Название: Школа жизни
Автор: Бельчонок Шуша
Бета: Smile of Cheshire
Персонажи: Том/Билл, Билл/ОЖП, Том/ОЖП, Дэвид/Билл
Рейтинг: NC-17
Жанр: romance, POV, light angst, light drama
Категория: Slash, Het
Статус: в процессе
Размер: Макси
Краткое содержание: Школа-школа. Самые золотые годы... Для кого-то. А для некоторых они оборачиваются настоящим адом.
Предупреждения: однополые отношения, мат, розовые сопли и сюжет типичной американской комедии, а также первая попытка автора написать макси, так что... Решайте сами, в общем.
Размещение: только с разрешения автора
От автора: Недавно мне прилетело по голове с полки сразу 4-мя томами «Войны и мира», вот и решила написать я про «диалектику души человеческой». Предполагается, что будет три части: школа, университет, взрослая жизнь, но что получится из первоначальной идеи, честно не знаю. Вообще это будет не полноценный макси, а, скорее, три миди, связанные между собой одними и теми же героями, находящимися на определенном жизненном этапе. Как-то так. Задумка глобальная, но что получится, не знаю. К каждой части будет своя шапка, чтобы вы смогли для себя решить, читать ее или нет. У меня все. Надеюсь, что распугала всех читателей хД
Ну и первая часть - это такой своеобразный отдых от "Темной стороны Луны", поэтому будет много легкости и романтики, как в типичной американской комедии в общем)
Данный текст не несет никаких функций кроме РАЗВЛЕКАТЕЛЬНОЙ, поэтому просьба не упрекать автора в отсутствии глубокомысленности, оригинальности, философии и проч.

[показать]
Глава 17
POV Tom
Опираюсь плечом о дверцу шкафчика и делаю вид, что со скукой наблюдаю за происходящим. Удивительно, но почти все утра в старшей школе начинались одинаково: со сплетен, несделанных домашних заданий и фальшиво-радостных приветствий. Лишь что-то очень экстраординарное могло выбить школьников из колеи. И это экстраординарное произошло две недели назад. Билл. При воспоминании обладателя этого имени захотелось сморщиться. Моя зубная и головная боль, но если эти две можно было вылечить с помощью врачей и таблеток, то от парня не спасало ничего. Он стал моим наваждением, навязчивой болезнью, уравнением и задачей, которую я страстно желал и не мог решить.
По начальным подсчетам все мои действия должны были привести к успеху еще неделю назад, но… Ничего. Он словно не замечал ни меня, ни моих слов, ни моих взглядов, ни моих касаний. Это жутко раздражало. Он словно боялся и постоянно избегал меня, стараясь ни за что не остаться наедине со мной хотя бы пару минут. За эти 14 дней, что прошли после первого занятия математикой, мы обменялись едва ли парой десятков слов, большую часть которых составляли этикетные фразы вроде «Привет–пока».
На утренних пробежках я мог наблюдать только капельки пота над его верхней губой, волосы, убранные в низкий хвостик и проколотые уши, заткнутые белыми наушниками айпода. В школе он общался со всеми, кроме меня. Лишь за обедом за общим столом я имел удовольствие лицезреть его споры с Мартином о преимуществе рэпа над роком,обсуждения последних фильмов и прочее. И именно из них я почерпнул большую часть информации о нем. Билл действительно любил кино и рэп, много читал и спокойно мог отличить стихи Китса от Бодлера, что для меня было показателем чуть ли не литературной гениальности. Уроками мы теперь занимались втроем, и я не мог себе позволить ничего лишнего, вот и приходилось довольствоваться случайно подслушанными разговорами и редкими прикосновениями, но это совсем не входило в мои планы. Том решил поиграть в куклы, и он купит себе самую лучшую, ну или ту, которую хочет больше всего. И сегодняшняя вечеринка, посвященная Хэллоуину, подходила как нельзя лучше для того, чтобы начать реализовывать свой коварный план.
Я резко вынырнул из мыслей и посмотрел на вход. Как выяснялось, вовремя. Наша парочка изволила явить себя лицам подданных за две минуты до звонка. Они с Мел были до зубовного скрежета неразлучны, вызывая своей примерной парностью волны злобы и раздражения. Я даже не мог разобрать, что раздражало меня сильнее: тот факт, что моя сестра ни на минуту не отлипает от своего творения, или нежная и искренняя привязанность Билла к ней. Он делал все, что положено натуралу: целовал в губы при встрече, вызывая внутри меня рвотные позывы, открывал двери, отодвигал стулья и подавал руку, дарил маленькие круглые букетики ее любимых кремовых роз. Он словно и правда был влюблен в нее, но я-то, Я знал, что он все это делает ради того, чтобы не лишиться покровительства моей сестры. Я просто был обязан, обязан открыть ей глаза на всю его лживость. Такое ощущение, что больше никто вокруг не замечал его бесконечных притворных улыбок. Только и слышу: «Ах, какой Билл замечательный! Ах, какой красивый! Ах, какой милый! Ах, какой умный и интересный!». Тошнит. Но ничего, я еще покажу всем его истинное лицо.
