Уолтер Уинуорд. БЛАГОДЕТЕЛЬ
Толстый мужчина засмеялся, но когда несколько прохожих подозрительно посмотрели на него, опомнился. Он ускорил шаг и, чтобы скрыть смущение, достал платок и высморкался.
Глупые люди. Если бы они знали, кто он на самом деле! Но они не должны были это знать. Хотя он понимал, что его могут запомнить, он никак не мог побороть привычку громко смеяться, где бы ни находился. Но он не мог скрыть свою радость и мог поклясться жизнью, что ни один из этих глупых прохожих даже приблизительно не догадывается о причине его радости. Они, вероятно, могли принять его за пожилого эксцентрика или на одного из тех толстяков, которые из-за своего веса смотрят на жизнь, как на большую шутку.
Ну и пусть думают.
Он был на одной стороне, а они – весь остальной мир – на другой. Он мог обращаться к продавцам, трактирщикам, даже к полисменам, и они вынуждены были отвечать ему. Когда-нибудь он им все расскажет. Когда-нибудь они узнают все.
Глубоко вздохнув, он посмотрел на часы. Как всегда, было еще рано. В это день он никогда не спешил – это было его правилом. Можно еще погулять. Он дошел до конца улицы, где на зеленой лужайке расположились уличные сапожники, и удивился, увидев, что его лондонская квартира находится в получасе ходьбы от окрестностей Кента. Всего каких-то 30 минут, и вместо голых дворов и дохлых воробьев можно увидеть величественные фруктовые сады и ленивых коров. Чудный день, двадцатый за последние пять лет. Но не потому, что вокруг так красиво, а по¬тому, что сегодня будет дело. Иногда этот день был пасмурным, иногда это был ноябрь, а не июнь. Но всегда в конце этого дня он получал полное удовлетворение, и воспоминания об этом помогали ему жить до следующего раза.
Между этими делами не было больших передышек, если это можно назвать делом. Нет, конечно. Дело предполагало работу, а он находил в этом только удовольствие. В Сандерленде, Ливерпуле, Саусхэмптоне и Лондоне он делал только то, что он хотел. 
Лондон он любил больше других городов, но он жил здесь уже почти год. За этот год у него было три дела – нет, ему надо все-таки подобрать другое слово, – а четвертое он закончит сегодня вечером. Ясно, что он должен покинуть Лондон, хотя здесь ему были обеспечены и разнообразие, и анонимность. Ему стало грустно. А в маленьких городах всегда проблема найти квартиру, точно отвечающую его требованиям. Она обязательно должна быть в полуподвале или подвале, и владелец дома должен интересоваться только оплатой и не совать нос в другие его дела. Все это легко можно устроить в Лондоне, но в другом месте... И тем не менее ему необходимо покинуть этот город, он сможет вернуться сюда только через год.
Он бросил последний взгляд вокруг, вздохнул и ускорил шаг.
Несмотря на свою полноту, он шел легко и быстро. Его рыхлость создавала обманчивое впечатление, под ней скрывались налитые мышцы. Воры, введенные в заблуждение его невинным видом, не раз пытались очистить его карманы – все они стали пациентами больницы. Он знал, что его тучность и дружелюбие были самыми ценными качествами, и он успешно ими пользовался.
Детский дом Святой Марии находился в конце Хай Стрит, куда и направился толстяк. В воротах он на секунду задержался, чтобы посмотреть на борющихся мальчишек, и быстро пошел к главному зданию. Через несколько минут он сидел в кабинете директора.
– Дорогой мистер Рассел, – воскликнула она, протягивая ему руку, – как я рада видеть вас!
Толстяк промычал что-то нечленораздельное, что не было его обычной манерой поведения.
– И не только я так радуюсь вашему приходу, – продолжала директриса. – Джанет была ужасно рас¬строена, когда вы не пришли на прошлой неделе. Мы почти час успокаивали ее.
– Я сам расстроился, – начал Рассел, – конечно, не из-за себя, хотя мне очень хотелось ее увидеть, а из-за того, что заставил ребенка плакать.
– Я понимаю, я прекрасно понимаю, что вы имее¬те в виду. И поверьте, мне очень приятно, что вы все так правильно понимаете.
Он вздохнул.
– Наша задача не из легких, – продолжала она. – Мне очень не нравится, что многим нашим по¬сетителям дети нужны только на уикэнд. Конечно...
– Да?
– Я хотела сказать... Нет, об этом неприятно говорить.
– Продолжайте!
– Я хотела сказать, что, если бы у меня были супружеские пары, желающие взять детей, я никогда бы не имела дело с холостяками... Я думаю, вы понимаете, что я имею в виду.
