– Если ты думаешь, что я намерен тебе что-то доказывать, так я тебя разочарую, но у тебя есть отличный способ самому это проверить. Рискни, сделай еще одно неверное движение в сторону Билла, и все твои сомнения в миг развеются.

– Если так меня презираешь, почему просто не сделать то, о чем говоришь?

– Ну, я не такая уж мразь, я даю тебе шанс исправиться. А уж воспользоваться им или просрать его – дело твое. Я все сказал. Дальше все будет зависеть от того, есть в твоей черепной коробке мозг или нет, – подхожу к машине и открываю дверь.

– А кто ты Каулитцу? – интересуется все тот же болтливый пацан. Смотрю на него пару секунд.

– Ангел Хранитель, – усмехаюсь и уже собираюсь сесть в машину, но кое-какое желание не дает этого сделать. – И еще кое-что, – снова подхожу к Шифлеру и неслабо так впечатываю кулак ему в живот. Парень сгибается, приглушенно охнув, а подростки вокруг него в нерешительности переводят взгляд с меня на пострадавшего, но что-либо предпринимать не спешат.

– Это тебе за то, что когда-то все же распустил руки, – говорю, чуть наклонившись к его лицу, и сев-таки в машину, уезжаю. Усмехаюсь, отъехав на несколько метров. Мда, Билли, кажется, детство в заднице вполне успешно передается. А что, мне понравилось. Новое развлекалово прям. Может, Бас прав, может, и правда заделаться в правоохранительные органы. Интересно, подействовало это все на хмыря или нет. Я бы, например, рисковать не стал, уверенности-то по-любому нет ни в одном варианте. Короче, поверил или нет, а то, что к Биллу подходить не стоит, ему теперь должно быть понятно, а если не понял, в следующий раз играть будем по-взрослому.

 

Оставшееся время до похода к Биллу пролетело незаметно. Мне позвонил Бас и составил компанию в кафе. Долго хохотал на мой рассказ о спектакле у школы, а потом так же долго злился, что я не позвал его с собой. На работе отвлекся на разучивание новых элементов в танце и вот я уже направляюсь в кондитерскую за пирожными. Да-да, фруктами, я уверен, его и мать снабдила под завязку, а я принесу неполезное, но любимое лакомство. Просто я не представляю, что еще можно купить. Захожу в помещение, пропитанное наиприятнейшими запахами. Какие он, интересно, любит? Думаю, особой разницы нет, так что возьму свои любимые, раз мне нравятся, значит и ему должны понравиться. Покупаю пирожные и коробку сока, выхожу из кондитерской, загружаюсь в машину и еду, наконец, к Биллу.

Теперь надо быстро и безошибочно отыскать местонахождение больницы. Доктор Штайн, оказывается, какой-то там профессор медицинских наук и в клинике, куда я отвозил Билла, работает только в определенные дни, давая консультации. Основная его деятельность протекает в другой больнице, куда и положили Билла. Лезу в карман за скомканным листочком бумаги и разворачиваю его, чтобы прочитать, написанный впопыхах адрес:

 

Zehlendorf, ArgentinischeAllee40 (Waldfriede)

 

Так, это, если не ошибаюсь, на юго-западе города. Сворачиваю на нужную мне дорогу и прибавляю скорости.

Доехал я сравнительно быстро, район просто шикарен, один из самых зеленых в городе, в самый раз для домов отдыха или чего-то подобного. Остается найти улицу и саму эту больницу, как ее там – снова заглядываю в листок – Вальдфриде, да. Поколесив немного по дорогам, нахожу нужную улицу и практически сразу выезжаю к… нет, больницей это назвать язык не поворачивается, скорее уж, как я до этого и говорил дом отдыха какой-то. Въезжаю на территорию и паркую машину рядом с еще парочкой тачек. Выхожу и обвожу взглядом местность. Хочется присвистнуть, если честно. Круто здесь, зелено, свежо. Для больницы очень даже неплохо.

Достаю пакет из машины, закрываю ее и иду искать вход. С этим справляюсь отлично и вот я уже внутри, где так же все впечатляюще и, даже, можно сказать, уютно. Узнаю у персонала внизу, что нужно подняться на второй этаж, что немедля и делаю.

– Добрый вечер, – в коридоре натыкаюсь на медсестру, приветливо мне улыбающуюся. – Вы к кому?

– К Биллу Каулитцу, в сто пятнадцатую, – улыбаюсь в ответ и пробегаюсь по девушке оценивающим взглядом – хороша. Ее мой рентген, кажется, нисколько не смутил, а только прибавил баллов к самооценке. Сестричка заулыбалась еще шире.

– Родственник?

– Друг.

– Вам туда, четвертая дверь справа, – указывает мне направление. – Охрана закрывает территорию в одиннадцать.

– Спасибо, а если я не успею выйти до одиннадцати? – спрашиваю, явно намекая на… я что, включил режим кадрения?

– Тогда либо мне придется Вас проводить, либо устроить ночевать здесь, – и она охотно подстроилась под этот режим.

