Подводник. Штрихи к портрету. ч.1
15-летию гибели экипажа АПЛ "Курск" посвящается.
Подводники. Что это за люди. Обычные земные или небожители? Как же далеки они от земных страстей. На мой взгляд, это ангелы в человеческой плоти. Обидеть ангела легко. Надо быть последним негодяем, чтобы это сделать...
Я приведу отзывы и характеристики только нескольких подводников, входивших в экипаж погибшего "Курска". Но этого будет достаточно. Их объединяет, кроме всего прочего, то, что они севастопольцы.
БАГРЯНЦЕВ Владимир Тихонович, капитан 1 ранга,
начальник штаба 7-й дивизии атомных подводных лодок
1-й флотилии АПЛ Северного флота
Цена за попранную честь
В основе большинства нажитых состояний лежит преступление. Эта истина никогда не вызывала сомнения и забывалась разве что во времена экономического всплеска в той или иной стране. Россия только-только выкарабкивается из провала, природа материальной состоятельности ее новых богатых однозначна. И общество платит за то, что появилось у одних, будучи отнятым у других.
ФЛОТ начали обирать с самого главного – с его чести, достоинства и величия. Хотя произошло это не сразу и не только со стороны. Откуда, как не изнутри, собственные пороки виднее? О коррупции в Вооруженных Силах, протекционизме, служебных злоупотреблениях и "годковщине" мы ведали, пожалуй, даже лучше соотечественников, далеких от воинской службы. Тезис о недостойных порядках в армии или на флоте подогревал откровения курилок и кухонь. Мы соглашались, что пора жить иначе, ерничая по поводу собственных глупостей. Но на деле отзывались на ежедневную чернуху разве что остроумными сборниками флотских баек, выписанных с той же долей нецензурщины, каковая испокон веку наполняет корабельный сленг. И что? Мы дошутились до того, что в родном Отечестве новобранцев стали воспитывать на эталонах войск США.
А дальше все просто. Недостойное воинство легче легкого разуть, раздеть, лишить полноценных условий для боевой учебы. А оружие... Его и сбыть не грех, старое, мол, оно — на иголки в Индию перегнать выгоднее. Ни мы сами, ни народ в целом не дрогнули, когда оборонке определили статус нахлебника общества.
Сколько же состояний родилось именно тогда, в момент “переплавки мечей на орала”?
Что с нами творят, многие начали понимать лишь тогда, когда наплевательское отношение страны к своим защитникам массово ударило по их личному карману. Месячная задержка денежного довольствия, двухмесячная, трехмесячная... Брат, сначала минер, а потом и старпом атомной субмарины, все реже звонит и пишет с Севера. Нет денег на переговоры и настроения на приветы. Однажды в отпуск он привозит домашнее кино: на пленке жена и дети препарируют вареного краба. "Экзотика!" – всплескивает руками мама. "Браконьерство, — угрюмо поясняет брат. — Ты посмотри, хлеб-то на столе есть?".
Хлеба на столе нет, купить не за что. Офицеру подводного атомохода за Полярным кругом, где зимой из-под снега разве что ягель добудешь. Это вам не женский митинг протеста на качинской взлетной полосе, вокруг которой вовсю буйствует щедрая природа.
Но что теперь считаться невзгодами. Вооруженные Силы оказались обобранными везде и по всем статьям. А то, что еще стреляло и выходило в море, на позиции, держалось на нечеловеческой стойкости, выдержке, мастерстве и отчаянии людей, не желающих признавать себя нахлебниками общества.
Мы понимали, что однажды гром грянет, и кто-то заплатит за это надругательство над отеческим воинством страшной ценой. Вот оно и произошло. На алтарь экономического и морального развала страны положены самые ценные кадры, золотые специалисты, цвет флота, его передовое звено. Ушли в пучину сыновья, отцы, мужья - мужи, не разменявшие свой боевой пост на место под солнцем предпринимательского благополучия. Они остались с флотом в самый трудный для него момент и теперь навечно зачислены в его списки.
