Название: Школа жизни. Часть 3. Кукла
Автор: Бельчонок-Шуша
Бета: Smile of Cheshire
Персонажи: Том/Билл
Рейтинг: NC-17
Жанр: romance, angst, POV
Категория: slash
Размер: Макси
Статус: закончен
Предупреждения: однополые отношения, мат, розовые сопли и сюжет типично американской комедии, а также первая попытка автора написать макси, так что... Решайте сами, в общем.
Размещение: только с разрешения автора
От автора: Недавно мне прилетело по голове с полки сразу 4-мя томами «Войны и мира», вот и решила написать я про «диалектику души человеческой». Предполагается, что будет три части: школа, университет, взрослая жизнь, но что получится из первоначальной идеи, честно не знаю. Вообще это будет не полноценный макси, а скорее три миди, связанные между собой одними и теми же героями, находящимися на определенном жизненном этапе. Как-то так. Задумка глобальная, но что получится – не знаю. К каждой части будет своя шапка, чтобы вы смогли для себя решить: читать ее или нет. У меня все. Надеюсь, что распугала всех читателей хД
Первые две части написаны. И, возможно, многим сейчас кажется, что ничего склеить уже не получится, но мы предполагаем, а судьба располагает. Иногда склеить все могут помочь совершенно не те чувства, на которые мы полагаемся.
Краткое содержание: как смириться с потерей самого ценного в жизни? Как вести себя с человеком, по отношению к которому тебя раздирают два чувства: любовь и ненависть? Как склеить общий мир, если один кричит, а второй не слышит?


Глава 15

POV Bill

Дрожащие пальцы все сильнее вцепляются в тонкую ножку бокала, в который налит совсем не алкогольный яблочный сок – я не хочу быть сегодня пьяным. Конечно, наблюдать за тем, как веселятся уже подвыпившие коллеги, подчиненные, гости не очень интересно, но я отчетливо понял, что сегодня у меня немного другие планы на вечер, отличные от них. Еще до инцидента в гримерной понял.

Черт! Я не мог понять, что же такое творится, если еще месяц назад я мог вполне спокойно отвечать на пристальные взгляды Тома, то сейчас… После всех этих нравоучительных разговоров... Осознание того, что может быть что-то большее, чем просто взгляды, заставляло низ живота сладко ныть и сердце трепыхаться, совсем как… Стоп!

Там, в гримерке… Я почувствовал, как щеки заливает краска. Если бы не некстати появившаяся Элизабет, то… От этого «то» внутри все сладко замирало, и я с каким-то священным содроганием понимал, что я хочу, чтобы это самое «то» было. Несмотря на то, что это неправильно, аморально для меня, но я хотел, чтобы это «то» было с Томом, именно с ним. Нет! Черт! Я не должен ничего такого хотеть, потому что… потому что неправильно это!.. А кто сказал, что неправильно?..

Пальцы вцепляются в бокал настолько сильно, что кажется, что сейчас он не выдержит давления и тонкое стекло лопнет. Боже, как же все сложно, но ведь еще месяц назад все было так просто и понятно. Почему же сейчас все не так?

- Билл, - голос человека, ставшего причиной такой бури внутри меня раздался совсем рядом, заставив вздрогнуть. Пальцы разжимаются, и бокал словно в замедленной съемке летит вниз, сминается о гранитный пол и неслышно разлетается на яркие прозрачно-стеклянные и золотисто-соковые брызги. - Билл, - встревоженные под стать голосу Тома глаза оказываются напротив, - что случилось?

Случилось, Том. Случилось.

На глаза наворачиваются слезы. Почему я не могу спокойно на тебя смотреть? Почему сейчас по моим щекам текут слезы, хотя я должен лишь спокойно ответить: «Нет», и вернуться развлекать гостей, но я не мог… я плакал. Просто так. На своем празднике, на том, которого так долго ждал. Просто так. Ведь не мог же я разреветься из-за разбитого бокала? Нет? Не мог.

- Билл, - его голоса почти не было слышно из-за начавшей громко играть модной песенки, в такт которой все тут же неосознанно начали двигаться.

В следующей момент меня буквально накрыло волной его запаха и тепла, на талии сомкнулись чужие, да нет, не чужие, родные, такие необходимые сейчас руки, и от этого потоки слез стали еще сильнее. Громко всхлипнув, я уткнулся ему лицом в рубашку, чувствуя сквозь прохладу натурального шелка жар его тела, и от осознания того, что все это мне нравится, хотя нравиться не должно, захотелось реветь еще больше.

Я так увлекся процессами самокопания и самобичевания, что не заметил, как шум стал тише.

- Ну, что случилось? - голос Тома заставляет вздрогнуть и поднять глаза, столкнувшись с его обеспокоенным взглядом.

- Ничего, - голос хриплый и непривычно тихий; и я понимаю, что мы уже не в зале, а в каком-то коридорчике, нет, просто коридоре, достаточно просторном и хорошо освещенном, но здесь нет никого, кроме нас. Меня и Тома, одна рука которого сейчас лежала на моей талии, а вторая слегка поглаживала по спине: так гладят плачущего ребенка, чтобы успокоить, так делал Дэвид, так делает сейчас Том.

- А почему же ты тогда плачешь? - в его глазах столько заботы, а мой разум отказывается, просто напрочь отказывается придумать какую-нибудь ложь. Почему-то я не мог ему врать сейчас.

- Том, ты меня любишь? - выпаливаю вопрос прежде, чем успеваю подумать, и наблюдаю, как медленно-медленно, словно течение времени снова кто-то замедлил в специальной программе, сменяются эмоции на его лице: недоумение, удивление, замешательство, осознание и… обреченность, с которой он просто молча утвердительно кивнул, а я понял, что мне и не надо было этого кивка, ведь я и так знаю. И я просто сейчас из-за нежелания рассказывать причину своих слез сделал ему больно. И еще я понятия не имею, что думать, говорить и делать. Вот Дэвид… он бы сейчас сказал, что нам надо серьезно поговорить…

- Билл, нам надо серьезно поговорить, - даже интонации похожи. Я мотнул головой, стараясь скинуть наваждение, и кивнул.
POV Tom

Я сидел за рулем машины и смотрел в лобовое стекло. В полумраке салона почти ничего не было видно, я даже не стал вставлять ключ в замок зажигания, чтобы зажглась подсветка на приборной панели, давая хоть какую-то иллюзию освещения. Мне было страшно.