– Значит, ничего страшного, можно и задержаться, – выключаю флирт и иду в указанном направлении. Можешь, конечно, помечтать, детка, но в этом случае мечты, увы, для тебя, не сбудутся, в этом здании я хочу лишь одного человека и это точно не ты. Так, один, два, три, вот она. Встаю возле двери с номером сто пятнадцать, и пульс начинает ускоряться. Я уже успел соскучиться. Открываю и тихо захожу внутрь. Тишина, обстановка простенькая, не давящая и не раздражающая, приятные цвета, занавески на окнах, миниатюрный холодильник в углу, небольшой шкаф у стены, на прикроватной тумбочке стоит телефон и электрический чайник, а на самой кровати спит Билл, лежа на спине и слегка приоткрыв рот. Ему жарко. Здесь, правда, душновато, надо открыть окно. Тихо, чтоб не разбудить, сгружаю пакет на стул и подхожу к окну. Стараясь не шуметь, приоткрываю его, запустив свежего воздуха, и возвращаюсь к кровати. Заменяю пакет своей пятой точкой, пододвинув стул к кровати, и медленно скольжу взглядом по спящему Биллу. Волосы знакомо растрепаны, до ужаса обожаемые мной, губы пересохли, чем вызывают нереальное желание их засосать и скользнуть по каждой языком, подарив необходимую влагу, лицо расслаблено… невероятно красивое. Спускаю взгляд ниже, край футболки слегка задран пальцами руки, лежащей на животе, открывая вид на плоский животик, еле заметно вздымающийся при вдохах, штаны на нем и так обычно сидят до неприличия низко, так еще и сползли немного… Бл*дь. Отвожу взгляд и делаю несколько медленных вдохов-выдохов. Нет, а если б кто-нибудь зашел? Не я. Как можно спать в таком виде в общественном, можно сказать, месте?

– Том.

Вздрагиваю и снова смотрю на пробуждающегося парнишку. Он садится на кровати и, кажется, пытается понять, где он и что происходит.

– Я заснул? Я в окно смотрел, потом лег… и, видно, сморило… но я очень ждал, весь день…

– Да верю я, – усмехаюсь на его попытку оправдаться, было бы за что, чудо в перьях. Улыбается.

– Хорошо тебя здесь устроили, – снова окидываю взглядом палату. – Можешь абстрагироваться и представить, что не в больнице находишься, а на курорте, – усмехаюсь.

– Ну да, конечно, на курорте, – скептически воспринял мой совет Билл. – Здесь ужасно скучно одному сидеть.

– Ну, почему одному, у тебя Кристель была, теперь я, – беру пакет и протягиваю ему. – На вот, я тебе подсластиться принес.

– Да, но ты же уйдешь, – берет у меня пакет. – А мне всю ночь неизвестно чем заниматься, спать все равно не буду. Ух, ты, Тоом, – чуть не подпрыгнул на кровати, заглянув в пакет. Значит угодил.

– Не знал, какие ты любишь, взял свои любимые.

– Я их обожаю, – он уже вытащил одно пирожное и откусил от него половину с таким рвением, будто его сегодня еще не кормили.

– Спасибо, – говорит с набитым ртом.

Невольно расплываюсь в улыбке.

– А почему спать не собираешься? – вспомнил я упомянутую им деталь.

– Ты забыл что ли, я плохо сплю в чужих местах, – оставшаяся половина пирожного тоже отправляется туда, куда хотел бы отправиться мой язык сейчас, как он аппетитно ест все же. – Хочешь? – предлагает и мне полакомиться очередным пирожным.

– Хочу, но не пирожное, – отвечаю, глядя на его губы, которые он только что облизнул своим юрким язычком. Билл замирает на мгновение, но, быстро сообразив, о чем я, откладывает пакет, подается вперед и прижимается своими губами к моим. Моментально реагирую, запускаю пальцы в его волосы, прижимая лохматую голову сильней и засасывая податливые губы, лаская их, слизывая сладость оставленную только что съеденным пирожным смешанную с его собственной. Билл открывает рот и тихо хрипло стонет, вызвав этим звуком дрожь возбуждения, пробежавшую по всему моему телу. Сжимаю в пальцах его волосы, ныряю языком в горячую влагу покорного ротика, и меня, как всегда, уносит так стремительно, что не успеваю зацепиться ни за одну мысль. Он опять вышибает из меня весь здравый смысл своими невероятно приятными играми с моим языком.

– Том, – разорвав поцелуй, выдыхает Билл.

– М? – пытаюсь выровнять дыхание и вернуть ясность мыслей.

– Приезжай завтра днем, можно будет погулять.

Несколько секунд у меня уходит на переваривание информации.

– А Кристель?

– Она еще не знает, сможет днем или нет, у нее же с работой сейчас напряжно. Она же думала, меня позже положат. Сказала, утром позвонит и скажет точно, когда придет. Вот, смотри, что я нашел, – Билл встает на пол и подходит к своей сумке в шкафу. Выуживает из нее ноутбук и снова возвращается на кровать. Открывает и включает компьютер. Как-то он перескочил резко с темы моего возможного дневного визита на, неизвестно пока, что. Да и поцелуй разорвал рано, я еще не насытился.

– А тему прогулки мы уже закрыли? – все же решаю уточнить.

– Почему? Нет… вот, смотри, – разворачивает ко мне экран. – Здесь недалеко озера есть и рядом с ними отели, – начинает мне объяснять, показывая на изображения в экране. – Вот эти два ближе всех, чтоб до них доехать на твоей машине, нужно совсем немного времени, – заканчивает Билл и переводит взгляд на меня, видимо, ожидая ответа. А я тупо никак не могу сообразить, чего он от меня хочет, вернее, я понимаю, конечно, но…

– Билл, ты что, предлагаешь вместо прогулки съездить в отель?

– Угу, – кивает. – Мне же уже можно, – добавляет тише и осторожнее. Смотрю на него, а мысли в голове заносились, как потерпевшие, такого поворота событий я не ожидал совсем.

– То есть, ты хочешь, чтобы я забрал тебя погулять, а сам отвез в отель потрах*ться? – сам себе начинаю напоминать синдром дауна.

– Ну, да, – так же тихо подтверждает Билл, пристально, но с какой-то опаской наблюдая за моей реакцией.