Тупая боль загнана под самое сердце. Страна впервые пытается вместо пышных эпитафий оказать достойную помощь людям, которых постигло безутешное горе. Правда, и здесь уже начинается некое лукавство, но о нем чуть позже. Сначала о том, что нормально для нормальных людей. Друзья, соседи, сослуживцы, земляки пытаются взять на себя хоть каплю боли и отчаяния, выпавших на долю семей погибших моряков, их матерям и отцам помочь материально, поддержать морально.
Что может газета? Скажем честнее – что должна газета, особенно своя, флотская? Слово. Ох, нелегко дается оно сегодня тем, кто невидящими глазами смотрел в свинцово-серые воды Баренцева моря, силясь душой приблизиться туда, где на глубине покоится субмарина, ставшая братским погостом самым достойным и любимым.
МИЧМАН в отставке Тихон Андреевич Багрянцев, известнейший черноморцам мастер ракетных ударов и давний флажковский военкор – человек железных нервов. Он черен от горя, как та рубаха, что теперь носит, но слог его размерен и ясен. С экипажем "Курска" навсегда остался его сын капитан 1 ранга Владимир Тихонович Багрянцев, начальник штаба дивизии атомных подводных лодок. Офицер, прошедший от курсантского спецкласса ЧВВМУ имени П. С. Нахимова через новостройки и автономки, подводно-подледные рейды и испытания новой техники к командирскому мостику АРПК. Уже командиром выводя экипаж из аварийной ситуации, он получил серьезную дозу облучения, но ни угроза недолгой жизни, ни напряжение службы, ни беспросвет гарнизонного быта не отвратили его от раз и навсегда избранного дела.
Накануне последнего выхода он звонил родителям. Здесь, в Севастополе, отдыхали и все Багрянцевы. Сначала говорил с мамой, Анастасией Гавриловной, потом с женой Катей, со старшим сыном – Дмитрием, с младшим – Игорьком. С отцом, как военный с военным, переговорил накоротке.
— Как здоровье, батя?
— Согласно возрасту, на восьмой десяток перевалило... Ты-то как?
— Выход планируется. Я за командира дивизии остался. Надо идти.
— Ну, будь повнимательнее...
ОТЧЕГО мы отпускаем своих детей туда, где все трудное и безжалостное нам известно до мелочей?
— Тихон Андреевич, вы же флоту тридцать семь лет отдали! Не хватит ли для одной семьи? Сами нахлебались вдосталь и сына туда же!
— А у твоего батьки сын разве в таксисты подался? Да Володя, как вся флотская пацанва, на кораблях сызмальства. Все пушки, ракетные установки облазит, до погреба доберется. А покажи, папка, пеленгатор, а где маршевый двигатель и где стартовый?.. Домой такой вымазанный являлся, что мать все до исподнего – сразу в стирку.
— Но любопытство и романтика – одно, реалии службы – другое. Видел же все изнутри...
— Не-е-е. Когда семьи на корабле, это праздник. Все начистим, надраим, обед из лучших продуктов. Матросы, по дому истосковавшиеся, с гостями возятся почище званых нянек. А уж мальчишки им и подавно в радость. Вот когда мать узнала, что сын курсантом в спецкласс определен, поняла, что впереди у него подводный атомный флот, тут заголосила. Сознаюсь, и я отговаривал. Но сын на уговоры не поддался. Я, говорит, уже не могу своих ребят бросить. Так это ж, по меньшей мере, Северный флот! А он: хочу на больших, настоящих кораблях служить.
Сын, идущий по стопам отца, идущий дальше его. Славно! Но обыватели, помнится, годами шипели: "Адмиралы своих сыночков в училища пристраивают!". Нашли синекуру. Вот она, вся на дне, без учета регалий, личных связей и надежд на сытый пенсион в старости. Даже те, кто заканчивает службу в кабинетных стенах, входят в статистику средней продолжительности офицерской жизни – менее пятидесяти лет.
