Филон Александрийский. О добродетелях.
Ибо весьма многие, гонимые крайней нуждой, намеревались бежать, невзирая на смертельную опасность, столь велика была их боязнь, что родные погибнут от голода. Вот этих-то побегов и ждали неусыпно, а пойманных тотчас же уничтожали, всячески изувечив.
А другой отряд стоял у речных пристаней, чтобы хватать всякого еврея, тут причалившего, а вместе с ним его товар. Добровольные стражи всходили на суда, выносили груз на глазах у владельцев, а их самих, связав им руки за спиною, сжигали, бросая в огонь рули, шесты и палубные доски.
Но участь тех, кого сжигали в самой Александрии, была куда более плачевна: когда не хватало дров, приносили хворост и, сделав вязанки, забрасывали несчастных, и те, полусгоревшие, погибали, но больше от дыма, чем от огня, ибо огонь от хвороста безжизненный и дымный, он тотчас гаснет, неспособный вследствие своей легкости сжигать дотла.
А многих, еще живых, волокли по рынку, набросив петли из ремней и веревок и стянув лодыжки, волокли, наступая на них и не щадя даже их мертвых тел, расчленяли и топтали ногами, уничтожая самую мысль о том, что можно
Филон Александрийский. О добродетелях.
Это были римские граждане, по большей части вольноотпущенники; в Италию они попали как пленники, хозяева дали им вольную, и [никто] не вынуждал их нарушить хоть один обычай предков. Еще он знал, что у них есть молельни и что собираются они там главным образом в священную субботу, когда евреи все вместе обучаются философии предков. Он знал и то, что вырученные от первин деньги они собирают как священные и отправляют в Иерусалим, чтобы там их посланцы совершили жертвоприношения.
Филон Александрийский. О добродетелях.
И он — с трудом, прерывисто дыша — все же заговорил: «Погиб наш Храм: в святая святых его Гай приказал поставить огромных размеров статую в честь Гая-Зевса». Пока мы, изумленные его словами, стояли, оцепенев от ужаса, не в силах двинуться и молвить слово, буквально распадаясь на глазах, ибо ослабли все скрепы наши телесные, прибыли другие, все в тех же корчах и муках.
Филон Александрийский. О добродетелях.
Должен я сказать и о Святом Городе: как я уже сказал, это мой родной город, но это и метрополия не только Иудеи, но многих других земель, ибо когда-то еврейские переселенцы обосновались как в сопредельных странах — в Египте, в Финикии и в Сирии (и в той, что зовется «Дольная», и в другой), так и в далеких — в Памфилии, Киликии и в Азии вплоть до Вифинии и самых отдаленных заливов Понта, и точно так же в Европе — в Фессалии, Беотии, в Македонии, в Этолии, в Аттике, в Аргосе, в Коринфе, в большинстве лучших земель Пелопоннеса. Но не только материки — и самые славные острова (Эвбея, Кипр и Крит) полны еврейских поселений. Не говорю о землях за Евфратом, ибо за малым исключением везде — и в Вавилоне, и в прочих областях, где почва плодородна, живут евреи. Так что ежели достанется моему городу часть твоего благоволенья, облагодетельствованным окажется не один город, но тысячи во всех частях света — в Европе, в Азии, в Ливии, на материках и на островах, на побережьях и вдали от моря.
Филон Александрийский. О добродетелях.
И заключая защитную мою речь и одновременно прошение, я излагаю просьбу касательно Храма. С тех пор, владыка, как стоит этот Храм, он не знал ни единого рукотворного изображения, ибо там пребывает истинный Бог; творенья же художников и ваятелей суть подражанья зримым богам, а запечатлевать Бога незримого считалось нашими предками неблагочестивым делом. Агриппа, твой дед, сам прибыл, чтобы почтить наш Храм, и Август почтил его тем, что повелел отовсюду присылать туда первины и неукоснительно приносить там жертвы, и прабабка твоя <* * *> Итак, никто — ни эллин, ни варвар, ни наместник, ни царь, ни смертный враг, ничто — ни мятежи, ни войны, ни плен, ни грабежи не стали причиной столь серьезных нововведений в Храме как водруженье статуи из камня или дерева либо чего-то иного, сотворенного руками человека. И даже если была неприязнь и враждебность к обитателям этой страны, какой-то страх и стыд удерживали от нарушения каких-нибудь исконных установлений во славу Создателя и Отца всего. Ибо было ясно, что за такие и подобные дела Бог посылает неисцелимые несчастья. По этой причине все остерегались посеять семена неблагочестья, боясь, как бы не пришлось пожинать плоды, созревшие на общую погибель.
Филон Александрийский. О добродетелях.
ставший наместником Иудеи, и вот, не столько ради чести Тиберия, сколько ради огорчения народа, он посвятил во дворец Ирода в Иерусалиме позолоченные щиты; не было на них никаких изображений, ни чего-либо другого кощунственного, за исключением краткой, надписи: мол, посвятил такой-то в честь такого-то. Когда народ все понял — а дело было нешуточное, то, выставив вперед четырех сыновей царя, не уступающих царю ни достоинством, ни участью, и прочих его отпрысков, а также просто властительных особ, стал просить исправить дело со щитами и не касаться древних обычаев, которые веками хранились и были неприкосновенны и для царей, и для самодержцев.
Филон Александрийский. О добродетелях.
