– Все нормально, Том, все хорошо, – шепчет мне на ухо. – Я так и хотел, просто такое я даже написать не смог.

Замираю, переваривая услышанное.

– Подожди, – отстраняю его от себя. Он уже начал бледнеть и к нему постепенно возвращается его обычный цвет лица. – Ты хотел, чтоб я тр*хнул тебя в рот? – уточняю, глядя на него, так и держа его за плечи. Он кивает в знак согласия, и я снова откидываюсь на спину, в конец охренев.

– Мать моя, – поворачиваю к нему голову. Сидит весь растрёпанный, румяный, с припухшими губами и смотрит на меня.

– Чего ж от тебя еще ждать, мелочь? – улыбаюсь.

– Сам ты мелочь, – пинает меня ногой, причем неслабо так пинает, и ложится рядом, улыбаясь в ответ. – Тебе понравилось?

– А по мне не заметно было? – поворачиваюсь к нему и еще больше взъерошиваю ему волосы.

– Ну, ты как замертво свалился на подушку, это означает…

– Это означает, что я чуть не издох от удовольствия, – перебиваю его. Билл расплывается в довольной улыбке.

– Откуда такие желания, м? – притягиваю его поближе. Когда он рядом хочется его непременно прижать к себе, чтоб чувствовать его худощавую фигурку в своих руках. Пожимает плечами и сам жмется ближе. Определяю руки на его голый зад и медленно поглаживаю. Он вдруг отодвигается, снимая с себя мои руки.

– Что такое? – не понял я.

– Я сейчас опять… не надо меня там трогать, мне же домой уже пора, – едва заметно смущаясь, поясняет он и улыбается. Затем садится и свешивается с кровати за джинсами, выпятив на мое обозрение свою попку.

– Бл*дь, Билл, а слезть, не дано? – отворачиваюсь и сползаю с кровати, прогоняя из поля своего зрения эти круглые бледные половинки от которых все внутри скручивает.

– Ну, извини, я же не виноват, что ты свой стояк контролировать не умеешь, – встает с одеждой в руках и с улыбкой на все лицо.

– Я тебя сейчас извиню, – делаю пару шагов к нему, и он срывается с места.

– Я в ванную, – выкрикивает, смеясь, и исчезает за дверью.

– Я ее закрою скоро, – кричу ему вслед. – Ключ будешь у меня заслуживать, – усмехаюсь и поднимаю с пола свое белье.

Через пятнадцать минут Билл выходит из ванной, приведя себя в порядок. Стою, облокотившись плечом о стену, и наблюдаю, как он завязывает шнурки на кроссовках.

– Ну, вот, – встает, поправляя куртку. – Спасибо за все.

Подхожу к нему и мягко целую в губы.

– Не думай о всяких глупостях, – говорю чуть отстранившись. – Все будет хорошо.

– Не буду. Мне теперь есть о чем подумать, – облизывается и косится в сторону спальни, улыбнувшись.

– Вот об этом и думай, – тоже улыбаюсь. Билл подходит к двери.

– Тебя может отвезти? – предлагаю я.

– Да не надо, у меня на такси деньги есть, – открывает дверь и выходит в коридор. – А за третьим желанием я приду, как только смогу, – улыбается и убегает вниз по лестнице. Закрываю дверь и на пару минут приваливаюсь к ней спиной. Черт, фрау Каулитц там не работалось подольше?! Вздыхаю и иду в спальню. При виде развороченной слегка кровати в голове в ярких красках пробегают кадры того, что было меньше часа назад. Мысленно скулю и сгребаю простынь. Закидываю ее в стиральную машинку и накидываю на кровать покрывало. Ухожу из спальни, где еще стоит запах Билла и возбуждения, и, по-быстрому приняв душ, направляюсь в комнату. Захватываю с собой расписание, принесенное Басом, чтоб отвлечься на дела насущные. Плюхаюсь на диван, откидываю голову на спинку и сижу, прикрыв глаза, до конца приходя в себя. Затем изучаю расписание. Через несколько дней стартует конкурс «Танец, как проявление свободы». Я приглашен в жури, и расписание это, как раз описывает, когда будут проходить конкурсные дни и кастинги. После детального изучения всех нюансов, опять просто расслабляюсь. Нещадно тянет в сон. После таких мощных оргазмов долго продержаться на плаву не выходит. Ложусь прямо на диване, и в голову лезут мысли о предстоящей встрече с Ойгеном. Как все будет, что он может мне сказать, хочу ли я что-то говорить… честно говоря, я понятия не имею. Самому мне ничего о том, что тогда произошло, говорить не хочется, просто все это уже не имеет значения. А вот если ему есть, что сказать, наверное, я бы послушал. Я так и не разобрал, что у него могло быть в голове тогда, почему так устранился, ни обмолвившись и словом, на него это совсем не было похоже. Под хоровод этих мыслей я незаметно и вырубился.

Пробуждение произошло посреди ночи. Естественные нужды времени не признают, поэтому пришлось вставать и тащиться в туалет. Потом я все же лег в свою кровать и отключился так же быстро, как и вечером. Спал крепко и предполагаю, спал бы долго, если б не мобильный телефон, верещащий с кухни. Я мог накрыться подушкой и проигнорировать звонок в столь ранний час, как я обычно это делаю, если б мелодия играла не та, что поставлена на Билла. А звонок от него, да еще и в такую рань я проигнорировать никак не могу. Встаю с кровати и иду на кухню. Что у него случилось? Семь часов утра.

– Алле, – голос еще хрипит.

– Том, я тебя разбудил?

– Что-то случилось? – зачем задавать ненужные вопросы? Ну, отвечу я, что разбудил и что?

– Я где-то посеял ключи от дома, посмотри у себя, пожалуйста, может, выпали где. Они в куртке были, а куртку я в спальне снимал.

– Ок, сейчас, – иду в спальню. – Бл*дь.

– Что?

– Да ничего, запнулся, – захожу и сканирую пол глазами. – Ты в школу сейчас?

– Да, – крайне расстроенным голосом отвечает Билл.

– Что-то не вижу никаких ключей, – заглядываю под кровать на всякий случай.

– Вот засада, это уже третьи за месяц, меня повесят скоро за них, – ворчит Билл.

– Третьи? – встаю. – Как ты голову-то еще не потерял?

– Том, не превращайся в мамочку, – прям слышно, что поморщился.

– Молчать, растеряша, – поворачиваюсь лицом к двери и у стены в прихожей вижу искомый предмет. – Нашел.

– Нашел? Серьезно? – обрадовался.