Вот и сейчас наблюдаю, как на его кукольном личике нарисовалась дружелюбно-фальшиво-снисходительная улыбочка, как он притворно смеется и обнимает мою сестру. Им что, всем сразу заклеили глаза, уши и прочие органы, что они ничего не замечают?!
Я с раздражением отвернулся и пошел в класс, не в силах наблюдать эту картину всеобщего преклонения перед Кернером Лживым. Внезапно в голове у меня нарисовался план, как получить в свое распоряжение пару часов с Биллом наедине. Главное, чтобы Мел повелась, но она, кажется, уже совсем забыла о той ссоре и наслаждалась иллюзорным счастьем. Прости, хорошая моя, но я должен открыть тебе глаза как можно быстрее, чтобы потом не было мучительно больно.
***
- Том, - Мел буквально за руку заволокла меня в пустой класс, - так больше не может продолжаться.
Я ухмыльнулся. Еще бы. Иногда моя прожженная жизнью и циничная сестра может быть такой наивной, что становится страшно за нее. Она так повелась на мой спектакль за обедом. Еще бы. Сегодня столь знаменательный день, а я посмел опустить общеобожаемого Билла. Поразительно, как быстро он втирается в доверие к людям. Его обожала вся школа, начиная с пожилых техничек и общества ботаников, прозябающего на спецкурсе по биологии, и заканчивая грудастой Дженни, капитанши группы поддержки. Футболисты рассказывали ему сальные анекдоты и хлопали по плечу с такой силой, что мальчишка едва стоял на ногах (по себе знаю), танцовщицы нежно жались бедрами и интимно что-то шептали на ушко под возмущенно-ревнивым взглядом Мел. Кернеру понадобилось две недели, чтобы покорить всю школу, а мы с Мел добивались авторитета год. Ненавижу.
Так о чем это я? Ах да, сегодня был очередной знаменательный день для Билла Кернера, а следовательно, и для всех нас. Вышел октябрьский номер «Вог» с его статьей, и Мел сделала так, что об этой статье знала вся школа, и сегодня «Вог» читали все, обсуждая со всех сторон, какой же чертов Кернер замечательный, творческий, невероятно талантливый… А я возьми и ляпни за обедом, что его статьи не читал и не собираюсь, причем очень громко ляпни, так, что услышала добрая половина обедающих, после чего моя сестрица на глазах у всей школы схватила меня за шкирку и вытащила из столовой.
- Что не может продолжаться? – делаю вид, что ничего не понимаю. Эдакий Иван-дурак из русских сказок.
- Том, - ее глаза сузились, а лицо побелело – крайняя степень ярости, такую я наблюдал всего раз в жизни, - хватит издеваться над Биллом.
- Я? – делаю вид, что крайне изумлен. - Издеваюсь? Ты чего?
- Это ты чего на него взъелся?! Он совершенно нормальный, Том, а ты ведешь себя в последнее время как законченный идиот, только и ищешь способ его поддеть! – с каждым словом сестра делал шаг ко мне и голос на тон выше. К концу фразы она стояла ко мне вплотную и просто кричала. – Я же тебя просила подружиться с ним, а ты словно все назло мне делаешь, - она резко перешла на шепот, а в таких родных глазах заблестели слезы.
- Ну, Мел, ну прости меня, идиота, - делаю вид, что очень сильно раскаиваюсь, обнимаю и прижимаю ее к себе, поглаживая по спине. – Хочешь, я исправлюсь? Хочешь?
- Том, - поднимает на меня полные влаги карие глаза. – А ты можешь?
- Я постараюсь, - стараюсь говорить как можно искреннее, - только ты мне должна помочь.
- Как? – из ее глаз тут же пропадают слезы и появляется привычная внимательная цепкость, означающая, что Мел вся во внимании.
- Ты не даешь нам и пару минут побыть наедине, я даже не говорил с ним ни разу… – начинаю подготавливать почву для своего предложения.
- И? – ее тело в моих руках напряглось, как тетива лука перед выстрелом.
- Если бы мы хотя бы математикой занимались вдвоем… - задумчиво тяну, а взгляд сестры становится настороженным – слишком хорошо она меня знает. – Тебе все равно не нужна математика, а для меня это способ познакомиться с Биллом, – черт, что-то то, что так убедительно звучало в голове, так неубедительно звучит вслух.
- А ваши пробежки?
- Ты пробовала знакомиться с кем-нибудь после того, как пробежишь километровый кросс? – хмыкаю.
- Ты хочешь сказать, что ты не можешь нормально километр пробежать? С твоей-то формой? Не смеши мои туфли, Том, они и так смешные, - тоже хмыкает.
- Я-то могу, но вот твой Билл… - делаю многозначительную паузу и по выражению лица сестры понимаю, что победил. Маленькая победа, которая приведет меня и мой план к оглушительному успеху.
