Недавно судьба подарила мне редкую встречу. С двумя своими одноклассницами я не виделась 46 лет. Целую жизнь. Окончив 8-й класс, я перешла из общеобразовательной школы в созданный в нашем городе экспериментальный специализированный литературный класс. Надо сказать, что в 1968 году в провинциальном нашем городе никаких спецшкол, гимназий и лицеев, расплодившихся впоследствии, еще не было. Потом жизнь закрутила, окончание школы, учеба в институте, любовь, семья..Ну как у всех людей. И вот мы встретились. Наговориться времени, конечно, не хватило. Вспоминали свое пионерское детство и врезавшуюся в память поездку классом в Ленинград. О нем я немного вспомнила по просьбе моей подруги.
Впервые я попала в Питер в 1966 году. Тогда я была ученицей обычной советской школы в провинциальном заводском уральском городе. В те годы вся страна соревновалась в чем-нибудь. Наш класс целый учебный год боролся за 1-ое место в школе. После уроков все дружно бежали собирать металлолом, макулатуру. Сейчас, спустя много лет, кажется, что это было весело. Чтобы обогнать другие классы, мы обшаривали все закоулки целого шанхайсого поселения, которое в народе называли Кирсарай. Это было огромное количество домишек, прилипившихся друг к другу стенами, крышами. Милиция не любила соваться в Кирсарай: там были свои законы. Найти там человека, говорят, было невозможно, так как многие жили без прописки. Позднее Кирсарай снесли, расселив всех многочисленных жителей в новом строящемся районе Северо-Запада.
Итак, при подведении итогов года оказалось, что наш 6-1 класс занял первое место, поэтому награждается поездкой в город-герой Ленинград. Все средства выделили шефы школы, а родители дали каждый своему ребенку сколько смогли или посчитали нужным на карманные расходы. Впрочем, в те годы у нас не принято было давать детям деньги на карманные расходы, как это делается сейчас…
Помню нашу классную руководительницу- Нину Михайловну Петрову. Она вела у нас математику. Надо было быть весьма самоотверженным педагогом и человеком, чтобы решиться поехать с целым классом в Ленинград, да еще взять с собой мужа, чтобы он помогал присматривать за всей нашей анархической братией.
Дорога до Ленинграда на поезде занимала тогда трое суток. Ехали мы, конечно, в плацкартном вагоне, который оккупировали почти полностью. Бедные пассажиры, которым не повезло ехать с нашим классом, таким крикливым, как стая голодных ворон или галок!

По договоренности нас разместили в спортивном зале какой-то старой питерской школы недалеко от Нарвских ворот. Помню только, что вход через низкие старые кирпичные своды выводил в обычный питерский колодец. Вместо кроватей нам были предоставлены спортивные маты. Каждый из нас вез с собой простынку. Постелив ее на мат, мы имели индивидуальное спальное место. И что интересно – это никого не удивляло и никакого возмущения не вызывало. Мы и этому были безумно рады! Наше пребывание в Ленинграде продлилось дней 7, точно уже не могу сказать. Хотя некоторые моменты врезались в память так, что до сих пор помню их очень четко. Например, поездку в Петергоф, многочисленные фонтаны-шутихи.
Мы, конечно, старались отстать, чтобы не выглядеть оравой каких-то приезжих провинциалов. Неожиданно ко мне и обратился какой-то иностранец. То, что это был иностранец, у меня сомнений не вызывало, но ответить ему что-либо я не могла – не знала немецкого, в школе мы изучали английский. Но выдавить из себя пару каких-то немецких слов типа «данкишон» я все же смогла. Наверное, мы выглядели очень убогими, так как он пришел почему-то в умиление от наших не очень промытых физиономий, одежды. Он протянул мне шариковую ручку и показал знаком, что это подарок. Понять мои чувства могут только мои ровесники, и только такие же, как я, провинциалы. В 1966 году не видел никто в Челябинске таких ручек. Мы ведь писали перьевыми, а в начальной школе каждый носил с собой в полотняном мешочке на резинке чернилку- непроливашку, куда и следовало обмакнуть перо перед написанием слова.
В самое неподходящее время появилась бдительная Нина Михайловна, и иностранец, желая продемонстрировать свою лояльность (он, вероятно, был все же из дружественной нам ГДР), предложил всех нас сфотографировать. Он достал что-то совершенно не напоминающее наши советские фотоаппараты и сделал пару кадров. Потом попросил написать ему адрес, на который он сможет выслать эти фото. Давать ему домашние адреса нам не разрешили. Нина Михайловна предусмотрительно дала ему адрес школы. В тот день мне все завидовали, каждый просил разрешения подержать мою шариковую ручку. Я была в ударе! Спустя какое-то время паста в ней, должно быть, высохла или кончилась, и чудо- ручка затерялась. А две фотографии через пару месяцев он действительно прислал на адрес школы, нам их показали, но хранились они у Нины Михайловны. Вскоре мы о них просто забыли.
