Название: Нет повести печальнее на свете...
Автор: Бельчонок Шуша
Бета: Smile of Cheshire
Персонажи: Том/Билл, Билл/ОЖП, Том/ОЖП
Рейтинг: NC-17
Жанр: Romance, POV, AU, Drama, Angst
Категория: Slash, Het
Размер: Миди
Статус: Закончен
Предупреждения: однополые отношения, мат
Размещение: только с разрешения автора
От автора: Весной этого года, а именно 21 мая, случилось чудо, и к нам в Омск приехала русская постановка всемирно известного французского мюзикла «Ромео и Джульетта». Этот мюзикл произвел на меня до того сильное впечатление, что до сих пор внутри ощущается какая-то дрожь...
Эта история чем-то будет похожа на историю Ромео и Джульетты, но в большинстве своем не будет.
Ибо у меня весь январь забит экзаменами - писать буду медленнее((( Но по главе в неделю обещаю и торжественно клянусь выкладывать)
Гет весьма условный, так что прошу не пугаться) Драма и ангст тоже не очень тяжелые будут)
Краткое содержание: Любовь, преодолевающая все условности.

Глава 7
POV Tom
С нетерпением поглядываю на часы. Восемь часов. Моя «вторая половина» (по лицу сама собой расползлась ироничная ухмылка) опаздывает на сорок минут. Интересно, может, мне приснился этот звонок? Тогда точно будет пора оправляться к психиатру. И так в последнее время с моей психикой происходит что-то не то. Возможно, я просто устал… хотя есть у меня одна причина, которая сейчас на огромной скорости влетела в приватный кабинет ресторана, принадлежащего моего отцу и, подарив мне смущенный взгляд, пробормотала:
- Прости, я немного опоздал...
Я вам говорил, что ненавижу опоздания? Нет? Так вот знайте: я ненавижу опоздания, хотя сам частенько совершаю этот проступок.
Биллу я простил его сразу. Почему? Очередное «почему»… Этот парень заставляет меня идти против принципов, я вижу этому причину, но мне ох как не хочется ее признавать, а тем более произносить, даже про себя. Будем считать, что его внешний вид стоил этих сорока минут: легкий макияж, собранные в низкий хвост волосы, узкие темно-синие брюки и обтягивающая каждую косточку серая водолазка. Вижу его четвертый раз в жизни, и все четыре раза почти идеальный внешний вид, хотя больше всего мне нравилось видеть минимум одежды на этом теле... Но это вполне решаемая проблема.
POV Bill
Черт-черт-черт! Я опаздывал, причем безбожно!
Вылетаю из такси и с некоторой опаской вхожу в огромное здание, в котором располагался ресторан, принадлежавший, не побоюсь этого слова, врагам. Почти Ромео и Джульетта, ей-богу.
Внутри не оказалось ни груд трупов, ни крови, ни цепей, ни даже пыточных устройств. Все вполне мило, правда, оформлено в темных тонах, но что поделать, Черные – они везде такие...
Безукоризненно вежливый швейцар взял мое пальто, а когда услышал фамилию человека, который ожидал меня, стал еще учтивее, хотя мне казалось, что уже больше некуда, и проводил в приватный кабинет. Сделав глубокий вдох, я открыл дверь и вошел вовнутрь:
- Я немного опоздал... - и тут же оборвался, поймав взгляд карих глаз. Их обладатель был просто великолепен – я ни капли не жалел о своем выборе на этот вечер: черные джинсы и светло-сиреневая рубашка с коротким рукавом, обнажающая мускулистые загорелые руки.
- Ну привет, - усмехается он и встает мне на встречу. - Присаживайся, - отодвигает стул напротив и помогает сесть.
- Добрый вечер, - пальцы нервно барабанят по столу, пока мой собеседник возвращается на свое место.
- Голодный?
- Нет, - ответ вырывается быстрее, чем я успеваю подумать.
Фотограф рассмеялся:
- А зачем мы тогда пришли в ресторан? – и снова этот взгляд, пробирающий до мозга костей.
- Ну… - краснею и опускаю взгляд.
- Бери меню, - протягивает тонкую книжечку, обтянутую, естественно, черной кожей. Быстро беру ее, стараясь не касаться своими пальцами его, и прячу взгляд за списком блюд...
***
- Билл, а на кого ты учишься? – румяный от выпитого вина Том, подперев кулаком подбородок, все смотрел и смотрел на меня. Первые минут двадцать я не знал, куда себя деть под этим взглядом, а сейчас ничего, привык. Или это третий бокал вина стер часть барьеров?..
- А как ты думаешь? – отпиваю из бокала и насмешливо приподнимаю бровь.
- Ну... - Том задумался на пару секунд, а потом его лицо буквально просияло, и торжество написалось ну очень крупными буквами. - Ты говорил, что пишешь книги, значит... - театральная пауза, а на моем лице начинает расползаться ехидная улыбка, - скорее всего, на литературном. Так?
- Нет, - глядя на его по-детски обиженное лицо, хотелось смеяться.
- Ну и на кого же тогда?
- На экономиста, - не выдерживаю и начинаю хохотать.
- Серьезно? – брови фотографа взлетают вверх, а глаза наполняются изумлением.
- Совершенно серьезно, - резко успокаиваюсь и откидываюсь на спинку стула: - а что, не похож?
- Да похож, что ты, - как-то слишком быстро отвечает и отводит глаза.
- Врешь, - беззлобно усмехаюсь. Сам знаю, что не похож. Больше всего я тяну на золотую детку богатых родителей, по взмаху наманикюренного пальчика которой те свернут горы, ну или, на крайний случай, на любовника богатого дяденьки или не менее богатой тетеньки... Если бы это было так... Черная дыра в груди начинает разрастаться. Так, Билл, пора срочно менять тему: – А ты где учишься?
Ответом мне прозвучал смешок и отрицательное покачивание головой.
- Нет? Почему? – честно говоря, я немного растерялся после его ответа.
- Потому что я уже отучился свое…
- В смысле? – не очень понимаю, что он имел в виду.
- Билл, мне 26. Я уже закончил все, что мог закончить, - смеется.
- Аааа... - 26, ему 26? Не может быть. Мне казалось, что он мой ровесник, а оно вон как... Хотя он выглядит на свой возраст. - А на кого учился?
- На историка искусств. Да-да, не смейся. Между прочим, очень интересно. Ну и так, по мелочи: курсы по фотографии...
***
- Билл, - теплые руки обхватывают меня за талию и притягивают ближе, а чужие губы с колечком пирсинга в уголке нижней находят мои. Это просто блаженство, хочется прижаться еще ближе, вдавится всем своим телом в его. Плевать, что мы стоим посередине улицы, освещенной тысячей фонарей и вывесок. Плевать, что на нас смотрят не только случайные прохожие, но и все посетители, швейцары, официанты ресторана, из которого мы только вышли.
Целуй меня Том, просто целуй. Да-да, вот так, со всей страстью и отдачей. Я готов сегодня отдать себя тебе.
Но сзади раздается шум подъезжающий машины, Том отрывается от меня и произносит слова, нанося смертельную обиду каждым и внушая недоумение:
- Твое такси, Билл. Тебе пора, - еще раз прижимает к себе, целует и распахивает дверь желтой машины, которую я ненавижу почти до слез.
