ему народное постановление следующего содержания: «При притании и священстве Дионисия, сына Асклепиада, в пятый день после месяца панема, было передано старейшинам сие решение афинян. Записал при архонте Агафокле Эвкл, сын Менандра из Алимусы, в одиннадцатый день месяца мунихиона, в одиннадцатую пританию, во время заседания в театре; за правильностью голосования следил эрхиец Дорофей с помощниками; докладывал Дионисий. Постановлено народом: так как Гиркан, сын Александра, первосвященник и правитель иудейский, постоянно являл по отношению ко всему [афинскому] народу и по отношению к отдельным его представителям благоволение и всяческую о них заботливость, как относительно тех афинян, которые являлись к нему в качестве послов, так и по своим личным делам, всегда радушно принимал их и заботился о доставлении им безопасного проезда по стране, что было и прежде засвидетельствовано нами и подтверждается ныне сообщениями сунийца Феодосия, сына Феодора, который сделал об этом доклад народу и упомянул о доблести названного мужа, присовокупив, что последний имеет в виду и впредь оказывать нам по силе возможности всяческую поддержку,— мы решаем почтить Гиркана золотым почетным венком по закону, воздвигнуть в храмах народном и харит его бронзовую статую и возвестить об этом через глашатаев в театре, во время праздников Диониса, при представлении новых трагедий, а также в праздники Панафинейские и Элевсинские во время гимнастических игр.

Иосиф Флавий. Иудейские древности. Книга 14. Глава 10.
Так как многие из нерасположения к нам не доверяют тому, что писано о нас персидскими и македонскими авторами, которые к тому же не находятся в публичных библиотеках, но имеются только у нас и у некоторых других варварских народов, тогда как сообщения римлян неоспоримы (дело в том, что все эти данные записаны в городских архивах и в Капитолии до сих пор находятся вырезанными на медных таблицах, подобно тому как Цезарь Юлий, сделав александрийских иудеев полноправными гражданами, объявил о том, распорядившись воздвигнуть медную колонну в Александрии с соответствующею надписью),— ввиду всего этого я и остановлюсь на данном вопросе. Я приведу факты на основании решений римского сената и Юлия Цезаря, касающихся Гиркана и нашего народа. «Гай Юлий Цезарь, император и верховный жрец, вторично избранный диктатором, посылает свой привет начальству, совету и народу сидонийскому. Если вы себя чувствуете хорошо, то я радуюсь, ибо я со своим войском тоже доволен. Посылаю вам при сем копию постановления, внесенного на [медную] доску и касающегося Гиркана, сына Александра, первосвященника и правителя иудейского, дабы вы внесли его в ваш государственный архив, и выражаю при этом желание, чтобы вы выставили это постановление на медной таблице написанным по-гречески и по-латински. Вот эта копия: Юлий Цезарь, вторично император и верховный жрец, постановил на основании решения совета: так как иудей Гиркан, сын Александра, как ныне, так и раньше, во время мира и на войне, являл себя всегда верным и ревностным представителем наших интересов, как то засвидетельствовано целым рядом других полководцев, и ввиду того, что он во время последнего александрийского похода явился к нам на помощь во главе полуторатысячного отряда, а во время отправки его мною против Митридата превзошел всех, бывших в строю, храбростью, то по всем этим причинам я назначаю Гиркана, сына Александра, с потомками иудейскими этнархами, желаю, чтобы они навсегда сохранили за собою установленное их законами первосвященническое достоинство, и желаю видеть в нем и его сыновьях наших союзников, которые должны постоянно считаться в числе преданнейших друзей наших. Все дела, касающиеся культа или внутренних отношений иудеев между собою, пусть разрешает он сам или ведают его сыновья. Равным образом, если бы возник какой-либо спор между иудеями, я признаю авторитетность его решения [Гирканом]. Вместе с тем запрещаю, чтобы войска располагались у него на зимние стоянки или чтобы с него взимались какие-либо денежные суммы» «Решение и постановление консула Гая Цезаря таково: пусть сыновья его [Гиркана] правят народом иудейским и пользуются доходами с предоставленных им земель, а первосвященник, он же и правитель иудеев, пусть творит верховный суд. К Гиркану, сыну Александра, иудейскому первосвященнику, следует отправить послов для заключения с ним дружественного наступательного и оборонительного союза. Должно выставить на Капитолии, равно как в храмах сидонском, тирийском и аскалонском, по медной таблице с соответственною надписью на римском и греческом языках. Пусть это постановление будет сообщено всем городским начальникам и их подчиненным, равно как всем нашим друзьям. Следует вручить послам дары и повсюду разослать это [наше] решение». «Гай Цезарь, император, диктатор и консул, сим объявляет сенату и римскому народу, что за доблесть и расположение назначает самого Гиркана, сына Александра, и его потомков первосвященником и священнослужителями иерусалимскими и судьями народа на том самом основании, в силу которого их предки занимали священнические должности». «Гай Цезарь, в пятый раз консул, сим постановляет, что первосвященник и этнарх иудейский Гиркан, сын Александра, может владеть, управлять городом Иерусалимом по своему усмотрению и укрепить его стенами. Пусть будут иудеи освобождены в каждый второй податной год от взноса одного кора [пшеницы] и пусть они не будут употребляемы на какие бы то ни было общественные работы и освобождены от всяких других повинностей». «Гай Цезарь, вторично император, сим постановил: все иудейские города, за исключением Яффы, должны платить известную сумму в пользу Иерусалима ежегодно, исключая каждый седьмой год, который называется иудеями субботним, в каковой не сеют, не собирают плодов древесных; жители Сидона обязаны каждый второй год в виде пошлины выплачивать четвертую часть жатвы; кроме того, они обязаны платить Гиркану и его сыновьям десятину, как они платили таковую также предкам его; пусть ни один чиновник, ни один претор, ни один легат не набирает войск в пределах иудейских, равно как не допускает солдат вымогать от иудеев деньги ни для зимовок, ни под каким-либо другим предлогом; пусть иудеи будут свободны от всех решительно повинностей; все, что впоследствии будет принадлежать иудеям в силу приобретения или покупки, должно принадлежать им невозбранно.