– А ты вообще не забыл, что ты в больнице лежишь? Я, конечно, сам предложил абстрагироваться от этого, но не думал, что ты так быстро последуешь моему совету.

– А какая разница-то? По парку мы с тобой прошатаемся или то же время потратим на другое.

– Ок, сейчас это обсуждать все равно резона нет, мы еще не знаем, как и что с Кристель, – пытаюсь эту тему пока закончить, а то сейчас губа раскатается, а потом обломом по голове и по всем остальным жизнеутверждающим органам.

– Да чего там знать-то, если даже сможет, скажу, что хочу погулять с тобой, она же не была против, чтобы ты приходил.

– Нет, Билл, это плохая идея, она твоя мать, она за тебя беспокоится, думаешь, ей не хочется сейчас проводить с тобой больше времени и знать, как ты?

Выражение его лица вдруг резко меняется на недовольно-злое с примесью негодования.

– Что? – спрашиваю, глядя на эту его перемену настроения.

– Так и скажи, что не хочешь.

Начинается. Мысленно закатываю глаза.

– Возьми и прямо скажи, что боишься меня такого больного трах*ть, вдруг чего случится, а ответственность на тебе, кто меня знает, а вдруг я вообще откинусь под тобой… – он распаляется и, кажется, уже сам начинает упускать контроль над вылетающими словами. – Или…

– Заткнись, – твердо произношу я, глядя на него. Билл тут же замолкает от неожиданности и тоже смотрит на меня. Вот теперь ко всем его эмоциям примешивается и ярко выраженная обида, но злости она в нем не убавила. Только собираюсь продолжить, как у меня начинает звонить телефон. Достаю трубку и смотрю на дисплей, что, собственно, проделывает и Билл. В экране красуется имя Ойгена. Перевожу взгляд на эту нахмурившуюся злюку и так же жестко говорю:

– Я сейчас отвечу, – приподнимаю телефон. – А ты пока хорошенько подумай о своих словах.

Демонстративно отводит от меня взгляд. Встаю и, отойдя к окну, принимаю вызов:

– Алле.

– Том, привет. Я за ответом, – голос слегка хрипит, простудился, что ли?

– Да, я понял. Мой ответ – нет.

– Аргументируешь?

– Можно. Во-первых, большая часть съемок будет проходить в Америке, а я в ближайшее время из Германии на такой долгий срок уезжать не хочу и не планирую. Во-вторых, если честно, не нужна мне сейчас вся эта канитель со съемками и всем этим вместе взятым. Кино не входит в список моих мечт.

– А из Германии уезжать, не хочешь по причине патриотизма? – усмехается. – Кто-то держит, да?

Неосознанно поворачиваю голову, смотрю на, сидящего на кровати, недовольного Билла и не сдерживаю улыбки – до чего ж забавный.

– Держит многое, – неопределенно отвечаю и отвожу от, ковыряющего уголок подушки, растрёпы взгляд. Естественно, Билл не единственная причина, повлиявшая на мое окончательное решение, но, принимая его, мысли постоянно возвращались к мальчишке. Я совсем не уверен, что хочу его упускать, вернее, я уверен, что не хочу, а вот на кино это мне почти наплевать, да и работать под руководством Ойгена, если честно, не особо хочется. – И это не напрягает… это приятно, – подытоживаю я.

– Ясно все с тобой, это он или она? – слышу, что улыбается.

– …

– Он? – предполагает сам после затянувшейся паузы.

– Да, – говорю я, и взгляд снова возвращается к Биллу. Тот как раз смотрел на меня, но как только я повернул к нему голову, демонстративно отвернулся, метнув в меня недовольно-обиженный взгляд.

– Влюблен? – продолжает допытываться Крауман.

Разглядываю малявку, представляя, как буду с ним мириться через несколько минут. Он тянется к пакету с пирожными и загружает одно в рот прямо целиком.

– Да, – ответ срывается с губ так легко, что я даже не успеваю его осознать, но именно от этого все вдруг становится таким понятным и таким естественным.

– Ну, я тебя поздравляю, – восклицает Ойген. – Удачи тогда… в твоих мечтах.

– Спасибо, тебе тоже удачи. Уверен, ты найдешь человека, который справится с ролью не хуже меня.

– Спасибо, да есть у меня кое-кто на примете, не так хорош, как ты, но… прорвемся.

– Ну, вот и отлично. Ладно, Ойген, мне сейчас неудобно разговаривать.

– Хорошо, пока, Том. И спасибо за тот разговор.

– Тебе тоже… пока, – отключаю вызов и с минуту смотрю в окно, обдумывая все сказанное и окончательно убеждаясь, что все правильно. Затем поворачиваюсь к Биллу, кладу телефон на тумбочку и сажусь к нему на кровать.

– Подумал? – спрашиваю, серьезно глядя ему в глаза. Билл вперил в меня больше упрямый, чем злой или обиженный взгляд.

– И что я такого сказал? Разве не так? – а еще в нем сомнения и желание, чтоб я эти сомнения сейчас развеял. А мне, глядя на него сейчас, в голову приходит только одно. Резко подаюсь вперед и засасываю этот, постоянно болтающий всякие бредни, ротик. Валю мальчишку на спину, нависаю над ним, опершись о кровать руками, и начинаю целовать, требовательно и властно.

Билл теряется, но, придя в себя, продолжает держать свою обиду, никак не реагируя. Перехожу на мягкие ласки его губ, чередуя их со страстными выпадами, и все его терпение с треском рушится, уступая место желанию. Он обвивает мою шею руками и, приоткрыв рот, начинает отвечать, притягивая меня еще ближе к себе. Когда он, войдя во вкус, неосознанно начинает жаться ко мне всем своим телом, разрываю поцелуй, отстранившись на несколько миллиметров от его губ.