Я был настолько растерян, что смог только молча кивнуть и, поправив сумку на плече, сесть в машину.
- Прости, Билл, но сегодня большее было бы ошибкой. Я тебе позвоню, - дверь захлопывается.
На автомате произношу адрес и до рези в глазах наблюдаю за фигурой, оставшейся стоять на тротуаре, пока она не исчезает после поворота такси.
С тихим стоном откидываю голову на спинку сиденья.
Как же я тебя ненавижу, Трюмпер, и как я тебе благодарен за то, что ты не дал сделать мне ошибку... Пусть не смертельную, но неприятную...
Удивительно, но дыра внутри уменьшилась: легкая беседа, хорошая еда и вкусное вино, много смеха, улыбок и твои глаза сделали ее чуть меньше, груз ответственности чуть легче, а жизнь чуть проще. Я буду ждать твоего звонка, Том.
POV Tom
Мальчик весь вечер просидел как на иголках: то смеялся, то резко грустнел, то молчал, то болтал без умолку – лишь под конец он немного расслабился. У тебя какие-то проблемы, Билл, о которых ты не хочешь рассказывать. И я надеюсь, что на самом деле они не такие серьезные, какими тебе кажутся.
За твоими милыми улыбками и наивными гримасками крылось одно желание, и его не трудно было угадать. Я понял это на 10 минуте разговора, а после произошедшего на улице окончательно убедился в своих догадках.
Прости, Билли, но я не хочу начинать наши отношения в качестве средства для релаксации, потому что мне от тебя нужно намного больше чем секс... Намного…

Глава 8
POV Bill
- Билли, солнышко, подвезешь меня домой? – я еле удерживаюсь от того, чтобы вздрогнуть, когда слышу этот приторно-мягкий голос над ухом, а тонкие изящные руки обхватывают мою талию.
Натягивая счастливую улыбку, отвлекаюсь от расписания пересдач, которое старательно изучал вот уже двадцать минут, разворачиваюсь к обладательнице губ и голоса и обнимаю ее.
- Элиз, - прижимаю девушку поближе и чмокаю в порозовевшую щеку, потом аккуратно беру своей правой ладонью ее маленькую пухленькую ладошку, от которой пахнет бананом и шоколадом, подношу к губам и чмокаю каждый пальчик, на мгновение задержав губы на безымянном, где даже при таком тусклом свете, как в холле университета в полдевятого вечера, переливается фамильное обручальное кольцо: золото и россыпь мелких рубинов, складывающаяся в символ, обозначающий принадлежность к нашему клану, к семье.
Смотрю в синие глаза и понимаю, что мне так жаль.
- Мне жаль, Элиз, но я не на машине, - рассеянная и чуть виноватая улыбка.
- Да, жаль, - ее личико резко грустнеет, - мама хотела, чтобы ты зашел в гости...
- Я не могу, у меня дела, - осторожно наклоняюсь и чмокаю намазанные каким-то сладко-вазелиновым блеском губки.
- Жаль, - повторяет она и тянется за очередным поцелуем.
- Вызвать такси Вам, о моя прекрасная леди? - время поджимает, пора отправлять ее отсюда, а то она может так стоять часами.
- Нет-нет-нет, - Элизабет улыбнулась, - тогда я поеду с Амелией.
- Ну тогда... пока?
- Пока, - вытягивает из меня еще один поцелуй.
- Пока. Я тебе позвоню, - чмокаю в губы последний раз и отпускаю.
- Я буду ждать, - мягко улыбается и, звонко цокая каблучками, направляется к выходу.
Нет, вы не думайте, Элизабет – она очень хорошая. Милая добрая веселая, нежная, не лезет не в свои дела и не ревнует, вполне симпатичная, сдержанная, знает что, кому, когда и как сказать. Идеальная невеста с печатью «Одобрено» от семьи.
Отец был просто счастлив, когда я объявил, что нашел невесту, а когда он узнал, КОГО я поведу под венец через два месяца, то разве что не хлопал в ладоши. А уж как была счастлива семья Элизабет и она сама... Сияя гордостью, Элиз демонстрировала всем фамильное кольцо и растрезвонила на весь универ, Амстердам, да и весь мир через вездесущий Facebook, что выходит замуж за меня.
Все счастливы, но. Всегда есть всякие «но», которые мешают. И в этот раз это «но» заключалось во мне самом: я не могу понять, почему сейчас еле пересиливал отвращение к этой девушке, которая раньше мне так нравилась, за которой я бегал почти два месяца, уламывая сходить хотя бы в кино, почему сейчас, когда она уже ездит к портнихе, чтобы сшить свадебное платье, ее поцелуи, улыбки, объятия, не говоря уже о сексе, не вызывают ничего, кроме рвотных позывов? Я чувствую себя последней лицемерной мразью, когда дарю ей всю эту фальшь, в которую она так искренне верит и которой так радуется. Мне так жаль Элиз, мне так жаль, что в моем сердце нет места для тебя. Так жаль, что когда я целую тебя, то мне хочется ощущать совсем другие губы, обнимать совсем другое тело, смотреть не в синие, а карие глаза, что во время секса с тобой я еле сдерживаюсь, чтобы не кончить с именем другого человека, которого я представляю на твоем месте, который занимает все мое сердце, все мысли, мечты, чувства и даже немного больше...
Том... Сердце начинает сладко трепыхаться, а в животе порхают бабочки.
Поправляю сумку на плече и направляюсь к выходу. На лице сама собой появляется счастливая улыбка, когда я вижу огромный черный джип у входа. Открываю переднюю дверь и сразу чувствую твой взгляд, прожигающий все тело даже через несколько слоев одежды.
Молча получаю свой традиционный и такой любимый поцелуй в щеку и букет белых роз с обрезанными шипами на колени.
Ты заводишь машину и трогаешься, все почти в звенящей тишине, но она мне так нравится, я почти привык к ней.
Когда ты вот так в первый раз приехал за мной после пар, я старался как мог, чтобы разрядить тишину, трещал без умолку о всякой ерунде, будто блондинка из тупых американских фильмов. Мне казалось, что я что-то делаю не так, что ты то сердишься, то насмехаешься надо мной, что это все какой-то глупый фарс и впопыхах высказал тебе все, что думаю, на что получил в ответ выразительный взгляд и одно предложение: «Разве словами можно сказать больше, чем этим?» и слабое прикосновение губ, несмотря на то, что он за рулем, что мы посреди самой оживленной трассы города и на скорости больше 100 километров в час...
И в тот самый миг я понял, что и правда неважно... А потом еще тысячу раз поблагодарил природу за молчаливость Тома. Он не задавал вопросов, не требовал объяснений, не ругался, не ревновал. Он никогда не здоровался и не прощался по телефону со знакомыми людьми, потому что считал это лишней тратой такого драгоценного времени. Для него было важно совсем другое: касания, взгляды, движения, дыхание и биение сердца, ощущения – он, словно первобытный человек, доверялся чутью и только ему.
Я с нетерпением ждал вечера среды и пятницы, когда он вот так забирал меня с университетского крыльца, одаривал поцелуем в щеку и букетом роз с обрезанными шипами и молча вез куда-то в неизвестном настроении.