Тогда посвященье состоялось в доме, а нынешнее будет в самом сердце Храма, в святая святых его, куда и верховный жрец входит один раз в год, во время поста, как он зовется, чтобы воскурить фимиам и помолиться по обычаю предков за изобилье благ, за урожай и мир для всех. И если кто-нибудь (не говорю о людях обычных, но даже кто-то из священников и даже не низших, но тех, чье место сразу после первого), войдет туда сам или с первосвященником, и более того, если даже сам первосвященник войдет туда два раза в год или в один и тот же день три или четыре раза, смерть ожидает его. Так наш законодатель охранял самое сердце Храма, желая, чтобы оно одно оставалось недоступным и неприкосновенным. И сколько, ты думаешь, смертей добровольно примут те, для кого все это священно, если увидят в сердце Храма статую? Мне кажется, они сначала заколют всех своих вместе с детьми и женами, а потом над телами родных принесут в жертву и себя. Все это Тиберий знал.
Филон Александрийский. О добродетелях.
Ибо опасность была нешуточная — дело шло о выселении евреев, их обращении в рабство и даже о полном их уничтожении не только в Священной Земле, но и во всем мире.
Гай, читая письмо, с каждой строчкой все больше раздражался, ибо видел в нем доказательства своей неправоты, но вместе с тем он стал склоняться под грузом справедливых требований и просьб, а самому Агриппе и благодарен был, и сердился на него: он обвинял его в излишней привязанности к соплеменникам — единственным, кто вышел из повиновения и отказался признать его, Гая, божественную природу, а благодарен был за то, что тот ничего не скрыл, не утаил, и это, говорил Гай, выдает нрав самый свободный и благородный.
И вот, смягчившись, по всей видимости, он удостоил Агриппу весьма благосклонного ответа и сделал ему бесценный подарок — дал обещание, что посвящение статуи не состоится; велел он написать и Публию Петронию, сирийскому наместнику, чтобы в Храме евреев все оставалось по-прежнему
Филон Александрийский. О добродетелях.
а ту, в Сидоне, не трогать, дабы не взволновать толпу; потом, пока народ спокоен и ни о чем не подозревает, негласно и незаметно доставить эту статую на кораблях и неожиданно для всех воздвигнуть в Храме.
Все это Гай собирался сделать во время прибрежного плавания в Египет. Ибо какая-то невыразимая страсть влекла его к Александрии, он всеми силами стремился туда, а прибывши, оставался очень долго, считая, что этот город единственный и породил обожествление, о котором он грезил, и дальше поможет взрастить его; при этом, думал Гай, Александрия всем прочим городам дала пример, будучи величайшим и прекраснейшим городом мира, ибо великим — и людям, и городам — все менее значительные люди и народы всегда стремятся подражать.
Филон Александрийский. О добродетелях.
А потому иные уже стали проклинать благосклонность Гая, понимая, что этой приманкой их загоняют в капкан непосильных расходов. Таков был странный его характер, и это касалось всех, а евреев — особенно: их глубоко ненавистные ему молельни он стал прибирать к рукам, начав с Александрии — он разместил в них свои изображения и статуи (позволив это делать другим, он просто водружал их чужими руками), а Храм в Священном Городе, который последний, оставшийся нетронутым, считался прибежищем святости и благочестия, он постепенно приспосабливал и видоизменял, превращая в свое собственное святилище, чтобы объявить его храмом Гая-Зевса Новоявленного.
Филон Александрийский. О добродетелях.
Еще с порога мы поняли — по взгляду и движениям его, что не к судье пришли, но к обвинителю, который к нам даже враждебнее, чем противники. Вот что был должен сделать судья: устроить заседание с участием самых достойных лиц — ведь разбиралось дело чрезвычайной важности, о котором молчали четыре сотни лет и только теперь возбудили против тысяч и тысяч александрийских евреев; по обе стороны от судьи должны были стоять тяжущиеся со своими защитниками, а он должен был выслушать по очереди обвиненье и защиту и дать каждой стороне говорить положенное время, потом удалиться с заседателями на совещанье и обсудить, какое решение они (руководствуясь самыми справедливыми соображениями!) вынесут и объявят во всеуслышание.
Филон Александрийский. О добродетелях.
Увидев, как радуется Гай, когда обращаются к нему как к существу сверхчеловеческой природы, известный кляузник Исидор сказал: «Владыка, ты еще больше возненавидишь этих людей и все их племя, если узнаешь, сколь они враждебны и непочтительны к тебе: все люди приносят благодарственные жертвы богам за то, что они хранят тебя, а эти (я разумею всех евреев) даже помыслить не могут о жертвоприношениях!»
Тут мы вскричали в один голос: «Нас оболгали, господин, мы приносили жертвы и даже гекатомбы, и мы не просто окропляли кровью алтарь, унося мясо домой, чтобы вкусить его, устроив пир, как это обыкновенно делают другие, — нет, мы жертвенных животных целиком предавали священному пламени и не однажды, но трижды: первый раз, когда ты принял верховную власть, второй, когда избавился от тяжкой болезни — той самой, которой вместе с тобою страдал весь мир, а третий, когда мы уповали на победу в Германии». «Допустим, — сказал он, — это правда, вы приносили жертвы, но не мне, хотя бы и ради меня. Так что в этом пользы? Не мне же вы приносили жертвы».
Услышав эти слова вдобавок к первым, мы глубоко содрогнулись, и это внутреннее содроганье вышло наружу дрожью. А Гай, произнося все это, расхаживал по своим поместьям, осматривая мужские и женские покои, все помещенья в нижних и верхних этажах, словом, все, и распоряжался: тут плохо отделано, тут надо сделать так-то и так-то, и больше роскоши!
Мы поспешали за ним — то вверх, то вниз, терпя насмешки и брань противной стороны, словно на представлении мимов; да и вообще все это было похоже на мим: судья разыгрывал обвинителя, обвинители — скверных судей, соображающихся лишь с собственной неприязнью, а не с истиной как она есть. Но если обвиняет сам судья, да еще такой, надо молчать, ведь можно и молча оправдаться, особенно когда не можешь ответить ни на один пункт пристрастного допроса, ибо обычай и закон держат в узде язык, плотно смыкают уста.