- Ладно, - улыбается и высвобождается из объятий. – Пошли назад, а то сейчас одна половина школы думает, что я тебя тут убиваю, а вторая, что мы трахаемся, - она выпархивает из класса, оставляя меня одного с расползающейся торжествующей ухмылкой на лице.
***
- Привет, - в комнату входит Билл.
- Привет, - встаю ему навстречу и улыбаюсь. Сегодня или никогда. Все готово. На столе мило стоит открытый ноутбук с темным, якобы выключенным экраном, и приветливо мигает зеленой лампочкой веб-камера, сигнализируя о рабочем состоянии.
- А где Мел? – испуганно осматривает комнату, словно боится, что из-под кровати или из гардеробной выскочит чудовище.
- У нее дела, - беспечно пожимаю плечами, а он весь как-то сжимается. Вообще, я заметил, что без косметики и очков он выглядел как-то слишком беззащитно, словно стекло и краска защищали его от мира.
- Я тогда пойду… - начинает пятиться к выходу.
- Ты чего? Пошли заниматься, - приглашающим жестом киваю на стул. - Отсутствие Мел – не повод не делать домашнее задание, - я уже неоднократно замечал, что под напором он тушуется и обычно соглашается, вот и сейчас он обреченно вздохнул и пошел к столу.
Кстати, еще одно наблюдение: он был не так туп, как показалось мне на первом занятии, и даже вполне сносно усваивал материал и решал элементарные задачи, а большего гуманитарию и не надо было.
Все занятие я вел себя почти идеально: не касался, не прижимался близко, не дышал на ухо, не говорил гадостей – просто спокойно объяснял, как решать задачи с помощью систем линейных уравнений первой и второй степени, но едва два часа минули и он начал собирать вещи, я сделал то, что так долго собирался: резко развернул его к себе и впился в по-женски мягкие губы.
Первые пару секунд он даже не сопротивлялся, только глупо хлопал глазами, сдавая позиции под моим напором, но потом… Парень резко дернулся, и мой живот пронзила резкая боль, а перед глазами заплясали звезды. Я сдавленно охнул и согнулся пополам, не понимая, что происходит, а Билл сорвался с места и с воплем:
- Сука! – вылетел из комнаты.
Эта тварь заехала мне кулаком в живот. Я только сейчас понял. Мразь. Набивает цену. Ну ничего. Банкет на твоей стороне улицы закончен. Я торжествующе посмотрел на ноут с включенной вебкой – одна двухсекундная анимация, продемонстрированная эксклюзивно Мел, и все. Конец празднику ботаников. Тем более я ей толкну прочувствованную речь, в которую она обязательно поверит. Ведь кто он, и кто я.

Глава 18
POV Bill
Чертов козел! Дрожащими руками закрываю защелку в ванной и включаю холодную воду. Ублюдок! Какого х*я он ко мне полез?! Вообще, что ему надо? Все же было так хорошо!
Со стоном сползаю по двери на пол. Ну почему, когда все начинает только-только налаживаться, обязательно случается какая-нибудь поганая-распоганая гадость, которая портит все? Еще утром я был самым счастливым человеком в мире. У меня просто потрясающая бабуля, которая без лишних вопросов и скандалов отпустила меня ночевать к другу (ведь должен же был я как-то оправдать свое отсутствие вечером дома, вот Мел и предложила сказать, что я ночую у Тома, чтобы и мы спокойно могли оторваться на хэллоуинской вечеринке, и бабушка поспать). У меня самая потрясающая девушка в мире. Буквально через пару дней после нашего первого и пока (я надеюсь) единственного минета (о боже, я до сих пор краснею при воспоминании об этом) она снова начала вести себя вполне адекватно, то есть перестала виснуть на мне каждую свободную и не очень секунду, лезть с поцелуями и прочим. И мы в основном общались как обычные друзья, ну пусть немного ближе. Мне было интересно с ней и с ее друзьями. Со всеми, кроме Тома. Впрочем, он в большинстве своем меня просто игнорировал, что мне нравилось явно больше, чем то, что произошло сегодня.
А все остальное... Внимание. В первые дни оно меня здорово напрягало и раздражало, но теперь… Мне кажется, что я начинаю привыкать ко всему этому. К чему? Когда с тобой здоровается больше двух сотен человек (я, честно, дальше сбился при счете), что некоторых надо игнорировать, некоторым просто улыбнуться, другим кивнуть, третьим бросить «Привет», кому-то поцеловать ручку или пожать руку, кого-то обнять и спросить как дела, с кем-то даже поболтать пару минут. Первые дни меня ежесекундно инструктировали либо Мел, либо Рикки или Джес, но сейчас я уже прекрасно разбирался во всех этих ежеутренних премудростях сам. Это оказалось не сложнее, чем подводить глаза, – через определенное время движения и слова запоминаются на рефлекторном уровне. Мне не совсем нравилась такая иерархия, но так было надо, и я не мог подвести Мел. Еще мне нравилась куча писем в Facebook, на которые можно было не отвечать, и предложений дружбы, которые можно было не принимать. Любовные записки от тайных поклонниц и кипы приглашений на вечеринки, на которые тоже совсем не обязательно отвечать… Но так прекрасно чувствовать себя важным и значимым, что просто петь хотелось.