Я поражался его фантазии и изобретательности: клубы, рестораны, о которых я раньше не слышал, парки, кинотеатр или загородная площадка для танцев под открытым небом, парк развлечений, крыша высотки в центре Амстердама...
Уже спустя две недели я не мог представить жизни без всего этого, а сейчас, спустя полтора месяца, четко и безошибочно понял, что влюбился, и, кажется, в первый раз по-настоящему, а остальное, даже тот случай, было ерундой... И тем больнее внутри становилось от осознания того, что все это рано или поздно закончится; хотя не рано или поздно, а срок был вполне точен – нам осталось два месяца, уже чуть меньше. На глаза навернулись слезы, и тут же тонкие, но такие сильные пальцы, повернули мое лицо к лицу Тома:
- Ты плачешь? – первая фраза за вечер.
- Нет, - судорожно сглатываю и устремляю взгляд в окно, понимая, что мы остановились. Здание напротив кажется смутно знакомым, точнее, не смутно, – это же та студия Тома, где... снова сглатываю и краснею.
Том просто осторожно касается моих губ своими и выходит. Через полминуты дверь с моей стороны распахивается, и сильная рука помогает мне выбраться из кожаного нутра машины.
Берет меня за руку, как маленького, и ведет за собой. Точно. Студия. Открывает дверь. Щелчок, и знакомое большое помещение озаряется ярким светом. Здесь почти ничего не изменилось: та же комната с кучей дверей по стенам, ведущих неизвестно куда, огромное количество техники и кровать, где мы... где мы... Уши предательски начинают гореть. Только сейчас на ней черное белье. Черный шелк – умопомрачительно дорогая и головосносящая вещь. В ней столько пафоса и штампов, но я так ее люблю.
- Зачем, Том? – поворачиваюсь к своему молчаливому спутнику.
- Чтобы закончить начатое, - тихо произносит он и втягивает меня в свои объятия.
Дальше все походило на какой-то мутный полубред-полусон: лихорадочно срываемая одежда, горячее прерывистое дыхание, сухие, обветренные губы, холод шелка, пальцы и язык повсюду. Горячо. Очень. Отрывистые стоны. Желание, накатывающее волнами. Резкий холод и... вспышка?
Как ужаленный подскакиваю на месте и понимаю, что он меня только что сфотографировал. Растрепанного, голого, возбужденного до предела.
Внутри поднимается волна холодной, режущей своим льдом ярости. Так вот что он хотел закончить? Нет, он определенно псих! Из глаз брызгают слезы. Дрожа всем телом от внезапно накатившегося холода, поднимаюсь с кровати, нахожу на полу свою одежду и начинаю натягивать на себя трясущимися руками.
- Билл, что случилось? – мгновенно оказавшийся рядом Том просто излучал нетерпение.
- Что случилось, Том? Ты спрашиваешь, что случилось? – мой голос тоже дрожит, а к горлу подкатывается комок из всего того, что накопилось за эти полтора месяца. – Я принял твои правила игры! Принял! Меньше разговоров – больше чувств! Я не задавал никаких вопросов тебе! Почти никаких! Я делал все, что ты хотел! А сегодня... сегодня... я думал, что ты меня... что мы... - слезы безостановочно катились по щекам, а он просто молча стоял на коленях и смотрел на меня. - А ты... Ненавижу тебя! – голос срывается на крик, застегиваю молнию толстовки, хватаю сумку и бегом бросаюсь к выходу.
Черная дыра внутри, казалось, заполнила всю мою сущность и стала даже больше по размеру, чем я сам, намного больше...
Трясущейся рукой торможу желтую машину с шашечками, а когда она передо мной останавливается, чувствую, как на талию ложатся горячие ладони и тихий шепот на ухо:
- Прости, Билл. Я не удержался. Нам еще рано…
- Рано? – глаза сужаются от злости. Резко разворачиваюсь к нему лицом и скидываю ладони с себя: - Через полтора месяца рано, Том? – в ответ получаю кивок головой и извиняющийся взгляд. – Ты точно псих, права была Джес. Это конец, Том, - сажусь в машину и, прежде чем захлопнуть дверь, бросаю ему в лицо: - Прощай, Том. Это все было большой ошибкой. Очередной моей самой большой ошибкой...

Глава 9
POV Tom
- Томми, ты подготовил обзор культуры? – слышу голос братца и кривлюсь от его появления, как от зубной боли. Мало того, что он вламывается в мои покои без стука, так и это приторно-сладкое «Томми», словно влюбленная девица.
- Сейчас, - жестом приглашаю его опуститься в кресло, а сам быстро допечатываю последнее предложение в документе и сохраняю. Откидываюсь на спинку стула и киваю брату в знак того, что все готово.
- Кратко расскажешь мне сейчас? – мелкий ерзает попой по креслу. Ну вот откуда в нем столько энергии, что он минуты усидеть на месте не может? – Я потом прочитаю, но мне надо перед Советом общее впечатление составить.
- Да в целом все в норме: как прогнозировали, по тем направлениям и идет. Постепенно сокращаем процент массовой и псевдо-элитарной культуры, уменьшили их общую долю на 0,5 процента. Единственное, что вызывает опасение – кинематограф. Очень сильно загадили его, - морщусь, - там даже на десятую не удалось снизить, но сдвиги все равно есть.
- Спасибо, - брат кивает своим мыслям. – Просто я что-то так нервничаю, это ведь мой первый Совет, ну, в качестве... ты сам понимаешь, да еще и с правом голоса.
Откровенно говоря, я его совсем не понимал. Ну совет и совет, раз в три года проходит, собирается толпа обычно враждующих людей и обсуждают наболевшие и не очень вопросы, каждая сторона готовит отчеты по определенным областям, максимально объективные. Я уже второй раз делал обзор по культуре. Слава Богу, мне, как отказавшемуся от счастья унаследовать место отца, никто права голоса на Совете не давал, и я просто сидел и слушал, слушал, слушал, участвовал во всех протокольных мероприятиях и со спокойной душой уезжал домой, а вот брату, наверное, придется нелегко.
- Все нормально будет. Справишься. Вроде никаких особых проблем не было, - подбираю слова, чтобы хоть что-то ему сказать, хотя на самом деле я очень смутно представлял, что происходит в мире вне искусства. Мне было, откровенно говоря, просто наплевать и все.
- Да нет, - брат соскочил с кресла, - как раз таки что-то случилось. Красные что-то нарыли, причем что-то настолько аховое, что официально запросили право голоса для младшего сына, - он скривился...
- И что? – флегматично пожимаю плечами.
- Тоооом, - в его голосе слышно разочарование, - это нечто глобальное.
- С чего ты взял?
- О боже, - он обреченно стонет и падает в кресло, - ты просто не выносим. Этот мальчик не имеет не то что права голоса, а даже права присутствия на Совете, как и сестра, - тихо добавляет он и сникает.
- Он что... тоже? – в горле появляется комок, а мальчика становится непередаваемо жаль.
- Да, Том, он тоже. Если бы ты не спал на прошлом Совете, а хотя бы слушал, как тебя просил отец, то помнил бы, что младший сын Красных вместе с Анжелой был жертвой этого чертова «педофила», - при упоминании имени сестры сердце пронзила боль и мгновенной вспышкой вернулись тщательно запрятанные воспоминания.