– Серьезно, – поднимаю ключи с пола и трясу возле трубки, позвякивая ими.

– Слава Богу, я заеду после школы, ладно? Ты никуда не уйдешь?

– Нет, так давай я сам заеду? – не знаю, откуда взялась эта идея. Но идея неплохая, так можно узнать, где он живет.

– Куда? – не понял Билл.

– Ну, в школу. Во сколько ты заканчиваешь?

– В три сегодня, – кажется, я его слегка удивил и он никак не сообразит, что да как.

– Ну, вот к трем и заеду, отвезу тебя домой и ключи отдам, – захожу назад в спальню и ложусь в кровать.

– А, ну, давай… круто, – ну, наконец-то слышу, что заговорил сквозь улыбку. – А ты же не знаешь, какая школа…

– Знаю, я у тебя в рюкзаке шарился, когда ты сбежал позавчера, – перебиваю его.

– Что значит шарился? Как ты мог? Это же… ты невоспитанный, ты… – он аж заикаться начал от возмущения.

– Да чего ты так разбушевался-то, я только тетради посмотрел мельком. А что, там было что-то интересное? Вот я тупица, надо было порыться получше, – усмехаюсь.

– Еще какой тупица, и не из-за того, что не рылся.

– Да ладно тебе, ну, разрешаю тебе меня побить при встрече, – улыбаюсь, лежу и как идиот улыбаюсь во все тридцать два, представив его недовольную, злую мордашку.

– Думаешь не смогу? Очень даже смогу.

– Верю-верю, – уже посмеиваюсь.

– Дурак, – незлобно подытоживает Билл. – Мне пора, буду ждать у школы, не опаздывай.

– Постараюсь.

– Пока.

– До встречи, – отключаемся. Верчу в руках ключи с цепочкой вместо брелка и продолжаю улыбаться. Это уже диагноз.

 

***

 

К двенадцати часам еду к месту еще одного запланированного мероприятия. Несколько моих ребят будут участвовать в благотворительном концерте, собирающем деньги в помощь детям-инвалидам, живущим в специальных для таких детей интернатах. Сегодня у нас генеральная репетиция, так сказать. Последний прогон непосредственно на сцене, где уже завтра будет концерт. Завтра нам сцену не предоставят, так как все время забито звездами шоу-биза. Парни меня опередили или я опоздал, но они уже ждали. Репетиция прошла отлично, так что я за них спокоен, чего не скажешь о них самих. Ну, ничего, без нервов все равно никуда. Заезжаю перекусить, так как время еще есть и еду к школе встречать Билла. Подъезжаю и торможу практически напротив входа. Набираю его.

– Алле.

– Билл, я подъехал, ты долго?

– Нет, иду уже.

– Ок, – убираю телефон и разглядываю публику возле школы, постукивая пальцами по рулю. Через пару минут выходит Билл и, заметив машину, идет ко мне.

– Каулитц.

Перевожу взгляд на того, кто так небрежно-грубо выкрикнул его фамилию. Троица парней с походкой «мы крутые и не еб*т» подходит к затормозившему Биллу. Напрягаюсь, что за увальни? Парень, что крикнул, что-то говорит Биллу,  тот с недовольным видом что-то отвечает и привычным мне жестом убирает руки в карманы джинсов. Затем поворачивается к машине и возобновляет шаг. Вспоминаю, что дверь с его стороны заперта, выхожу из машины, столкнувшись взглядом с этим, который говорил. Ой, как он мне не нравится, вкладываю это чувство в свой взгляд и, судя по тому, что его глаза тоже не выражают ничего хорошего, он все понял. Отпираю дверь и возвращаюсь за руль, снова посмотрев на эту шайку. Вся троица дружно сверлит меня враждебными взглядами. Билл садится в машину.

– Привет, – улыбается.

– Привет, что за хмыри? – киваю в их сторону и завожу мотор.

– Да ерунда, не бери в голову, – отмахивается. – Ключи не забыл?

– Нет, – достаю из кармана связку и отдаю ему.

– Спасибо, – убирает их в свой карман.

– Под молнией носи, раз теряешь, – говорю я и отъезжаю под пристальным взглядом этих малолетних преступников, вот наверняка так и есть.

– Да ну, и так сойдет.

Билл показывает дорогу, и до его дома мы доезжаем за пять минут. Торможу напротив.

– И все же, что им от тебя надо было? – не унимаюсь.

– Ну, Том, фиг с ними, ничего такого, о чем надо беспокоиться, – говорит Билл и тянется ко мне за поцелуем. Притягиваю его ближе и целую, вновь окунаясь в его аромат, тепло и мягкость.

– Точно? – переспрашиваю еще раз, чуть отстранившись.

– Да точно, – садится прямо. – Ты лучше скажи, о третьем желании не забыл? – облизывается и расплывается в улыбке.

– О каком желании? – включаю наигранное непонимание.

– Тооом, – бьет меня по плечу.

– Это за рюкзак или за дырявую память? – смеюсь.

– За все вместе. Ну, так что, я приду сегодня вечером?

– Ээ, нет, сегодня не получится, – вот сейчас жалею, что назначил эту долбаную встречу на сегодня.

– Почему? – улыбка с его лица соскальзывает.

– У меня встреча сегодня.

– Во сколько? – не унимается Билл.

– После девяти, точно не знаю.

– С кем так поздно? – настырное создание.

– С Ойгеном, он вчера звонил и сказал, заедет сегодня.

– Ну и сколько он у тебя пробудет? Я могу и попозже приехать, – он отступится сегодня или нет?

– Билл, я не знаю сколько, и что ты будешь по ночам ездить, давай завтра.

– Да что ты тупости-то говоришь? – вспыхивает, повысив голос. – Что такого если я буду по ночам ездить? Меня убьют что ли? Зачем придумывать всякий бред и извиваться как уж на сковородке, так и скажи, что допускаешь мысль, что эта встреча продлится до утра, – выкрикнув все это, открывает дверь и вылезает из машины. – Удачно вам поболтать, – со всей дури хлопает дверью и удаляется. Сижу в полном ауте. И что это сейчас было? Его что, так разозлило, что я ему отказал? Или что? Честно говоря, меня уже порядком достали эти его выпады, верней не сами выпады даже, а то, что смывается сразу, не дав опомниться. Всматриваюсь в конец улицы сквозь лобовое стекло. Сейчас он остынет, смотрю на часы и засекаю время, а вот я неспокоен, что за психи на пустом месте и какого черта он вообще на меня это обрушивает?! Я что, с ним контракт заключил, в котором оговорено точное время встреч? Или я чего-то не понимаю? Через несколько минут набираю его номер, трубку берет не сразу.