Тихон Багрянцев, благословляя сына на флотские труды, все это знал. Он был плоть от плоти плавсостава. Участник войны, воин-интернационалист. Минер, торпедист, ракетчик. Мастер военного дела, которого на учениях и стрельбах ставили к РБУ вместо офицеров, если последним недоставало опыта. Эсминец "Безукоризненный", БПК "Комсомолец Украины", БПК "Керчь". Если сложить время дальних походов, чуть ли не сплошная пятилетка в море получится. Средиземное, Атлантика, Египет, Сирия, Югославия, Болгария... Все успевал: и оружие осваивать, и высшее образование получать, и писать во флотскую газету не хуже иного профессионала.
— А как военкора вас не возмущало то, что газеты почти постоянно лакировали действительность? Не сметь выносить мусор из избы!
— Здесь поспорю. Я немало и критических материалов писал, за что имел неприятности. Но понимаю, к чему твой вопрос. Мол, флот не первый год живет тяжело, что ж на дыбы не встал? Его теперь многие задают. Вот что на это скажу. Человек военный на то и государев человек, чтобы приказы выполнять. Долг такой – любой ценой, но приказ выполнить. Есть у тебя ЗИП, нет его, а техника должна быть в строю; полон ли штат или располовинен, а боевая задача должна быть решена. Жестокий это порядок, но если позволить служивому рассуждать о проблемах и трудностях, ни одного боя не выиграем. Вот ты спрашивала, видел ли сын реалии службы. А как же! Тяжело, говорил, батя, когда на выход тебе в экипаж чужих спецов нагонят. Может, они в чем-то и лучше дело знают, но свои есть свои, я их с потрохами знаю. Я с ними уверенней и мобильней. А так, экипаж – не единый кулак, а ладонь врастопырку... На таком выходе нервы на разрыв, успокоишься, лишь когда концы на стенку заведены. – Тихон Андреевич срывается в тягостную паузу. Много лет я знаю его как прекрасного рассказчика, а тут мысль то и дело плывет. Удивляешься, как он вообще говорит.
— Володя был очень энергичным офицером, но не крутым служакой, характер имел, в общем-то, мягкий... Монет насобирал целую коллекцию... Мне показали его кабинет в штабе. Все аккуратно, и трубка на столе, трубку он курил... Я ее забрал на память... И потерял... Не знаю, определят ли когда-нибудь виноватых, но я бы начал с тех, кто ЭПРОН порешил. Иметь такой атомный флот, и никаких средств спасения людей!
Горе вновь наваливается всей своей тяжестью, и теперь от воспоминаний о скорбной поездке на Север не уйти. Тихон Андреевич оттягивает их как может:
— Жена несколько лет назад в Видяево ездила. Вернулась и на меня накинулась: ты куда сына упек?! Я ей про долг, а она — про первые свежие овощи в августе, я про карьеру, а она – про обувку, которая на каждую зиму новая нужна... Обижались, когда сын реже писать начал, денег перестал подкидывать. Кто же ведал, что ему там в магазине продукты в долг дают и в долговую книгу записывают. Такие вот пироги да пышки за вахты у стратегического оружия...
Теперь разговор подобен минному полю. Не туда ступишь, и взорвется сердце отца новой болью. Что пережили родственники моряков экипажа “Курска”, не передать словами. Отчаяние было так огромно, что несколько семей решили броситься в воду там, где на нее ложились венки. Только усилия врачей и офицеров-психологов предотвратили новые жертвы. Тихон Андреевич признавался, что даже он, старый морской волк, не веривший ни в Бога, ни в черта, молился истово, как фанатик. Сначала во спасение, потом за упокой...
— Каким вы увидели Президента?
— Думающим, деловым... А еще, стоящим перед нами на коленях... Потом ему, конечно, помогали отвечать на наши вопросы, но были такие, на которые он ответить не мог. И не отвечал. Зависли эти вопросы.
Многое не решено и по сей день. Например, некоторые родители, жены, дети просили увековечить память погибших подводников присвоением им очередных воинских званий. Пусть посмертно. Но ведь именно так происходит у живых, когда отмечаются мастерство и доблесть военных.