……
«Гай Цезарь, в четвертый раз выбранный полномочным диктатором и уже пожизненным и в пятый раз назначенный консулом, постановил следующее решение относительно прав иудейского первосвященника и этнарха Гиркана, сына Александра: ввиду того, что мои предшественники по управлению провинциями засвидетельствовали все лучшее относительно первосвященника иудейского Гиркана и самих иудеев перед лицом сената и народа римского, причем как народ, так и сенат выразили иудеям свою за это признательность, то и нам следует вспомнить о том и позаботиться, чтобы со стороны сената и римского народа еще раз воспоследовало выражение благодарности Гиркану, всему иудейскому народу и сыновьям Гиркана за выраженное ими к нам расположение и всяческие их нам услуги». «Юлий Гай, претор и консул римский, посылает привет свой начальникам, совету и народу [острова] Пароса. В присутствии ваших послов ко мне явились делегаты от делосских иудеев и некоторые из иудейских поселенцев и заявили мне, что вы путем законодательных решений препятствуете им жить по их родным обычаям и отправлять их богослужение. Мне вовсе не нравятся такие решения ваши относительно наших друзей и союзников, что вы им препятствуете жить по их собственным обычаям, собирать деньги на их личные и богослужебные нужды, тогда как это не возбраняется им даже в Риме. Наш претор и консул Гай Цезарь в своем постановлении относительно запрещения всяких сходок в городе [Риме] изъял именно иудеев из общего правила и разрешил им собирать деньги и собираться на совещания. Равным образом и я, запретив все прочие сходки, разрешаю одним только иудеям собираться сообразно их установлениям и отправлять требования их закона. Поэтому и вы должны отменить все свои постановления, которые вы сделали относительно наших друзей и союзников, вследствие доблестного и прекрасного к нам отношения иудеев». Когда после смерти Гая консулами были Марк Антоний и Публий Долабелла, они собрали сенат и, введя туда посланных Гиркана, стали поддерживать их просьбу, т.е. также заключили дружественный союз с ними. Все их просьбы исполнил сенат, сделав соответственное распоряжение. Для того чтобы читатели этого сочинения имели под руками точное тому доказательство, я привожу здесь самый текст сенатского решения. Вот оно: «Сенатское решение, взятое из архива и из общественных таблиц квесторов, при квесторах Квинте Рутилии и Квинте Корнелии. Таблицы второй начало: постановлено за три дня до апрельских ид в храме богини Согласия, в присутствии Луция Кальпурния Пизона из мененской трибы, Сервия Папиния Квинта из демонской трибы, Гая Канипия Ревила из теретинской трибы, Публия Тидетия, сына Левкия, из поллииской трибы, Левкия Апулина, сына Левкия, из серпийской трибы, Флавия Левкия из демонской трибы, Публия Плавтия, сына Публия, из папирской трибы, Марка Акилия, сына Марка, из мекийской трибы, Левкия Эрукия, сына Левкия, из стеллатинской трибы, Марка Квинта Планкилла, сына Марка, из поллийской трибы и Публия Серия. Доклад сделали консулы Публий Долабелла и Марк Антоний. Ввиду того, что сенатское постановление, состоявшееся относительно иудеев при Гае Цезаре, не было внесено в квесторский архив, мы, по предложению консулов Публия Долабеллы и Марка Антония, решили внести его на медные таблицы и сообщить городским квесторам, дабы и они поместили у себя двойную копию его. Постановление это состоялось за пять дней до февральских ид в храме Согласия. Представителями первосвященника Гиркана были при этом следующие