Отдав ряд хозяйственных распоряжений, Гай задал нам самый значительный и важный вопрос: «Вы почему свинину не едите?» В ответ наши противники опять разразились таким хохотом (одни от удовольствия, другие по соображениям лести — мол, тонко сказано и остроумно), что кое-кто из свиты Гая был недоволен, усмотрев в этом непочтительность к Гаю, с которым и скромная улыбка небезопасна, если ты только не входишь в круг ближайших друзей. Мы отвечали: «У всех свои законы, и есть запреты как для нас, так и для наших противников». Кто-то сказал: «Вот не едят же многие того, что всегда готово к употребленью, — ягнятины». Гай засмеялся: «И правильно, ведь это не доставляет удовольствия». Против такого злого пустословия мы были бессильны.
Филон Александрийский. О добродетелях.
но от мучений вышли из тела, чтобы припасть с мольбой к истинному Богу, да утишит он гнев того, кто этим именем зовется ложно. И Бог, вняв нашим жалобам, обратил душу Гая к состраданию, и тот, смягчившись, сказал: «Мне кажется, что эти люди скорее несчастны, чем порочны, и лишь по неразумию своему не верят, что я божественной природы». И с этими словами он удалился, велев уйти и нам.
Филон Александрийский. Против Флакка.
А они, отнюдь не утратив былой злобы, лишь сделали вид, что переменились, а на самом деле остались непримиримы и мстительны и, разыгрывая сцены неподдельной дружбы, завладели Флакком совершенно. И стал правитель — подданным, а подданные — владыками; они не только выдвигали самые вредные предложенья, но тотчас утверждали их. Это был Дионисий, прихвостень толпы, Лампон-крючкотвор, Исидор—предводитель черни, сутяга, злодей, возмутитель городов, как называли его чаще всего; они беспрепятственно осуществляли свои решения, и Флакк был нужен им для прикрытия, как бессловесная фигура в маске правителя, но не обладающая властью.
И вот они все вместе замыслили страшное для евреев дело и в личной беседе с Флакком сказали так: "Погибли все твои упования на мальчика Тиберия, пропала и вторая твоя надежда — твой друг Макрон; от самодержца добра не жди. А потому нам нужно найти тебе заступника, который лучше других сумеет умилостивить Гая. И этот заступник — город александрийцев: его всегда чтил дом Августов, а нынешний наш владыка — особенно, и если ты одаришь чем-нибудь александрийцев, они вступятся за тебя. Пожертвуй им евреев — и лучшего подарка не надо".
Филон Александрийский. Против Флакка.
Но Флакк был заодно с этими людьми во всех их постыдных делах, и данную ему исключительную власть употребил злостно, разжигая распри и давая огню все новую и новую пищу, и всюду, куда простиралась его власть, разгорелась междуусобная вражда Не мог он не понимать, что весть об осквернении молелен сразу дойдет из Александрии до египетских номов, помчится от Египта к востоку и восточным народам, от Гипотайнии и Марея, где начинается Ливия, к западу и народам западным, ибо племя иудейское столь многочисленно, что одна земля не может вместить его. Потому обретаются евреи во многих благоденствующих землях — европейских и азийских, островных и материковых, почитая своей изначальной родиной Святой Город, где водружен верховный храм Всевышнего; однако отечеством своим они почитают либо те земли, в которых родились и выросли, унаследовав их от отцов, дедов, прадедов и более далеких предков, либо те края, куда отселились в пору их освоения и были радушно приняты основателями. И потому происходящее в Александрии могло и повсеместно подтолкнуть людей оскорблять сограждан своих евреев, посягая на их молельни и расшатывая древние устои. И не могли евреи, сколь ни отпущено им миролюбия и терпения, с подобным смириться — не потому только, что обычаи свои люди берегут и охраняют, не страшась даже и смерти, но и потому, что евреи — единственные из всех живущих под солнцем,— с потерей молелен теряют возможность благоговейно чтить своих благодетелей, от которой ни один еврей не откажется и под страхом десятков тысяч смертей.
Филон Александрийский. Против Флакка.
Но еще более ужасным злом стало прекращение источников дохода, ибо всем — земледельцам, морякам, торговцам, мастеровым — было запрещено заниматься привычным делом, так что нищета наступала с двух сторон: во-первых, грабежи, в один день лишившие их всего имущества, а во-вторых, невозможность зарабатывать на жизнь привычным делом. Все это, однако, меркнет в сравнении с тем, что случилось потом. Конечно, бедность горька, особенно проистекающая от вражеской руки, но оскорбленья, пусть мелкие, гораздо горше. Страданья же, выпавшие на нашу долю, настолько превосходили всякую меру, что слова "оскорбленье" или "глумленье" в их точном смысле тут неприемлемы, да и вообще, мне кажется, нет слов, способных описать невиданную жестокость наших гонителей, в сравнении с которой даже отношение победителей к побежденным на войне, когда безжалостность естественна, покажется мягким. Те, кто одержал победу, расхищают имущество побежденных и во множестве угоняют их в плен, но и сами рискуют тем же в случае поражения. К тому же пленников тысячами отпускают за выкуп, внесенный родными или друзьями,— не из склонности к состраданию, но будучи не в силах устоять перед деньгами. "И что же,— мне скажут,— ведь если людям посчастливилось спастись, совсем неважно, каким путем пришло спасенье".
Филон Александрийский. Против Флакка.