А сегодня. О, сколько я ждал выхода номера журнала, сколько споров было вокруг моей статьи от запятых и правильного подбора слов до размера шрифта и цвета подложки. И вот когда я сжал в пальцах прохладный, гладкий, еще пахнущий типографией номер «Вог», то просто не мог поверить, что это происходит со мной. Это была новость номер один в школе. Наверное, «Вог» заработал просто кучу денег на моих соучениках, приобретших его. «Вог» был в руках у каждого второго, все обсуждали. Мел и я просто светились от счастья. Так и надо. Вот оно. Самая прекрасная школьная жизнь.
Когда я возвращался после школы домой к Каулитцам, то едва не светился от счастья и предвкушения, ожидая самую первую и самую крутую вечеринку в моей жизни. Теперь я понял, почему ребята из элиты буквально светились. Они просто были счастливы. Теперь я тоже был таким. Я был счастлив. Я был популярен. Я был своим. Я и был элитой.
Чертов Каулитц! Какого хрена он полез на меня!
Со вздохом я встал с пола и умылся холодной водой, надеясь, что у него не хватит наглости завалиться в мою комнату в их доме, пока нет Мел. И по чертову совпадению я даже домой уехать не мог! Со вздохом я выключил воду и вышел в комнату.
Столкнувшись взглядом с потемневшими от ярости глазами парня, я ринулся обратно в ванную, но он схватил меня и прижал к стене намного раньше.
- Чего тебе надо? – стараюсь говорить как можно грубее, чтобы голос не дрожал от страха.
- А ты как думаешь? – ухмыляется и еще сильнее вжимает меня в стену. Я совершенно флегматично отмечаю про себя, что там останется целая россыпь синяков.
- Отвали от меня, придурок, - пытаюсь оттолкнуть его от себя, но это почти бесполезно – его тело лишало меня возможности нормально двигаться.
- Я-то отвалю, - как-то он нехорошо ухмыляется, хотя, по-моему, смотря на меня, он всегда именно так ухмыляется – как-то грязно и мерзко, так, что внутри все передергивается от отвращения и омерзения. – И пойду, выложу на Facebook одну любопытнейшую запись, где новая звезда старшей школы Джэксонвилла Барби, - снова ухмыляется, - пристает ко всеобщему любимцу Томасу Каулитцу.
Я почувствовал, как внутри поднимается волна ледяной ярости, и прошипел:
-Ты врешь.
- Тебе показать? – ухмыляется. – На последней модели ноутбука НР отличная веб-камера, просто потрясающее качество съемки, а какой свет… - начинает вещать, словно продавец-консультант в магазине электроники, а я с ужасом вспоминаю, что его ноутбук стоял на столе, открытый, и вроде даже мигал лампочками.
- Тебе никто не поверит, - я хотел сказать это как можно холоднее и спокойнее, но чертовы голосовые связки могли издавать только лепет. – Это ты... ты… - он прижимает меня к стене еще сильнее, так, что становится тяжело дышать.
- Приставал к тебе? – его брови взлетают вверх. – Заядлый бабник Томас Каулитц приставал САМ к накрашенному женоподобному мальчику-Барби? – произносит издевательским тоном, и я с ужасом понимаю, что, возможно, он прав, но лучшая защита – нападение. Ведь так?
- Там прекрасно будет видно, что это ты, что ты... Тебе никто не поверит. Мел тебя убьет, - я привел последний, мой самый главный аргумент. Мне почему-то казалось, что имя моей девушки и его сестры должны отрезвить Тома, но он был словно пьяный или под кайфом. Я не понимал, зачем это все ему надо и чего он добивается. Все происходящее напоминало абсурдную сцену из дешевого триллера, но никак не реальную жизнь.
- Как ты думаешь, кому Мел поверит больше? Своему брату, которого знает всю жизнь, или кукле, с которой играется от силы две недели? Так вот, я думаю, что она поверит мне, и тогда, о боже, какое горе, - картинно возводит глаза к потолку, - тебя больше не будут спонсировать.
- Что тебе надо от меня? Зачем ты все это делаешь? – я почти шептал эти вопросы, силы покинули меня, мысли путались, а ноги подгибались. Если бы не его тело, прижимающее меня к стене, то я бы упал.
- Хм, - делает вид, что задумывается. – Ты мне не нравишься.
Обескураживающе просто. Я не мог понять его, и просто глупо хлопал глазами, пока он не выдал вещь, после которой мне захотелось ему хорошенько врезать по морде:
- Ты будешь делать все, что скажу я, и не возмущаться, дергаться, драться и прочее…
- А не пошел бы ты на х*й? - я с удовольствием представил, как мои костяшки с хрустом врезаются в его челюсть.