лица: Лисимах, сын Павсания, Александр, сын Феодора, Патрокл, сын Херея, и Ионатан, сын Хония». Одного из этих делегатов Гиркан послал также к тогдашнему претору в Азии Долабелле с просьбою освободить иудеев от военной службы и разрешить им, держась старинных обычаев, не нарушать исконного их образа жизни. Получение этого разрешения ему не стоило большого труда: получив письмо Гиркана, Долабелла без дальних совещаний разослал по всем городам Азии, на первом же плане главному тогда городу в Азии, Эфесу, относительно иудеев циркуляр следующего содержания:
«В первое число месяца ленея, при притане Артемоне, претор Долабелла посылает совету, начальникам и народу города Эфеса свой привет. Александр, сын Феодора, посланный первосвященника и этнарха иудейского Гиркана, сына Александра, доложил мне о невозможности его единоплеменникам носить оружие и участвовать в походах в субботние дни, равно как о невозможности доставать предписанную им законом пищу. Поэтому и я, сообразно примеру своих предшественников, освобождаю иудеев от военной службы, разрешаю им следовать их законным исконным ритуальным установлениям и отправлять священные жертвы, равно как собирать с этой целью нужные для того денежные суммы, и предлагаю вам сие мое решение оповестить по городам».
Такую любезность оказал Долабелла Гиркану, отправившему к нему посла.
Постановление консула Луция Лентула: «Сим освобождаю римских граждан иудейского исповедания, живущих и отправляющих свое богослужение в Эфесе, ввиду их религиозных убеждений, в этом заседании, состоявшемся за двенадцать дней до октябрьских календ, в консульство Луция Лентула и Гая Марцелла, от военной службы. Постановление это состоялось в присутствии трибуна Тита Аппия Бальба, сына Тита, из гарантинской трибы, Тита Тонгия, сына Тита, из кростоминской трибы. Квинта Раисия, сына Квинта, Тита Помпея Лонгина, сына Тита, военного трибуна Гая Сервилия Гракха, сына Гая, из теретинской трибы, Публия Клузия Галла, сына Публия, из ветурийской трибы и Гая Сенция, сына Гая, из саботинской трибы». «Трибун и пропретор Тит Аппий Бальб, сын Тита, сим посылает должностным лицам, совету и народу города Эфеса свой привет. Ввиду моего ходатайства за живущих в Азии иудеев консул Луций Лентул освободил их от военной службы. После этого я достиг того же самого постановления от пропретора Фаяния и проквестора Луция Антония, почему прошу вас позаботиться о том, чтобы никто не побуждал [к военной службе] иудеев».
……………….
Существует еще множество других подобных постановлений римского сената и должностных лиц относительно Гиркана и нашего народа, равно как имеется масса решений отдельных городов и охранных грамот должностных лиц для утверждения за нами прав, поверить содержанию коих могут спокойно читатели наши ввиду всего того, что мы пока привели. Так как мы привели целый ряд явных и наглядных доказательств дружественного к нам отношения со стороны римлян, доказательств, записанных на медных столбах и таблицах, по сей день хранящихся в Капитолии, где они и впредь будут храниться, то мы сочли приведение всех решительно постановлений [такого рода] излишним и неинтересным и полагаем, что не найдется столь неумного читателя, который бы не поверил нашей искренности и правдивости наших слов относительно дружественного расположения к нам римлян после приведения вышеуказанных тому доказательств и потребовал бы еще больше их. Итак, мы [в достаточной мере] показали, сколь дружественны были [нам] римляне в те времена.