– Конечно.
Ободренная, она продолжала:
– Но даже в том случае, если бы вы с Джанет сразу не прониклись друг к другу такой симпатией, я бы не пошла на это. Джанет трудный ребенок, – широко улыбнулась она, – но девочки в тринадцать лет все такие.
– Вы можете быть совершенно спокойны, я не причиню ей вреда.
– Мистер Рассел, я знаю, знаю! Джанет – самая счастливая девочка в этом доме. После одной из ваших совместных прогулок она только об этом и говорила. Всю оставшуюся неделю она ждала вас. Поверьте, для меня большая честь познакомиться с таким христианином, как вы. Вы можете считать себя благодетелем, мистер Рассел, настоящим благодетелем.
Рассел с трудом удержался, чтобы не усмехнуться. В это время раздался стук в дверь кабинета.
– Входите.
Дверь открылась, и появилась Джанет. Она сразу же увидела Рассела. В смущении она на секунду остановилась, но затем бросилась к нему и крепко обняла его. Рассел сжал ее в своих объятиях. Он касался ее в первый раз за последние две недели, его охватило волнение и острое возбуждение. Директриса вся светилась.
Рассел встал. Джанет крепко держала его за руку, как будто боялась, что он исчезнет, если она отпустит его.
– Нам нужно многое сделать и посмотреть, – сказал он, обращаясь к директрисе. — Если вы не против, то мы пойдем прямо сейчас.
Когда они вышли, Джанет спросила:
– Почему ты не приходил на прошлой неделе?
– Я не смог. Один мой знакомый был болен, и мне пришлось ухаживать за ним.
На самом же деле в прошлую субботу он сидел один дома, отчаянно мечтая увидеть эту девочку. Но он знал, что, если пропустит один день, ее желание увидеть его усилится.
– Это было важнее меня?
– Нет, конечно, нет. Ты самый нужный мне человек в мире.
Она расцвела.
– Ты соскучилась по мне?
Она сжала его руку.
– Ты знаешь, что соскучилась, дядя Бен, знаешь! Я думала, что я никогда тебя больше не увижу.
Он погладил ее по голове.
– Глупая девочка. Куда мы сегодня пойдем?
– Решай сам. Ты лучше знаешь.
– Хорошо. Поедем в Лондон.
– В Лондон!
– Да. Чтобы хорошо провести время. Ты не против?
– О да, да! – воскликнула она. – Я никогда там не была. Но туда, наверное, очень долго ехать?
– Да нет. Мы будем там через час.
Он наблюдал за ней краешком глаза, когда они ждали поезда. Какая изысканная и невинная. Бугорки маленьких грудей нежно подрагивают под тонким летним платьем. Короткие белые носочки и сандалии в сочетании с приближающейся зрелостью завораживали его. Она была существом, о котором тайно мечтали все мужчины: женский ум и детская непосредственность. Как будто подтверждая это, молодой носильщик с тележкой, проходя мимо, свистнул ей. Девочка, смутившись, отвернулась.
Рассел заскрежетал зубами и плюнул в его сторону. Девочка не могла увлечься такой дрянью. Он, Бен Рассел, не допустит, чтобы какой-нибудь неоперив¬шийся юнец лишил ее невинности в грязной постели.
Во время прогулки по Лондону Джанет без умолку болтала. Что они собираются делать? Куда они идут? А это интересно? Рассел терпеливо отвечал на все вопросы. Прежде всего они поедут на ярмарку Батерси. Она может делать все, что захочет. Да, это интересно. Для них обоих, – добавил он про себя.
Они взяли такси и в три часа приехали на ярмарку.
– Какая большая, – заворожено прошептала Джанет. – Я видела ее на картинках, но никогда не думала, что она такая большая.
Они переходили от магазина к магазину, от одного развлечения к другому. Глаза девочки возбужденно блестели. Рассел неотрывно смотрел на нее.
В тире она попала только в одну мишень, но он заплатил владельцу, и тот вручил ей приз – плюшевого кролика.
– Но я ведь я не попала, – запротестовала она.
– Нет, попала. Тебе просто не видно. Тебе бы не дали приз, если бы ты не заслужила.
В поезде Ужасов кабинка наклонилась, и он упал на нее, коснувшись рукой ее бедра. «Какое прохладное, – подумал он, – какое изумительно прохладное и крепкое».
– Извини, – сказал он.
– За что?
– Я потерял равновесие.
– Ничего страшного. Мне нравится, когда ты сидишь близко. Не так страшно.