- Я пойду, только не на х*й, а сначала к Мел, а потом к твоей бабушке. Как ты думаешь, ее сердце выдержит новость, что ее внучек – активный гей? А если мы подтвердим это замечательным видео? Хм, а что если заказать еще пару хороших фотошопов соответствующего содержания? Для верности. Как тебе идея? – я едва не потерял сознание – он говорил невероятно ужасные вещи, это все больше походило на дурной сон, и у меня не было сил, чтобы сказать ему что-то. – Бедная бабуля наверняка загнется, - продолжал издеваться он, - и останется бедный Барби никому не нужной сироткой, выкинут его на помойку жизни…
Он продолжал бы говорить все эти гадости до бесконечности, но тут где-то внизу раздался цокот каблуков и крик:
- Билл, Том, я дома!
Том замолчал и, метнув на меня тяжелый взгляд, впился в мои губы. Я хотел снова врезать ему в живот, но в голове всплыли его слова про бабушку, и я предательски подчинился ему. Это было унизительно…
Каблуки цокали все ближе, и буквально за пару секунд до того, как дверь открылась и явила нам сияющую Мел, Том отстранился от меня и подмигнул, а я сжался еще сильнее, надеясь, что стена проглотит меня.
- Привет, мальчики, - Мел подпорхнула ко мне и чмокнула в щеку. – Плодотворно позанимались?
- Плодотворно, - Том ухмыльнулся и подарил мне взгляд, от которого внутри все передернулось. – Да, Билл? – я понял, что он хотел услышать ответ на совсем другой вопрос.
Это было так мерзко и неправильно, что хотелось кричать, но я почему-то был твердо уверен, что он выполнит все свои угрозы. Каулитцы не походили на людей, способных так жестоко шутить. За пару минут, что он шипел все эти гадости мне в лицо, я тысячу раз проклял себя за то, что согласился на затею Мел. Ведь если бы всего этого не было, то я не стал бы предметом болезненного внимания всей школы, в том числе и Тома. Но нет, захотелось придурку тщеславие потешить, а вот теперь... Бабушка. Сердце болезненно сжалось. Ее я любил больше, чем себя, поэтому я нашел в себе силы и сделал кивок головой, понимая, что им разрушаю остатки себя, своей гордости, чести и прочего, что там было в душе у человека. Том торжествующе улыбнулся:
- Ну ладно, ребята, встретимся на вечеринке, – и вышел.
- Билл, я так соскучилась, - Мел с радостным писком повисла у меня на шее, совершенно ничего не замечая: ни наших гляделок с Томом, ни моего состояния – и поцеловала. – У нас есть еще два часа до вечеринки, - она заговорщицки подмигнула.
Я не был сейчас способен адекватно оценивать происходящее, воспринимая мир как-то отстраненно.
Как Мел прижалась ко мне еще ближе, и ее язык скользнул мне в рот, как тонкие пальчики, царапая голую кожу ногтями, стягивали джинсы, футболку, белье, как нежные губы дарили поцелуи всему телу, вызывая стоны. Как мои руки сами, совершенно отдельно от разума шарили по податливому девичьему телу, избавляя его от лишней одежды, даря механически ласки. Как в какой-то момент мы оказали на диване, и Мел, прогнувшись подо мной, прошептала: «Давай». Как мой член скользнул во что-то влажное и мягкое, как ее ногти впились в мою задницу, а тело выгибалось вперед, задавая темп. Как мои руки мяли ее грудь, а сам я двигался совершенно автоматически, вдавливая девушку в диван, срывая глухие стоны с ее и моих губ.
Автоматически. Механически. Совершенно не понимая, что происходит. С мыслями о Томе. Именно таким был мой первый в жизни секс с Амели Каулитц.
POV Tom
От громких стонов в унисон за стеной хотелось блевать. Черт, он только что целовался со мной, а теперь трахал мою сестру. Или она делала ему минет. Перед глазами немедленно нарисовалась подсмотренная две недели назад картинка.
Я со стоном рухнул на кровать и накрыл гудящую голову подушкой.
Нет, скорее, они трахались, потому что стонали оба. Значит, он уже спит с ней. Значит, правда натурал. Ну ничего, скоро станет би.
Я даже не пытался осознать, что произошло, просто сегодня от такой близости Барби мне едва не снесло крышу, и я понял, что не прочь повторить. А раз в него вложено столько наших денег, то пусть отрабатывает по полной.
Я сам скривился от таких грязных мыслей, но что сделано, то сделано. Он сам согласился, значит, шлюха, продажная тварь. Если бы он не был таким, то сопротивлялся бы яростнее, и все бы проверил. Я бы так и сделал. Особенно запись. Потому что ее не было – ноутбук разрядился. Но Барби не проверил, значит, его бл*дская натура просто ждала удобного случая.