Есть и еще один, материально-моральный вопрос. Ушедшие в бездну сыновья для многих престарелых родителей были единственной надеждой на помощь в старости. Они растили и обучали будущих офицеров для страны и опору для себя. Теперь ее нет. А страна считает, что лишь жены и дети лишились кормильцев. Старикам не определено ни рубля. Достойно ли это, справедливо ли?
— Конечно, кроме официальных счетов и статей, есть адресная помощь конкретных организаций, коллективов. К нам, например, домой пришли учителя школы № 8, которую оканчивал Володя, принесли собранные буквально по гривне деньги. Мы до слез им благодарны, ведь знаем, какие гроши учителя получают. Обещают и памятную доску при входе в школу повесить... Наверняка в Севастополе есть еще немало людей, способных поддержать семьи погибших. Но для этого нам, "курянам", надо объединиться, создать совет. Кого-то ведь теперь долго лечить надо, кому-то лекарства доставать... Спасибо флоту, в госпитале две матери уже лежат. Моя Анастасия Гавриловна тоже там, она инвалид второй группы, ни дня без инсулина обойтись не может.
Багрянцев решил на первых порах сам взяться за организацию общественного совета, попросил через газету сообщить его адрес и телефон: ул. Юмашева, 19 “В”, кв.12, тел. 23-23-47. Он считает, что нужно коллективное обращение к командованию ВМФ страны, к Президенту, чтобы операция по подъему затонувшего подводного крейсера была поручена настоящим профессионалам.
— Я бы обеими руками голосовал за Игоря Владимировича Касатонова. Он опытный моряк, энергичный организатор. А еще просто по-человечески его знаю, ему доверяю. А то изоврались мы на всех уровнях.
В работе, лишь в работе можно найти уголок забвения. Заботы и время — извечные лекари людских горестей и бед.
Но есть то, что не забудется никогда. Не должно быть забыто.
Защита Отечества — тяжелейшая, опаснейшая доля. Выбирают ее для себя те, кто ближе к самым корням народным. Привилегированные под ружье не идут, кишка у них для этого тонка, а аппетит, наоборот, велик. Зато воины-защитники как из народа выходят, так в народной памяти и остаются.
... В родное село Мокрые Семеньки Измалковского района Липецкой области лихой мичман Тихон Багрянцев привез свою жену на исходе беременности. Там, в районном роддоме, и появился на свет их сын Володя. Однако не исполнилось новорожденному и недели, как родители отправились обратно в Севастополь, провозгласив сына севастопольцем и черноморцем. Владимир Тихонович Багрянцев ничем не посрамил ни родовых корней своих, ни звания, ни имени. Он ушел в море выполнять боевую задачу и остался навечно на передовой.
Им, единственно знающим о гибели АРПК "Курск" всю правду, героическую и бесславную, — наша неизбывная благодарность. Ибо тот, кто сегодня только отдает швартовы, – уже герой. Кто умудряется уйти и вернуться – герой вдвойне. Невернувшиеся становятся легендой.
"Флаг Родины", 14 сентября 2000 г.
"Буду помнить дядю Володю..."
Очерк о маленьком калеке из Видяево ("КП" от 2.11.2000 г.), которого опекал морской офицер, погибший на подводном крейсере "Курск", не оставил равнодушными читателей "Комсомолки". И, что показательно, – прежде всего читателей-мужчин.
Цепь счастливых и трагических случайностей переплелась в судьбе мальчика. Ему не повезло при рождении – родился инвалидом с редкой болезнью костей – артрогриппозом. Вопреки разумным советам мама не оставила его в роддоме. А потом, несмотря на предложения одного зарубежного фонда, не отдала на воспитание в американскую семью. Более того – она родила Сереже братика, чтобы было кому о нем заботиться в будущем. Надежда на мужа была слабая. Ветреный папа, завербовавшийся на Северный флот матросом-контрактником, привез семью в Видяево и в конце концов бросил детей на произвол судьбы. Напоследок он даже забрал из дома мебель.
Счастливой случайностью можно считать знакомство Сережи с офицером-подводником, переведенным по службе в Видяевский гарнизон.