Потому, что я слышал дыхание сидевшего на соседнем сидении Кернера и не понимал, что происходит. Вернее, я не понимал, что произошло, почему он плакал, почему задал этот дурацкий вопрос, на который все давным-давно прекрасно знали ответ. Что руководило им?

Я слишком хорошо понимал, что буду говорить сейчас, и подумал, что если бы у человека был такой пульт с кнопкой приглушения или полного отключения эмоций, то мне бы сейчас это очень и очень помогло, но его, увы, бог не предусмотрел, а если и предусмотрел, то очень и очень хорошо спрятал.

Ну хватит. Мы уже пять минут сидели в моей машине в тишине и темноте, вслушиваясь в дыхание друг друга. Делаю глубокий вдох и думаю, что надо хотя бы постараться…
POV Bill

- Мне было двенадцать, - тихий голос, раздавшийся в тишине, заставил меня вздрогнуть от неожиданности и буквально искрящегося в густом темном воздухе напряжения, - когда Дэвид забрал нас в очередной раз на каникулы. Я даже не помню, в какую страну мы тогда поехали, и помнить не хочу, я вообще мало помню из того, что происходило со мной до пятнадцати, и большую часть информации я почерпнул из собственной истории болезни. Да, такая есть, - я так ярко представил на его губах кривую усмешку, что мне захотелось захлебнуться от боли, - лежит у меня дома на книжной полке, я ее сам выкупил пару лет назад – захотелось, - нервный смешок заставляет вздрогнуть. - Так вот, она прекрасно подтверждается какими-то обрывочными картинками из моей памяти. Я не помню, как с ним познакомился, вернее, помню, как какой-то мужчина впервые в жизни разрешил нам с Мел попробовать шампанское. Никто не разрешал, а вот он… Еще я почти не помню, как он выглядел, разве то, что он был блондин и у него были такие толстые грубые пальцы со светлыми волосами, которые мне тогда казались неестественно большими. Имени его я тоже не помню, а психиатры установили, что он, скорее всего, и не представлялся мне настоящими паспортными данными, а может, и представлялся, но моя память в защитных целях стерла это, как и многое остальное. Зато я очень хорошо помню его квартиру. Я был там два раза. У него в гостиной стоял странный рояль, раскрашенный как шахматная доска… у меня он до сих пор перед глазами, - пауза, и я понимаю, что забываю дышать, и начинаю жадно глотать воздух. - Еще помню, как потом сидел и плакал на пушистом бежевом ковре, знаешь, с таким длинным шелковистым ворсом, в котором утопает нога и кажется, что ковер сделан из покрашенной самой настоящей травы… а он стоял передо мной на коленях и говорил, что самая настоящая любовь – это больно, что лучше он мне расскажет и покажет все это сейчас, чтобы мне не было еще больнее потом. И как он кормил меня вишней... Я не забуду, как эти толстые пальцы давили ягоды, выковыривая косточки, как по ним тек красный сок, и какой кислой была ягода, что даже губы сводило. И мокрые кислые поцелуи, когда его язык доставал почти до моей глотки и хотелось блевать, а он говорил, что это любовь, - еще нервный смешок, и я в очередной раз вздрагиваю. Все внутри было напряжено, как струна, я видел только его профиль и очень смутно, но мне и не хотелось видеть ничего больше – было банально страшно. - А потом я как-то рассказывал ему о сестре, и он сказал, что приедет в гости. И приехал. Помню, как я в спальне Дэвида пристегивал Мел наручниками к ножке комода – он был такой старинный, тяжелый, что и не сдвинешь. И его улыбку. У него были отвратительные огромные желтые зубы. И как он просил меня раздеться, и я раздевался. Не потому, что мне это нравилось и я этого хотел, а потому что… потому что я хотел узнать, что такое любовь, потому что прочитал где-то, что человек, который не знает, что такое любовь – ничтожество. Или это его присутствие на меня так действовало, что внутри все замирало от непонятного липкого чувства, и я не мог сказать: «Нет», а просто молча подчинялся. Я сам раздевался, я сам шел на кухню и ставил греться чайник, а потом нес кипяток в комнату, я сам ложился на кровать, а он…. - в этот момент мне хотелось заорать: «Нет, стой, остановись, не надо больше, я не хочу», но я лишь сильнее вцепился в сиденье, чувствуя, как рвется под ногтями прочная кожа обивки.

– Он говорил, что любовь – как кипяток и удары. И показывал, – продолжал Том. – Я больше ничего не помню. В бумагах написано, что я был в больнице, что операцию делали, у меня даже шрам есть, едва заметный, но я не помню. Я помню только, как плачущая мама гладила меня по голове и называла дурачком, а еще как украл из кладовки в хирургии веревку, даже не веревку – какой-то жгут синий, и пытался сделать из него петлю, и как в туалет зашел врач и как он кричал. Потом психушка. Уколы, врачи, постоянные разговоры и мягкие стены. Туда не разрешали проносить даже мобильники и книги, и я думал, что сойду с ума. Они и Мел не пускали ко мне. По записям я там был почти полтора года. А потом… Потом я пошел в школу. Родители делали вид, что все нормально. Имя Дэвида у нас было под запретом, только Мел ему звонила. И то как-то раз мама подслушала, как сестра мне рассказывает про Дэвида, и устроила жуткий скандал. Больше Мел про него не рассказывала, да и я не особо интересовался – кошмары по ночам с обмазанными вишневым соком пальцами меня пугали намного больше. Я постоянно доказывал себе, что я нормальный, спал только с девочками, учился как проклятый, старался избавиться от таблеток… И у меня получалось. А потом… сейчас тебе будет неприятно слушать, но я не могу не рассказать, я хочу, чтобы ты все знал, - я почувствовал, как его взгляд в темноте ищет мой, и инстинктивно повернулся к нему и выдавил, понимая, про КОГО он сейчас будет рассказывать:

- Да, - слишком хрипло и тихо, но он услышал. Неожиданно на мою ледяную руку легла горячая ладонь и чуть сжала.