Эта история тогда набатом разнеслась над двумя кланами, шокировав всех. Ее создатель добивался именно этого: шока, огласки и денег.

Двое детей, да-да, именно детей, глав Черного и Красного кланов фактически предали свою семью, что обычно каралось минимум изгнанием, максимум – смертью, причем второй вариант был намного предпочтительнее первого, да и использовался чаще.
Как получилось так, что дети, воспитанные в традициях почитания и верности, смогли решиться на такой чудовищный проступок? Как? Этот вопрос волновал всех, и именно поэтому его вынесли на повестку Совета кланов.
Я никогда не забуду полубезумные, пустые глаза сестры и тонкие пальцы, теребящие край кофты. Они стояли перед двумя кланами, посреди зала, на общем обзоре под звук голоса главы Красных, который совершенно безучастно поведал всю историю, будто и не его заплаканный и бледный сын стоял рядом с Анжелой. Чем больше он рассказывал, тем больше мурашек бежало по моему телу.
32-летний преподаватель актерского мастерства более 3 лет работал на оба клана одновременно, что было просто неслыханно (и вызвало громкий шепот возмущения). За эти три года он сумел совратить несовершеннолетнего сына Красных (хоть убей, не вспомню, как зовут этого мальчишку, помню только, как неестественно горели его щеки и как он упал в обморок в конце, после чего его вынес из зала на руках кто-то из старших членов семьи) и мою совершеннолетнюю, вполне взрослую, самодостаточную и, как казалось, адекватную сестру.
Мужчина спокойно расписал процесс совращения каждого из детей, сопровождая рассказ фото, записями с камер наблюдения, которые шокировали и доводили до тошноты. Затем он объяснил, что преподаватель заснял на фото и видео все, что делал с Анж и этим мальчиком, и что если у кого-то есть желание, то он может предоставить полные материалы для просмотра. Желания ни у кого возникло.
В постели у подопечных он выведывал всю необходимую информацию, но так как мальчик Красных знал мало, потому что был несовершеннолетним и не был допущен к делам клана, то этот мужик, набравшись наглости, просто заявился к главе клана с диском и заявил, что если, мол, уважаемые господа не хотят огласки и позора, то им следует перевести на его счет определенную сумму.
Не знаю, что сделал Красный с сыном после этого разговора, но упорно ходили слухи, что это мальчишка убил этого мужика, а Красные подчистили следы и уничтожили все его информационные запасы и про их честь, и про нашу. После этого наш клан оказался перед ними в неоплатном долгу.
Итоговым решением совета было решено лишить детей права голоса и участия в Совете пожизненно, остальная часть наказания определялась уже внутри кланов.
Я не знаю судьбы мальчишки, но вот наш отец был просто в ярости: он запер Анж в каком-то пансионате для психически нездоровых людей в горах и чуть ли не письменным приказом запретил нам с ней видеться, если мы не хотим такой же участи.
Я думал, что эта история забыта, но, как оказалось, нет...
- Эй, Том, ты чего скис? Давай, бодрее. Ты же вроде сегодня улетаешь? – брат хлопнул меня по плечу.
- Да. У меня есть дела в Лондоне. Обещал пофотографировать одного человека... - и съездить на презентацию одного популярного детского писателя...
***
POV Bill
Ненавижу Лондон. Вечно сырой, вечно туманный, вечно серый, вечно больной... Хочется поскорее оказаться в ярко освещенном номере гостиницы, укутаться в теплое покрывало и не думать ни о чем, ни о чем не вспоминать.
Посильнее запахиваю пальто и чуть ли не бегом преодолеваю расстояния от входа магазина, где проходила презентация книги, до машины. С наслаждением откидываюсь на мягкое сидение, вдыхая запах кожи и постепенно согреваясь.
Эта презентация была самым ярким событием за последний месяц, вырвавшим меня хоть на пару часов из уже привычно меланхолично-депрессивного состояния.
Мне не хватало Тома. Мне его адски не хватало. Когда я просыпался, когда ел, когда сидел на парах, когда читал отчеты экспертов, когда ходил на свидания с Элиз, когда трахал ее, когда пил кофе с друзьями. Мне не хватало Тома. Его молчания, его цветов, его бескультурных звонков и бесцеремонных касаний. Я боялся его, но хотел увидеть. А страх и гордость все же оказались сильнее. Я ни разу не взял трубку и не сел в черную машину. Просто слушал надрывные трели телефона и проходил мимо. Через полторы недели он просто исчез. Чертова гордость! Чертов псих!
Спокойнее, Билл, спокойнее. Вспомни об удачной презентации: сколько счастливых детей, сколько улыбок, сколько энергии – на лице сама собой появилась улыбка. Я даже и не думал, когда писал свой первый в жизни рассказ, что это прочитает хоть кто-то кроме меня... Но нет, вездесущая Джес влезла в мой ноутбук, откопала его там и потом три часа восторженно верещала, что это талант, что это надо печатать, и утащила копию в издательство.
Через год в публикации появилась первая книжка. Я с мстительным удовольствием наблюдал, как на складе пылятся коробки с жалкими тремя тысячами экземпляров, которые почти никто не покупал, подтверждая мою версию относительно провальности этой затеи. Но в один прекрасный день этот мир просто охватила лихорадка: во всех словно вселилась одержимость прочитать мою писанину. Книги стали продаваться, начали печататься дополнительные тиражи, приходили запросы на переводы из издательств других стран, на почту начали писать поклонники, посыпались многочисленные приглашения на всевозможные шоу, презентации, вечеринки, которые я благополучно игнорировал. Единственное светское мероприятие, на котором я появлялся, не считая мероприятий клана, – это мои собственноручно организованные презентации в разных странах для детей и родителей, не более.
В мире литературы за Вильгельмом Каулитцем закрепилась слава нелюдимого фанатика литературы, этакого отшельника, но подобные слухи тиражировались лишь в интернете и среди невежд, а знающие люди только улыбались и хмыкали. У меня просто не хватало времени на все, катастрофически не хватало...
Бросаю взгляд в окно, по которому потоками стекает дождевая вода. Почти пустая дорога – так непривычно. По встречной полосе на огромной скорости промчался черный джип, и в сердце екнуло и тут же снова стало пусто. Это не может быть его машина, Билл. Он остался в Амстердаме…
***
POV Tom
Чертов рейс! Чертова авиакомпания, задерживающая рейсы на 2,5 часа.
С руганью вылетаю из машины, хватаю цветы и несусь в магазин, где по самым достоверным источникам, то бишь интернетовским, должна была проходить презентация Билла.
Влетаю в помещение и озираюсь. Никого и ничего... опоздал... как всегда...

Глава 10
POV Bill
- Не переживай, младший, - Дэн, самый старший брат в нашей семье, хлопает меня по плечу.
- Я и не нервничаю, - добавлю в голос максимум равнодушия, на которое способен.
- Билл, - смеется Дэн, - ну вот кого ты пытаешься обмануть? Все твои гримаски на отлично прокатывают только с отцом и малознакомыми людьми, но я прекрасно вижу твои бегающие глаза и пальцы, вцепившееся в папку с документами, как в спасательный круг. Не бойся, - подходит и обнимает меня за плечи и шепчет на ухо: - Тот Совет уже давно забыт, Билл. Успокойся. Тебе нужен спокойный и холодный разум.