Она пододвинулась к нему, и его рука оказалась между его и ее ногой. Боже, какая чудная! Несмотря на холод в тоннеле, он вспотел. «Пожалуйста, быстрее», – торопил он невидимого оператора.
У него никогда не было такой девочки, как Джанет. Все были или слишком чопорными, или слишком прямолинейными, слишком толстыми или тощими. Но никогда такой. Дай мне Бог продолжать в том же духе и не напугать ее.
Машина вдруг выпрыгнула на солнечный свет, рука его освободилась. Он дрожал, вытирая капельки пота со лба. Джанет удивленно посмотрела на него.
– Ты что, испугался, дядя Бен? Ты побледнел.
– Это жара.
Они гуляли по ярмарке до шести часов, затем Рассел спросил:
– Ты хочешь есть?
– Да, немного, – она посмотрела на него. – Мы скоро должны уже ехать?
– Куда?
– Назад, в мой дом.
Он улыбнулся.
– Нет, перед тем, как уйти, я поговорил с директором, она разрешила тебе побыть со мной до одиннадцати часов, ведь мы не встречались на прошлой неделе.
— До одиннадцати! Прекрасно! У нас куча времени!
«Несколько часов. Всего несколько часов», — подумал он. И сказал ей:
– Я собираюсь пригласить тебя к себе домой. Я хочу сам приготовить тебе ужин. Что ты на это скажешь?
– Мне это нравится, дядя Бен!
Когда они уходили с ярмарки, Джанет задумчиво гладила своего кролика.
– О чем ты думаешь? – спросил он.
– Какая я счастливая. А нельзя ли мне жить с тобой всегда, дядя Бен? Можно? Можно? Я не хочу туда возвращаться.
Рассел растерялся.
– Я не уверен, – сказал он. – Директор может не разрешить это.
– Разрешит, если ты попросишь ее об этом. Я уверена.
– А ты именно этого хочешь?
– О да, да!
– Но ты должна обещать, что ты будешь хорошей девочкой и делать все, что я тебе скажу. – Я буду, буду, все буду делать!
Рассел расслабился. Первая часть программы выполнена. Все прошло очень легко.
– Тогда я поговорю с ней, – сказал он.
– О дядя Бен!
Они взяли такси, и всю дорогу до дома Джанет обнимала Рассела и убеждала своего благодетеля, что она будет хорошей и послушной девочкой.
– А теперь сиди и смотри телевизор, пока я буду готовить ужин, – сказал Рассел, когда они пришли.
– Может, тебе помочь?
– Нет, ты моя гостья, а гости должны развлекаться.
После ужина он долго смотрел на нее. Какая чистота, какая редкая чистота. Волосы черные, как сердце дьявола, а кожа белая, как лебяжий пух. Он до боли хотел дотронуться до нее, но усилием воли отогнал это желание.
– Еще не время, – напомнил он себе.
Но как сильно отличается она от других. Она отличалась от Лолы, которая готова была платить за удовольствие только одним известным способом. Или Джоан, которая все время боялась чего-то. Или Бетти, цветная девочка, чья уродливость вызывала в нем отвращение. Джанет совершенно не похожа на них. Она неповторима. В ней есть ангельское смирение, как и у Пегги, первой его девочки. Он хотел спасти Пегги от развратной жизни, но церковь объявила его действия непорядочными. Непорядочными! Всемогущий Боже!
Неужели они не понимали, что с ней будет? Теперь ей восемнадцать, она, наверное, уже переспала с половиной мужчин Кристен-дома. Он ведь хотел ей только помочь, только объяснить, как мужчины будут ею пользоваться. Неужели это непорядочно? Она не страдала и не жаловалась. Ей было интересно. А они посадили его в тюрьму. Его! Спасителя! Боже, что это была за тюрьма! Белые халаты. Свет. Бесконечные вопросы. Но они освободили его. Он был слишком умен для них. Но Пегги уехала. Потерялась. Бедная Пегги. Нельзя потерять Джанет. Он спасет ее. Очень немногие удостаивались его внимания. Джанет была одной из них. Ему потребовалось пять лет, чтобы найти ее. Неизвестно, найдет ли он когда-нибудь еще такую. В этот вечер все должно пройти нормально. Должно быть все точно рассчитано. Столько-то минут на то, столько-то минут на это. И когда часы пробьют десять…
– Уже поздно, дядя Бен?
– Что? – он вдруг понял, что кричит, — Извини, я задумался. Ты испугала меня. Поздно, ты говоришь? Нет, еще только половина десятого. У нас много времени. К тому же я не могу отпустить тебя без подарка.
– Подарка?