Иосиф Флавий. Иудейские древности. Книга 15. Глава 1.
«Привезя иудея Антигона в Антиохию, Антоний отрубил ему там голову. Он был первым римлянином, который велел таким образом казнить царственное лицо; по его мнению, иначе нельзя было заставить иудеев признать вместо него вновь провозглашенного царем Ирода, потому что даже пытки не могли побудить иудеев называть последнего царем. Так высоко было их мнение о прежнем царе. Антоний при этом полагал, что бесславная смерть царя заставит забыть иудеев о нем, а с другой стороны, ослабит ненависть их к Ироду». Таково свидетельство Страбона.

Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона. Книга 1. 1.
Я полагаю, достойнейший из людей Эпафродит, что уже в сочинении «О древностях», которое обнимает события пятитысячелетней истории и по нашим священным книгам составлено мною на греческом языке, я достаточно ясно — для тех, кто обратится к нему, изложил вопрос о нашем еврейском народе — о том, что он весьма древний и что изначально самобытен, а также о том, как населил он страну, в которой мы живем и поныне.

Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона. Книга 1. 2.
Ибо я вижу, что в действительности все оборачивается прямо противоположным, если предварительно согласиться с тем, что не следует доверяться пустым предположениям, но из самих событий уяснять истинное положение дел. Здесь-то и обнаруживается, что у эллинов все ново и, как говорится, случилось на днях — я имею в виду основание городов, изобретение ремесел и написание законов. При этом едва ли не самое молодое у них — само дело летописания. А между тем за египтянами, халдеями и финикиянами (нас я пока к ним не причисляю) сами они с несомненностью признают весьма древнее и непрерывное летописное предание. Ибо эти народы населяют местность, менее всего подверженную разрушительному действию природных условий, и кроме того немалые усилия они приложили к тому, чтобы никакое событие не предавалось забвению, но в общественных записях увековечивалось наимудрейшими.

Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона. Книга 1. 2.
Однако никто не может указать ни единой надписи, сохранившейся хотя бы с того самого времени — ни в храмах, ни на общественных пожертвованиях, и даже о тех, кто в продолжение стольких лет воевал под Троей, впоследствии встал весьма трудно разрешимый вопрос, пользовались ли они буквами При этом настоящее положение вещей скорее говорит за то, что они не знали их современного применения. Вообще же у эллинов нет ни единого достоверного письменного памятника, который был бы старше произведений Гомера. Однако он родился, по всей видимости, уже после троянских событий и, как говорят, сам не записывал своих поэм, но они передавались по памяти и затем были восстановлены из песен, вследствие чего в них и появились многочисленные разночтения К тому же самые ранние попытки написания истории — я имею в виду Кадма Милетского, Акусилая Аргосского и некоторых других, которые, как говорят, жили после него, — не на много опередили по времени вторжение персов в Элладу. Впрочем, и что касается первых эллинских философов, рассуждавших о небесном и божественном, как-то: Ферекид Сиросец, Пифагор и Фалес, — все единодушно признают, что они были учениками египтян и халдеев и что написали мало. Именно этому эллины и приписывают наибольшую древность, причем им самим с трудом верится, что эти сочинения действительно написаны ими.

Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона. Книга 1. 3.
А потому имеет ли смысл обманывать себя, признавая, что одним только эллинам известны события глубокой древности и что только они сообщают о них достоверные сведения? И неужто так сложно понять, что эти люди писали не зная ничего доподлинно, но каждый о случившемся только догадывался? Именно поэтому в своих книгах они зачастую опровергают друг друга и, ничуть не смущаясь, говорят о событиях прямо противоположное.

Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона. Книга 1. 5.
И каким способом они задумали превзойти в этом всех остальных, таким и пользовались — одни обращались к баснословным вымыслам, другие прославляли города и царей им в угоду, иные же ругали сами события и писавших о них, считая, что более прославятся этим. По большому счету они занимались делом, более всего чуждым истории. Ведь доказательством исторической истинности служит то, когда об одних и тех же событиях разные люди одно и то же пишут или говорят. Однако они считали, что если напишут о том же самом как-нибудь иначе, то тем скорее прослывут самыми правдивыми. А потому нам следует признавать первенство эллинских историков в силе красноречия и изощренности в словах, но никак не в правдивости изложения древней истории, тем более местных событий или истории каждого народа в отдельности. Поскольку все без исключения признают, что у египтян и вавилонян с незапамятных времен большое внимание уделялось ведению летописей, причем у египтян заниматься этим было поручено жрецам, которые к тому же сопровождали записи философскими размышлениями, а у вавилонян эта обязанность была возложена на халдеев, и что среди народов, соприкасавшихся с эллинами, более всего финикияне использовали записи для ведения хозяйства и для передачи общественно значимых событий — об этом, я считаю, можно не говорить. О наших же предках, что столь же ревностную (уж и не говорю о том, что большую, чем вышеназванные народы) заботу проявили они о записях, поручая вести их первосвященникам и пророкам, и что эти записи и поныне хранятся со всей тщательностью и — возьму на себя смелость сказать: будут сохранены, — я попытаюсь вкратце изложить.

Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона. Книга 1. 13.

Давайте тогда и мы применительно к эллинам воспользуемся тем же доводом и скажем, что их народ совсем не древнего происхождения, поскольку в наших письменных источниках о нем ни слова не говорится. Разве не станут они смеяться и приводить, как мне кажется, те же самые доказательства, какие и я только что изложил, и брать в свидетели своей древности соседние народы? Именно так я и поступаю. Прежде всего я воспользуюсь свидетельствами египтян и финикиян, чтобы никто не смог заподозрить меня в обмане, поскольку все без исключения египтяне, а из финикиян, как известно, тиряне особенно враждебно настроены против нас. В отношении халдеев я, пожалуй, того же сказать не могу, поскольку они-то и стали родоначальниками нашего народа и по причине общности происхождения в своих письменных памятниках упоминают о евреях. Сначала я приведу свидетельства этих народов, а потом и среди эллинских историков укажу тех, кто упомянул о евреях, чтобы у клеветников более не оставалось никаких оснований для упреков в нашу сторону.

Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона. Книга 1. 19.

Я приведу свидетельство Беросса, халдея по происхождению, но известного всякому образованному человеку, поскольку для эллинов именно он написал сочинения об астрономии и о мудрости у халдеев. Так вот этот самый Беросс, следуя древнейшим письменным памятникам, о случившемся потопе и о гибели людей во время него говорит то же самое, что и Моисей; также и о ковчеге, в котором спасся праотец нашего народа Ной, занесенный на вершины армянских гор. Затем он перечисляет потомков Ноя, указывая время их жизни, и доходит до Набопалассара, царя вавилонского и халдейского и, повествуя о его деяниях, сообщает о том, «как в Египет и в нашу страну он послал своего сына Навуходоносора с огромным войском, поскольку узнал, что тамошнее население восстало. Он покорил всех и сжег Иерусалимский храм, а нашему народу приказал покинуть страну и переселиться в Вавилон. Город был оставлен на семьдесят лет, до времени персидского царя Кира» (2Пар 36.13—23; 4Цар 24.11—16). Он говорит, что тот самый вавилонянин покорил Египет, Сирию, Финикию, Аравию и своими подвигами превзошел всех правивших до него царей халдейских и вавилонских.

Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона. Книга 1. 20.

В отношении этого следует признавать достоверность халдейских источников, тем более что записи в финикийских архивах согласуются с тем, что сказано об этом вавилонском царе у Беросса, — что он покорил Сирию и всю Финикию. Этому соответствуют и указания Филострата, который в своей истории упоминает об осаде Тира, а также и свидетельства Мегасфена из четвертой книги его сочинения об Индии, где тот пытается доказать, что упомянутый вавилонский царь мужеством и величием своих подвигов превзошел Геракла, поскольку, по его словам, тот покорил значительную часть Ливии и Иберию. А что касается Иерусалимского храма, о котором сказано было, что завоевавшие город вавилоняне сожгли его и что восстановление началось только после того, как Кир стал властелином Азии, то все это находит подтверждение в сочинении Беросса.

Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона. Книга 1. 21.