Его объятия успокаивают и дарят то человеческое тепло, которое мне так и необходимо, которого так не хватало последний месяц, несмотря на все ухищрения моих друзей и Элизабет.
Мы так и стояли в обнимку, погруженные каждый в свои мысли. Не знаю, о чем думал брат, но я просто рассматривал огромные деревянные, украшенные резьбой двери и освежал в памяти протокол Совета.
Вот уже больше четырех столетий раз в три года кланы проводили встречи на нейтральной территории. Первые лет 150 они проходили в самых разнообразных городах, но поскольку обеспечение полной безопасности требовало внушительных денежных и временных вложений, был выбран один город, в пригороде которого отстроили целый комплекс зданий для Совета со всей необходимой инфраструктурой. Этот комплекс был настолько хорошо защищен, что логичнее было бы называть его крепостью, а не совещательной резиденцией.
Почему для этой цели бы выбран пригород Лондона, сейчас сказать трудно. Видно, на то были веские причины.
Но что-то я отошел от темы, я же хотел рассказать вам про то, как проходит мероприятие.
Примерно за сутки до начала Совета начинают съезжаться со всех концов мира представители кланов. Не все, конечно, а только те, у кого есть привелегия под названием «Право присутствия на Совете». В среднем получается около 500 человек с каждой стороны: главы кланов и совершеннолетние члены их семьи, видные ученые во всех областях и люди, приближенные к сильным мира сего. Все они размещаются на территории жилого комплекса, состоящего из двух пятизвездочных отелей, двух стоянок, небольшого аэродрома, компьютерного центра и, конечно же, огромного здания для совещаний. Первый день начинается с открытия Совета и пленарного заседания, на котором ставятся основные вопросы, требующие обсуждения.
Вот и сейчас мы стояли и ждали, пока закончится утомительная процедура сбора, приветствия и получения благословения от глав кланов – пережитки средневекового прошлого, от чего мы так и не смогли избавиться.
В зале, напоминающем новую университетскую аудиторию, в первом ряду расположились мой отец и глава Черных. Каждый входящий в зал, в который вело два входа: один для черных, другой - для нас, преклонял колени, приветствовал их и приносил клятву, получая взамен устное благословление и разрешение пройти на свое место.
Первыми в зал входили наименее значимые люди, которые занимали последние ряды, последними - семьи глав с личной охраной. Этот атрибут всегда заставлял меня кривиться. Все здесь настолько хорошо охранялось, что личные охранники были не более чем показухой, но того требовал все тот же дурацкий протокол.
Рука Дэна исчезла с моих плеч, и он подарил мне на прощание слова, от которых стало тепло-тепло:
- Удачи тебе, Билли. Все будет хорошо, - искренняя улыбка на его лице сменилась высокомерной маской, и он сделал шаг в сторону.
Мы не должны показывать Черным, да и даже нашим, какие отношения связывают нас. Привязанность делает людей уязвимыми, поэтому на публику можно демонстрировать только взаимоуважение и не больше.
Пятой точкой чувствую, как сзади тихо подходит охрана.
Дэн распахивает дверь, оборачивается, подмигивает мне и с каменным лицом входит зал, а я следом за ним, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Я чертовски боюсь и ненавижу этот зал, даже не чертовски, а до ужаса. Боковым зрением улавливаю движение с противоположной стороны – дети Черных, но не могу заставить себя оторвать взгляд от пола и взглянуть на них.
По словам Дэна, их тоже должно быть двое, как и нас (остальные братья по объективным причинам не могли присутствовать, да оно, их присутствие, не особо-то и требовалось, тем более что права голоса на Совете они не имели).
Становлюсь на колени рядом с братом и внимательно прислушиваюсь, чтобы не пропустить свою очередь. Поднять взгляд на глав кланов не то что бесполезно, а просто бессмысленно – я и так прекрасно знал, как они выглядят: седые мужчины в дорогих костюмах с холодными лицами и властными взглядами, вызывающими невольную дрожь. Лица обоих украшают татуировки – искусная вязь символов клана.
Рядом раздается голос брата, равнодушно чеканящего слова зазубренной еще в пять лет клятвы. Скоро моя очередь. Судорожно сглатываю и делаю глубокий вздох:
- Я, Вильгельм Роберт Герман Каулитц четвертый, приношу клятву главам священных кланов... - слова вылетали из рта сами по себе, независимо от разума.
Оттараторив, как ученик ненавистное стихотворение на уроке литературы, клятву, я услышал традиционное:
- Принимаю. Благословенен будь, - от обоих глав кланов и церемонный поцелуй в лоб.
Со вздохом облегчения я поднялся с колен и отправился на свое место – по правую руку от Дэна. Все время, пока я поднимался, меня преследовало неотрывное ощущение чьего-то взгляда в спину, впрочем, это неудивительно, ведь почти тысяча человек наблюдали за церемонией приветствия.
Я был настолько взволнован, что не только пропустил клятву Черных, но даже не успел толком их рассмотреть. Ну и ладно, еще увижу.
Мы были последними прибывшими в зал, и заседание началось. Мой доклад должен был быть четвертым по счету. Все время, предшествующее ему, я сидел как на иголках, но лишь голос отца объявил мое выступление, внутри все затопила ледяная пустота и безразличие.

Я спокойно спустился под тысячей взглядов в кафедре, щелчком включил проектор и поднял взгляд на аудиторию:
- Добрый день, дамы и господа. Я хочу рассказать о результатах расследования и анализа ряда странных факторов, произо… - я чуть не подавился, когда увидел сидящего во втором ряду Тома. Тома?.. Но тут же отбросил посторонние мысли, взял себя в руки и продолжил говорить. Сейчас важно только выступление, а об остальном я подумаю позже…
***
POV Tom
Я не любил протокольные мероприятия, и к тому моменту, когда мы с братишкой должны были войти в зал, был уже изрядно раздражен. Но все мое раздражение утонуло в огромном потоке недоумения, когда я увидел входящего с противоположной стороны зала… Билла. Это повергло меня в такой ступор, что я чуть не забыл слова заученной клятвы и произнес ее как-то… как-то… плоховато. За что и получил просто уничижительный взгляд от отца.
До своего места я едва ли не бежал, почти позабыв уроки по степенной неторопливости, настолько сильно мне хотелось поговорить с братом. На мой вопрос о Вильгельме брат страдальчески стал разъяснять, что этот парень и есть именно тот мальчишка, который так неосмотрительно почти попал в сексуальное рабство к взрослому мужчине.
После этого я только судорожно сглотнул. Черт-черт-черт! Моя проклятая рассеянность. Если бы не она, то я прекрасно мог бы понять все сам. В глазах невольно встала картина: красный завиток тату, выглядывающий из-за аккуратного ушка и распущенных волос. А эти испуганные глаза, они совсем не изменились, Билл изменился, а глаза – нет. Такие же бездонные, затягивающие в круговорот эмоций. Они мне снились по ночам постоянно, заставляя просыпаться и жадно глотать воздух.
Я постоянно косил взгляд влево, где по идее он должен был сидеть, но за рядом голов ничего не было видно… Получив пару возмущенных взглядов от братишки и тычок в бок, я уперся взглядом в стол и стал думать-думать-думать, в голове вертелось множество вопросов без единого ответа. Он знал или нет? И если знал, то почему пришел ко мне? У него была какая-то причина? Ему нужна была информация? Или еще что-то? Но тогда бы он не игнорировал меня последний месяц, тогда бы он не принял мою игру в молчанку, тогда бы он...