– Да, пойдем, я покажу его тебе.
Рассел вывел ее из комнаты, и они спустились по лестнице. Он открыл дверь и отошел в сторону.
– Там, – сказал он, показывая рукой. На маленькой кровати лежал белый длинный халат. Девочка медленно прошла в комнату. Она минуту смотрела на подарок, затем взяла его и заплакала. Рассел погладил ее по шее.
– Не надо, – промямлил он.
– Но у меня не было такого красивого халата. Никогда, за всю мою жизнь. Ты такой добрый!
– Надень, — сказал он мягко.
Она перестала плакать и удивленно посмотрела на него.
— Но это... я думаю, это ночная одежда, не так ли? – Она подняла его перед собой. – Через него все видно.
– Конечно. Но это не ночная одежда. Это что-то вроде свадебного халата. Пожалуйста, надень. Ты сказала, что будешь хорошей девочкой и сделаешь все, что я скажу.
– Да, но...
– Я понимаю. Тебе он не нравится?
– Да нет же, дядя Бен.
Рассел обиженно отвернулся. В зеркале он видел, что в ней идет отчаянная борьба; с одной стороны, она не хочет его обидеть, с другой стороны, она по¬нимает, что этого делать не нужно. Он смотрел на нее до тех пор, пока не увидел, что ее упорство ослабевает, и затем заговорил.
– А я действительно подумал, что ты хочешь со мной жить.
Она помолчала немного и затем сказала:
– Я должна надеть его здесь?
– Только если ты хочешь.
Он закрыл глаза и ни о чем не думал. Он положил руку на сердце, стараясь успокоить бешеные удары. Момент настал.
– Я надела, – шепнула девочка. Он повернулся.
Она была точно такой, какой он себе ее и пред¬ставлял. Девочка стояла, склонив голову, она дрожала. Сквозь тонкую материю он видел ее маленькие груди во всем их девичьем очаровании. Он рассматри¬вал ее тело, жадно изучая глазами мягкую округлость бедер и живота.
– Иди сюда, – повелительно сказал он. Девочка, как завороженная, повиновалась.
Джанет остановилась, ее испуганные глаза были полны слез. Ей страшно хотелось заплакать, закричать, но что-то случилось с голосом. Это его глаза парализовали ее. Они становились все больше и больше, пока не стали как две большие монеты. Она почувствовала его руки на своем теле.
– Почти десять, – прошептал он, – почти десять, пойдем.
Он вывел ее из комнаты и привел в большую тускло освещенную комнату.
«Странно, – подумала она, – как в церкви, только маленькой».
Там лежали Библия, подушки для коленопреклонения, распятие. Но что-то было не так. Крест лежал внизу, а алтаря не было совсем.
– Ложись, – раздался сзади голос Рассела.
Она уже ничего не боялась. Страх куда-то исчез. Все было новым и удивительным. Она никогда раньше не лежала на прохладном камне, одетая только в тонкий халат.
С ней должно произойти что-то грандиозное. Она знала это.
Джанет услышала над собой голос, он пел. Какие нежные звуки. Что он поет? Невозможно понять. А теперь громче. Пожалуйста, не так громко, дядя Бен, слишком громко! Мне неприятно. Прекрати, прекрати!
Голос ¬звучал тише, стало много лучше. Более понятно. Что за слова? Как будто знакомые. Уходи из нас зло... Не веди нас... Это нам дает... Это молитва. Вот что это. Но он произносит ее наоборот. Как странно и интересно.
Она, конечно, опоздает, и директор будет злиться. Но это не имеет значения. Она расскажет такую историю своим подругам!
Около ее головы сверкали его сумасшедшие глаза. Рассел начал стонать. Чистота. Целомудрие. Девственница. Жертвоприношение. Никто это не любит. Бешенство. Красота. Молочная кожа. Красное. Красное на белом. Церковь. Ненависть. Рим. Ненависть. Рим. Ненависть. Причащение. Тюрьма. Больше никогда. Слишком умен. Месть. Учить их. Всех учить. Пегги. Учить ее. Изгнанник. Ненависть. Ненависть. Джанет. Спасти ее. Чистая душа. Очиститься. Прославиться. Очиститься. Больше никогда. Жить. Подняться. Мстить.
Десять часов.
Рассел встал перед девочкой и взглянул на нее. Он показал ей то, что держал в руке. Она хотела закричать, но в этот момент он полоснул ее ножом по горлу. Хлынула кровь.
Красное на белом.
Неистово визжа, он разорвал в клочья халат, обнажая желанную плоть. Дрожа, он начал раздеваться, готовясь к последнему ритуалу.