- Я иногда тебя видел в школе, но ты был таким, как все. Пока Мел не обратила на тебя внимание. Честно говоря, я не верил, что у нее что-то получится, но она и мертвого уговорит. И когда я увидел тебя тогда, после «экспериментов» сестры над тобой, не знаю, что это было, но сейчас мне кажется, что это была ревность. Я ревновал то ли Мел к тебе, то ли тебя к Мел, то ли ее внимание к тебе. Может, дело еще в моей общей озлобленности на мир, но я тогда был свято уверен, что ты пользуешься Мел, хотя все было наоборот. И я захотел тебя проучить, а потом потерял контроль – я в то время почти не умел держать себя в руках, и за это сейчас себя так ненавижу. Я даже тогда не сразу понял, почему ты уехал, решил, что ты так издеваешься, что это все… В общем, не думай, что я сейчас сочиняю все, чтобы ты меня пожалел, у меня есть справки с печатями и датами…

- Я верю, - осторожно переворачиваю свою руку под его ладонью вверх и чуть сжимаю его пальцы своими. Я ему верил. И чувствовал, что сейчас так надо.

- Я тогда снова в больнице лежал, психиатрической, из-за попытки самоубийства. Я не знаю, зачем я тогда хотел это сделать… Если бы не Мел, которая забыла в моей комнате телефон (а может, это было лишь поводом зайти и проверить), то я бы болтался на электрическом шнуре. И там, в больнице, я познакомился с Кэтрин. Она в то время проходила практику. Мы с ней много говорили, она приносила книги и читала их, пытаясь донести до меня одну мысль: другим тоже бывает больно. И донесла. Я даже немного был влюблен в нее, а потом узнал, что она замуж вышла за пару месяцев до нашего знакомства и у них ребенок будет. Это было больно. Тогда я, кажется, начал что-то понимать. О тебе было больно думать, но я все равно покупал «Вог» и читал твою колонку, только ради нее и покупал. Одногруппники смеялись, но мне было плевать. А когда я первый раз увидел рекламу Chanel по телевизору, то едва не задохнулся: ты был так не похож на себя в моих воспоминаниях, но это был ты. Я поклялся себе, что поеду и извинюсь, но было страшно и я все время все откладывал и откладывал. Потом умер Дэвид, мы с Мел в это время как раз сдавали последние экзамены. Я не захотел ехать: в очередной раз испугался. А потом, когда отец заставил нас, чтобы принять наследство и дела холдинга, и я увидел тебя, то это было… Я тебя люблю, - последние слова он выдохнул шепотом, и в машине вновь воцарилась тишина. Я понял, что плачу, не понял почему, но плачу, и что сейчас больше всего в жизни мне хочется, чтобы Том обнял меня.

- Том, - мой голос по сравнению с его был очень громким и звонким сейчас, - можно я тебя обниму?..

Я не знал, кому это сейчас было больше нужно: ему или мне, а может, обоим… Просто сказать сейчас что-то было бы лишним.

- Расскажи мне про Дэвида, я очень хочу про него знать… Я так виноват перед ним… - рука с моей ладони исчезла, и я ощутил ее тепло на своей талии.

Слезы побежали еще сильнее, но я нашел в себе силы и начал говорить-говорить-говорить – все, что мне так хотелось кому-нибудь рассказать, но я просто не мог выдавить из себя ни слова, сейчас лилось свободным потоком. Про то, как он улыбался, как фантастически умел доставать яблочный сок, про его любимые фильмы и как он не мог спать в самолете, что он очень любил порядок и выпивал у меня полчашки горячего шоколада в кафе, про то, как любил неожиданные сюрпризы и просыпался рано утром, про то, как он переживал за Тома, и про то, как Том похож на Дэвида…

Глава 16

POV Tom

Расплатившись с водителем, я аккуратно выбрался из такси и окинул взглядом дом, который был целью моего сегодняшнего визита.

Небольшой особняк скрывался в недрах особого сада. Если пройти по дорожке вглубь, к дому, то справа будет детская площадка, а за поворотом откроется вид на дом во всем его великолепии: два этажа, пара балкончиков, изящные окна необычной формы и огромная застекленная веранда – зимний сад. Мел сама придумывала все здесь – от сортов цветов на клумбах и того, какие деревья следует посадить, до этих пресловутых окон и детской площадки. А внутри… все можно описать одним словом: тепло. В этот дом хотелось возвращаться и тут хотелось жить, и я всегда знал, что меня здесь ждут. Вот и сейчас, несмотря на то, что стрелка часов упрямо показывала половину второго ночи, на первом этаже был зажжен свет.

Я с улыбкой поднялся на крыльцо и постучал, проигнорировав наличие звонка, потому что племянники наверняка уже спали.

С той стороны раздались неторопливые тяжелые шаги, но я не нервничал, уже прекрасно зная, что беременные не могут слишком быстро ходить, да и не полезно это для них.

- Привет, Том, - дверь распахнулась, являя мне в дверном проеме силуэт сестры. - Ой бл*ть, - выдало мое близнецовое чудо, а я только усмехнулся. - Ты что с собой сделал, Том? - цепки пальчики с ногтями вцепились в мою ладонь и втащили в дом, под свет. - О боже, - запричитала сестра, запуская пальцы в короткие светлые волосы на моей голове, - Том, скажи, что это парик, - в ее голосе было самое что ни на есть настоящее страдание.

- Нет, - хмыкаю, закрываю дверь и сбрасываю дорожную сумку на пол.

- Боже, Томми, кто над тобой так?

- Жан, - глядя на изумленно-ошарашенно-обиженное лицо сестры, мне захотелось смеяться.

- Но зачем?..

- Мне нравится, - отрезал я, стягивая куртку и привычно вешая ее в шкаф.

- Ты бы хоть предупредил, - она со всей силы ткнула меня в бок, заставив болезненно зашипеть, - так же и родить можно.

- Вот если бы ты не была беременная, - наигранно-гневно хмурюсь и, уперев руки в бока, разворачиваюсь к ней, - то я бы…

- То ты бы что? - вмиг выражение ее лица стало ехидным, а правая бровь взлетела вверх.

- Укусил бы за задницу, - с наигранным рыком падаю на колени и делаю вид, что собираюсь выполнить угрозу.

- Том! - с громким визгом отскакивает она и начинает смеяться вслед за мной. - Тише ты, - Мел неожиданно перешла на шепот.

- Спят? - поднимаясь с колен, я кивнул на лестницу, ведущую на второй этаж.