Из размышления меня вырвало знакомое имя. И мои глаза до боли впились в худощавую фигуру парня, спускавшегося к кафедре. Сегодня он был одет необычайно официально: простые черные брюки со стрелками, белая рубашка с коротким рукавом и черный пиджак с приталенным силуэтом и укороченными рукавами, никаких видимых следов косметики на лице, волосы убраны в низкий пучок – сама деловитость. Но даже этот внешний вид, даже то, что Билл принадлежал к врагам, не могли остудить всего того букета эмоций, что пылал внутри меня. Он спокойно начал выступление, но, когда наши взгляды встретились, мне на мгновение показалось, что он поперхнулся и узнал меня. Наверное, все-таки показалось, потому что через доли секунды он снова продолжил говорить.
Его выступление длилось более часа, он что-то говорил, приводил какие-то цифры, цитаты, фамилии, за его спиной постоянно переключались слайды с фотографиями, графиками, таблицами. Я почти не понял сути его выступления, изобилующего сложными терминами, да и не особо вникал. Я просто жадно ловил каждое движение, каждое слово, интонацию, изменение лица.
Я видел его совершенно разным: гордым и уверенным в себе, даже немного циничным, испуганным, усталым, веселым и грустным, злым и счастливым, смеющимся и задумчивым, возбужденным до грани и холодным до такой степени, что Снежная королева отдыхает, но таким я не видел его никогда.
Уверенный, спокойный, равнодушный, немного скучающий и до зубовного скрежета официальный. Но даже сейчас, зная, что Вильгельм тот, кого я должен ненавидеть всем сердцем, кого должен желать лишь унизить/уничтожить, мне хотелось только одного – вновь почувствовать его губы, услышать его хриплые стоны и почувствовать тонкое дрожащее тело своим.
Я был неимоверно разочарован, когда выяснил, что опоздал на презентацию. Хотелось выть, материться и ругаться, особенно когда менеджмент Билла отказался сообщить мне, где он остановился в Лондоне, и не помогало ничто: ни уговоры, ни мольбы, ни деньги. Теперь, вслушиваясь в до боли знакомый голос, я понимал почему. Красная мразь. Как-то так. Да.
После его выступления разгорелась очень жаркая дискуссия, Билл буквально завалили вопросами, но он ответил на все, заставив погрузится аудиторию в тяжелые раздумья. Судя по всему, он только что доказал, что произошло нечто экстраординарное, раз даже мой братишка-скептик, чуть слышно прошипел:
- Ох*еть, - после очередного пояснения Билла.
Спустя почти три часа после начала выступления Вильгельма (оказывается, вот какое его настоящее имя) отпустили на место. За это время я не получил ни одного взгляда и ни одного намека на то, что меня заметили и узнали, за исключением той небольшой осечки в начале... Или это было утешение от моего больного воображения для моей не менее больной и измученной психики?
В голове крутилось лишь одно навязчивое желание, точнее, много, но все они были связаны с юношей, который находился сейчас неимоверно близко и был так неимоверно далек. Билл-Билл-Билл. Что же ты со мной делаешь? Я уже переступил в своей голове все запреты, пока разглядывал тебя. Я уже смирился с мыслью, что я предатель, что я многое буду готов отдать, чтобы провести с тобой пару минут на расстоянии меньше метра.
Хотелось немедленно встать с места, схватить тебя за руку и сбежать отсюда, далеко, но это было бы самоубийством. Совместный акт суицида. Отношения между членами кланов были чем-то из ряда вон выходящим, слишком уж в нас сильно вбили прописные истины многолетней вражды. Но то ли я был не такой, то ли до этого в истории не было таких моментов... Но в данный момент мне было плевать на все это...
До конца Первого заседания я сидел как на иголках. Мысли не давали покоя, и не только они. Я не мог вникнуть ни в одно слово, даже когда братишка зачитывал мой обзор по культуре... Внутри была какая-то странная круговерть, как только раздался голос, оповещающий о завершении Первого заседания, я подорвался с места как сумасшедший, и под сотнями недоуменных, удивленных и откровенно осуждающих взглядов бросился к семье Красных, направляющихся к выходу в окружении охраны. Я нагнал их почти на выходе и, задыхаясь, крикнул юноше, скрытому за огромными тушами охранников:
- Билл! - те в зале, кто не обратил внимания на мое странное поведение, тут же развернулись в нашу сторону. Охрана расступилась, открывая моему взору Билла.
- Билл, нам надо поговорить, - пытаюсь подойти к нему ближе, но меня останавливает рука охранника.
- Извините, но нам не о чем с Вами говорить. Мы даже не знакомы, - его лицо настолько равнодушно, а голос холоден, что я почти поверил... почти. – Вы, наверное, обознались, - обдает меня на прощанием потоком презрения и едва уловимым отблеском запаха, о котором я мечтал уже месяц, разворачивается и выходит.
Совершенно растерянный, я разворачиваюсь и на негнущихся ногах иду к своей семье. Многообещающий взгляд отца сулит мне просто невероятное количество неприятностей. Обычно от такого у меня начинало внутри все дрожать. Но сейчас мне было все равно... Пусто и холодно. Больше ничего.

Глава 11
POV Bill
Шаг – глубокий вдох – шаг – выход.
Такое ощущение, что этот коридор никогда не кончится. Бесконечность, вынуждающая держать марку. Каменное лицо. Внутри ураган. Шаг. Вдох. Улыбка. Шаг. Сглатываю. Вдох. Двери. Неужели? Кивком отпускаю охрану и захожу внутрь. Вдох. Закрыть двери, и все.
Все силы словно покинули меня. В голове было пусто. Да и не только. Внутри меня было пусто, словно кто-то съел все внутренности. Только сердце стучит где-то глубоко-глубоко, словно в предсмертных конвульсиях. Тук. Тук. Тук.
Ноги не держат. Хочется курить, но встать с пола за сигаретой сил нет. Уголки глаз начинает щипать. Остатки души просятся в свободный полет. Поэтично, бл*ть. Как я мог! Так глупо попасться. Во второй раз...Чееерт!
Хочется ударить в стену кулаком, но сил не хватает.
Как там говорил психиатр? Что надо делать, чтобы не сойти с ума? Отвлечься? Посчитать мелкие предметы… Мелкие, – лихорадочно обшариваю взглядом комнату. Точки на ковровом покрытии отлично подойдут.
Раз точка. Два точка. Три точка. Как я мог? Четыре точка. Я же должен был догадаться. Пять точка. Все говорило за себя. Черт! Вдох. Шесть точка. Мог бы почитать в интернете, дебил! Семь точка. Так попасться! Столько компромата на меня у Черных. Черт! По щекам побежали горячие дорожки. Восемь точка. Так стыдно перед отцом – он на меня надеялся, а я... я... Теперь на него можно давить. Девять точка. Не знать наследников вражеского клана – такое могло случиться только с полным придурком, то есть со мной. Десять точка. Том. Одиннадцать точка. В пустоте внутри меня начал зарождаться какой-то огонь. Двенадцать точка. Ненавижу. Тринадцать точка. Это было все специально? Всхлип. Четырнадцать точка. Но это же было задание Марты. Пятнадцать точка. Он просто воспользовался удачным шансом? Шестнадцать точка. Или Марта тоже с ними? Семнадцать точка. Не знаю. Восемнадцать точка. Пусто...