– Том, прости я…

– Выйди, – перебиваю его тоном, не терпящим возражений. – Я жду, – та же твердая интонация и кнопка «отключить вызов» нажата, не дав ему сказать что-то еще. Нервно постукиваю пальцами по рулю. Через пару минут выходит из дома и неуверенным шагом подходит к машине. Садится и молчит, глядя перед собой и теребя в руках какую-то бумагу.

– Том, прости меня… – начинает, наконец, говорить, повернувшись ко мне. Я продолжаю смотреть вперед, следя за ним лишь боковым зрением.

– Я просто разозлился… я просто… не понимаю, зачем тебе с ним встречаться, он так с тобой поступил и… прости, пожалуйста.

– Что за идиотская привычка проистерить и хлопнуть дверью?! – говорю спокойно, но твердо и даже немного грубо, так и не повернувшись к нему. – Знаешь, кто так делает? – а вот теперь поворачиваюсь и смотрю на него. – Так делают маленькие дети. Взрослые, разумные люди, выразив свое недовольство, дают человеку возможность ответить и все прояснить. Ты же всегда поступаешь в точности да наоборот. И после всех своих таких выходок еще уверяешь, что не ребенок. Ты разозлился? – чувствую, что меня уже несет, но тормоз пока не нашел. – А твое ли это вообще дело? С кем и когда мне встречаться? Такие истерики устраивают люди, которые, как минимум, связаны друг с другом отношениями. Ты сам определил, что будет между нами, я не обещал тебе ежедневных встреч, поэтому я не хочу вот таких сцен, каждый раз, когда не смогу удовлетворить твои потребности в, назначенное тобой, время, – я закончил свою гневную тираду. Билл отвернулся чуть раньше и сейчас сидит, опустив голову и нервно теребя в руках листок бумаги. Вдруг становится не по себе от самого себя, и вся злость мгновенно испаряется. Даже если он эти выговоры и заслужил, слишком уж грубо вышло. Да и кому я что-то доказываю? С какой целью? Передо мной ссутулившийся мальчишка, который виноват только в том, что еще не научился контролировать свои эмоции, свою горячность, не научился, да и нервы у него сейчас на фоне всех проблем расшатаны. Сидит, как загнанный зверек, смирившийся со своей участью и покорно ее принимающий. Очень неприятным ощущением во мне начинает разгораться чувство вины. Его отчитываю, а сам-то хорош, сорвался на ребенке, который, между прочим, просил прощения! Вдруг захотелось заправить эти прядки волос, мешающие нормально видеть его лицо, ему за ушко, притянуть к себе и тоже извиниться… но вместо этого я просто спросил:

– Что это? – уже спокойно.

– М? – чуть поворачивает голову ко мне, но лица не показывает.

– У тебя в руках, – поясняю свой вопрос. Билл сминает листок и, отрицательно мотнув головой, показывает, что это не важно. Вздыхаю, снова сев прямо на сидении и устремив взгляд на арку в конце улицы.

– Прости, – шепчет Билл. Смотрю на него в зеркало заднего вида и успеваю уловить характерное движение руки. Он вытер слезы? Тянется к ручке двери, собираясь уйти, но я перехватываю его, словив за запястье и медленно развернув к себе. Беру пальцами его подбородок и приподнимаю лицо. Глаза чуть покрасневшие и влажные. Притягиваю его к себе и крепко, но с трепетом обнимаю. Вжимается в меня, обхватив руками и сжав мою толстовку в кулаки.

– Я все испортил, все было так хорошо, я, как всегда, все испортил…

– Билл, ну ты чего, все хорошо, прости, я тоже не должен был так с тобой разговаривать, – отстраняю его от себя, беру его лицо в ладошки и мягко прижимаюсь к его губам своими. Провожу языком по контуру его губ, вбираю их в рот, каждую по очереди. Билл закрывает глаза и начинает отвечать. Сначала, еле шевеля губами, но постепенно входя во вкус и превращая поцелуй в более нетерпеливый и чувственный. Пытаюсь выразить этим поцелуем все, что хочу сказать, и осторожно отрываюсь от его губ.

– Давай забудем все, что сейчас накуролесили, – полу шепотом говорю я, прижавшись своим лбом к его. – Сделаем так, если Ойген уйдет не слишком поздно, и я к тому времени не буду засыпать на ходу, позвоню тебе, ладно?

– Если не хочешь сегодня, то не надо, – так же тихо говорит Билл, то и дело спуская взгляд на мои губы, которые я поминутно облизываю.

– Я хочу, Билл, что за глупости. Я бы лучше с тобой провел это время, выполняя твои желания, чем с ним, но мне нужно с ним поговорить, понимаешь, чтоб расставить все точки.

– Тогда я буду ждать.

– Давай так, если до двенадцати я не позвоню, значит, уже не позвоню вообще, чтоб тебе всю ночь не ждать, – целую его в уголок губ, он кивает в знак согласия и возвращается на свое сиденье.

– А что, все же, это за бумажка? – возвращаюсь к, все еще интересующему меня, вопросу.

– Это для слоника, – говорит Билл и улыбается, вот только сейчас, после его улыбки отлегло окончательно. Улыбаюсь в ответ.

– Желание?

Кивает.

– Я его дома написал сейчас, после твоего звонка, – опять начинает комкать истерзанный уже клочок бумаги.

– Ну, так давай, я передам его слонику, – протягиваю руку, продолжая улыбаться.

– Я тогда пойду, – говорит Билл, но отдавать послание слонику не спешит.

– Угу.

Наклоняется ко мне, снова целуя, вкладывает комочек, в который превратился листок, мне в руку, отрывается и вылезает из машины. Провожаю его взглядом, пока он не скрывается за дверью, и разворачиваю листок.

«Не злись на меня, пожалуйста, я король идиотов((»

Читаю эту строчку и опять корю себя за свою грубость. Достаю сотовый. Набираю сообщение и, отправив его, наконец, завожу мотор и отъезжаю от его дома.

 «Ты не король идиотов, и я уже совсем на тебя не злюсь*»

 

 

Заехав домой на пол часа и взяв все необходимое, направляюсь теперь на работу. В дверях школы сталкиваюсь с Басом.

– Привет, ты домой уже? – пожимаю ему руку, пару раз хлопнув по плечу.

– Да, у меня свидание, – расплывается в довольной улыбке.

– С кем?

– С Тиллем.

– Ого, ты же говорил, что не ляжешь с ним за все богатства мира? – усмехаюсь.

– А я не ложиться иду, а на свидание! – делает ударение на последнем слове и еле сдерживает смех.