– Совсем не так, – отвечаю на выдохе, обжигая его горячим дыханием и коротко целую. – Все, что ты сказал полный бред, – еще один короткий поцелуй. – Я не искал отговорок, я говорил, что думал.

На этот раз уже он тянется к моим губам, но я отстраняюсь, вызвав недовольство на его лице.

– Ты меня понял или все еще считаешь, что я стремаюсь твоих болячек и боюсь ответственности?

– Не злись, просто после того, что я у тебя вчера утром устроил…

– Билл, – перебиваю его. – Я тебе сейчас все объясню и надеюсь, мы к этой теме больше не вернемся, и ты об этом даже думать не будешь. Я не вчера узнал, что ты болеешь, и то, что произошло, никак не изменило моего к тебе и к тому, что между нами происходит отношения. Поэтому даже думать не смей о том, о чем мне наговорил. Я тебя и твои болячки вообще рассматриваю отдельно, глядя на тебя, я думаю о тебе, а не о них, а уж о чем я думаю, когда…

Тут меня прерывает стук в дверь и в палату кто-то заходит.

– Кхм, извините, – голос той самой сестрички из коридора. Поднимаюсь, приняв сидячее положение.

– Я просто напомнить, что перед сном можно взять в фитобаре травяной отвар, он хорошо влияет на сон, успокаивает.

Мы с Биллом одновременно киваем, и она удаляется, еще раз извинившись, кажется, смутили человека.

– Думаю тебе это не помешает, – оборачиваюсь ко, все еще лежащему, Биллу.

– Да ну, – морщит он нос.

– Окей, тогда закончим наш разговор о твоих неразумных мыслях.

– Я все понял, – улыбается. – Обещаю, ни о чем таком больше не думать.

– Вот и отлично, – кладу руку ему на живот и замечаю, что ноги у него согнуты в коленях и сомкнуты в довольно странной позе. Перевожу взгляд и смотрю ему в глаза. Билл, поняв, мой немой вопрос, слегка смутился. Усмехаюсь и аккуратно нажимаю на его колени, заставляя опустить ноги на кровать. Под легкими спортивными штанами вижу едва оформившийся бугорок и, положив руку на него, начинаю его поглаживать, глядя на Билла с легкой улыбкой. Он рвано выдыхает и снова слегка сгибает ноги в коленях. Пару раз сжимаю его увеличивающееся возбуждение, наблюдая, как он закусывает губу и прогибается в пояснице. Оттягиваю вниз резинку штанов с боксерами и, взяв в руку горячую плоть, продолжаю ласкать его, наслаждаясь и возбуждаясь от его хриплых выдохов, от постепенно проступающего румянца, от, то и дело откидываемой назад, головы, от вида, открывающейся при этом, шеи с легкой испариной на ней.

Почувствовав, что он уже на грани, ловлю себя на мысли, что мы вот-вот испачкаем одежду. Встав с кровати, приседаю около нее. Притягиваю Билла ближе к себе и, наклонившись, захватываю головку в рот. Пара резких движений рукой у основания, несколько движений языком, и Билл взрывается, толкнувшись в меня и хрипло протяжно простонав. Принимаю все в себя, облизываю его еще не совсем опавший член и натягиваю белье обратно. Нависаю над немного подрагивающим Биллом и вовлекаю его в еще один тягучий поцелуй.

– Не возбудился? – шутливо спрашиваю после, чуть отстранившись. Он пихает меня в плечо и улыбается.

– А ты? Тебе же тоже надо…

– Все нормально, не волнуйся, – одно дело, если б нас застали, когда я его ублажал, а вот, чтоб он меня… нет, как-то это будет выглядеть слишком…

– Но, как же…

Останавливаю его, прислонив к только что целуемым мной губам палец, а он тут же засасывает его в рот.

– Э, нет, а вот этого сейчас не надо, – убираю руку от греха подальше.

– Ну, Том, давай я тебе тоже сделаю.

– Нет, представь кто-то заходит, а тут такое, подумают, я к тебе за этим пришел, а это ведь эксплуатация детского труда, – усмехаюсь и тут же получаю коленом под ребра.

– Идиот. Я не ребенок… и это не труд.

– Ну, не все ж в этом так уверены, как мы с тобой, – продолжаю прикалываться в надежде, что так мое возбуждение начнет слабеть быстрее. Снова поднимаюсь и принимаю сидячее положение.

– Том?

– М?

– Значит, ты не будешь в фильме сниматься? – сообразив, что та тема закрыта, переходит на другую. Вот может ведь быть понятливым, когда захочет.

– Нет.

Возникает небольшая пауза.

– А ты про мечты что-то говорил, у тебя есть сейчас мечта?

Смотрю на него, лежащего на кровати, склонившего голову к плечу, такого расслабленного, с легким румянцем от недавнего возбуждения, с капельками испарины на висках, еще более красивого, чем обычно и без сомнений отвечаю:

– Есть.

– Какая?

– Давай я тебе расскажу, когда она сбудется.

– Ладно… а у меня тоже есть, даже не одна. Например, я хочу побывать в Рупольдинге, слышал о таком?

– Горнолыжный курорт? Городок там такой, кажется.

– Он самый… там папа погиб. Я его не помню совсем, мне три года было. У меня есть фотография, где он стоит там, у отеля. Они с мамой ездили тогда отдыхать, как только стало возможным меня с няней оставить. Мама туда ехать не хочет или не может, так что я, когда будет возможность, сам поеду. Не знаю, почему меня так туда тянет, просто такое чувство, будто это единственное, что может меня с ним связать как-то, понимаешь.