Я не знаю, сколько просидел так, на полу, считая точки и нашептывая пустой комнате обрывки всплывающих в голове мыслей. Сил не было ни на связные мысли, ни на любые телодвижения. Я говорил, что ненавижу Лондон? Говорил? Так вот, я его не просто ненавижу, а НЕНАВИЖУ. Второй раз в моей жизни я приезжал в этот город, и второй раз он убивал во мне желание жить...
Из сладкой нирваны приближающегося психического ступора меня вывел громкий стук в дверь и какие-то крики. Голос не узнать. Я вообще плохо понимаю, что сейчас творится вокруг. Не могу сказать, день сейчас или ночь, где я, жарко или холодно, душно или нормально, парень я или девушка, как меня зовут, я знаю только боль, заполняющую все мое существо.
В спину впечатывается что-то. Больно. Яркий свет. Громкие голоса. Кажется, кто-то кричит. Меня поднимают с пола и куда-то несут. Что-то говорят, кажется, хлопают по щекам. Холод.
- Аааааа, - струи холодной воды, льющейся прямо на макушку, возвращают мне разум.
- Билл, Билл, ты меня слышишь? – перед глазами появляется лицо брата.
- Я Билл. Слышу, - зубы выбивают дробь. Мне холодно, но сказать сил нет.
- Черт, Билл, как же ты меня напугал...
- Мне холодно... – с трудом выдавливаю из себя.
- Хороший ты наш мальчик, - брат помогает снять одежду и делает воду немного потеплее. – Все хорошо, Билли. Все хорошо, - его голос и теплые струи воды дарят ощущение тепла и заботы. Я Билл. Я его брат. Я все помню. Я не чокнулся. Врача не надо. Все правда хорошо. Правда.
***
- Дурачок ты, - брат беззлобно усмехается и прижимает дрожащего меня поближе к себе. – Надо было сразу мне все рассказать...
- Мне было страшно, - мне и правда было страшно. Тогда.
- Ничего не бойся, Билл, ты – часть семьи. Мы тебя защитим, - Дэн треплет меня по голове и поднимается. – Через два часа будет ужин глав семейств, но мне кажется, что тебе на него лучше не идти.
- Я пойду, - тихо выдыхаю, стараясь сделать голос максимально уверенным.
- Уверен? Билл, я не хочу, чтобы опять... - брат осекается.
- Даниэль, со мной все в полном порядке. И я не собираюсь еще раз оказаться в психушке, если ты об этом, - все-таки дух противоречия и злоба – лучшее средство от надвигающегося сумасшествия.
- Просто я подумал, что тебе лучше отдохнуть и не видеться с этим... Томом, - сказал как выплюнул.
- Все хорошо. Правда. Я буду, - мне стало немного стыдно за свою злость.
- Как скажешь. Я зайду за тобой через полтора часа.
- Буду готов.
Брат дарит мне напоследок улыбку и выходит.
Мне стыдно. Мне дьявольски стыдно. За все. За то, что я ему ничего не рассказал с самого начала. За то, что так испугал его. За то, что сейчас нахамил.
Он ведь спас меня. Как всегда. Вытирал сопли и слезы, слушал бессвязный бред, задавал наводящие вопросы, пытаясь помочь излить мое горе, отпаивал горячим чаем с колотым шоколадом, обнимал и гладил по голове. Так было всегда. Сопливый и несчастный я и большой, добрый и сильный старший брат, который мог решить все проблемы, ну или почти все.
Дэн больше всех в семье опекал меня, сколько себя помню. Вот и сейчас, если бы не он... Страшно представить, что бы произошло со мной. А ведь это все из-за тебя... Том. Я произнес это имя вслух, смакуя, с каким-то злорадным мазохизмом. Я найду способ отомстить тебе, Том. И начну с блестящего внешнего вида.
С большой неохотой я поднялся с кресла и направился к туалетному столику.
***
- Вильгельм женится через пару месяцев, - сияющий отец наградил меня улыбкой.
Мое внимание тут же привлек человек, сидящий напротив меня, который, кажется, подавился. На моем лице сама собой начала появляться ухмылка, но я тут же ее убрал. Только благожелательность и вселенское спокойствие. Меня совершенно не интересует человек, сидящий напротив и прожигающий взглядом. Это просто обед. Жалкая традиция, чтобы создать не менее жалкую иллюзию мира. Сейчас он закончится, и я пойду к себе в номер. Возьму любимую пьесу Шмитта и буду читать, пока не усну...
- Да? Поздравляю Вас, - глава Черных дарит убийственный взгляд Тому (значит, все-таки подавился) и более благожелательный мне.
- Мы были бы счастливы, если бы Вы со своей семьей почтили данное мероприятие, - при этих словах отца мне показалось, что салат, который я жевал, полез наружу... через нос, - в знак начала дружбы между кланами, - дружбы? Какой дружбы, отец? Ты что несешь?..
- Мне кажется, что это блестящая идея, - дальнейшие слова главы Черных утонули в шуме. Кровь в висках стучала все громче и громче. Они? На моей свадьбе?
- Билл, - легкое касание к локтю и шепот брата вырывают меня из предобморочного состояния, и я замечаю, что все сидящие за столом смотрят на меня.
- Все хорошо, извините, - дарю извиняющуюся улыбку.
- Вы точно хорошо себя чувствуете? – глава Черных был самой заботливостью.
- Я, кажется, немного простыл. Боюсь, мне придется покинуть Вас.
- Да, конечно, Вильгельм, - отец кивает.
Быстро встаю из-за стола:
- Прошу меня извинить. Доброго вечера, - направляюсь к двери.
- Отец, я помогу мистеру Каулитцу, - хрипловатый голос и скрип стула заставляют меня задрожать, обернуться и бросить затравленный взгляд на Дэна, но тот отворачивается, ведь если сейчас уйдет еще и он, то это будет уже не просто мелким нарушением традиции, а полным хамством. Значит, мне придется справляться самому.
Вылетаю на полной скорости за дверь, надеясь, что пока Том будет прощаться, я успею добраться до своего номера или хотя бы до охраны в конце коридора, но моим надеждам не было суждено сбыться.
Почувствовав знакомый аромат и горячие пальцы на плече, я успел подумать только об одном: почему пол так быстро приближается?

Глава 12
POV Bill
Мне снится сон. Я лежу на прохладной траве газона. Вдруг внезапно начинается дождь, сквозь шум которого доносятся голоса:
- Биииилл, Биииилл, - долетают до меня тихие отзвуки, и медленно, с трудом в сознании появляется мысль, что это могут звать меня...
***
В легкие обжигающим потоком вливается воздух, а барабанные перепонки буквально разрывает от шума. Я понимаю, что лежу, мокрый, что меня кто-то зовет и бьет по щекам. Резко открываю глаза и сажусь под аккомпанемент шума в ушах:
- Что случилось? Где я? – комната расплывается перед глазами.