– Ну-ну, – скептически ухмыляюсь, глядя на эту довольную физиономию.

– Ну, ладно-ладно, – сдается, наконец, Басти. – Я тогда злился, чего не ляпнешь с горяча.

– Ну, молодец, у меня сегодня тоже… свидание, – отхожу от двери, выпуская девчушку, сразу убежавшую в сторону дороги.

– С Биллом? – спрашивает Бас. – А что такой невеселый? Поссорились опять?

– Да нет, не с Биллом.

– Неужели с тем, о ком я подумал?

– Угу, – вздыхаю. Как-то мученически вышло.

– Разбей ему физиономию и спусти с лестницы, самое лучшее свидание, которое он заслужил.

– Разберусь. Ладно, иди, а то опоздаю сейчас, удачно вам полежать, а «дружкам» постоять, – усмехаюсь и открываю дверь школы.

– Спасибо огромное, – изображает что-то вроде благодарственного поклона. – Ты после встречи сразу позвони, – говорит Бас, уже удаляясь. – Хотя, нет, можешь момент испортить какой-нибудь приятный, я тебе сам позвоню.

– Только не в пять утра, – выкрикиваю, заходя внутрь.

– Это уж как получится, – отвечает Бастиан и, отсалютовав, скрывается за углом. Закрываю за собой дверь и иду к себе в зал.

 

 

Занятия прошли незаметно, полностью погрузив меня в процесс подготовки и репетиции завтрашнего выступления.

Сажусь в машину, и меня сразу окутывает знакомый аромат. Его парфюм, его запах. Вдыхаю, прикрыв глаза и представив его мордашку, почему-то именно недовольную. Прокручиваю в голове его гневные вспышки, которые сейчас не вызывают ничего кроме улыбки, его непосредственную улыбку, искрящие юношеским задором, глаза. Кидаю взгляд на соседнее сиденье, где несколько часов назад сидел он, вздыхаю и, заведя мотор, отъезжаю со стоянки. Всю дорогу думаю о своем нервном растрёпе. Нет, ошибочка, он не мой. Но сейчас это никакого значения не имеет, сейчас он дарит себя мне, а никому либо еще. И как бы он не пытался воспринимать наш секс, только как физическое удовольствие, я же вижу, что он вкладывает в него намного больше. Обмануть можно словами, обмануть и себя и остальных, но поведение в, неконтролируемые разумом, моменты обмануть не может. Какой он горячий и легко возбудимый, каким в такие моменты становится взгляд – полным желания, необузданной страсти, предвкушения чего-то неизвестного, и все это вперемешку с, влезающим помимо его воли, смущением, и все это без намека на игры, искренне, открыто, непосредственно, так, как должно быть, так естественно. Как он обнимал меня тогда, как бесконтрольно выдыхал мое имя, выплескивая вместе с ним столько всего, что мурашки бежали по телу. Как он жался ко мне, стараясь прильнуть всем телом, каждой клеточкой, так доверчиво, с такой самоотдачей, так горячо и влажно. Чувствую, что начинаю заводиться, глубоко вдыхаю и медленно выдыхаю, надо переключаться, подумать хотя бы о предстоящей встрече. Как ни странно, ни одной мысли о ней после встречи с Биллом не промелькнуло, не считая введения в курс дела Баса.

 

Дома я направился в кухню. До девяти еще целый час, надо поесть, потом будет явно не до этого. Разогреваю запеканку и принимаюсь за еду. Ойген… видел его фото в интернете недавно, специально залезал посмотреть. Он все такой же красивый, соблазнительный, с глазами, глядящими в душу, да, этого у него не отнять. Он наполовину немец, наполовину индиец и эта смесь очень положительно влияет на его внешность. Все недоумевают, зачем мне с ним встречаться, а я хочу услышать, хочу понять. Сейчас это уже не имеет значения, но это осталось непонятым, и поэтому до сих пор во мне живет. Ведь то, как он исчез из моей жизни, молча, не сказав ни слова, это было совсем на него непохоже. Он всегда был за то, чтобы обговаривать все имеющиеся проблемы, молчание было тем, что он отвергал. Поэтому то, что произошло, было более чем странно, и я уверен, что у него есть этому объяснение.

 

 

Звонок раздался пол десятого. Все же почувствовав легкое волнение, открываю дверь. Ойген Крауман. Как всегда неотразим. Белая рубашка с нарочито небрежно расстегнутыми верхними пуговицами и закатанными до локтей рукавами, галстук под ней, надетый на голое тело и так же небрежно ослабленный, дизайнерские джинсы – идеален. Отхожу в сторону, приглашая гостя в прихожую. Закрываю за ним дверь.

– Ну, здравствуй, малыш, – все тот же спокойный, выдающий непоколебимую уверенность своего обладателя, голос и все тот же всегда оценивающий взгляд.

– Привет, – мой ответ прозвучал суше. Замечаю в его руке бутылку вина. Он приподнимает ее, проследив за моим взглядом.

– За встречу, – объясняет ее присутствие.

– Проходи, – киваю в направлении комнаты, и мы идем туда.

– Хорошо у тебя, – подытоживает Ойген после осмотра места моего обитания и выглядывает в окно. – И дворик милый.

– Мне тоже нравится, но давай сразу к делу, – говорю я. Все эти его замечания и оценки мне сейчас интересны меньше всего. Он поворачивается ко мне, подходит к столику возле дивана, ставит на него бутылку и садится. С минуту просто смотрим друг на друга.

– О каком деле речь? – начинает Ойген. – Надо вернуться в прошлое, да?

Ничего не отвечаю, прохожу и сажусь в кресло.

– Давай начнем с твоего вопроса, – предлагает он. – Что не дает покоя больше всего?

– Почему? – после небольшой паузы говорю я. – Почему ты не поговорил со мной? Почему просто ушел, молча? – озвучиваю самый главный вопрос, единственный, на который я так и не нашел ответа, перебирая всевозможные варианты. Ойген не отводит от меня взгляда, постоянно разглядывая и даже любуясь, я знаю этот взгляд. Он снова молчит, видимо, обдумывая ответ.

– Потому что иначе ты бы не смог меня отпустить, и я не смог бы тебя оставить, – наконец, говорит он. Смотрю на него, пытаясь понять, что он имеет в виду.