Преследователи одним прыжком нагнали Флакка и схватили его. Одни тотчас же стали рыть яму, другие силой тащили Флакка, который неистово сопротивлялся, кричал, а потому то и дело натыкался на мечи, подобно пойманному зверю, и весь был изранен, ибо он так тесно сплелся с убийцами, что не давал им направить удар, и те кололи куда попало; так Флакк сам усугубил свои страданья: руки, ноги, голова, грудь, бока — все было рассечено, и он лежал, как будто приготовленный для жертвоприношенья. Так справедливость пожелала уравнять число ударов, нанесенных Флакку, с числом беззаконно убитых им евреев. Все вокруг Флакка было залито кровью, бившей ключом из его жил, рассеченных на части. Когда же труп потащили в яму, он тотчас же распался, ибо сухожилия, связующие тело в единое целое, были разорваны.
Все эти испытания, выпавшие на долю Флакка, явились вернейшим доказательством того, что еврейский народ не обойден вниманием и опекой Всевышнего.
2) Праотцы.
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О потомках надменного Каина и о его изгнании.
Принимающий смерть, конечно, близок Каину, вечно умирающему для добродетельной жизни; Сифу же более всего родствен именно тот, от кого смерть отправляется и отгораживается: ибо человек достойный пожинает [в качестве своего урожая] истинную жизнь. И уж конечно, имя "Ламех", означающее "смирение", является двусмысленным: ибо мы смиряемся либо в том случае, когда в нас от болезненных влечений и немощей, возникающих под действием безрассудных страстей, ослабевают силы души, либо когда в своем стремлении к добродетели мы сдерживаем в себе болезненно вздувающееся самомнение.
3) Представления о Вселенной. Представления о мире. Специфические знания.
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О сотворении мира согласно Моисею.
Он повелел земле породить все это, и она, словно давно уже носившая во чреве и мучимая родовыми муками, порождает все бесчисленные виды семенных, все породы деревьев и их плодов. Но плоды были не только пищей для живых существ, но и обеспечением возможности для вечного возникновения им подобных, поскольку содержали в себе семенные сущности. В них [в сущностях] неявны и незримы логосы всего, которые становятся явными и зримыми в должные сроки. Ведь Бог пожелал, чтобы природа продолжала существовать, наделяя [для этого] роды бессмертием и приобщая их вечности. С этой целью Он стал подводить начало к концу и заставлять конец возвращаться к началу, ведь плод от растений - как бы конец от начала, а семя из плода, который, в свою очередь, содержит в себе растение, - как бы начало из конца.
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О сотворении мира согласно Моисею.
Это и есть причина, по которой сначала земля произвела растения и травы, а небо [уже] вслед за тем стало устраиваться в совершенном числе, четверице, в отношении которого не ошибется тот, кто скажет, что оно есть источник и основная причина десятерицы. Ведь то, что в осуществлении десятерица, есть, как известно, четверица в возможности. Так, если сложить все числа в последовательности от единицы до четверицы, они составят десятерицу, представляющую собой границу между числами и бесконечностью, у которой они, словно у поворотной вехи, скапливаются и поворачивают. Четверица заключает в себе и соотношения музыкальных созвучий — и кварты, и квинты, и октавы, и двойной октавы, из которых складывается совершеннейшая система. Соотношение кварты есть четыре третьих, квинты — три вторых, октавы — две первых, двойной октавы — четыре первых. Их все содержит в себе четверица: четыре третьих [содержится] в соотношении четырех к трем, три вторых — в [соотношении] трех к двум, две первых — в [соотношении] двух к единице или четырех к двум, четыре первых — в [соотношении] четырех к единице.
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О сотворении мира согласно Моисею.
Ведь называемое в геометрии точкой задается одним, двумя — отрезок, поэтому через истечение единого возникает двоица, а через истечение точки — отрезок. Отрезок есть протяженность, не имеющая ширины. Когда же добавляется ширина, возникает плоскость, которая задается троицей. А плоскости по отношению к природе пространства не достает одного, высоты, что в сумме с троицей дает четверицу. Из этого и следует то огромное значение этого числа, которое от бестелесной и умопостигаемой сущности привело нас к понятию имеющего три измерения тела, которое по природе [есть] первое чувственное. Тот, кто не уразумел сказанного, поймет [это] на примере более привычном. Те, кто собирают орехи, положив на плоскость три, обычно добавляют еще один орех и получают вид пирамиды. На плоскости, таким образом, из троицы образуется треугольник, а сложение [с еще одним] дает в числовом выражении четверицу, а по виду — пирамиду, уже пространственное тело.
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О сотворении мира согласно Моисею.
Прямой же не принимает отношения и не может быть более прямым в сравнении с другим [прямым углом], но пребывает равным себе, никогда не изменяя своей природы. Если же прямоугольный треугольник есть начало фигур и качеств, и из рассмотрения необходимо признать, что сущность седмицы, одновременно троица и четверица, задает прямой угол, то, выходит, ее следует считать источником всякой фигуры и всякого качества. К сказанному, пожалуй, необходимо добавить и то, что три есть число плоской фигуры — поскольку точка задается единицей, отрезок — двоицей, а плоскость — троицей, четыре же есть число пространственной фигуры, вследствие прибавления единицы, то есть когда у плоскости появляется еще высота. Из этого ясно, что сущность седмицы есть начало геометрии и стереометрии и, говоря обобщенно, — совокупно телесных и бестелесных.
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О сотворении мира согласно Моисею.