В отношении Храма с нашими книгами согласны также свидетельства халдеев и тирян, с несомненной очевидностью о древности нашего народа говорит и то, о чем я уже сообщил. А потому все те, кто не слишком увлекается спорами, я думаю, удовольствуются уже сказанным. Теперь следует вознаградить и пытливость тех, кто не полагается на варварские источники и склонен доверять одним только эллинам. Я намерен указать из них тех, которые знают о нашем народе и в соответствующих местах своих сочинений упоминают о нас. Так Пифагор Самосский, один из самых древних, который мудростью и благочестием превзошел, по общему признанию, всех прочих философов, без сомнения не только знал о нашем существовании, но и стал во многом подражать нашему образу жизни.

Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона. Книга 1. 22.

Так вот, в первой книге этого сочинения о Пифагоре он сообщает, что «Пифагор, когда один его ученик по имени Каллифонт, родом из Кротона, умер, говорил, что душа его днем и ночью сопровождает его и что она повелевала ему не проходить по тому месту, где спотыкался осел, воздерживаться от возбуждающей жажду воды и избегать всякого злословия" (Ср. Исх 22.28;  Лев. 19.14:16). К этим словам он прибавляет следующие: «Так он говорил и поступал, подражая верованиям евреев и фракийцев и усваивая их себе». Ведь и вправду говорят, что сей муж перенес в свою философию многие из бытующих у евреев воззрений.

Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона. Книга 1. 22.

кто у кого перенял этот обычай, сказать не могу». Итак, Геродот упомянул, что палестинские сирийцы совершают обрезание. Но из жителей Палестины одни только иудеи имеют такой обычай. Стало быть, он знал об этом и говорил о них. Также и Хирил, древнейший поэт, упомянул о нашем народе, что тот на стороне персидского царя Ксеркса участвовал в походе против Эллады.

Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона. Книга 1. 22.
Итак, всем, я думаю, ясно, что он упомянул о нас, поскольку и Салимские горы есть в стране, которую мы населяем, и так называемое Асфальтовое озеро. Ибо из всех сирийских озер оно самое большое и обширное. Таково упоминание о нас Хирила. А что не только самые малоизвестные из эллинов знали о евреях, но также восхищались теми из них, с кем приходилось им встречаться, и люди наиболее прославленные своей мудростью, несложно убедиться. Так Клеарх, который был учеником Аристотеля и не имел себе равных среди философов перипатетической школы, в первой книге «О сне» говорит, что его учитель Аристотель рассказывал о некоем муже еврейском. Он приводит такие слова, приписывая их самому Аристотелю. Написано так: «О многом можно было бы долго говорить, но сколь удивительного образа жизни и философии придерживался этот человек, рассказать было бы не бесполезно». «Будь уверен, Гиперохид, — сказал он, — тебе покажется, что я говорю о чем-то похожем на сон». Тогда Гиперохид с почтением молвил: «Но об этом как раз все и желают послушать». «Тогда, — сказал Аристотель, — чтобы не нарушить правил риторики и не смутить учителей красноречия, я расскажу вначале о его происхождении». «Говори, — сказал Гиперохид, — что считаешь нужным». «Тот самый человек был евреем и происходил из Килы Сирийской, а тамошние жители ведут свой род от индийских философов. Говорят, у индусов философы зовутся каланами, а у сирийцев — иудеями, поскольку имя свое они получили по месту, ибо место, которое они населяют, называется Иудея. Имя же их города весьма мудреное, называется он Иерусалим.

Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона. Книга 1. 32.
Собрав двести пятьдесят тысяч оскверненных, он изгнал их. Предводительствовал ими книжник Моисей и Иосиф, также священник и книжник. По-египетски звали их: Моисея — Тисифен, Иосифа — Петесеф. Придя в Пелузий, они нашли там триста восемьдесят тысяч человек, оставленных Аменофисом, которых царь не пожелал пускать в Египет. Заключив с ними союзнический договор, они пошли на Египет войной. Не ожидавший их прихода Аменофис бежал в Эфиопию, бросив беременную жену. Она, скрываясь в каких-то пещерах, родила сына, по имени Рамесс, который, достигнув совершеннолетия, прогнал евреев числом около двухсот тысяч в Сирию и дал возможность отцу возвратиться из Эфиопии». Так говорит Херемон. Именно поэтому я и считаю, что из сказанного лживость обоих очевидна.

Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона. Книга 1. 34.
К ним я прибавлю и Лисимаха, который принимает ту же лживую посылку, что и вышеназванные, но своими выдумками далеко превосходит их нелепости.