– Жестоко, – продолжает Ойген, отведя, наконец, взгляд от меня и посмотрев на свои руки, сцепленные замочком. – Это было жестоко, знаю и тогда знал… но я тогда считал это самым верным решением. Если б я пришел тогда к тебе с объяснениями и извинениями ты бы простил… простил и не отпустил, и я не смог бы уйти, а это надо было сделать. Нам было необходимо разойтись по своим дорогам, отдельным друг от друга. Меня не раз посещала эта мысль до того случая в раздевалке на чемпионате, и в тот день я подумал, что это знак, толчок, чтоб это, наконец, сделать. Я с тем парнем только раз переспал, и тогда в раздевалке я наткнулся на него случайно, он был так расстроен, и я начал его утешать… я говорил не то, что думал, просто нес весь тот бред, чтоб его успокоить. Ты услышал ложь, пустые слова, но для тебя они тогда были… я все понимал, Томми, я осознавал, как больно резанул по тебе, – Ойген вздохнул и потер переносицу. – Но тогда я подумал, что именно это и поможет нам сжечь мосты.

– Но зачем? – негодую я. – Почему расстаться? Почему ты так этого хотел? Ведь все было нормально.

– Нормально? Том, как бы ты назвал наши отношения? – он посмотрел на меня. Я задумался и, кажется, отдаленно начал понимать, о чем он говорит, но промолчал.

– Безумие, – ответил за меня Ойген. – Сумасшествие. Мы были одержимы, малыш, мы начинали забивать на мечты, на близких людей, вообще на жизнь. Вспомни, что ты говорил о танцах, ты начинал заикаться о том, что и они тебе нафиг не нужны, если есть я. И я начинал подумывать отказаться от шанса и не ехать в штаты. Это даже отношениями было не назвать, это была стихия, которая рано или поздно смела бы все, что нас окружало, а потом и нас самих. Чувства, отношения должны помогать людям жить, стремиться, ставить цели и добиваться их, переживая все это вместе. Мы же держали друг друга так сильно, что шли ко дну, топя друг друга. Нам необходимо было оторваться друг от друга, и тот случай помог нам это сделать. Я знаю, каково тебе было, я наблюдал за тобой, и не думай, что мне было намного легче. Мы оба горели в этом огне, я знал, что ты впал тогда в глубокую депрессию, но я в тебя верил, я всегда в тебя верил, ты самый сильный человек из всех, кого я знаю. Но я все равно следил, я бы не дал тебе утонуть совсем, я был готов вытащить, но ты выкарабкался сам, как я и думал.

– Значит, это все же был ты? Звонил и молчал, я знал, что это ты, – влезаю в его монолог.

– Я хотел знать, что ты в порядке, физически.

– Боялся, вскрою вены?

– Мысли проскальзывали, но ты бы этого не сделал, я верил. Том оглянись назад и посмотри на сегодняшний день. Скажи, я был не прав? Я сделал неправильный выбор?

– Ты выбрал слишком кардинальный способ расстаться… слишком.

– Я знаю, прости меня за ту боль, я знаю, что она была… черт, Том ты же знаешь, что я не меньше твоего был одержим тобой, – Ойген встал с дивана и подошел к окну. Нас обоих этот разговор слегка вывел из равновесия. – Думаешь, я это все перенес спокойно? Но скажи мне, если б я не заставил тебя возненавидеть себя, ты отпустил бы? – он подошел ко мне и присел на корточки передо мной, смотря мне в глаза. Внутри все как-то заходило ходуном.

– Но почему ты не пришел потом? Раньше? Почему это все ты говоришь мне только сейчас, спустя шесть лет? – голос непроизвольно повышается.

– Томми, – он берет мою руку и утыкается мне в ладонь. – Думаешь, я не способен бояться?

Высвобождаю руку.

– Да и не был я уверен, что это нужно теперь, – снова смотрит на меня. Бл*дь, я как будто в прошлое попал, он совсем не изменился, только стал взрослей, еще мужественней, но глаза, жесты, руки, прикосновения. Я встал с кресла, молча открыл бар, достал бокалы и открыл, принесенную им, бутылку. Так же молча налил себе и залпом выпил. Вино оказалось довольно крепким. Я отошел к окну и, уставившись на улицу, просто осмысливал все услышанное. Не знаю, сколько времени я так простоял, но Ойген не мешал, ничего не говорил, сидя в кресле, в котором сидел я и наблюдал за мной.

– Все еще меня ненавидишь? – наконец, он все же выдернул меня из мыслей.

– Нет, уже перегорело, – поворачиваюсь к нему. Да, перегорело… как и все остальное, смотрю на него и понимаю, что он лишь часть прошлого, очень весомая часть, задевающая что-то внутри, и все обиды уже ничего не значат, все это уже пережито. А после его объяснений мне стало легче, намного. Ведь все чего мне не хватало это оправдания его, я хотел понять его поступок, очень хотел услышать, что он так поступил не из-за полного безразличия ко мне. Я узнал все, что хотел и я удовлетворен его объяснением, ни на долю секунды не сомневаюсь в его правдивости.

– Я рад, – говорит Ойген, и, встав, подходит ко мне. – На днях видел твою маму, она меня до сих пор ненавидит, – грустно усмехается.

– Не преувеличивай.

– Я не преувеличиваю, я ее враг номер один с того момента, когда она нас застукала, ведь она до сих пор уверена, что это я сделал тебя таким, что склонил к этому, а без меня ты был бы нормальным. Потом та твоя депрессия, несложно было догадаться, кто в ней был виноват.

– Я поговорю с ней, – да, мама такая, убеждена, что гомосексуализм это что-то наживное, сознательно выбранное.

– Да не стоит, вряд ли это что-то изменит. С ее ненавистью я уж как-нибудь справлюсь, а вот твоя больно давит.

– Я не ненавижу тебя. Наверное, никогда этого и не было, я просто был зол, очень, но я верил, что тебе нужен. Всегда. И тогда, когда ты спал с другими, и тогда, когда исчез, не сказав ни слова, какая-то часть меня всегда знала, что я для тебя не пустое место.

– Спал с другими, – Ойген вздыхает и вдруг резко притягивает меня к себе, крепко сжав в объятиях. – Это было не так часто, как тебе казалось, и если меня спросят, почему я это делал, я не отвечу… я не знаю, просто очередная огромная глупость. Ты был мне нужен, ты это чувствовал, не мог не чувствовать. Мы оба были зависимы, – тихо говорит он, не выпуская меня из рук. Немного помешкав, тоже обнимаю его.

– Ты всегда останешься для меня моим маленьким Томми, которого я совратил, – так же тихо усмехается. – Хоть передо мной уже и не тот малыш, но для меня… Томми, скажи, – он отстраняется и смотрит мне в глаза. – Скажи, ты считаешь, что я ошибся? Считаешь, я не должен был так поступать?