В умопостигаемом седмица являет неподвижное и бесстрастное, а в чувственном [сообщает] главную и самую существенную способность движениям планет, посредством которых все земное движется к совершенству, а также — круговращениям луны. Как это происходит, следует рассмотреть. Число семь в сумме последовательных [входящих в него чисел] производит двадцать восемь — число совершенное, равное своим составным частям. А это производное число задает круговращения луны, от него она начинает увеличиваться в своих видимых очертаниях, к которым и возвращается, когда снова начинает уменьшаться.
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О сотворении мира согласно Моисею.
Второй признак гармонической пропорции — когда среднее число в одно и то же количество раз больше и меньше. Восемь, будучи средним, больше первого числа на третью часть, ведь если отнять шесть от восьми, то остаток два будет третьей частью от первого числа. И во столько же раз оно меньше первого, ведь если отнять от двенадцати восемь, разница четыре будет третьей частью от двенадцати. Все это было необходимо сказать о той важности, которую имеет гамма, или звукоряд, или какое еще следует этому Дать название. Столь великое множество идей, и даже более, являет седмица в бестелесном и умопостигаемом. Распространяется ее природа и на всю видимую сущность, достигая неба и земли, пределов всего. Ибо какая частица этого мира не семилюбива, покоренная желанию и порыву к седмице?
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О сотворении мира согласно Моисею.
Что касается планет, воинства, противостоящего неподвижным небесным телам, они также устроены согласно семи порядкам, проявляя наибольшую склонность к воздуху и земле. Ведь первый они обращают в так называемые времена года и преобразуют в соответствии с каждым из них, производя столь великое множество различных перемен посредством безветренной и ясной погоды, облачности и необычайной силы ветров. Кроме того, они причиняют наводнения или спады воды на реках, затопляют равнины или, наоборот, обезвоживают. И влияют на изменения моря, вызывая приливы или отливы, ведь бывает так, что широкие морские бухты, когда море под действием отлива отступает, вдруг оказываются далеким берегом, а некоторое время спустя, когда начинается прилив, — [снова] морем большой глубины, проходимым не только для небольших лодок, но и для огромных грузовых кораблей. Кроме того, все наземное — животные и растения, дающие плоды — растут и достигают зрелости, каждое обеспечивая продолжение своей природы, так что рядом со старыми цветут и достигают зрелости молодые, чтобы без недостатка удовлетворить потребности во всем необходимом.
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О сотворении мира согласно Моисею.
Глядя на нее, кормчие проложили тысячи морских путей, прилежа занятию ненадежному и превосходящему человеческую природу. Ведь посредством наблюдения вышеназванных звезд были открыты ранее неведомые земли: населению суши — острова, а жителям островов — материки. Ибо надлежало для существа, самого любимого Богом из сухопутных и морских, указать неведомые роду людей места посредством самой чистой небесной сущности. К сказанному [следует добавить и то, | что] звездный хор Плеяд образован седмицею. Их восхождения и сокрытия для всех становятся причиной многочисленных благ. Ведь когда они заходят, вспахиваются борозды для посева, а когда собираются восходить, [тем самым] оповещают о жатве, а взойдя, поднимают радующихся земледельцев на сбор необходимых [плодов], и они с ликованием делают запасы для каждодневного употребления в пищу.
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О сотворении мира согласно Моисею.
Поэтому я считаю, что те, кто изначально давали вещам имена, поскольку они были людьми мудрыми, нарекли число семь от почтения к нему и присущей ему значительности; так, римляне, прибавляя утерянную эллинами сигму, дают гораздо более выразительное свидетельство, называя его септем, как уже было сказано, от почтения к нему и присущей ему значительности. Это и многое другое говорится и мыслится в отношении седмицы, благодаря чему в природе ей досталось самс почетное место. Почитается она и мудрейшими из эллинов и из варваров, которые занимаются математической наукой, почтена она и добролюбивым Моисеем, который запечатлел ее красоту на священнейших скрижалях Закона и начертал ее в разумении всех своих потомков, заповедав, чтобы они по истечении шести дней праздновали священный седьмой день, воздерживаясь от иных дел, связанных с заботой о житейских делах и пропитании, и посвящая свой досуг одному лишь философскому созерцанию для усовершенствования нравов и самоизобличения совестью, которая, восседая в душе подобно судье, не устает порицать, одно — внушительными угрозами, другое — сдержанными наставлениями, угрозами — за то, что представляется совершенным умышленно, а наставлениями — за то, что оказалось невольным и непреднамеренным, чтобы больше подобным образом не оступаться
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О сотворении мира согласно Моисею.
В-четвертых, — что также и мир един, поскольку един и Творец, уподобивший свое творение по [признаку] единственности Себе Самому и употребивший всю материю для произведения целого. Ведь целого не могло бы быть, если бы оно произошло и составилось не из всех частей, — ибо есть и такие, которые предполагают, что миров множество, а иные — что беспредельное множество, которые сами беспредельны и воистину невежественны в отношении того, о чем нужно знать твердо.
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О херувимах, о пламенном мече и о первой твари, родившейся от человека, Каине.
Внешняя сфера, так называемых неблуждающих звезд, — одна, которая и вращается по одному и тому же периоду с востока на запад, а внутренних сфер, планетных, — семь, и их движения, добровольное и вынужденное, противоположны и при этом парны. И недобровольное их движение подобно движению неблуждающих звезд, ибо каждый день можно видеть, как они идут от восхода к закату, а свойственное им движение — это движение с запада на восток, по которому условлено принимать периоды обращения семи звезд и длину времени: равную для равных периодов, которые носят имена Солнца, Венеры и Меркурия (ведь три планеты с равной скоростью — именно эти), и неравную, однако пропорциональную в отношении друг друга и тех трех, для неравных. Итак, одна из двух частей Херувимов — это внешняя, предельная в мировом небе, окружность, в которой неблуждающие звезды танцуют постоянно-однообразный, поистине божественный танец, не покидая места, на которое породивший Отец поставил их в мире. Другая же часть — это сфера, содержащаяся внутри, разделив которую на шесть частей, Он создал семь пропорциональных друг другу кругов, сочетав с каждым из них по планете. И поместив [каждую] звезду в своем круге, как седока на повозке, Он, опасаясь неладного управления, ни одному из седоков не вверил вожжей, но все их сосредоточил у Себя, посчитав, что гармоничный порядок движения лучше всего будет обеспечен именно таким образом, ибо все, что с Богом, заслуживает похвалы, а что без Бога — порицания.