- Да. Билл их затискал, или они его, - улыбнулась девушка. - Представляешь, захожу, а они кучкой в гостиной на полу спят, - ее улыбка стала еще шире. - Так жалко их будить было, но пришлось, - Мел вздохнула, - Джейсон только завтра вечером прилетит, а я их перетащить сама не смогу, особенно Кернера. Так эти сорванцы отказались от Билли отлипать, - она так забавно передразнила сыновей, которые Кернера именовали только «Билли», причем с присущей детской неправильностью, - и в итоге сейчас все втроем спят.

- Можно я посмотрю? - я понял, что просто жажду увидеть, как спит Билл вместе с моими племянниками. - Он в той же, где прошлый раз ночевал? - я имел в виду комнату, где Билл жил во время нашего прошлого совместного приезда в этот дом.

- Да, заодно свои шмотки в комнату занеси, а я пока чай заварю, - кивнула она, - только тихо – у Дэнни очень чуткий сон, и потом спускайся ко мне. Черт, - она подошла и снова запустила пальцы мне в волосы, - тебе, конечно, идет, но я еще не верю, что ты и мой брат – один и тот же человек, - хихикнув, она пошла на кухню, а я подхватил сумку, основное содержание которой составляли подарки малолетним сорванцам, и стал тихонько подниматься наверх.

Честно говоря, сейчас та ситуация, когда мне совершенно наплевать на мнение сестры. Просто в какой-то момент, впрочем, не в какой-то, а в один вполне конкретный – после того разговора, с моих плеч словно упал какой-то груз, стало легко и так захотелось чего-то нового… А косички все равно нелепо смотрелись с деловыми костюмами, да и помнил я себя с ними ровно столько, сколько помнил самого себя, поэтому… Пара часов в руках Жана – и на моей голове воцарился порядок, вернее, специально уложенный творческий беспорядок из коротких прядей моего светло-русого, натурального цвета. Сначала было непривычно и немного странно, но Биллу понравилось, и он сказал, что МЫ привыкнем. Значит, так и будет.

Бесшумно открыв дверь в темную комнату, которая в этом доме всегда была, есть и будет моей, я на ощупь вошел, бросил на пол сумку, а на нерасплавленную кровать – толстовку и вышел, направляясь к соседней чуть приоткрытой двери. Сердце забилось где-то у горла, когда я осторожно заглянул. После яркого света в коридоре в полумраке комнаты сначала ничего не возможно было разглядеть, кроме смутных силуэтов. Поэтому пару минут я просто вслушивался в тихое сопение трех дорогих мне человечков.

Наконец-то я смог разглядеть безобразие, творившиеся на кровати, хотя все же это была крайне милая картинка, просто фото для семейного альбома: в середине спал Кернер, с разметавшимися по подушке длинными тяжелыми дредами, без макияжа, с чуть приоткрытыми губами, справа к нему прижался Дэнни, которому через два дня исполнялось четыре года и ради которого мы на эти выходные и выбрались в пригород Лос-Анджелеса, а слева – двухлетний Крис.

Мне казалось, что я могу смотреть на них вечность, но все равно надо было уходить, потому что пристальный взгляд мог бы разбудить кого угодно. Поэтому, аккуратно прикрыв за собой дверь, я вышел и пошел вниз, а перед глазами все еще стояла эта картинка: Кернер, обнимающий во сне двух маленький мальчишек, так доверчиво прижавшихся к нему…

***

- Из него получился бы замечательный отец, - передо мной на стол опустилась чашка с ароматным чаем, а Мел со вздохом облегчения опустилась напротив, пояснив на мой взволнованный взгляд: - Просто устала. Без Джейсона трудно справиться.

Я только кивнул и, подцепив из вазочки конфету, с громовым шуршанием начал ее разворачивать.

- Почему вы прилетели разными рейсами? - Мел пыталась заполнить паузу, хотя нас молчание никогда не тяготило.

- Просто у меня было совещание вечером, экстренное, а Билл смог пораньше вырваться. Он так по ребятам скучал…

- Что за совещание? У тебя проблемы? - она всегда очень чутко улавливала перемены в моем настроении.

- Да так, - отмахиваюсь, - просто два идиота решили, что в корпорации никто не заметит исчезновения двух миллионов, а мы вот заметили, ну и наказали, чтобы другим неповадно было, - я ухмыльнулся, вспомнив процесс обличения и наказания.

- Даже не буду спрашивать, как: судя по твоей кровожадно-довольной роже, этот процесс был не из приятных, - фыркнула сестра. - Лучше расскажи, как у вас с Биллом?

В этот момент я почувствовал облегчение, какое почувствовал, когда первый раз смог рассказать Мел все, что между нами с ним происходило, за что получил весьма увесистую пощечину и скандал, но… зато у меня больше не было от сестры тайн. Да, она не разговаривала со мной почти две недели, да, она орала на меня два часа, да, я ей сделал больно, потому что парень, которого она любила, сбежал от нее из-за меня, но… Время. Она уже тогда была знакома с Джейсоном, поэтому ее чувства к Биллу отошли на второй план и даже дальше, поэтому все было не так болезненно, а сейчас так вообще хорошо. И я правда мог рассказать ей, как у нас с Биллом:

- Я ему все рассказал, - выдавливаю из себя, не зная, что говорить дальше.

- Том, - ее тихий голос заставляет меня оторвать взгляд от созерцания бабочек на скатерти и посмотреть на ее встревоженное лицо. - Он что… - она замялась, подбирая слово, - не понял? - тихо выдыхает.

- Нет, милая сестренка, он все понял, прекрасно понял, прочувствовал каждое слово до слез.

Я до сих помню его дрожащую талию под свой рукой, тихий голос, сбивающееся дыхание и волны чего-то не понятного, исходящего от него, чего-то, что успокаивало, от чего внутри становилось тепло-тепло и старые воспоминания отступали. Мне казалось, что после этого разговора я никогда не смогу посмотреть ему в глаза. Но смог. Этим же вечером, когда отвозил его домой. У подъезда, поддавшись непонятному порыву, я выскочил вслед за ним из машины. Зачем, как и почему – сам не знаю. Я жадно всматривался в чуть опухшие от слез глаза и понял, что если сейчас не обниму его, то внутри меня все разорвется. В следующий миг я уже чувствовал его тепло, жадно вдыхал смесь запахов: чего-то химического для волос, такого привычного парфюма Chanel и его собственного, такого сладкого, горького и свежего одновременно. В этот момент не хотелось ничего говорить, не хотелось думать, хотелось просто вот так стоять, чувствовать его дыхание в районе своей шеи, тепло, немного быстрое биение сердца.