Самым запомнившимся моментом этой поездки была наша ночная вылазка. В июне в Питере белые ночи. Нам, никогда их не видевшим, так хотелось взглянуть на это чудо природы! Да еще посмотреть, как будут разводить мосты. У нас, в Челябинске, тоже было несколько мостов, не таких больших и красивых, как в Ленинграде, но их никогда не разводили. И вот родился план: после того, как все уснут, мы с подружкой через окно в туалете выберемся на свободу и доедем до какого-нибудь моста, чтоб увидеть все своими глазами.
В тот самый момент, когда мы решили проникнуть в туалет, оказалось, что эта счастливая мысль о побеге посетила еще троих мальчишек из нашего класса. МЫ попросту столкнулись с ними в дверях, и тут же решили объединиться для столь заманчивой авантюры. Этой ночью нас поджидал еще один сюрприз: когда мы благополучно выбрались из окна во двор, то увидели, что муж Нины Михайловны, возвращающийся с купленными сигаретами, с удивлением наблюдает за нашими действиями. Надо отдать ему должное! Другой на его месте поднял бы тревогу, позвал свою жену, тут же учинил расправу! Но он не был педагогом. Может, ему тоже хотелось посмотреть белые ночи и развод мостов? Я никогда не узнаю, что двигало им. Наверное, это и не так важно. Но он пошел с нами, не поднимая никакого шума! Он стал нашим сообщником! Мы были в восторге! Ночь была теплая и восхищала на каждом шагу! В эту ночь были выпускные вечера у курсантов мореходки! Все наши планы осуществились – мы увидели, как разводят Дворцовый мост, как проходят под ним корабли, даже салют над Невой видели. А весь класс спал себе безмятежно на матах и пропустил это чудо! К утру все изрядно устали. Метро еще не работало. Мы еле дотащились до школы в надежде уронить свои довольные, но очень уставшие тела на маты. Но здесь нас ждала страшная картина! Бедная Нина Михайловна, заплаканная, не спавшая ни минуты, потерявшая не только пятерых оболтусов, но и родного мужа, смотрела на нас так, что мы готовы были провалиться прямо на месте. Сколько укора было в этих действительно несчастных глазах! Когда весь класс проснулся и узнал от учительницы о нашем преступлении, было принято решение судить нас. Одноклассники ДОЛЖНЫ БЫЛИ придумать нам наказание. Надо сказать, что изобретательностью и остроумием они не отличались. Предложения были самые убогие – обязать нас мыть весь огромный спортзал несколько раз в день, не брать ни на одну экскурсию. От последнего Нина Михайловна отказалась. Видимо, она боялась, что, оставшись одни, мы изобретем еще какое-нибудь нестандартное развлечение. Поэтому было принято первое предложение, и нас потащили в Разлив смотреть шалаш, в котором скрывался от врагов революции незабвенный Ильич. Помню, что в Разливе мы отыскали пустую бутылку, написали записку – содержание которой с годами забылось. Важно было просто отправить по волнам Финского залива свое послание неизвестно кому. В Заливе больше ничто не поразило моего воображения, а вот спать хотелось смертельно.
Еще запомнилось возвращение. Деньги, выданные нам родителями, благополучно были потрачены на сахарные трубочки-мороженое, вату, которая для многих тоже была редким лакомством, просто вкусную газировку. На перроне, перед отъездом, Нина Михайловна раздала каждому из нас хлеб и колбасу, которые, как я узнала позже, она купила уже на собственные средства. А ехать надо было трое суток. Конечно, Нина Михайловна предупредила нас, чтоб мы постарались растянуть эти скудные продовольственные пайки. Но как назло, отчего-то разыгрался аппетит. Короче, ехали мы почти голодными. В дороге нам с подругой пришла мысль – давать в вагонах концерты за натуральную плату колбасой, батоном хлеба или стаканом сладкого чая. Но эта инициатива тоже была загублена на корню. Нина Михайловна строго объяснила нам, что в нашей стране попрошайничество не приветствуется, да и не соответствует образу советского пионера. Хорошо помню, да и мама моя потом вспоминала этот эпизод всю жизнь, как нас встречали на вокзале родители.. По дороге домой мама все охала - какая же я грязная – и описывала, какие сладости и фрукты для меня приготовлены. Каково же было удивление моих родителей, когда их дочь с порога заявила, что хочет супа!! Его я никогда не любила и ела под страхом смертной казни. Навернув тарелочку горячего супца и отмокая в ванной, я вдруг поинтересовалась: а есть ли еще суп? – чем привела маму в состояние ступора.
Так что эта поездка осталась в моей памяти навсегда. Она была самым ярким событием моей школьной жизни до 9 класса.