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О херувимах, о пламенном мече и о первой твари, родившейся от человека, Каине.
А пламенный меч — это символ солнца, ибо оно, будучи огромным сгустком огня, оказывается самым быстрым из всего сущего, так что за один день обходит весь космос.
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О том, что худшее склонно нападать на лучшее.
И наоборот, находясь в удаленных от земли местах и стремясь переселиться из них, оно перемещалось бы в противоположную область. В любом случае оно должно было бы появиться в одной из частей космоса, так как невозможно бежать за пределы целого. А кроме того, вне его пределов Демиург ничего не оставил: ведь строя мироздание, Он полностью израсходовал все четыре начала, чтобы из совершенных частей создать совершеннейшее целое. Итак, если нет способа совершенно избежать Божьего создания, то еще более невозможно ускользнуть от его Творца и Предводителя.
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О том, что худшее склонно нападать на лучшее.
Пожалуй, сами эти слова "не убить его" и служат знаком того, что Каин не был уничтожен. В самом деле, нигде в законодательстве Моисей не объявил о смерти Каина, намекая, что неразумие — бессмертное зло, словно легендарная Сцилла, которая не подвластна настоящей смерти и может умирать целую вечность. О если бы случилось обратное, и все дурное, погибнув окончательно, исчезло прочь!
Филон Александрийский. О смешении языков.
А о том, что чувственный мир — это как бы пьедестал для Бога, говорится вот почему: во-первых, чтобы показать, что Причина существует вне своего творения; затем, ради того, чтобы доказать, что космос движется не самопроизвольно, но подчиняясь Рулевому — Богу, который надежно держит кормило Вселенной, но совершенно без помощи рук, ног или иных членов, присущих тварям, ибо истинно сказано: "Бог не человек" (Числ. 23:19), — но сказано это только для того, чтобы научить нас, ибо мы неспособны выйти за пределы самих себя и постигаем Нерожденное на основании собственного опыта.
Филон Александрийский. О смешении языков.
Так где же доказательства, что строительство закончено не было? Вот первое и очевидное: ни в одной своей части земля не может коснуться неба по ранее указанной причине, а именно, потому, что центр круга не может соприкоснуться с окружностью. А вот второе доказательство. Эфир, священный огонь, есть негасимое пламя, что явствует из самого имени, происходящего от "зажигать". Свидетель тому — одна только частица этого небесного пламени, солнце. Оно так далеко от земли, но лучи его достигают ее недр, где-то нагревая, а где-то раскаляя и самую землю, и холодный по своей природе воздух, который простирается от солнца до небесного свода: то, что отстоит от солнечного излучения далеко или находится к нему под косым углом, только нагревается, а что ближе к нему или под прямым углом — то поневоле загорается. А если это так, разве могли люди, дерзнувшие подняться к небу, не загореться и не сгореть дотла, оставив неисполненным свой великолепный замысел? Это, похоже, и скрыто в следующих словах: "И они перестали строить город" (Быт. 11:8) — не потому, конечно, что закончили, но потому, что помешало им закончить случившееся смешение. Да, пришлось ответить за свои поступки тем, кто не просто лелеяли замысел, но взялись осуществлять его.
Филон Александрийский. О смешении языков.
А что имеет сходство со смешением? Смесь, как писали раньше, и слияние. Смесь — это состояние твердых сущностей, слияние -текучих. Смесь — это беспорядочное сочетание различных вещей, подобное куче из зерен ячменя, пшеницы, гороха и прочего. Слияние же — это не сочетание, но взаимопроникновение неподобных друг другу частиц, хотя их качество еще возможно различить тем или иным приемом, как делают, я слышал, с водою и вином, ибо, хоть и происходит слияние сошедшихся вместе сущностей, все же можно разложить его обратно на исходные составляющие, собрав при помощи промасленной губки воду и оставив вино. Возможно, это происходит потому, что губка сама происходит из воды и естественным образом забирает из этого соединения родственное себе — воду, а чужеродное — вино — оставляет.
А при смешении исходные качества взаимопроникающих частиц гибнут полностью, как в снадобье, которое лекарь готовит из воска, жира, смолы и камеди: все вместе они и производят то самое смешение, которое уже невозможно разобрать на составляющие — их свойства исчезают бесследно, но с гибелью всех этих свойств рождается одно, новое и особенное свойство.
И когда Бог грозит смешением нечестивым доводам, Он хочет уничтожить не только каждый порок с его особенностями и свойствами, но и складчину их, дабы ни каждый ее участник, ни общая их единодушная сходка не обрели некоей силы, способной уничтожить лучшее. Вот почему Он говорит: "Смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого" (Быт. 11:7), то есть: сделаем каждого глухим к пороку, дабы ни отдельный, самый мелкий испускаемый им <звук,, ни их совместное звучание не могли причинить вреда.
Филон Александрийский. О соитии ради предварительного обучения.