– Я не знаю, Ойген. Зачем теперь это выяснять, ничего не вернешь и не исправишь. Судя по всему, та закалка нам обоим пошла на пользу, так что наверно не стоит ни о чем жалеть. Какой смысл теперь.

– Я жалею только о том периоде после разрыва, когда было мучительно сложно, но все, что было у нас… я не жалею ни о чем, три года эйфории, выжигающего все на своем пути сумасшествия, – он улыбается. – Мы плевали на все и на всех, мы были хозяевами этого гребаного мира и я могу только поблагодарить тебя за это. А ты? Жалеешь?

– Нет, – я тоже не сдерживаю улыбки, зарядившись его воспоминаниями, на мгновение вернувшись в то время, почувствовав своего Ойгена, не того, что сделал больно, а того, кто подарил столько счастливых дней. – Ни о чем не жалею.

– Спасибо, – говорит он, вдруг став серьезным.

– И тебе, – в тон ему говорю я.

– Хоть я тебе и никто, но меня, черт возьми, распирает от гордости, – Ойген опять улыбается и хлопает меня по плечу, оставив руку на нем.

– Что значит никто?! Ты мой совратитель, – из нас обоих вырывается смешок. – Ты всегда останешься моим первым сумасшествием, это не мало.

– Ты не создан для пассивной роли, – Ойген убирает руку с моего плеча, предварительно сжав его. – Я знал, что рано или поздно твоя внутренняя сила заявит о себе. Ты не вероятен, парень. Я видел тебя на этих твоих тусовках, не подходил, но наблюдал. И насчет фильма, я хочу, чтоб ты знал, я действительно считаю, что лучше тебя эту роль никто не сыграет. Может, конечно, такие и есть, но я их не знаю. Может, это, конечно, и попытка искупить вину за то, что заставил так страдать тогда, решив все за нас обоих. Может, я и не имел права на это, но главная причина этого приглашения в том, что для меня ты всегда был и остаешься лучшим, и я правда хочу, чтоб в этом моем фильме сыграл именно ты.

– У меня есть время подумать?

– Два дня.

– Я подумаю, – отхожу от него, беру бутылку и наполняю бокалы. – Ну, что, теперь, думаю, можно и за встречу, – поднимаю бокалы, протягивая один Ойгену. Он берет его из моих рук, и мы оба улыбаемся, почувствовав невероятное облегчение, он, от скинутой с себя, тяжести невысказанных слов, а я, от тяжести сомнений и ожидания этих самых слов.

 

Остаток вечера мы проговорили о настоящем. В основном о карьерных достижениях друг друга и о случаях, опять же, связанных с работой. Личной жизни мы не касались, как-то интуитивно чувствуя, что эти темы затрагивать не стоит. По какой причине? Не знаю, просто свою личную жизнь я обсуждать с ним не хотел и, думаю, он тоже не горел желанием поведать мне о своих теперешних похождениях. Не знаю, сколько прошло времени за этими разговорами, но, когда мы прикончили-таки бутылку вина, Ойген, взяв с меня слово, хорошенько обдумать его предложение, ушел. После его ухода я просидел на балконе, наверное, минут тридцать, укладывая все в голове, прокручивая прошедшую встречу заново, и пришел к выводу, что теперь я действительно чувствую себя свободным. Что все чувства и эмоции, как положительные, так и отрицательные стали воспоминанием, не больше. Единственное, что еще жило во мне, что не позволяло отпустить прошлое до конца – это непонимание и желание понять. Теперь же мне так легко. Ойген… я просидел с ним несколько часов и ничего из того, что когда-то к нему испытывал, даже не намекнуло о своем присутствии. Только осознание того, что этот человек не мимо проходил, а сыграл очень важную роль в моей жизни, именно сыграл, в прошедшем времени. Он давно сошел с моей сцены, и теперь на ней совсем другие люди. Кстати, о людях, сколько времени? Вряд ли еще нет двенадцати. Ухожу с балкона и иду на поиски мобильного. Куда я свои часы дел? Черт. Вот, кто сейчас для меня что-то значит! Просто мысль о нем вызывает намного больше эмоций, чем три часа рядом с Ойгеном. Нахожу телефон в спальне, так и есть, на дисплее пол первого. Даже заскулить захотелось. Он уже не ждет. Валюсь спиной на кровать. Черт, надо было сказать, чтоб ждал до часу. Хочу его сейчас сюда, бл*дь, очень хочу. Поднимаю руку, в которой зажат телефон, смотрю на дисплей, листая список контактов, останавливаюсь на имени «Растрёпа» и улыбаюсь, почему-то в тот момент мне даже не пришло в голову напечатать «Билл». Просто пялюсь на его номер. Может, позвонить? Всего пол часа ведь прошло, наверняка не спит еще. Ну да, даже если не спит, он что, сорвется из дома посреди ночи? Вообще-то он живет с родителями, не думаю, что они поймут такие порывы сына. Вдруг телефон «оживает» от входящего вызова, что заставляет меня вздрогнуть и чуть не выронить трубку от неожиданности. Смотрю на дисплей, и проскальзывает мысль, что я схожу с ума и начинаю страдать галлюцинациями, в экране светится то самое имя, на которое я минуты две уже тупо глазею, а слух приятно возбуждает мелодия, поставленная именно на звонки от Билла. Нажимаю кнопку принятия вызова и сажусь на кровати.

– Билл?

– Том, прости, я не должен звонить, знаю, я просто…

– Ты где? – перебиваю его сбивчиво-нервный монолог.

– У Карстена, – как-то растерянно отвечает он, не ожидал такого вопроса.

– У какого еще Карстена? – напрягаюсь.

– Ну, у брата, я надеялся, что ты позвонишь и, чтоб можно было уйти спокойно… дома же родители, не отпустить могли, – объясняет Билл, и я выдыхаю. – Он еще у тебя, да? Прости, что мешаю, просто хотел…

– Ты не мешаешь, он уже ушел, – снова перебиваю эту тараторку. – Карстен далеко живет? В смысле от меня.

– Какая разница? – чуть не кричит в трубку, воодушевившись. – К тебе можно, да? Почему не позвонил? – снижает громкость голоса, засомневавшись. – Ты не хотел? Хочешь спать?

– Еще как хотел, но думал, ты уже сам спишь, – расплываюсь в улыбке, услышав, что-то вроде взвизга на том конце провода.

– Тогда я приеду? – спрашивает источник этого самого взвизга.

– Приезжай, только на такси, понял, никаких частников, – говорю серьезно и даже строго.