Глава 19
POV Tom
Ощущение хрупкого тела, вдавливаемого в кровать моим, сводит с ума. Как и все в нем. Прикрытые глаза с накрашенными, чуть дрожащими ресницами, щечки, покрытые толстым слоем косметики, но даже она не скрывает румянца, чуть приоткрытые влажные губы, припухшие от поцелуев, жадно глотавшие воздух, быстро вздымающаяся грудь, острые косточки и тонкие пальцы, вцепившиеся в покрывало.
Не могу сдержать себя и снова впиваюсь поцелуем в его губы. Такой сладкий и робкий, манящий и подчиняющийся – у меня словно срывало крышу, когда я видел его. Или, точнее, срывало, когда я его не видел. Мне всюду грезились эти подернутые пеленой карие глаза, темные волосы, пальцы. Я просыпался утром со стояком, потому что мне снился он, и так продолжалось уже два месяца.
Утро. Пробежка. Едва мы углублялись в парк, через который пролегал наш маршрут, я прижимал его к первому попавшемуся стволу дерева, чтобы просто прижать как можно ближе, почувствовать этот выносящий мозг аромат, провести руками по продрогшему и покрывшемуся на улице после тепла дома мурашками телу, невесомо поцеловать и, схватив за руку, мчаться домой, чтобы Мел ничего не заподозрила.
Случайно касаться его в школе, с удовольствием наблюдая, как он вспыхивает и отводит глаза, зажимать на переменах в туалете или в библиотеке за дальними стеллажами, но самым приятными моментами были, конечно, занятия по математики. Два часа наедине, из которых я честно час объяснял ему, чем синус отличается от косинуса, а решение уравнения третьей степени от решения уравнения второй, а потом… Отшвырнуть в сторону тетради и усадить его к себе на колени, преодолевая слабое, лишь для виду сопротивление, или повалить на кровать и целовать, трогать, кусать и зализывать, заставляя его тяжело дышать, краснеть и мять руками покрывало или мою футболку. Или вечеринки, на которые мы обязательно ходили по субботам втроем. Усмехаюсь про себя: практически классическая шведская семья. На них Мел чаще всего напивалась, и я мог спокойно затащить его в первую попавшуюся свободную комнату, чтобы заняться нашими грязными делишками. Фу, как пошло и вульгарно звучит. Хотя я бы не отказался трахнуть его, но пока еще не время. Несмотря на то, что прошло два месяца, мальчишка был еще не готов.
- Том, время, - Билл оторвался от моих губ и попытался выкарабкаться из железной хватки моих рук.
- Еще раз, - это был не приказ и даже не просьба, а мольба.
- Мел… - пытается начать он, но я тут же накрываю его губы своими, заставляя замолчать, и отпускаю лишь через пять минут. Просто скатываюсь в сторону и устремляю взгляд в зеркало на стене напротив, наблюдая, как он неуклюже садится на кровати, затем встает, поправляет одежду и прическу и идет к столу, чтобы забрать исписанную наполовину бисерно-мелким почерком тетрадь и недорогую пилотовскую ручку.
- Почему ты не носишь кулон? – от моего вопроса вздрагивает, как от удара, но не поворачивается лицом.
- Я ношу... – говорит тихо, словно надеется, что я просто не услышу его ложь.
- Нет. Врешь, - отрезаю и рывком сажусь, впериваясь взглядом в худенькую спину, обтянутую черную футболкой. Удивительно, что он такой субтильный, хотя ест нормально, да и в физической силе ему не откажешь. - Я подарил тебе его неделю назад и ни разу не видел на твоей шее, - кулон от Картье за 20 тысяч евро, а до этого браслет и еще один, и сережки, и ни разу ничего он не надел.
- Завтра надену, - бросает и выходит, не прощаясь, заставляя рычать от злости.
Ведет себя так, будто не знает своего места, шл*ха. Я с ним по-хорошему, а он кривит морду, маленькая дрянь. Сейчас спрячет тетрадки, подведет губы и пойдет трахать мою сестру. За*бись устроился. Еще бы. За деньги люди и не на такое идут, а тут всего лишь немного лжи и чуть больше секса. Как же я ненавижу его и жить без него не могу! Я глухо застонал и уткнулся лицом в ладони. Надо срочно заткнуть уши, чтобы не слышать, как они орут от наслаждения, занимаясь сексом.
Он мой. Пора завязывать с этим чертовым треугольником! Вот будет через неделю рождественская вечеринка, и там я его заставлю поверить в то, что со мной ему будет намного лучше, чем с Амели, во всех смыслах, а покупать одежду, косметику, украшения и оплачивать салон я тоже могу.
POV Bill
- Милый, с тобой все хорошо? - бабушка обеспокоенно смотрит.
- Да-да, все хорошо, - рассеянно киваю головой и насыпаю сахар в чай.
- Билли, ты уверен? Просто ты насыпал в чашку уже 11 ложек сахара, - в ее глазах, таких же, как у меня, только обведенных узорами мимических морщинок, плещется беспокойство.