Мне показалось, что мы так стояли вечность – так много и так мало, когда вдруг отстранились друг от друга.

- Тебе пора.

- Мне пора, - одновременно выдохнули и улыбнулись.

Так хотелось наклониться и поцеловать его в губы, но я не смог, поэтому просто быстро коснулся губами его соленой от слез щеки и позорно сбежал в машину.

И уже оттуда наблюдал, как он какой-то неровной походкой идет к двери подъезда, набирает код и скрывается внутри… Что потом? Я боялся, как дурак, боялся его и бегал, оправдываясь работой, пока через три дня не столкнулся с ним на пороге своего кабинета. Знаете, что он сделал? Он просто обнял меня. И я снова понял, что мне больше ничего не надо.

– Мы уже месяц, как идиоты малолетние, обжимаемся по углам, где нас никто не может увидеть, а в обычное время общаемся, как раньше. Это все так странно. Я не могу, я запутался, мне так хорошо в том, что сейчас у нас происходит, но мне этого чертовски мало, и я боюсь, боюсь оттолкнуть его, безумно боюсь, что в один прекрасный день он просто не позволит обнять себя, и все… И мне кажется, что тогда... тогда я точно сойду с ума. После девяти лет я снова могу коснуться его, не как друг… Но как кто? Кто я ему? Я не понимаю. Он постоянно говорит, что я похож на Дэвида…

- Ты и правда на него похож, - неожиданно перебила меня сестра, заставив удивленно моргнуть. - Нет, не внешне, хотя сейчас, с этой стрижкой, даже внешне немного, но я иногда просто смотрю на тебя… Ты говоришь, как Дэвид, с такой же интонацией, к тому же у вас голоса немного созвучны. И улыбка у тебя, почти как у него, то есть как у папы, а у папы с Дэвидом они совершенно одинаковые, - быстро говорила она, а я даже не успевал переварить услышанное. - Ты действительно на него похож. И Билла любишь так же, а может, и сильнее…

- А может, и сильнее, - эхом повторяю за сестрой, пытаясь осознать услышанное.

Мы совершенно забыли о том, что не одни в доме, и что полы в идеальном жилище моей сестры не скрипят, поэтому не подозревали, что у нашего разговора был невольный свидетель. Стройный брюнет жадно вслушивался в тихие голоса на кухне, судорожно глотая слезы и цепляясь пальцами за темное дерево перил лестницы, а потом так же бесшумно, как и спустился, поднялся наверх и вернулся на свое место в кровать. Но сегодня в этом доме от мыслей не спалось не только одному мне…

Глава 17

POV Tom

Утром я проснулся от грохота внизу. Сонное сознание еще отказывалось верить в реальность происходящего, но тело действовало на автомате: соскочить с кровати, подхватить валяющуюся на полу со вчерашнего вечера, вернее, с сегодняшней ночи одежду и бегом спуститься вниз, к источнику шума, пытаясь одновременно натянуть джинсы, не свалиться с лестницы и проснуться. Наверное, я даже немного круче Юлия Цезаря, раз у меня это получилось. Усмехнувшись своим мыслям, я вошел на кухню, и моему еще немного затуманенному сном взору предстала следующая картина: на полу, прямо у моих ног, сиротливо валялся тостер в окружении кусочков подгорелого хлеба, а посреди кухни моей сестры стоял встрепанный бледный Кернер и брезгливо взирал на окровавленный указательный палец на выставленной вперед правой руке. Психоделика какая-то. Черт. Я моргнул. Но все участники действа, то бишь тостер, палец и Билл, остались на своих местах. Для достоверности моргаю еще раз. Та же картина. Только замечаю детали: Кернер не накрашен, дреды не собраны в хвост, да и одежда на нем очень простая – белоснежные штаны и такая же футболка, на столе стоит, благоухая на всю кухню потрясающим ароматом, чашка кофе и его потрепанный, знакомый мне черный нетбук в рабочем режиме.

- Что случилось? - спустя, наверное, минуты две решаюсь подать голос, и время начинает нестись с бешеной скоростью: Билл внезапно странно закатывает глаза и падает, я на полной скорости ринулся ловить его, почти не успел, то есть успел поддержать его, чтобы он не ударился о гранитный пол головой, но, судя по звуку, он неплохо приложился локтем о стол и копчиком о тот же самый пол.

Черт! Меня захлестнула паника, и я, аккуратно устроив его тело на полу, сумасшедшим взглядом обыскивал кухню, пытаясь найти предполагаемое место нахождения аптечки. Так как в доме были дети, да и зная предусмотрительность моей сестры, она обязательно должна быть. Подскочив с пола, я на начал открывать подряд все дверцы и ящики, пока взгляд не наткнулся на белую коробку. Дальше дело техники (хотя и не такой уж техники, когда ты почти ничего не соображаешь от сна и ужаса) – дрожащими пальцами выудить нужный пузырек из коробки очень сложно, но можно. С каким-то титаническим облегчением я поднес открытый пузырек с резким запахом к носу Билла и наблюдал, как он вздрогнул и затрепетали веки, готовясь открыться…
***

- Как ты умудрился? - спрашивал я отвернувшегося от меня Кернера, попутно срезая ножницами остатки ногтя с его многострадального пальца. Я и не думал, что он боится крови. Причем до обморока. Было бы смешно, если бы не было за него так страшно, потому что я до сих пор не мог забыть те его обмороки в туалете. Как хорошо, что сейчас у него была такая простая и такая объяснимая причина. И для приведения Билла в чувство не понадобилось ничего, кроме нашатыря, холодной воды и чашки горячего кофе.

- Да я не знаю, - буркнул он, стараясь не поворачиваться и не смотреть на манипуляции, которые я проделывал с его пострадавшим пальцем. - Я тосты хотел достать, а он как щелкнет, и так больно. Ну я дернул руку, он отлетел, а потом я на тебя посмотрел, на палец, и все… - последние слова потонули в его шипении, потому что мне пришлось с силой выдергивать кусок оставшегося на пальце ногтя. Чувствую себя хирургом.