Ведь мир получил девять частей: восемь на небесах — одну неподвижную и семь находящихся в постоянном движении и несомых в неизменном порядке, а девятую — землю с водой и воздухом. Ибо все они, хотя и имеют различный вид и претерпевают многообразные изменения, составляют одну семью. И вот, многие почтили эти девять частей и сложенный из них мир, но совершенный человек чтит Того, Кто превыше этих девяти, Кто создал их — Десятого Бога. Ибо смотря поверх всего творения, возжелал он Самого Художника и вознамерился стать Его просителем и слугой. Поэтому-то священник приносит всегдашнюю десятину Десятому, Единому и Вечному. Такова, собственно говоря, и суть душевной Пасхи — переход от всякой страсти и всякого ощущаемого к Десятому, которое одно есть мыслимое и божественное. Ибо говорится: "В десятый день сего месяца пусть возьмут себе каждый по агнцу на семейство" (Исх. 12:3), чтобы Десятому были посвящены жертвы, взятые десятого числа и сохраненные в душе, просветленной на две части из трех, до того времени, как став целиком и во всех частях небесным светом, — подобно луне, которая становится полной, возрастая во вторую неделю, — душа сможет не только сохранить, но уже и принести в жертву свой прирост, невинного и безупречного агнца.
4) Философия и Писание.
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О потомках надменного Каина и о его изгнании.
Эту дорогу и считай философией, однако не той философией, которой занимается склонное к софистике сообщество современных людей, — ибо они, выучившись искусство речей направлять против истины, это мошенничество назвали мудростью, жалкому созданию присвоив божественное имя, — нет, но той философией, которую в упорной борьбе отстаивал древний отряд подвижников, отвергавший мирные чары наслаждения и с изящной суровостью предававшийся изучению прекрасного. Эту в самом деле царскую дорогу, которая, как мы сказали, есть истинная и подлинная философия, Закон называет "изречением" и "словом" Божиим. Ибо написано: "Не отступишь от слова, которое заповедую тебе сегодня, ни направо, ни налево" (Втор. 28:14). Таким образом, ясно доказано, что слово Божие тождественно царской дороге, если [Законодатель] считает их синонимами и побуждает нас к тому, чтобы мы, не отклоняясь ни от царской дороги, ни от слова Божьего, с прямой мыслью шли по ведущему прямо пути — серединной наезженной дороге.
5) Ангелы.
Филон Александрийский. О смешении языков.
Разумный род бывает, опять-таки, двух видов — смертный и бессмертный. Вид смертный — это люди, а бессмертный — бестелесные души, обретающиеся в воздухе и небе. Эти последние непричастны пороку, ибо с самого начала достался им чистый и счастливый жребий и не связаны они с бесконечно несчастливым местом — телом. Пороку непричастны и <души, неразумных живых существ, поскольку лишены способности мыслить и, стало быть, не могут быть уличены в беззакониях обдуманных и добровольных.
6) Творение Вселенной из ничего. Вопросы творения.
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О сотворении мира согласно Моисею.
За шесть дней, говорит он, был сотворен мир — не потому, что Творящий нуждался в некой временной протяженности, ибо Богу, не только когда Он повелевает, но и когда замышляет, свойственно все делать сразу, — но потому, что возникающим [вещам] был необходим порядок. Порядку же свойственно число. А по законам природы из всех чисел самое важное при возникновении есть число шесть. Ибо после единицы оно — первое совершенное, [то есть] равное произведению своих частей и их сумме: половины — троицы, трети — двоицы и шестой части — единицы. По природе, можно сказать, оно и мужское, и женское, и образовано умножением друг на друга. Ибо мужским является в сущих нечетное, а женским четное. Так, начало нечетных чисел есть троица, четных — двоица, а их произведение — шестерица.
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О сотворении мира согласно Моисею.
Да и какое могло быть иное место для Его сил, способное принять и вместить, не скажу все, но хотя бы одну единственную чистую [идею]? Сила же — и та, что созидает мир, имеющая источником истинное благо. Ибо раз мы хотим исследовать причину, по которой была сотворена эта вселенная, то, думаю, не погрешим против истины, если признаем вслед за одним из древних, что Отец и Создатель — благ. В силу своей благости Он не отказал в совершенстве собственной природы материи, которая сама по себе не имела никакого достоинства, но которая могла соделаться всем. Ибо сама по себе она была беспорядочна, бескачественна, безжизненна, безобразна, исполнена изменчивости, разлада и дисгармонии. Отныне же с ней совершилось превращение и изменение, со-делавшие ее совершенной противоположностью и предоставившие ей все лучшее: порядок, качество, жизнь, образ, тождественность, гармонию, согласованность — все, что являет собой идею лучшего.
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О сотворении мира согласно Моисею.
Создатель и сотворил все мгновенно, [существа], созданные прекрасными, имели, тем не менее, определенный порядок, ибо нет прекрасного в беспорядке. Порядок же есть последовательность и связь между некими предшествующими и последующими [элементами], если не в осуществленном виде, то, по крайней мере, в замысле их создателей, ибо именно таким образом они должны были обрести законченность и не быть перепутанными и смешанными. Поэтому в первую очередь Создатель сотворил умопостигаемое небо, [затем] невидимую землю, [затем] идею воздуха и пустоты; первый он назвал тьмою, так как воздух по природе черный; вторую — бездной, так как пустота весьма глубока и необъятна. Затем — умопостигаемую сущность воды и дыхания, а после всего этого, седьмым [по счету], — [сущность] света, который, будучи также невещественным и бестелесным, стал образцом для солнца и всех светящихся небесных тел, которые Бог создал на небе.
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О сотворении мира согласно Моисею.