- А? Что? – растерянно смотрю в чашку, где белого сладкого порошка уже больше половины, и тихонько чертыхаюсь под нос.
- Вот-вот, - бабушка улыбнулась. - Ты не заболел случайно? – становится серьезной. – Эти ваши утренние пробежки… - начинает она, заставляя сердце болезненно сжаться, а губы и пальцы предательски задрожать.
- Я просто устал, - быстро выпаливаю и стараюсь дышать поглубже, чтобы успокоиться. - Скорее бы каникулы, - выдавливаю улыбку, но бабушка не замечает ее вымученности, никто не замечает, просто потому, что за последние два месяца я, кажется, разучился улыбаться нормально.
- Бедненький ты мой, - встает, обходит стол и прижимает меня к себе. - Выпускной класс и работа твоя… Совсем устал, - ее голос, тепло и мягкие поглаживания по голове вносят в мою ноющую душу покой. - Может, тебе сегодня просто принять ванну и лечь спать, Билли?
- Да, хорошо, - киваю головой и поднимаюсь из-за стола, на котором так и осталась стоять чашка с чаем, наполовину засыпанная сахаром.
Целую бабушку в щеку и, пожелав спокойной ночи, бегу к себе, молясь, чтобы успеть.
Успел. Громкий щелчок закрытой за спиной двери в мою комнату словно дает старт всей той боли и грязи, что плещется внутри меня, и она начинает вылезать наружу. Ноги отказываются держать всю эту мерзость, и я сползаю вниз по стене, пока под попой неожиданно не возникает прохладная поверхность пола. По щекам начинают бежать слезы, но я уже на них не обращаю внимания – теперь это для меня нормально. Что нормально? Плакать? Не только. Для меня нормально насыпать за ужином 11 ложек сахара в чашку чая. Для меня нормально врать. Кому? Всем! Бабушке, Амели, Жану. Моим самым дорогим людям. Для меня нормально выполнять все прихоти Каулитца и получать от него за это подачки. Это все совершенно нормально. Не замечаю, как произношу последние слова вслух и вздрагиваю от звука своего голоса. Я его так ненавижу. Голос свой и всего себя. Свою слабость и инертность. Мне кажется, что я скоро сойду с ума со всем с этим. С чем? С бесконечными мерзкими тайнами. Я больше так не могу, не могу, не могу. Хочется произносить это бесконечно, как мантру, словно слова могут стать правдой. Словно мне больше не надо будет давать целовать и трогать себя Каулитцу, принимать его подарки, слушать все те гадости, что он шепчет мне на ухо, упираясь стояком в бедро, и молиться, чтобы ему от меня были нужны только поцелуи и объятия, а не что-то большее, с ужасом понимая, что если он скажет, то я сделаю все, лишь бы бабушка никогда не увидела это видео и те фотошопы, что он и правда сделал (сам или попросил кого-то – не важно. Важно то, что я их видел и понял, что, прежде чем я успею бабушке что-то сказать, она сляжет с инфарктом, потому что там было такое, от чего тошнило до сих пор – неужели так можно?). Я просил, молил его тогда в школьном туалете, чтобы он уничтожил эти снимки, но он только усмехнулся и прижал меня к грязной стене в этом самом вонючем туалете и впился своими отвратительными губами в мои, всунул язык в рот, обмазал половину лица слюнями… Воспоминания сразу вызывают рвотные позывы. Я еле сдерживаю себя, когда рядом с ним. Закрываю глаза и представляю, что это не он. Я просто не могу. Мне кажется, что еще пару раз, и для меня будет проще перерезать вены, повеситься или выпить пару пачек таблеток. 70 процентов подростков в возрасте от 15 до 17 лет хоть раз задумывались о суициде. Я думаю о нем каждый день. Но еще чаще я думаю о бабушке, о том, что я не могу так просто взять и оставить ее одну, что все это неправильно…
Еще и Мел… Нет, она очень хорошая и, возможно, в других обстоятельствах мы могли бы даже стать друзьями, но сейчас… Ее имя заставляло меня кривиться. Она веселая, красивая, умная, чертовски сексуальная и изобретательная в постели, но черт бы побрал ее жажду секса. Она заставляла меня заниматься им каждый день. Нет, конечно, глупо говорить заставляла, просто она делала так, что я тоже его хотел, точнее, мое тело хотело, а внутри все корчилось и извивалось, точно так же, как извивалось ее тело в судорогах оргазма подо мной. Меня передергивало, когда Амели целовала меня под ненавидящим взглядом, когда она расплачивалась кредиткой своих родителей за мои покупки в магазине или за ужин в ресторане, когда она представляла меня своим знакомым. Для всех я был просто парнем Амели Каулитц. Билла Кернера снова не было. Да его и правда не было. Мои мысли и чувства разъедали меня изнутри, оставляя зияющую черную пустоту. Даже три статьи, напечатанные в «Вог», радовали всех, кроме меня.