- Ты у себя в номере, упал в обморок, - голос отвечающего вызывает еще пару сотен мурашек на и без того дрожащем теле. – Как ты себя чувствуешь? – в нем столько беспокойства, словно этот человек и вправду переживает.
- Все хорошо, все хорошо, все хорошо, - повторяю несколько раз и тру виски. Комната начинает приобретать более четкие очертания, и вправду похожие на мой номер.
- Я вызвал врача, - силуэт человека, сидящего рядом со мной на кровати, тоже начинает проясняться.
- Спасибо, - стараюсь незаметно отодвинуться подальше. – Не смею Вас больше задерживать...
- Я сам себя смею задерживать, - Том хмыкает.
- Вам правда лучше уйти, - я слишком слаб, чтобы мог сам устраивать разборки, пока сюда не вломился мой разъяренный брат в сопровождении охраны.
- А Вам не кажется, что нам следует поговорить? - мой собеседник перенимает игру в официоз.
- Нет, - сил сидеть почти нет, кажется, что стены, пол, потолок, кровать – все качается, вертится, кружится в странно-безумном танце.
- А мне кажется, что да, - его тон становится еще холоднее, из голоса пропадают последние теплые нотки. – Зачем ты все это делал, Билл?
- Что делал? – вопрос завел меня в тупик.
- Ну знакомства, встречи эти, невинные взгляды, улыбки, скандалы. Зачем?
- Мне нужны были фотографии и все... Сколько ты за них хочешь?
- В смысле? – теперь очередь моего собеседника глупо хлопать глазами. Вся эта беседа сейчас напоминала дешевый фарс, поставленный в плохой театральной студии актерами-дилентатами.
- Сколько стоят те фотографии? – при воспоминании о них к щекам приливает краска.
- Ты же заплатил за них…
- Я говорю про последние фото, ну, когда мы... в общем... Сколько тебе надо заплатить, чтобы ты их уничтожил?
- Нисколько, - голос Тома дрожит, а пальцы нервно теребят край рубашки.
- А что ты за них хочешь?
- Черт, да при чем здесь фотографии?! – парень соскакивает с кровати.
- Ну тебе был нужен компромат на меня. Ты его сделал. Теперь ты можешь его использовать, - или он настолько тупой, или это я чего-то не понимаю.
- Да какой компромат, Билл, черт возьми?! – Том испытующе смотрит мне в лицо, словно не верит. Хотя с чего ему мне верить?
- Фотографии, которые сделали у тебя в студии. Я голый, - нет, он правда тупой.
- Да они нахрен мне не сдались!
- А зачем ты их делал тогда? – смотрю ему в глаза. Он что, цену себе набивает?
- Ну ты просто тогда был такой... такой, - заминается, - красивый, что я не удержался. Душа эстета потребовала, - хмыкает.
- Ч-чего? – голос дрожит, мозг отказывается принимать подобные объяснения. Ложь. Это ложь. Он просто набивает себе цену.
- Красивый ты был, говорю. Вот я и не удержался, - садится на корточки рядом с кроватью и смотрит на меня снизу вверх.
- Том, ты считаешь меня кретином?
- Нет. Я считаю тебя... - договорить ему не дали.
В номер вломился Дэн с охраной, а когда увидел Тома, то крылышки его носа хищно затрепетали.
- Извините, но что ВЫ, - брат кидает уничтожающий взгляд на Тома, - делаете в номере моего брата?
- Ему стало плохо, и я проводил его, - фотограф даже не пошевелился.
- Думаю, что Вам следует убраться отсюда, - мой брат, когда зол, напоминает гадюку, плюющуюся словами, как ядом.
- Позвольте, в каком тоне Вы со мной разговариваете? – Том встает с корточек, карие глаза сужаются.
- В каком Вы заслуживаете, в таком и разговариваю, - Дэн равнодушно пожимает плечами. – Выведите ЭТОГО отсюда, - кивает маячившей до этого за его плечом охране, которая молниеносно подхватывает Тома под руки и вытаскивает в коридор.
- Дэн… - мой голос дрожит то ли от плохого самочувствия, то ли от волнения.
- Тише, Билл. Со мной врач, он сейчас тебя осмотрит, а с ЭТИМ я сам разберусь, - из-за его спины появляется пожилой мужчина в белом халате.
Я попытался что-то возразить, но брат уже вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь.
Врач начал что-то измерять и спрашивать, но я отвечал на его вопросы совершенно автоматически. Весь мой слух, разум были за дверью. Я вслушивался в каждый звук там, когда крики стали громче, а затем послышался грохот и я хотел выбежать, но тело не слушалось меня. Словно мы с ним в этот момент стали двумя чужеродными элементами, а не частям единого целого под названием «Вильгельм Каулитц». Единственное, на что хватило сил – повернуть голову и посмотреть на врача, снимавшего перчатки. Я настолько глубоко ушел в себя, что не почувствовал укола, который медленно и верно погружал меня в вязкое черное, но такое спасительное забытье.
Я не видел, как мой брат и Том ругались в коридоре, как мощный кулак с фамильным перстнем рассек пирсингованную губу, на которой на всю жизнь остался тонкий белый шрам, я не слышал все те оскорбления, которые шипел Дэн фотографу, все те угрозы... Возможно, и хорошо, что не видел и не слышал...
***
После ледяного спасительного душа, под который меня засунул Дэн, я подхватил зверскую простуду, накинувшуюся голодным зверем на ослабленное нервным потрясением тело. Всю неделю, которую продолжался Совет, я провалялся в постели в своем номере, куда каждый вечер приходил брат и приносил свежие новости, многие из которых откровенно шокировали меня.
Кланы решились на очень отчаянный шаг: пойти на сближение, попытаться преодолеть вековые предрассудки, завязать не то что дружеские, а хотя бы нейтральные отношения. И виной всему этому был я. Точнее мое выступление, поставившее перед кланами весьма серьезную проблему: в мире появилась третья структура, которая активно занимала влиятельные позиции. Они пока еще не заявляли о себе открыто, но их влияние вполне четко прочитывалась за многими событиями, произошедшими недавно и происходящими сейчас. Дело касалось не только экономики, но и других областей жизни – политики, науки, наркоторговли, медицины, искусства и многих других. Кто-то терпеливо и упорно собирал ниточки в свои руки, аккуратно, одну за другой. И если этого «кого-то» не остановить, то в скором времени кланам придется не сладко, очень не сладко. В том числе и большинству людей, которым кланы покровительствовали, кем руководили, кому давали работу и обеспечивали благопристойную жизнь. Это будет почти война, в которой нам придется объединиться со старыми врагами, чтобы победить новых. И это правда, как бы пафосно ни звучало.
Накануне отлета из Лондона мне доставили корзину белых роз, в которые была вложена карточка. Я не хотел ее читать, но шестое чувство буквально вопило и пиналось, молило и требовало достать плотный прямоугольник из белого конверта, и я достал.
«Я не знал, кто ты. Я просто влюбился в тебя. Фото никто никогда не увидит. Том»
Строки, выведенные аккуратным почерком, перевернули все внутри меня. Но я не знал, можно верить врагу или нет… А бывшему врагу и будущему союзнику? Кажется, я совсем запутался. И месячный отдых в Альпах перед свадьбой явно пойдет мне на пользу. Отец и Даниэль, как всегда, правы...

Продолжение следует
Предыдущая часть