После того, как вся вода разлилась по всей земле и распространилась по всем ее частям, подобно влаге, напитавшей губку, так что [вся земля] была топь и глубокое болото, при этом обе составляющие были растворены и смешаны подобно тесту, [образуя] нерасчлененное и бесформенное вещество, Бог повелевает, чтобы вода, которая содержала соль и должна была стать причиной бесплодия трав и деревьев, собралась, стекая по расселинам всей [поверхности] земли, и чтобы явилась суша, [в которой] для прочности осталась пресная влага — ибо пресная влага, [взятая] в должной мере, составляла нечто подобное клею для разрозненных частиц. И ради того, чтобы земля не высохла совершенно и не стала неродящей и бесплодной и чтобы она не давала только один вид пищи — твердую, но, как мать своим детям, оба [вида] — пищу и питие, для этого Он наводнил, подобно грудям, [подземные] жилы, которые, выходя на поверхность, должны были напитать собою реки и источники.
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О сотворении мира согласно Моисею.
Когда небо и земля были устроены в соответствии с подобающим порядком, первое — в соответствии с троицей, вторая — с четверицей, Он принялся создавать смертный род живых существ и положил начало в пятый день созданием водоплавающих, считая, что ничто так не сородственно одно Другому, как пятерица животным. Ведь живое отличается от Неживого не чем иным, как способностью чувствовать. Чувство же подразделяется на пять составляющих — на зрение, слух, вкус, обоняние и осязание. При этом для каждой Создатель определил особый предмет и собственный критерий, по которому чувство выносит суждения о том, что подпадает его действию: зрение — о цвете, слух — о звуках, вкус — о пище, обоняние — о запахах, осязание — о мягкости и твердости, о гладкости и шероховатости и что горячо, а что холодно.
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О сотворении мира согласно Моисею.
Но каким образом, я скажу чуть позже, объяснив прежде то, что Он действовал в совершеннейшей связной последовательности, когда производил рождение живых существ. Ведь одному живому досталось в удел быть праздным и бездеятельным, например роду рыб, другому — трудолюбивым и во всех отношениях лучшим, роду людей, третьему — пограничным между обоими, роду сухопутных и передвигающихся по воздуху животных. Ведь в последних душа более проявлена, чем в рыбах, но менее ясно ощутима, чем в человеке. Поэтому первыми из живых существ Он породил рыб, причастных более телесной, чем душевной и, в некотором смысле живых и неживых, подвижных бездушных, [у которых] лишь для сохранения их тел, словно соль в мясо, добавлено некое подобие души, чтобы они попросту не погибали. После же рыб [Он создает] птиц и сухопутных животных. Ведь они уже более чувствительны и в своем устроении являют более определенные признаки одушевленности. И после всех них, как я сказал, [Он создает] человека, которого наделяет исключительной разумной способностью, душою души, подобно зрачку в оке, — ведь называют же последний оком ока те, кто тщательно исследует природу вещей.
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О сотворении мира согласно Моисею.
Поэтому я считаю, что те, кто изначально давали вещам имена, поскольку они были людьми мудрыми, нарекли число семь от почтения к нему и присущей ему значительности; так, римляне, прибавляя утерянную эллинами сигму, дают гораздо более выразительное свидетельство, называя его септем, как уже было сказано, от почтения к нему и присущей ему значительности. Это и многое другое говорится и мыслится в отношении седмицы, благодаря чему в природе ей досталось самс почетное место. Почитается она и мудрейшими из эллинов и из варваров, которые занимаются математической наукой, почтена она и добролюбивым Моисеем, который запечатлел ее красоту на священнейших скрижалях Закона и начертал ее в разумении всех своих потомков, заповедав, чтобы они по истечении шести дней праздновали священный седьмой день, воздерживаясь от иных дел, связанных с заботой о житейских делах и пропитании, и посвящая свой досуг одному лишь философскому созерцанию для усовершенствования нравов и самоизобличения совестью, которая, восседая в душе подобно судье, не устает порицать, одно — внушительными угрозами, другое — сдержанными наставлениями, угрозами — за то, что представляется совершенным умышленно, а наставлениями — за то, что оказалось невольным и непреднамеренным, чтобы больше подобным образом не оступаться.
7) Промысел Божий.
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О сотворении мира согласно Моисею.
Страдательное же — мертво и не имеет в себе движения, но приводимое в движение умом, [от него] получая облик и жизнь, преобразуется в совершеннейшее произведение, то есть этот мир. Утверждающие, что он будто бы нерожден, не замечают, как отвергают самое необходимое и полезное для благочестия — промысел. Ибо само собой разумеется, что Отец и Создатель проявляет заботу о возникшем, ведь и отец по отношению к своим детям, и ремесленник по отношению к созданиям своего ремесла цель свою видит в их сохранении и любыми путями ограждает от всякого вреда и пагубы, доставить же стремится всякую пользу и выгоду любыми способами. По отношению же к невозникшему в нетворившем нет никакого участия,
8) Отношение к прошлому.
Филон Александрийский. Толкования Ветхого Завета. О рождении Авеля и о том, как приносили жертвы Богу он и брат его Каин.
"И будете есть старое прошлогоднее, и выбросите старое ради нового" (Лев. 26:10), — что означает: не должно отрицать ни одного учения, поседевшего от времени, напротив, нужно обращаться к творениям мудрецов, прислушиваться к мыслям и рассказам знатоков старины, все время стремиться узнать о прошлом, о людях и о событиях, ибо знание сладостно. Но когда пробиваются в душе свежие ростки мудрости, внушаемой свыше, то все уроки всех учителей необходимо исключить и отставить, да они и сами утрачивают силу. Ведь тот, кто учится у Бога (общается с Ним, посещает уроки Его — назови это как хочешь), уже не может быть руководим и наставляем людьми.