– Слушаюсь, – смеется Билл. – Жди меня, – он отключается, а я валюсь обратно на спину с глупейшей улыбкой на лице. Умничка моя, вот так, Листман, он оказался смелее, взял и позвонил, бл*дь, теряю форму. Усмехаюсь собственным мыслям и встаю с кровати готовиться к приему дорогого гостя. Убираю пустую бутылку, бокалы и все, что указывает на то, что здесь недавно был Ойген.

Билл приехал через пятнадцать минут. Запускаю его в квартиру, закрываю дверь и смотрю на него. Нескольких секунд мне хватило, чтоб, не удержавшись, припечатать его к двери и ворваться в его рот требовательным поцелуем. В первые секунды Билл теряется и смотрит на меня, никак не реагируя. Да, малыш, я хотел тебя видеть, чувствуешь, как хотел?! Уменьшаю напористость, и поцелуй становится мягким и чувственным. Билл, наконец-то, приходит в себя и, улыбнувшись сквозь поцелуй, начинает отвечать, обвив руками мою шею. Неистово вылизываю его теплый ротик, играю с юрким язычком, все сильней вдавливаю Билла в дверь, прижимаясь к нему, ощущая его худую фигурку, и по всему телу разливается горячая истома, скапливаясь в характерном для нее месте, от чего в паху начинает приятно тянуть. Разрываю поцелуй и, мы оба расплываемся в улыбках.

– Давно он ушел? – полушепотом спрашивает Билл, видно, голос у него подсел.

– Не помню, пол часа назад, может, чуть больше, – отвечаю так же тихо, опершись руками по бокам от его лица, не отстраняясь далеко и обдавая его губы своим дыханием.

– Поговорили? – Билл облизывает пересыхающие губы.

– Да, – наблюдаю за кончиком его языка, скользнувшим по губам.

– И как?

– Все нормально, он объяснил, я выслушал, и разошлись, – перевожу взгляд и смотрю ему в глаза.

– А роль? – его руки до сих пор лежат на моих плечах, обнимая. Чувствую, как он перебирает сзади мои косички, приятно щекоча шею.

– Я ничего не ответил пока, может, сменим тему на более приятную? – предлагаю я, пошловато улыбнувшись.

– На какую это? – тоже улыбается.

– Ну, например, на тему долгов, – отвечаю, лизнув-таки его губы. – Не люблю быть должником, поэтому хочу побыстрей с тобой рассчитаться.

– Прямо сейчас?

– Если ты не против, – убираю руки от двери и притягиваю Билла к себе, приобняв за талию.

– Конечно, не против, – снова расплывается в улыбке.

– Тогда пойдем, – коротко целую его и тяну к ванной, снимая с него куртку. Он быстро стаскивает кеды и податливо перебирает ногами вслед за мной. Завожу его в ванную.

– Раздевайся, – говорю я и отворачиваюсь включить душ и настроить температуру воды. Повернувшись назад, обнаруживаю Билла в одних боксерах, постоянно подгибающего пальцы на ногах – волнуется.

– Ты будешь принимать душ в трусах? – подхожу к нему вплотную. – Или ты их для меня оставил? – целую его в нос, подхватываю большими пальцами его боксеры и, присев перед ним, стаскиваю их вниз. Пару секунд смотрю на то, что оказалось на уровне моего лица и прикасаюсь губами к еще мягкому, небольшому члену, от чего Билл вздрагивает, и начинает рвано дышать. Отстраняюсь и смотрю на него, улыбаясь, он сразу отводит взгляд, направленный до этого на меня.

– Вышагивай, – говорю я, и Билл тут же, даже быстрей, чем следует, вышагивает из боксеров. Встаю и стягиваю с себя футболку.

– Ты глаза опять под душем смывать будешь или сразу? – киваю на раковину.

– Лучше сразу.

– Ну, давай, – пропускаю его к раковине, оказавшись сзади. Снимаю свои джинсы вместе с боксерами и, откинув их в сторону, поворачиваюсь к Биллу. Перед глазами просто уносящая картина. Стоит перед раковиной, чуть склонившись над ней, абсолютно голый. Взгляд, пробежавшись по всему его телу, прилипает к маленькой манящей попке, к которой так и тянет прикоснуться, погладить, пощупать, помять, раздвинуть… бл*дь, подхожу к нему и прижимаюсь пахом аккурат к его чуть выставленной вперед попе, скользнув рукой к нему на живот. Член, оказавшись меж двух половинок, мгновенно реагирует. Билл замирает.

– Долго еще? – шепчу я на выдохе.

– Еще чуть-чуть, – выпаливает Билл. – Том, – пытается отстраниться, но я сильней притягиваю его к себе. – Ну, Том… дай я до конца… смою, – дыхание у него совсем сбилось, а моя рука, спустившись с его живота чуть ниже, обнаруживает его, рвущееся в бой, возбуждение.

– Домывай, я мешаю? – задаю наивный вопрос, поглаживая пальцами головку.

– Тооом, – это было похоже на стон, мне понравилось. Билл выпрямляется. – Все, – выдыхает еле слышно.

– Отлично, – затаскиваю его в кабинку под теплые струи воды и, придавив к стенке, начинаю целовать. Сминаю его ягодицы руками. Билл так же страстно отвечает на поцелуй, тихо постанывая мне в рот. Скользит руками по моей спине и плечам, иногда сжимая пальцы и впиваясь ими в меня. Нащупываю гель для душа, разрываю поцелуй и выдавливаю ароматную субстанцию в руку. Растираю, вызывая пену, и начинаю размазывать ее по груди Билла, спускаюсь вниз, скользя по животу и наслаждаясь ощущением сокращающихся под моими руками мышц и чуть подрагивающего горячего тела. Билл собирает с себя скопление пены и принимается за меня. Когда мы оба оказываемся намыленными друг другом, наше дыхание раздается по всей ванной комнате, перебивая даже шум воды. По крайней мере, его я слышу гораздо лучше.

– Сегодня будем использовать слоника? – шепчу Биллу на ухо, поглаживая его член рукой.

– Нет, – уже задыхаясь от возбуждения, отвечает Билл. – Хочу, чтоб… ты сам… чего-нибудь сделал, – подставляет разрумянившееся лицо под воду и ловит ртом струйки.

– Ну, тогда за мной, – говорю я, открываю душевую кабинку и выхожу. Билл непонимающе смотрит на меня, оставшись под душем.