- Все, сейчас намажем, забинтуем, - успокаивающе проговорил я и подул на ранку на месте того, где еще десять минут назад был изящный ноготок с черно-белым маникюром. - Кстати, а где все? - встаю, чтобы взять чистую вату и пластырь.

- Мел с ребятами до вечера уехала к каким-то их друзьям – они заранее договаривались о встрече. Потом они встретят Джейсона и приедут, - тихо и как-то неуверенно проговорил Билл. Он тоже прекрасно понимал, что эта заранее оговоренная встреча всего лишь предлог... Для чего? Мы оба это поняли. Моя сестра подарила нам день.

- Ясно, - улыбаюсь, стараясь хоть как-то разрядить обстановку, хотя сердце билось где-то в горле, и возвращаюсь на свое место за столом. - А теперь терпи, - сначала перекись водорода, потом антисептический порошок и повязка. - Все, - выдыхаю. Мне казалось, что все это время я не дышал, а Билл не произнес ни звука, даже не шикнул ни разу и не дернулся.

Он медленно повернулся ко мне, и я увидел, чего стоит ему это спокойствие: закушенная побелевшая губа и глаза, подернутые пленкой слез. Я не сдержался:

- Ну ты чего? - вскакиваю со своего места и уже через пару секунд сижу перед ним на корточках, заглядывая в полные боли глаза. - Все с твоим пальчиком хорошо будет, вырастет новый ноготь, еще лучше прежнего, - почти не осознавая слов, шептал я ему, а внутри все затапливал ужас, потому что так не плачут из-за сломанного ногтя, потому что я знал, что Кернер спокойно может хлопнуться в обморок от вида крови, но просто так, из-за физической боли плакать не будет.

- Ничего, - а по бледным щекам бегут слезы. Опять закрываешься? Не дам.

Рывком встаю, поднимаю его за собой и прижимаю к себе, ощущая своим телом сотрясающую его дрожь, и понимаю, что сегодня говорить буду не я.

Время снова теряет счет, едва он оказывается ко мне так близко, поэтому я не знал, сколько мы стояли так, пока он не начал говорить – куда-то мне в плечо, опаляя горячим дыханием голую кожу:

- Том, я не могу. Просто не могу, понимаешь? Я не могу его потерять. Я понимаю, что это все неправильно, но… Мне так нравится быть с тобой, сильно нравится, но мне кажется, что я предаю его. Мне больно, Том. Ему тоже больно. Все говорят, что он бы хотел, чтобы я был счастлив, а я не могу. Правда не могу. Ты так на него похож и не похож. Ты совсем другой. Такой хороший. С тобой так тепло. Я не хочу остаться без тебя, Том, и с тобой быть не могу. Мне больно. Я его предаю, понимаешь?! Предаю. Говорят, что это проходит, а я не могу… никого, кроме него, любить. Ты мне нравишься, Том. Очень. Даже больше, чем просто нравишься. Но чувства к нему сильнее. Его нет, но все равно… Том, я не знаю, что мне делать, я так запутался… Его нет, а ты есть. Я его люблю так сильно, что внутри все в ком сворачивается, а ты мне нравишься, с тобой так тепло, мне давно не было так тепло. Что мне делать, Том? Я так запутался, я так хочу попробовать с тобой, все говорят, что это правильно, а внутри меня что-то против. Я как будто разрываюсь напополам: одна половина меня согласна, а вторая – нет. Мне кажется, что я скоро разорвусь на две части, разорвусь совсем-совсем и ничего не останется во мне: ни тебя, ни Дэвида, ничего – пустота, а я так ее боюсь, я так боюсь остаться один…

Он еще что-то говорил, обжигая меня своими словами, дыханием и слезами, а я слушал и плакал вместе с ним, гладил по спине, обтянутой тканью футболки, и придумывал, что бы ему сказать, что сказать... Неожиданно я понял, что мы стоим, просто так обнявшись в едкой тишине кухни, и что я должен сейчас что-то сказать.

- Билл, - голос слишком тихий и хриплый, - я все понимаю, – и я правда понимаю. – Тебе трудно, мне тоже трудно, но я не хочу тебя заставлять, я буду ждать столько, сколько будет надо, но я... - на секунду заминаюсь, подбирая слова, чтобы обличить в них бушующие внутри меня эмоции, - я тебя люблю, сильно. И даже если я буду просто другом… - я не смог договорить, потому что напротив моих глаз оказались заплаканные его, в которых плескались… покой и... понимание? Словно не было того бессвязного монолога в мое плечо, словно все было нормально.

Он снова был так близко, я чувствовал его дыхание. Слишком сильное искушение. Неожиданно он резко подался навстречу мне. Или я ему? Но в какой-то момент наши губы столкнулись. Это нельзя было назвать настоящим поцелуем – просто касание, почти без движения и ласк, просто ощущение тепла его губ и дыхания на своих, и все. Все словно встало на свои места. Мир обрел полную гармонию, и все стало так, как должно было быть. Без диссонансов в звучании.

POV Bill

- Ну куда ты полез, Том? - со смехом выдавливаю, наблюдая, как он лезет через забор, за которым раскинулось целое поле ромашек.

Я так неосторожно брякнул, что они красивые, вот он и полез. А Дэвид бы не полез, он бы просто зашел в соседний магазин… Внимательно прислушиваюсь к себе, ожидая очередного болезненного укола, к которым так привык. Но… ничего нет. Внутри по-прежнему тепло и хочется улыбаться. И ни капельки боли, словно и не было ее. Да, немного грустно, да, чуть щемит сердце, но… Наблюдать за Томом так забавно…. Нет-нет-нет! Одергиваю сам себя и с ужасом ищу внутри… нет, вот она – полочка под названием «Дэвид», даже, скорее, огромная полка, занимающая почти все место в моем шкафу. Она никуда не делась. Но почему-то после того, что произошло утром, мне не хотелось плакать.

