В палату, где я лежала, положили молодую женщину. Она была парализована на правую сторону. Женщина не могла говорить, слёзы катились из глаз, одета была в больничный халат на голое тело. Надо ли говорить про сочувсвие? Все в палате старались поддержать чем могли: кто словами, кто чем нибудь вкусненьким, кто просто за руку поддерживал. Привезли её в пятницу. Значит все выходные врача не будет. Я, к тому времени готовящаяся к выписке, старалась, как могла утешить, делала лёгкий массаж руки.
За выходные к ней никто не приехал. Это вызывало недоумение и осуждение её близких. Женщина по прежнему часто плакала. Это ещё больше разжигало наше люботытство. Постепенно мы разузнали, что дома у неё остались двое маленьких детей. Теперь нам стало понятно, почему никто не приезжает. Видимо детей не с кем оставить. И её слёзы нам , как женщинам, были понятны. Беспокоится о детях.
Через несколько дней, в коридоре поликлинники, я встретила своего знакомого. Он работает директором школы в той же деревне, что и женщина из нашей палаты. Разговорившись, я посетовала на то, что никто из родных не едет, хоть бы самое необходимое привезли. И тут я узнаю, что заболела она не случайно. Без выходных и проходных компания, в которую входила и наша новая знакомая, пила беспробудно два месяца. Малолетние дети голодные полураздетые побирались по соседям. Одна девочка потеряла сознание от голода прямо на улице Соседи и пытались образумить разухабистую компанию, но ...
Зайдя в палату, я больше не могла заставить себя подойти к парализованной. Глазами она звала меня, пыталась поймать мой взгляд. И в конце концов опять заплакала. Она всё правильно поняла.
Я смотрела на неё издали и удивлялась. Буквально час назад я, ничего не зная о ней, пыталась помочь чем могла: делала массаж, кормила с ложечки, старалась подбодрить. Что же произошло? Она же осталась той же самой. А у меня перед глазами стояли две девочки. Одной 3 года, другой 4 .