Дядя Володя, как называл его мальчик, оказался верующим человеком. То, что офицер русского флота подкармливал маленького инвалида и его младшего брата, – вещь сама собой разумеющаяся. Но он приобщил Сережу к вере в Бога, а значит, вселил в изгоя среди сверстников надежду... До сих пор ребенок вспоминает подводника дядю Володю как подарок свыше. Сережа не силен в офицерских чинах. Твердо помнит, что дядя Володя носил на погонах три звездочки, а больших или маленьких — никогда и не задумывался.
У Сережи есть единственная любительская фотография, на которой дядя Володя стоит на пирсе Ара-губы в Видяево...
Капитан 1 ранга Владимир Багрянцев в августе 2000 года погиб при исполнении служебных обязанностей во втором отсеке АРПК "Курск". Фамилию моряка (по просьбам читателей) публикую с разрешения вдовы только сейчас, когда она навсегда уехала из Видяево в Петербург. К слову, Екатерина Багрянцева увезла и "Комсомолку" с рассказом о маленьком певчем видяевского церковного хора, чтобы показать ее другу мужа, священнику Санкт-Петербургской епархии. Покойный командир Багрянцев собирался пристроить Сережу учеником в иконописную мастерскую. (Сережа – левша, а поскольку руки у него не действуют, то изумительно ловко рисует в прямом смысле левой ногой)...
П. БЫВАЛЫЙ. Из материала в "КП" – Мурманск
* * *
Уже на второй день после известия об аварии "Курска", будучи в управлении кадров ВМФ, я познакомился со списком личного состава, находившегося на его борту. И почти сразу взгляд остановился на одной из фамилий. Год рождения – 1958-й. Мой год! Место рождения – Севастополь. Мой город, моя родина! Два сына... Даже зовут Владимир, как и меня! Значит, мы в одно и то же время бегали мальчишками по одним улицам, прыгали в воду с одних и тех же херсонесских скал. Затем оба пошли в военно-морские училища, плавали, стали капитанами первого ранга. Так я впервые узнал о Владимире Багрянцеве, начальнике штаба 7-й дивизии. Тогда же я твердо решил, что, будучи в Видяево, обязательно побываю в его семье.
Дом, где живут Багрянцевы, последний на улице Заречной. Дальше – сопки, удивительно красивые своей особой северной красотой. Стояли первые дни осени, и покрывавший их лес еще только начинал окрашиваться в желто-красные тона.
Екатерину Багрянцеву приехали поддержать подруги из Западной Лицы, где прошла большая часть их совместной службы с мужем. Мне показали домашнюю библиотеку. И, едва взглянув на тесные ряды исторической и военно-морской литературы, я сразу же понял, что нам было бы о чем поговорить с ее хозяином. Глядя на портрет хозяина дома, я все время невольно ловил себя на мысли, что когда-то и где-то уже видел это лицо. И вспомнил! Владимир Багрянцев удивительно похож на известного русского киноартиста Виктора Степанова. Кто не помнит его в роли Михайлы Ломоносова в одноименном телевизионном фильме или в роли начальника милиции в знаменитом "Холодном лете пятьдесят третьего"? Такое же богатырское сложение, высокий лоб и прямой взгляд. Я твердо уверен, что схожесть внешняя почти всегда подразумевает и схожесть внутреннюю. Хорошо известно, что Степанов – большой патриот России. Таким же патриотом своего Отечества был и Владимир Багрянцев.
В Видяево Багрянцевы прожили всего лишь три года после академии. С лейтенантских лет Владимир Багрянцев на "Гранитах". На них прошел все ступени службы. Их считал самыми лучшими в мире подводными лодками. Он был по-настоящему влюблен в море и больше всего на свете любил свои атомоходы. Он писал научные работы об использовании подводных лодок в современных условиях, коллекционировал вымпела и медали. Он был поистине увлеченным человеком.
Екатерина Багрянцева угощала меня удивительно вкусными домашними пирожками и рассказывала: "Мой Володя – очень сильный человек, он всегда все брал на себя. В жизни для него существовали прежде всего подводные лодки и семья. Был он очень большой, громкий и очень семейный. Для него всегда было особенно важно, чтобы его ждали дома. Сейчас вспоминается, что он всегда не хотел быть старым и болеть. Обладал каким-то особенно обостренным чувством патриотизма. Очень любил Россию. За нее и погиб..."