Киваю, хотя, вопрос, скорее всего, был риторическим.

– Мама о нем много рассказывала, он очень хороший был. Кирк тоже хороший, но я хочу иметь хоть что-то общее с ним, с папой, и это место на фотографии, оно так вошло в сознание, мне кажется, если я там окажусь... в общем, вот.

– Ну, эта мечта легко осуществима, обязательно побываешь, – беру его руку и тереблю длинные пальцы, поглаживая каждый. Билл тоже садится и перелезает ко мне на колени. Обнимаю его, прижавшись губами к макушке.

– Можно я ночью тебе позвоню? – спрашивает полушепотом.

– Можно, но все же постарайся сначала заснуть, вдруг получится.

– Не получится.

– Ну, с такой упёртостью, конечно, – щипаю его за бок, отчего он выгибается и вскрикивает.

За разговорами ни о чем время пролетело очень быстро, и наше единение опять нарушила медсестра, сказав, что пора бы мне и честь знать. Билл тут же приуныл, наблюдая за моими сборами.

– Не кисни, завтра увидимся, – подбадривающе улыбаюсь, щелкнув его по носу.

– Я тебе позвоню, ночью и утром, когда узнаю мамины планы.

– Хорошо, – подхожу к нему и целую, в очередной раз наслаждаясь и впитывая вкус этих пухлых, мягких губ. – Может, все же сходишь за травками, для сна тебе сейчас совсем не помешает что-нибудь выпить, заодно и меня проводишь, – предлагаю я, слизывая его вкус уже со своих губ.

– Ладно, я сейчас, – последний довод подействовал сразу, и Билл тут же полез за своей кружкой. Выходим в коридор, спрашиваем у девушки, где этот фитобар и спускаемся на первый этаж. Заходим за чаем и направляемся ближе к двери из больницы.

– Пей, давай, он вкусный, – подталкиваю его руку с кружкой ко рту. Послушно делает несколько глотков и морщится.

– Фу.

– Да ладно, врешь ведь, – беру у него кружку и пробую сам. – Нормальный чай, зеленый. Пей, не выделывайся. – Отдаю посудину обратно.

– Вкусы у всех разные, мне не нравится, – упрямство так и прет.

– Ну, тогда я пошел, чего мне тут стоять, – порываюсь уйти, но меня хватают за руку цепкие пальцы.

– Нет, еще чуть-чуть, я буду пить, а ты пока я не выпью стой со мной, – чуть-чуть отпивает, показывая, что не обманывает. Улыбаюсь.

– Ну, признай, что ничего противного в нем нет.

– Противного ничего, но и вкусным его не назовешь.

– Ну, на том и порешим, – усмехаюсь, разглядывая его лицо и откровенно любуясь тем, что вижу.

Билл, как мог, оттягивал момент расставания, пил маленькими глотками с огромными паузами, но кружка все равно опустела. Обняв и поцеловав его перед уходом, все же покидаю стены больницы. На улице уже темно, а стрелка часов перевалила за одиннадцать. Сажусь в машину и мысленно прокручиваю в голове наш вечер. Только через несколько минут, завожу мотор и отъезжаю, осознав, что все это время сидел, смотрел в окна больничного здания и наиглупейшим образом чему-то улыбался.

 

***

 

В прошлую субботу мы так и не съездили в отель. Кристель нашла-таки время, и весь день провела с Биллом. Я, как и в пятницу, приезжал вечером. То же самое было и в воскресенье. Что ввело меня в ужас, так это то, что в воскресенье мама надумала съездить к Биллу вместе со мной. Еле уговорил ее этого не делать, взамен на обещание передать пакет пирогов с различными начинками на любой вкус. Выпечку мы с Биллом поедали полночи, наплевав на положенные часы посещения. А вот в понедельник нам все же выпал шанс сгонять в отель. Но и эта поездка ничем хорошим не увенчалась. В отеле у меня так свело мышцу на правой руке, что все время, проведенное в шикарном номере с шикарным видом из окна и шикарной кроватью, Билл разминал мою пострадавшую конечность, причитая при этом, что больной из нас по ходу далеко не он. Я, рассудив, что это явно был знак, указывающий на неправильность нашей задумки, решил больше не делать попыток, а покорно дождаться операции. Билла в этом убедить было сложней, но мне это удалось. От мелких шалостей мы, конечно, не отказались, кто же, находясь с этим смущенным соблазнителем, от этого откажется.

Сегодня понедельник – день довольно нервный, так как завтра уже операция. Неделя пролетела довольно быстро, наверное, так показалось, потому что жил я все это время от встречи до встречи с Биллом. Навещал я его всегда по вечерам, чтобы не сталкиваться с родней. Кристель почти все время проводила с сыном, уладив все-таки все неотложные дела на работе. Билл стал более или менее нормально спать на новом месте, иногда все же будя меня полуночными звонками и жалобами на бессонницу. Еще у него стали усиливаться боли даже с прописанными болеутоляющими. Благо операция уже завтра.

Направляюсь сейчас в больницу. Биллу надо наведаться в школу, сдать какой-то там тест. Явка обязательна, поэтому врач дал добро. Кристель сегодня на работе, Кирк, как всегда, в отъезде, ну, а про братца я даже и не знаю. Короче миссия доставки Билла в школу и возврат его в больницу целым и невредимым сегодня возложена на меня. Хоть Кристель меня все это время и не видела, но Билл держал ее в курсе моих ежедневных посещений. Подъезжаю к больнице и сразу направляюсь в палату. Приветствую медсестру –медперсонал меня уже знает и ни о чем не спрашивает – и захожу к Биллу. Он как раз выходит из ванной при полном параде, а я, отвыкнув уже от такого его образа – в больнице он не красится – на мгновение замираю, в немом обожании разглядывая его.