Сейчас хотелось просто наслаждаться ярким солнцем, свежим ветерком, такой непривычной для пригорода Лос-Анджелеса в это время года хорошей погодой, теплом руки Тома на моей, его искристым счастьем, которое он так просто дарил окружающим. И странной гармонией, которая сейчас царила внутри меня. Впервые за последнее время я волне искренне мог сказать, что мне хорошо. Сложно, но хорошо. Я люблю Дэвида, люблю свои воспоминания о нем, но мне нравится Том. Очень. Давно нравится, просто я почему-то не замечал внутри себя этого чувства. И это не вызывало во мне никакого диссонанса, которого я так боялся. Это было так просто и естественно, как дышать, как думать. А еще мне бы очень хотелось, чтобы Том меня обнял, а еще лучше – поцело…

- Держи, - перед моим носом неожиданно возникает целая охапка крупных ромашек, и на лице расплывается улыбка. От переполняющего счастья щекотно в груди и внизу живота.

- Спасибо, - забираю у него цветы, и наши пальцы чуть касаются друг друга, и от этого мне становится тепло.

Том – не Дэвид. Пусть они немного и похожи, но Том – не Дэвид. Он совершенно другой, но почему мне все равно? Почему? Ведь я должен любить только Дэвида, а мне нравится Том… Почему? Внутри снова начал образовываться тугой комок сомнений, ноющий почти так же, как палец, который я покалечил сегодня утром.

- Билл, о чем задумался? - голос Тома над ухом и теплая рука на талии выдергивают меня из мыслей, и комок в груди начинает рассасываться, заменяясь ощущением правильности. Все было очень правильно – я это чувствовал, хотя что-то внутри еще протестовало против происходящего, но… Может, я просто не привык?

Глава 18

POV Bill

Я в очередной раз перевернулся на бок и, раздраженно выдохнув, посмотрел на электронные часы на тумбочке: половина третьего – время самого сладкого сна, который ко мне сегодня никак не шел. Чертовы мысли не давали спать. Грудь сдавливало то болезненным обручем, то каким-то щемящее-нежным счастьем, от которого дыхание сбивалось.

Мне было больно думать о Дэвиде и о том, что, возможно, всем тем, что происходило последний месяц, я предаю его, его любовь. Но я больше не мог. Словно прорвало плотину. Я просто больше не мог быть один. Это было слишком больно и тяжело, а рядом оказался человек, который все это время был готов разделить ношу со мной. Я слишком устал идти один. Прости, Дэвид…

Грудь снова сдавило и стало трудно дышать, я откинул одеяло в сторону и сел на кровати. Как там говорила психолог? Подумать о чем-то приятном? О том, что произошло утром? Указательный палец и губы сразу начали гореть – первый-то от боли, а вот что касается губ… Или о совсем неожиданном предложении пойти прогуляться. Просто погулять. Большой частью мы молчали, думая каждый о своем. Мне сложно сказать, что было в голове у Тома, да что там… Мне сложно сказать, что было в моей собственной голове, но его пальцы, сплетенные с моими, а потом ромашки и рука на талии… Все это снова заставило что-то затрепетать внутри, и воздуха стало еще меньше. Раздраженно встаю и распахиваю окно, ежась в потоках прохладного ночного воздуха.

Взгляд натыкается на светящиеся окна веранды на первом этаже. Интересно, кому еще не спится так поздно? Мне казалось, что после бурного и веселого ужина в компании Мел, Тома, Джейсона и мальчишек и не менее веселой вечерней прогулки все выглядели очень уставшими и без лишних возражений со стороны детей и взрослых расползлись по спальням, а вот сейчас кто-то там внизу так же не мог уснуть, как я тут. В сердце закралось смутное предчувствие: а что если… Мне не хотелось стать свидетелем еще одного ночного откровенного разговора близнецов, но руки уже сами выискивали в темноте толстовку и джинсы. И через пару минут я уже стоял перед входом на веранду, в которой горел свет, внимательно прислушиваясь и ощущая босыми ступнями мягкий ворс коврового покрытия. Оттуда не раздавалось ни звука, словно кто-то просто забыл выключить свет, а может, так и есть.

Осторожно просачиваюсь в приоткрытую дверь и взглядом встречаюсь с испуганным взглядом Мел, сидящей в кресле напротив двери:.

- Можно составлю компанию? - улыбнувшись, прохожу в комнату и сажусь в одно из свободных кресел. В нос тут же ударяет запах никотина, и я замечаю на журнальном столике пепельницу с сиротливо дымящимся окурком от явно моих сигарет, отпечаток помады на котором ясно дает понять, кто балуется сигаретами ночью в одиночестве, пока все остальные спят. - Мел, тебя же нельзя, - поднимаю укоризненный взгляд на выглядящую растерянной и озабоченной девушку.

- Я… я просто, - она нервно вцепилась пальцами в край свободной рубашки. - Нет, ты ничего не подумай, я же не курю, - быстрым шепотом начала она, - просто мне безумно захотелось, - она смущенно отвела взгляд, - а врач говорил, что мой организм требует того, чего ему в данный момент не хватает, и если мне захочется бокал вина, то я должна его выпить, если захочется пожевать мел, то я должна его пожевать. Ну вот мне и захотелось… Я всего раз. Ты же меня им не сдашь, Билл? - она заискивающе улыбнулась.

А я подумал, что одна сигарета, тем более моя, почти никакая, никого не убьет, и кивнул.

Безумно захотелось курить. Я вытащил из пачки, которую забыл здесь еще днем, сигарету и закурил.

- А тебе чего не спится? - нарушила она через пару минут молчание.

- Мысли одолевают, - задумчиво тяну, выпуская дым. У меня никогда не получались колечки, как бы я ни старался.

- О чем? Или вернее спросить о ком?

- Как будто ты не знаешь… - тяну и смотрю на стену напротив, расписанную девушкой вручную. Смотреть в окна, за которым жил ночной жизнью сад, не хотелось.

- Все так плохо? - в ее голосе прозвучала грусть.