Из чего и следует, что он написал свое сочинение, движимый чувством ненависти к нам. Он говорит, что «при египетском царе Бокхорисе еврейский народ, зараженный проказой, чесоткой и еще какими-то болезнями, стал стекаться в храмы, чтобы просить там подаяния. Когда заболело множество людей, в стране случился неурожай. Бокхорис, царь Египта, послал к оракулу Аммона узнать о причинах неурожая. Бог повелел ему очистить святилища от безбожников и нечестивцев, изгнав их из храмов в пустыню, а больных проказой и чесоткой — утопить, поскольку богу Солнца не угодна их жизнь; затем очистить святилища, и тогда земля снова будет плодоносить. Получив оракулы, Бокхорис созвал жрецов и служителей алтарей и приказал им произвести отбор среди нечистых, чтобы одних передать воинам, которые отведут их в пустыню, а прокаженных обернуть в свинцовые листы и бросить в море. Прокаженные и чесоточные были утоплены, а остальные схваченные нечестивцы были удалены в пустыню, чтобы там погибнуть. Но, собравшись вместе, они посоветовались о том, что им делать, и, когда наступила ночь, разложили костры, зажгли факелы и остались в живых; следующую ночь, проведя в посте, они стали молить богов, чтобы те спасли их. На другой день некто Моисей посоветовал им рискнуть пойти наугад, пока не выйдут к каким-нибудь селениям, и повелел им из людей никого не жалеть и не испытывать к ним никаких добрых чувств, а только ненависть, и разрушать храмы и жертвенники богов, которые встретятся им на пути. Единодушно согласившись исполнить это приказание, они двинулись через пустыню и не без потерь достигли населенных мест. Над людьми они творили всякие бесчинства, святилища богов грабили и сжигали и, наконец, пришли в страну, которая называется теперь Иудея. Там они основали город и поселились в нем. Этот город получил название Иеросила в напоминание об их святотатстве.

Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона. Книга 2. 2.
И Соломон, построивший впоследствии Иерусалимский храм, воздержался от всякого подобного излишества, придуманного Анионом. Также он говорит, что слышал от старцев, будто Моисей происходил из Гелиополя. Это означает, что сам он был еще молод, но поверил тем, кто по возрасту своему знал Моисея и был его современником. Однако даже о поэте Гомере, будучи сам грамматиком, он, пожалуй, не смог бы с уверенностью сказать, где его отечество, — как и о Пифагоре, который тоже родился совсем не недавно. В отношении же Моисея, который жил за столько лет до них, ему, оказывается, намного легче поверить рассказам старцев, — именно потому ясно, что он лжет. Что же касается времени, когда, по его словам, Моисей вывел из Египта тех самых прокаженных, слепых и хромых, то я не сомневаюсь в том, что этот достовернейший ученый повторяет писавших до него. Ибо Манефон свидетельствует, что евреи переселились из Египта в царствование Тетмоса, за триста девяносто три года до бегства Даная в Аргос, Лисимах в свою очередь — что это случилось при царе Бокхорисе, то есть на тысяча семьсот лет раньше, Молон же и некоторые другие — как им вздумалось. Апион же, который без сомнения достоин доверия большего, нежели все остальные, определил исход с точностью — временем седьмой Олимпиады, и в первом ее году, говорит он, финикияне основали Карфаген. При этом он упоминает о Карфагене, полный уверенности в том, что это послужит ему неоспоримым доказательством его правоты, и ему невдомек, что тем самым он изобличает самого себя.

Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона. Книга 2. 2.
Апион же, который без сомнения достоин доверия большего, нежели все остальные, определил исход с точностью — временем седьмой Олимпиады, и в первом ее году, говорит он, финикияне основали Карфаген. При этом он упоминает о Карфагене, полный уверенности в том, что это послужит ему неоспоримым доказательством его правоты, и ему невдомек, что тем самым он изобличает самого себя. Ведь если верить финикийским письменным свидетельствам об основании этого города, то в них говорится, что царь Хиром правил задолго до основания Карфагена, многим ранее, чем те сто пятьдесят лет, о чем выше я уже приводил свидетельства финикийских источников, когда говорил о том, что Соломону, построившему Иерусалимский храм, Хиром был другом и во многом помог ему при создании храма. Собственно же Соломон спустя шестьсот двенадцать лет после исхода евреев из Египта построил храм. Назвав не глядя то же число изгнанников, что и Лисимах (он говорит, что их было 110 000 человек, он приводит до удивления убедительное объяснение, почему суббота называется так, а не иначе. «Шесть дней находясь в пути, — говорит Апион, — они заболели бубонами, и по этой причине на седьмой день остановились, найдя убежище в стране, именуемой ныне Иудея, и назвали этот день субботой, сохранив египетское слово, ибо заболевание бубонами египтяне называют саббатосисом». Посмеяться ли над этим вздором или наоборот вознегодовать на заключенную в этих словах бессовестную ложь? Понятно, что этой болезнью заболели все 110 000 человек.

Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона. Книга 2. 2.
Апион, которому можно только удивляться, сперва сообщил о том, что они пришли в Иудею через шесть дней, а затем говорит, что «Моисей взошел на гору, называемую Синай, которая находится между Египтом и Аравией, в продолжение сорока дней оставался сокрытым от всех, а затем, спустившись оттуда, дал евреям законы». Хотя каким образом и возможно ли вообще, чтобы одни и те же люди провели в безводной пустыне сорок дней и к тому же прошли ее всю в шестидневный срок? Также и в отношении названия субботы подмена слов выдает либо его величайшую бессовестность, либо вопиющее невежество. Ведь слова «саббо» и «саббатон» весьма заметно разнятся между собой: «саббатон» на еврейском языке значит прекращение всякого дела, а «саббо», как он и говорит, означает у египтян бубонную болезнь.

Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона. Книга 2. 5.
Апиону следовало бы познакомиться с этими документами и без предубеждения рассмотреть различного рода свидетельства о событиях, случившихся при Александре и при каждом из Птолемеев, а также и то, какие постановления принимал сенат и величайшие римские императоры. Если же Германик не мог наделить хлебом всех жителей Александрии, то это лишь говорит о бесплодии и неурожае и не дает повода к обвинению евреев. Каково отношение императоров к проживающим в Александрии евреям, не для кого не секрет. Ведь помощь хлебом поступала от них ничуть не более, чем от остальных жителей Александрии. А знак самого большого доверия, некогда оказанного им царями, императоры пожелали сохранить (я имею в виду надзор за рекой и всеми сторожевыми постами) и никогда не считали их недостойными исполнять эту обязанность.

Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона. Книга 2. 12.
Да и к тому же из остальных не найдется ни одного египтянина, который не приносил бы когда-нибудь в жертву свинью. А потому не помутился ли Апион рассудком, взявшись глумиться над нами в угоду египтянам и обвиняя при этом тех, которые не только сами придерживаются осмеянных им обычаев, но и научили обрезанию других, о чем свидетельствует Геродот? Именно поэтому, как мне кажется, Апион заслуженно понес соответствующее наказание за глумление над отеческими обычаями. Ведь он сам был вынужден сделать обрезание, когда у него появилось гнойное воспаление на детородном органе, но оно оказалось ему совершенно бесполезным, и он умер от загноения в страшных мучениях. Ибо следует строго придерживаться благочестия, уважать собственные законы и не хулить при этом чужие. Он же от своих уклонился, а наши оболгал. Таков был конец жизни Аниона, и мы на этом тоже заканчиваем свою речь о нем.
Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона. Книга 2. 16.

отдав начальство и власть в своем государстве Богу и убедив всех единственно в Нем видеть причину тех благ, которые выпадают на долю всех и каждого и которые они [его соплеменники] ощутили, когда переживали трудные времена. От Него невозможно сокрыть ни единого поступка, ни человеческого помышления. А Сам Он, по словам законодателя, — нерожденный, вечно неизменный, превосходящий красотой всякое смертное существо, ведомый нам по Его действию, но непостижимый в своей сущности. О том, что мудрейшие из эллинов научились так мыслить о Боге после того, как он положил этому основание, я не стану сейчас говорить. А о том, что это хорошо и достойно естества и великолепия Бога, они засвидетельствовали с очевидностью. Ведь и Пифагор, и Анаксагор, и Платон, также как и все последовавшие за ними стоики, да и вообще почти все философы, мыслили именно так о существе Бога. Однако хотя и научая умозрению немногих, они все же не осмеливались преподать свое истинное учение большинству, объятому предрассудками. А наш законодатель, поскольку сам поступал в полном соответствии с законами, убедил не только своих современников, но и грядущим поколениям внушил на века неколебимую веру в Бога.