– Привет, – улыбается и, подойдя ко мне, вжимается в мои губы своими. За эту неделю он научился проявлять инициативу гораздо чаще, чем делал это в начале нашей интимно-познавательной деятельности. Обхватываю его за талию, притянув к себе, и начинаю жадно целовать губы, приправленные сегодня, чуть сладковатым блеском.

– Красавчик, – говорю, отстранившись и еще раз окинув его взглядом.

– Ты тоже, – тихо посмеиваясь, возвращает комплимент Билл и берет сумку. – Поехали?

– Угу, – киваю, и мы выходим из палаты. Отмечаемся у врача и, покинув здание больницы, едем в школу.

У школы сегодня как-то суматошно. Туда-сюда снуют дети и подростки, оживляя школьный двор. Выходим с Биллом из машины, и я тут же улавливаю низкий, чуть хриплый голос:

– Билл, – от шикарного байка, остановившегося в нескольких метрах от нас, отходит высокий блондин с короткой стрижкой, в кожаном обмундировании с шлемом в одной руке и мобильным телефоном в другой. Мгновенно понимаю, кто это может быть и впиваюсь в него взглядом, чтобы получше рассмотреть и по возможности понять что он из себя представляет. Блондин подходит к Биллу с легкой ухмылкой на губах.

– Адам, – издает Билл какой-то взволнованный звук, вместо имени и я убеждаюсь в своих догадках относительно личности этого доморощенного байкера.

– Привет, выздоровел? – этот Адам приобнимает Билла похлопав его по плечу и скользнув ладонью по спине вниз. От этого жеста у меня свело нижнюю челюсть, от чего даже пришлось сжать зубы.

– Да не совсем еще, надо тест сдать, а потом сразу валю, – объясняет Билл, глупо ему улыбаясь. Впервые меня раздражает его улыбка.

– Ну, что-то ты разболелся, – блондин так же глупо улыбается в ответ, и я не выдерживаю:

– Билл, у нас не так много времени, – слишком грозно вышло, по-моему, да и хер с ним.

– Ладно, пошел я пока, – говорит Билл, как-то растерявшись.

– Окей, – кивает этот принц на белом, хотя нет, на синем коне и Билл, кинув последний взгляд на «свою любовь» уходит в школу. Проводив его взглядом, переключаю внимание на этого Адама. Он, в свою очередь, подходит ближе ко мне все с той же ухмылкой, зазнавшегося упыря.

– А ты, наверное, тот самый мент, крышующий теперь нашего Билли? – выдает это существо с усмешкой в интонации, разглядывая меня довольно откровенным взглядом. «Нашего Билли»??? У*бок.

– А откуда ты такой взялся? Кто такой? Для Билла в смысле, – продолжает ощупывать меня с помощью своих наглых глаз.

– Друг семьи, – вести светские беседы с этим блондином мне не улыбается, а вступать в перепалки тем более.

– Странно, Билл о тебе никогда не упоминал.

– А ты так уверен, что он тебе обо всем докладывает? – и все же ту неприязнь, что во мне бушует по отношению к этому хмырю мне скрыть не удается и голос становится стальным.

– Ну, он любит поговорить, когда его подпоишь, – издает противный смешок, а я еле-еле удержал себя от опрометчивого поступка и все же не врезал по его физиономии, чего так хотелось сделать.

– Таким забавным становится, – продолжает выводить меня из себя, причем, прекрасно это осознавая и делая это специально, наблюдая за моей реакцией. – Наивным, глупым и легкоуправляемым, – эти слова проговариваются в полголоса.

– Чего добиваешься? В морду хочешь? – таким же стальным, но спокойным голосом осведомляюсь я, хотя внутри все горит диким пламенем. – Я не бью детей обычно, не солидно, знаешь ли.

Во взгляде напротив промелькнула злость, чему я несказанно рад, значит, задел, как все предсказуемо и примитивно-то.

– Том, мне дали с собой, я уговорил учителя, сделаю дома, – врывается в наш разговор Билл с листком в руке, который он мне и демонстрирует. Видимо, это тот самый тест.

– Садись в машину, – командую я, на что Билл, кажется, удивляется, но залезает на пассажирское сиденье без лишних слов.

– А то папочка накажет, – типа продолжает мою фразу этот урод, но Билл этого не слышит, так как предназначено это было только мне. Решаю не реагировать и, сев в машину следом за Биллом, тут же отъезжаю. Билл смотрит в зеркало заднего вида до тех пор, пока в нем мелькает этот козел, чем нереально меня бесит.

– Этот твой Адам обыкновенный у*бок, выкидывай его из головы, чем быстрей, тем лучше, – говорю я, нервно переключая скорость.

– Ты не можешь так говорить, ты его не знаешь, – встает в позу малявка.

– По ходу это ты его не знаешь, Билли, – делая ударение на последнем слове, парирую я. – Мне и пяти минут хватило, чтобы понять, что ничего кроме как вытирания об тебя ног ты от него не дождешься. Забудь лучше раз и навсегда. Он обычный ушлепок.

– Не говори так, – Билл заводится. – Ты не имеешь права так говорить. Ты впервые его увидел, перекинулся парой слов и теперь думаешь, все о нем узнал?

– Узнал не все, но достаточно, неужели сам не видишь что он над тобой стебется только? – я тоже завожусь, так как еще не отошел от столь «приятной» встречи и поворачиваю голову к Биллу. – Так нравится быть в его компании посмешищем? Сам хочешь подложиться, чтоб он ножки вытер?