- Все слишком хорошо… - я не мог остановиться и вывалил на нее все, как есть, все свои переживания, почему-то даже ни на секунду не задумавшись, что рядом со мной сидит сестра Тома, а сам он может так же, как я вчера ночью, стоять за стеной и все слышать… Но что-то внутри даже хотело, чтобы он все слышал. Про все те терзания, что съедают меня, про все метания и неопределенность между ним и памятью о Дэвиде, которые вдруг неожиданно разрешились совсем простой и банальной фразой Мел:

- Дэвид хотел, чтобы ты был счастлив, он хотел бы, чтобы был счастлив Том. Сейчас вы можете стать счастливыми только вместе. И ваши отношения – это не предательство, а лучшая награда для него. Ты же просто маешься дурью, мучаешь себя и Тома, вместо того, чтобы наслаждаться жизнью…
***

POV Tom

- Том, ты сегодня самый тихий из компании, - хихикнула женщина, заключенная в объятия Жана, а я растерянно на нее посмотрел, до сих пор не в силах поверить в такой нонсенс: оказывается, у Жана есть жена, а я-то всю жизнь был свято уверен, что он… как бы это повежливее сказать… что он по мальчикам. Но у него кроме жены еще есть и одиннадцатилетняя дочь. Когда я их увидел, то почувствовал себя идиотом, а когда узнал правду и что все вообще-то в курсе – от Джейсона до Дэнни (про Билла с Мел я промолчу), – то почувствовал себя абсолютным и неизлечимым идиотом. Меня поразила нежность, с которой стилист обнимал невысокую шатенку с совершенно обычной на его фоне внешностью, с какой теплотой смотрел на нее. Я и не думал, что эта ехидина может быть такой. Глядя на них, немедленно хотелось прижать к себе Билла, но я боялся, что он не одобрит подобной вольности.

- Просто жарко, - я демонстративно начал обмахиваться рукой, пока вся наша компания из шести взрослых на этом детском празднике шутила и смеялась, дети развлекались с приглашенными артистами, прыгая на батутах, наблюдая за фокусами, играя в различные игры.

- Дяде Тому жарко! И Билли тоже! - на нас с Кернером на огромной скорости неслись два вихря, в которых я с трудом смог опознать племянников.

В следующую минуту в меня что-то на полной скорости врезалось, и я почувствовал, что теряю равновесие. Нелепо размахивая руками, как в тупых американских комедиях, я спиной свалился в бассейн, на краю которого мы с Биллом стояли.

На пару минут меня оглушило, и я не мог сообразить, что происходит, но тело среагировало быстрее разума, и через пару гребков я оказался на поверхности, пытаясь отдышаться и осмотреться. Картинка была занимательной: рядом со мной барахтался, заливисто хохоча, Дэнни, на краю бассейна также заливался смехом Крис в компании с Жаном, Ингрид, Джейсоном и Мел… А где Билл?.. Внутри стал зарождаться ледяной ужас. Они неслись на нас вместе – Дэнни на меня, а Крис на Билла. Если Крис стоит на самом краешке бортика, то Билл… А что если он не умеет плавать? Со скоростью молнии я развернулся и едва не расхохотался, увидев отфыркивающегося в паре метров от меня Кернера. Он выглядел таким забавным, особенно когда звонко чихал, морща очаровательный носик, который мне немедленно захотелось поцеловать.

- Это не смешно, - обиженно буркнул он, а я не выдержал и присоединился к хохочущим. - И ты туда же? - карие глаза зло блеснули, и он неожиданно скрылся под водой. Через пару секунд я почувствовал, что что-то, вернее, кто-то схватил меня за ноги и дернул ко дну.

- Ах ты… - остаток фразы я пробулькал, старясь вывернуться из захвата его рук.

В итоге из бассейна мы выбрались минут через сорок, уставшие, продрогшие, полностью обессиленные, но с радостным хохотом. Иногда детское веселье, вроде войнушки в воде, может принести столько удовольствия, хотя с Биллом я был бы счастлив даже мыть полы и есть ненавистные брокколи.

- Так, дельфины, – цокнула подошедшая к нам Мел, – быстро в дом и в горячий душ. На улице октябрь, а они в воде плещутся, – она уперла руки в бока и в этот момент была так похожа на наседку, злобно кудахчущую на нерадивых цыплят, что мы хором расхохотались и, спасаясь от ее гнева, бегом бросились в дом, оглашая смехом всю округу, а потом и пустую прихожую.

Захлопнув дверь, я неожиданно для себя притянул такого мокрого и такого манящего Кернера к себе. Странно, но косметика на его лице почти не размазалась – вот до чего дошел прогресс.

- Билл, - я позвал его, заставляя поднять на меня глаза, - можно… - красноречиво смотрю на посиневшие от долгого пребывания в воде губы. Он понял меня и лишь прикрыл веки, давая согласие.

Время снова остановилось. Я медленно дотянулся своими губами до его, осторожно касаясь, стараясь растянуть сладкий момент, пробуя его на вкус, наслаждаясь, позабыв обо всем вокруг. Наш первый настоящий поцелуй. Все остальное не считается. Он был здесь и сейчас. Мокрые, замерзшие, с лихорадочным блеском в глазах после побега от моей разгневанной беременной сестры в холле ее дома, мы целовались так, словно это был наш первый и последний раз: нежно, опасливо, страстно, горячо, осторожно, ненасытно, стараясь удовлетворить жажду последних лет…

***

- Том, как ты планируешь отмечать наш день рождения? - голос сестры выдергивает меня из полудремы, и все внимание присутствующих переключается на нас. И угораздило ее завести эту тему именно сейчас, когда мы с Биллом уже почти задремали, утомленные событиями этого дня.

- Не знаю, еще три месяца, - задумчиво тяну и прижимаю сползшего с диванчика задремавшего брюнета поближе к себе. На нас никто не смотрел удивленно, словно то, что Билл, сидящий рядом со мной за столом на улице, за которым устроились взрослые, когда распихали своих неугомонных чад по кроваткам, закутанный в один со мной плед, дремал в моих объятиях у меня под боком было совершенно естественным. Только Жан с Мел бросили на нас пару одобрительных взглядов, когда я притянул смущенно жавшегося к краю парня к себе.

- У меня есть предложение, - Мел пригубила кроваво-красный гранатовый сок из бокала. Билл тоже его любил, а вот мне нравилось что-то более сладкое.

- Какое? - я уже заранее знал, что соглашусь на все ее предложения.

- Давай дома, с родителями. Они ведь скучают, - сестра улыбнулась.

А почему бы и нет? Главное, чтобы мое личное счастье, посапывающее у меня под боком, было рядом. А с ним хоть на Северном полюсе, хоть в общественном туалете, хотя… Думаю, что последний вариант он точно не одобрит. Я тихонько рассмеялся под недоуменными взглядами, а сестра с Жаном переглянусь с совершенно точным определением для меня, написанным на их лицах: «влюбленный идиот и точка».

Продолжение
Предыдущая часть