Летом Екатерина Багрянцева с младшим сыном отдыхали в Севастополе. Буквально за день до выхода в море на "Курске" Владимир позвонил ей. Сказал, что очень устал, сходит последний раз в море и после этого немного отдохнет. Сын Игорь, поговорив с отцом по телефону, расплакался:
– Я очень соскучился по папе!
В доме Багрянцевых всюду иконы. У одной из них горит лампада. И это не случайно. Капитан 1 ранга Владимир Багрянцев был глубоко верующим человеком. Еще учась в военно-морской академии, он часто посещал церковь, что в Петербурге на Черной речке. Исповедовался там и причащался. В церковь Багрянцевы ходили всей семьей. Незадолго до своего последнего выхода в море Владимир сказал жене:
– Знаешь, очень бы хотелось, чтобы в нашем гарнизоне был приход и батюшка!
Уже после гибели "Курска" было принято решение привезти разборную деревянную церковь из Костомукши.
Из воспоминаний бывшего сослуживца капитана 3 ранга Андрея Румянцева: "Я больше 10 лет служил на подводной лодке с Владимиром Тихоновичем Багрянцевым и жил с ним на одном этаже... В восьмидесятых мы оба начинали лейтенантами... У него было всегда такое хорошее, здоровое стремление к карьере, настоящий талант моряка. Призвание, ничего не скажешь. Здоровяк от природы, сильный, общительный, смелый... С нашей базы ушел в свой последний рейс "Комсомолец". Когда он погиб, многие перепугались, но только не Владимир – он моряк от Бога. Хотя ведь тоже – жена, дети, мог бы и поберечь себя. Но тогда это был бы уже не Багрянцев".
Общаясь с офицерами 7-й дивизии, я, разумеется, расспрашивал их и о начальнике штаба. Все сразу же говорили о высочайшем интеллектуальном уровне капитана 1 ранга Багрянцева, о его большом профессионализме. Сам знающий подводницкое дело в совершенстве, начальник штаба бывал порой нетерпим к некомпетентности и разгильдяйству, но зла при этом никогда не таил, говорил все честно и открыто в лицо и так же быстро отходил.
Судьба, как в рулетку, сыграла жизнями офицеров штаба дивизии. На учения уходило две лодки, и командование с флагманскими специалистами до последнего момента не знало точно, кто и на какой именно лодке выйдет в море. Первоначально на "Курске" планировал было идти командир дивизии контр-адмирал Михаил Кузнецов, но его не пустили какие-то неотложные дела. Затем на "Курск" был расписан заместитель комдива капитан 1 ранга Виктор Кобелев, а Багрянцев – на другую. Но в самый последний момент они поменялись местами... Что здесь скажешь? Может, и вправду у каждого своя судьба...
В штабе дивизии мне показали кабинет Владимира Багрянцева. Деловая, аскетическая обстановка. Ничего лишнего. Брошенная на спинку стула тужурка, стопка служебных документов, в углу стола – открытая недочитанная книга адмирала Касатонова "Записки командующего флотом" с дарственной надписью автора. Кажется, что хозяин кабинета вышел по делам на какую-то минуту и вот-вот вернется...
У Владимира Багрянцева осталось два сына. Старший Дмитрий пошел по стопам отца. Летом 2000 года он перешел на второй курс военно-морского училища. Младший Игорь еще школьник. Отец очень любил обоих. У мужчин были свои особые "секреты". Вместе с отцом в нечастые выходные сыновья ходили на лыжах. Когда случилось несчастье, одиннадцатилетний Игорь встретил его как настоящий мужчина. Плачущую мать он успокаивал:
– Мамочка, ты только держись!
Как отец и старший брат, Игорь тоже хочет быть военным моряком. Что ж, так, наверное, и должно быть, чтобы сыновья заступали на вахту вместо отцов. Тем и только тем жив наш Российский флот!
Владимир ШИГИН
*** *** *** *** *** *** ***