– Какое право ты имеешь мне такое говорить, – взрывается мелочь. Как же он меня сейчас бесит, так бы и двинул, чтоб мозги на место встали.

– Я сам решу кого мне держать в голове, а кого выкидывать…

– Да сам ты глупый влюбленный юнец ни черта не видящий дальше своего носа, – распаляюсь еще больше.

– Ты вообще не имеешь права мне все это высказывать, кто ты такой вообще?

– Вообще-то я с тобой общаюсь…

– Ты не общаешься со мной, ты меня трах*ешь, – выпаливает Билл и резко замолкает, а я впиваюсь в него гневным взглядом, надеясь на то, что обида, мгновенно сдавившая грудную клетку, в нем не отражается. Как дубиной по голове ударил, и в солнечное сплетение одновременно. Билл смотрит на меня широко распахнутыми напуганными глазами.

– Том, я… – еле заметно мотает головой. Сворачиваю к пешеходной дорожке и резко торможу.

– Вылезай, – возвращается стальной голос. Даже слышать ничего не хочу, меня трясет от бешенства и… от чего-то еще, очень неприятного. Значит этот урод, обсмеивающий его – само совершенство и мы за него горой, а я всего на всего трахал*щик, которому слова вообще не давали.

– Том, прости, я…

– Я сказал, пошел вон, – повышаю голос и впиваюсь яростным взглядом в его перепуганные глаза. – Или тебе помочь? – говорю тише, но так сухо, как ни говорил, пожалуй, никогда и ни с кем. Меня рвет сейчас изнутри, если он не выйдет, я за себя просто не ручаюсь. У Билла начинают раздуваться крылья носа то ли от обиды, то ли от желания разреветься. Он откидывается на спинку сиденья, давая понять, что никуда не пойдет. Вылезаю из машины, обхожу ее и, открыв дверь с его стороны, наклоняюсь, чтоб расстегнуть его ремень безопасности. Справляюсь на раз, хватаю его чуть выше локтя и вытаскиваю из машины. Захлопываю дверцу и, вернувшись на свое место, отъезжаю, сразу набирая скорость. Бл*дь, с*ка, уеб*ще блондинистое. Сжимаю руль до побелевших костяшек на пальцах. «Ты не общаешься со мной, ты меня трах*ешь», «ты не общаешься со мной, ты меня трах*ешь». Трясу головой, чтобы заткнуть эту фразу, без перерыва звучащую в сознании, и останавливаю машину, свернув с главной дороги. Да нет, Билл, я и трах*л-то тебя полноценно только однажды. Надо успокоиться. Бл*дь, давно меня так из колеи не вышибало. Так, спокойно, он, как всегда, ляпнул, не подумав, и тут же об этом пожалел. Но, черт возьми, если что-то срывается с языка, значит, это что-то есть в голове. Вот значит кто я для тебя, вот какая у меня роль в твоей жизни. А я-то наивно полагал, что с наших первых встреч и договоренностей что-то изменилось. Черта с два Листман, это для тебя изменилось, а для него ни хрена. Тобой пользуются за неимением кого-то другого, и ты именно на это и соглашался, чего теперь обижаться. Но, бл*дь, как грудь-то давит. Глупый, мелкий придурок, Билл, какой же ты глупый… Бл*дь, я должен отвезти его в больницу, я за него отвечаю. Так, собраться, выкинуть из головы все лишнее и вернуться за ним, отвезти в больницу и быстро домой. Да. Разворачиваюсь и еду назад к тому месту, где оставил Билла. Издалека замечаю его сидящего на бордюре, уткнувшегося в сложенные на согнутых коленях руки. Снова разворачиваю машину, проехав к повороту, и торможу возле него. Наклоняюсь и открываю дверь с его стороны.

– Залезай, – говорю командным тоном, по-другому не выходит. Он поднимает голову. Глаза красные, как и пол лица, слегка опухшего и мокрого от слез. В груди что-то сжимается еще сильней, черт, только довезти до больницы и все, и можно будет вздохнуть. Билл встает и садится на свое место. Захлопывает дверь. Отъезжаю.

– Пристегнись, – говорю уже спокойней. Он выполняет, время от времени всхлипывая, застегнуть ремень ему удается только со второго раза. В машине тихо, поэтому его всхлипы и шмыганья носом каждый раз как чем-то особо острым по ребрам. Проехав половину пути, останавливаюсь.

– Успокаивайся, я тебя зареванного в больницу не повезу, – говорю я и глушу мотор. Его слезоотделение после этих слов, кажется, только усиливается, и я выхожу из машины. Встаю чуть поодаль и глубоко вдыхаю холодный воздух. Спустя несколько минут возвращаюсь. Билл усиленно вытирает лицо от слез, но ничего у него не выходит, только размазывает их по щекам вместе с потекшим макияжем. Открываю бардачек, выуживаю оттуда салфетки и подаю ему. Молча берет их из моих рук и вытирает лицо, продолжая всхлипывать по инерции. Когда он более или менее успокаивается, завожу мотор и еду, наконец, к больнице. Доезжаем сравнительно быстро, хотя и показалось, что прошла вечность. Останавливаюсь.

– Выходи, тут дойдешь, – говорю я. Билл молчит, и вылезать, опять не торопится.

– Тебе по-итальянски сказать?

– Том, прости меня, пожалуйста, ты же знаешь, я не подумав, я так не думаю, – запричитал Билл.

– Билл вылезай, – повторяю я. – Или тебе опять помочь?