– Давай-давай, выходи, – беру его за руку и вытягиваю из кабинки. Сдергиваю полотенце, закутываю Билла в него, именно закутываю, так как оно своими размерами больше напоминает одеяло, быстро промакиваю на себе воду и, обняв это, завернутое, растерянно-смотрящее на меня, мокрое и все еще неудовлетворенное, создание, иду в спальню. Собственное возбуждение сейчас не дает о себе забыть сильным напряжением в паху, но в ближайшее время мне предстоит стойко его перетерпеть. Войдя в спальню, я беру полотенце и откидываю его в сторону.

– Забирайся и ложись на живот, – полушепотом говорю Биллу на ухо и подталкиваю его к кровати.

– Зачем? – пугается он, повернув ко мне голову. – Том, мне же еще нельзя.

– Не бойся, больно не будет, – аккуратно заталкиваю его на кровать. – Будет приятно, – улыбаюсь. – Давай, ложись.

Билл, посомневавшись еще несколько секунд, двигается к подушкам и переворачивается на живот. Накрываю его собой, отодвигаю его волосы с шеи и покрываю ее поцелуями.

– Я не собираюсь в тебя входить, не бойся, – шепчу ему на ухо и прихватываю губами мочку. – Ты ведь мне веришь?

Быстро кивает пару раз.

– Тогда расслабься, – выдыхаю, обдав его ухо дыханием, и начинаю прокладывать мокрую от коротких, но частых поцелуев, дорожку вниз вдоль позвоночника. Дойдя до поясницы, развожу его ноги в стороны и удобней устраиваюсь, ложась между ними. Глажу его бока, пересчитывая едва ощутимые ребра, и меняю поцелуи на язык. Просто веду им вниз от поясницы, целую копчик и, переместив руки на попу, поглаживаю, слегка сминая его ягодицы. Слышу, как шумно и порывисто задышал Билл, иногда выдавая хриплые выдохи, уже грозящие превратиться в стоны. Его тело, как и мое, покрывается испариной, а температура, кажется, начала повышаться и в комнате. Засасываю кожу на одной из половинок его попки, тут же провожу по этому месту рукой. Пару минут наслаждаюсь этой частью его тела, дорвавшись, наконец, до нее. Когда Билл уже начинает ерзать, пытаясь потереться своим возбуждением о кровать, достаю одну из подушек и подкладываю ее ему под живот, чуть ближе к грудной клетке. Раздвигаю ягодицы и веду языком от копчика вниз к манящему отверстию. Билл напрягается, но, почувствовав, неглубоко скользнувший в отверстие, кончик языка, громко со сдавленным стоном выдыхает, а ягодицы начинают мелко подрагивать под моими руками. Вожу кончиком языка по кольцу мышц вокруг ануса, периодически слегка углубляясь внутрь пульсирующей, горячей дырочки. Билл, тихо постанывая в начале, стонет уже довольно громко, разрывая мой мозг и мой член одновременно. Когда он снова начинает ерзать, выгибать спину и приподнимать бедра мне навстречу, просовываю руку под него и обхватываю его почти каменный уже член. Проведя по нему пару раз, убираю руку и подползаю к Биллу, снова накрывая его своим телом. Член упирается в его попу, и я чувствую, что готов кончить уже прямо сейчас.

– Тебе нравится? – шепчу ему в ухо, прекрасно зная ответ. Билл снова несколько раз кивает, тяжело дыша.

– Хочешь, чтобы я продолжил?

Те же кивки головой.

– Скажи мне об этом.

– Тооом, – полускулеж полустон.

– Что? – хочу услышать это от него.

– Продолжи, – выдавливает Билл после небольшой паузы.

– Продолжи что? – давай, малыш, не робей так передо мной. Спускаю руку вниз и поглаживаю его попу. Билл все еще слегка выгибается в пояснице и пытается тереться членом о кровать, что из-за подушки под ним делать не очень комфортно.

– Ну, Тооооом, ну, пожалуйста.

Убираю мокрую прядку с его лица и целую в уголок губ.

– Скажи мне, – шепчу.

– Полижи, – стонет Билл, все же не выдерживая, сводящего его с ума, неудовлетворенного возбуждения. – Полижи там еще.

Мозг взрывается от этого его срывающегося стона. Целую его в губы и спускаюсь вниз. Снова вылизываю его попку, но член не трогаю. Билл уже просто заходится в хрипах и стонах подаваясь мне навстречу, берет своей рукой член и начинает себе дрочить, не выдерживая напряжения. Мягко беру его за запястье и отвожу руку в сторону, он начинает поскуливать, уткнувшись в подушку. Я останавливаюсь.

– Билл… – дыхания не хватает, я сам уже на грани от его перевозбужденного вида и звуков им издаваемых. – Кто были те парни у школы? – выпаливаю на одном выдохе. – Что они хотели?

Билл протяжно то ли стонет, то ли воет в подушку в знак протеста.

– Пока не скажешь… я не продолжу, – я хочу это знать, если это так не важно, как он говорил, почему не сказать мне?

– Тоооооооом, – пытается высвободить свою руку, которую я продолжаю удерживать.

– Билли ответь.

– Я де… делаю им задания.

– Какие задания?

– По географии… у меня хорошо выходит… вот они и… просят… он спрашивал, не забыл ли я…

– Почему ты это делаешь? Они заставляют?

– Том… ты их видел? Как ты думаешь, я могу отказаться? – злится, но другие ощущения это перебивают, и ворчание срывается на стон.

– Они угрожали? Они тебя били?

Опять воет в подушку – не хочет отвечать, но терпеть сил нет.

– Было… давно уже.

– А потом ты им не перечил, и они не трогали? – полувопрос полуутверждение. Билл кивает.

– Ну, Тооом.

– Как его зовут? Главного?

– Зачем тебе?

– Говори.

– Зак Шифлер.

Фиксирую имя в голове. Выпускаю руку Билла, но трогать себя не даю. Сам беру его член и начинаю резко двигать рукой, плотно сомкнув пальцы. Ныряю языком в изнемогающую дырочку и Билл, содрогнувшись всем телом и громко протяжно простонав, кончает мне в руку, тут же обмякнув. Провожу пару раз по своему члену, чувствуя, что этого мне сейчас хватит, и изливаюсь, закусив губу и зажмурившись, так как в глазах все равно потемнело. Подползаю к подушкам и ложусь рядом с Биллом. Он, не двигаясь, лежит, распластавшись на пол-кровати.

– Живой? – осведомляюсь я, успокаивая дыхание. Билл кивает и поворачивается ко мне, вынув из-под себя подушку. Прижимается все еще немного дрожащим телом ко мне, отодвинувшись от сырого места на кровати. Натягиваю одеяло на нас обоих, обнимаю его и, услышав его мерное сопение, очень скоро вырубаюсь.

Предыдущая часть
Продолжение