– Том, пожалуйста, – его глаза опять увлажняются. Ну, нет, этого я второй раз не выдержу. Выхожу из машины и проделываю все то же самое, что делал несколькими минутами ранее. Оставляю его у больницы и срываюсь с места, вжимая педаль газа в пол и чувствуя себя при этом препаршиво.

Домой я, вопреки своим мыслям ранее, не поехал. Просто наматываю круги по городу, пытаясь справиться с комком мыслей в голове и с собственными эмоциями. «Ты же знаешь, я так не думаю…», – да знаю, Билл, после этой недели больничных посиделок было бы полнейшей тупостью с твоей стороны так думать. Но, бл*дь, как я устал от этой твоей привычки говорить все, что на язык прилетит, прежде чем понять, что вообще сказал. Сам же от этого страдаешь, пора бы уже истреблять эту идиотскую особенность в себе. Как резанул всего парой слов, ты хоть понял, КАК ты меня ими пришиб в тот момент? Останавливаюсь на какой-то тихой улочке и глушу мотор. По аллее справа от меня неспешно прогуливаются две девушки с колясками, что-то обсуждая в полголоса, чтобы не разбудить, спящих детей. Возле дома, напротив которого я остановился, дети кормят птиц с задорным блеском в глазах, наблюдая, как хлебные крошки, раскиданные ими, мгновенно склевываются маленькими проворными пташками. На дороге чуть дальше от меня расположилась компания молодых пацанов, облепивших чью-то машину, с азартом, перебивая друг друга, что-то рассказывающих, активно жестикулируя и периодически сталкиваясь друг с другом в шуточных драках. Пожилой мужчина копается в своем газоне, что-то там ковыряя. Все заняты своими делами, коротают часы своей жизни за занятиями, их интересующими, за насущными проблемами, которые нужно решать… а у меня будто и нет всего этого, ни своих насущных проблем, ни занятий, меня интересующих, ничего нет, потому что ОН сейчас – я уверен – сидит в своей палате и точно так же как и я не может успокоиться после этой нашей ссоры. Я не могу продолжать жить, как ни в чем не бывало, пока знаю, что он не в порядке, что ему плохо где-то там. Я отчетливо понимаю, что вся моя деятельность, все, чем я живу, зависит от него, от того хорошо ему или плохо, от того, где он и с кем. И пока я не буду всего этого знать наверняка я не смогу так же как все эти люди просто продолжать жить, занимаясь своими делами. Когда же я стал так зависеть от тебя, мелочь ты моя неразумная? Провожу рукой по лицу и прикрываю глаза, откинув голову на подголовник. На улице уже начинает смеркаться. Что он делает? Успокоился или нет? Может, уже позвонил своему ненаглядному или залез в интернет и, отвлекшись на что-нибудь, думать, забыл об этой перепалке и обо мне заодно? Что за бредни лезут в голову, я прекрасно знаю, что он не успокоится так просто. У него же завтра операция, какой же я идиот, оставил его в таком состоянии на кануне операции. Открываю глаза, завожу мотор и срываюсь с места, выезжая из этого дворика на главную дорогу. До больницы долетаю за считанные минуты и прямым ходом иду на второй этаж. Медсестра мне приветливо улыбается, кивнув. Киваю в ответ и прохожу к палате Билла. Захожу внутрь, но его здесь нет. Иду к двери в ванную, находящейся в углу палаты. Открываю ее и захожу. Свет выключен, нащупываю выключатель. Как только небольшое помещение заливается светом, сердце делает неприятный кувырок. Билл опять сидит на полу, съежившись. Приседаю рядом с ним.

– Билл, что случилось? Тебе больно? – пытаюсь сдвинуть непослушные пряди его волос, чтоб увидеть лицо. Он поднимает на меня все такие же заплаканные глаза и молчит.

– Билл, что? – заправляю мешающиеся волосы ему за уши. – Больно? Опять больно?

Отрицательно мотает головой.

– Что тогда? Из-за меня? Ты из-за меня?

Он резко подается вперед, обхватив меня руками и вцепившись мертвой хваткой мне в футболку, начинает рыдать в голос. Господи, у него истерика. Меня начинает потряхивать, обнимаю его, крепко сжав в объятиях.

– Том, прости меня, прости меня, пожалуйста, не бросай меня, не оставляй, прости, я, что хочешь, сделаю…

– Тшш, Билл, все хорошо, успокойся, я простил уже, все хорошо, маленький, пожалуйста, так нельзя, успокойся, – раскачиваю его в руках как можно крепче сжимая дрожащее тельце. – Тише-тише.

– Не уходи…

– Не уйду, я здесь, все, успокойся, пожалуйста, не пугай меня.

– Я думал ты бросил, думал, больше не придешь, я никому не буду нужен, завтра если… если операция не удастся никому, никогда, я так боюсь, я не хочу один, я никому не нужен… буду…

– Так, Билл, – с силой отрываю его от себя и взяв его лицо в руки смотрю ему в глаза. – Посмотри на меня, Билл, посмотри.

Он замирает, еле сфокусировав взгляд на мне.

– Я не оставлю тебя, как бы там твоя операция не прошла, понял? Ты нужен мне и будешь нужен при любом раскладе. Это для тебя я своего рода учитель по интимным утехам, а ты для меня намного больше, я тебя не брошу, ты меня понимаешь?

– Даже если я не смогу? – еле слышно выдыхает Билл.

– Я сказал при любом раскладе, – повторяю я и не выдержав начинаю покрывать его лицо короткими поцелуями. – Не оставлю, ни за что.

– Но как же? Я думал, ты со мной возишься только потому что пообещал, – полупроскулил полупростонал Билл сквозь всхлип.

– Дурак ты, мелкий.

Предыдущая часть
Продолжение