Собрав все силы, встаю с пола и, подхватив полотенце, иду в душ. Сил нет даже на то, чтобы видеть морду этого ничтожества, шлюхи и альфонса по имени Билл Кернер в зеркале.
У меня оставалась только одна надежда выкарабкаться из всего этого, но пока эта надежда в виде большого конверта с эмблемой Нью-Йоркской школы журналистики никак не приходила.

Глава 20
POV Bill
Противный звук будильника прорывается сквозь тяжелую пелену сна. Лишь через пару минут сонный разум понимает, что этот звон – не часть сна, а жестокая реальность. Усилием воли заставляю сесть себя на кровати и нажать кнопку, чтобы прекратить атаку на барабанные перепонки. Перед глазами все плавает, и разум отчаянно не хочет просыпаться. Это все таблетки. Нет, вы не подумайте, что я какой-нибудь наркоман. Просто таблетки от аллергии со снотворным эффектом отлично помогают засыпать, особенно если их выпьешь штуки четыре. Правда, утром нестерпимо болит голова, но это даже неплохо – отвлекает от самокопания.
После пятиминутных уговоров самого себя опускаю ноги на пол и морщусь – ледяной. Но делать нечего, приходится шлепать в полумраке и полной тишине (бабушка еще спит) в душ, чтобы на автомате проделать все то, что еще три месяца назад казалось невозможным и жутко ленивым: вымыть голову шампунем и бальзамом, уложить волосы, одеть линзы, нарисовать маску номер один, чтобы дома у Каулитцев наложить на нее маску номер два и ничего не оставить от своего собственного лица, вернуться в комнату и натянуть одежду, в которой будет удобно бегать, и спуститься вниз, закинуть на плечо сумку, которая так и валяется в коридоре с вечера, выйти на улицу, тихонько закрыв дверь, и вдохнуть свежий после ночного ливня воздух, зябко ежась от холода. Сегодня в эту схему пришлось вписать еще один пункт: надеть отвратительный кулон, подаренный Каулитцем. Нет, в другой ситуации я бы сказал, что он божественно красив, – у Картье просто не может быть некрасивых драгоценностей, но сейчас он мне казался просто отвратительным и, словно клеймо, горел на шее.
Увидев меня, Каулитц сально ухмыльнулся и кивнул, мгновенно сгоняя всю сонливость и заставляя передернуться от ужаса. Следующие пять минут я с дрожью в сердце ждал, пока на горизонте появится парк, уже прекрасно зная, что там произойдет, и стараясь заранее перебороть отвращение. Я ненавидел ощущения коры дерева, оставляющей ссадины на спине и прорехи на одежде, когда его отвратительно пахнущее чем-то липко-сладким тело слишком сильно вжимало меня в дерево, а его язык проникал мне в рот, и пах терся о мой. Это было так мерзко и противоестественно, что все оставшееся время, пока мы бежали от парка до дома, я пытался подавить в себе рвотные позывы и желание врезать ему. Нельзя. Спокойно Билл. Дыши глубже. Надо быть спокойным, чтобы заспанная Амели, с радостным визгом повиснувшая на шее, ничего не заметила. Ни сейчас, ни когда, затащив в комнату, начинает целовать, ни когда стягивает с меня одежду, ни когда мои руки скользят по ее идеальному телу, ни когда ее губы кольцом обхватывают мой член, ни когда я толкаюсь внутри нее, заставляя закатываться карие глаза в экстазе, срывая с губ громкие стоны и представляя, как за стеной бесится от злобы и бессилия Каулитц. А она и не замечает ничего. Совсем ничего. Небрежно накидывает шелковый халатик и удаляется к себе в комнату, предоставив мне час на приведение себя в порядок. Если сначала все эти штучки были хотя бы немного интересны, то сейчас всё вызывало лишь отвращение. Косметика, одежда, машина, Мел… Как я мечтал стать снова незаметной серой мышью и жить так, как жил раньше. Да, со мной бы не здоровалась половина школы, пока другая пускала сплетни и обсуждала; да, не было бы «Вога», подарившего мне энную сумму денег и шанс поступить в школу журналистики; да, я бы не познакомился с Жаном и не научился отличать джинсы от Армани от джинсов от Гуччи; да, я бы был девственником и неудачником, но я бы не чувствовал себя мразью и не прятался бы от Каулитцев на переменах в туалете. И меня сейчас не вжимало бы накачанное тело Джека в стену.
- Ну что, ты сам напросился, – наматывает на кулак волосы с такой силой, что из глаз брызгают невольные слезы. – Я тебя просил по-хорошему, а ты… - делает вид, что очень расстроен. - Придется испортить твое личико.
В следующий момент перед глазами все взорвалось красными искрами боли, а потом еще и еще. Он что-то говорил, но боль не давала возможности нормально воспринимать слова. По щекам и ладоням бежало что-то липкое и теплое, в ушах шумело, и было такое ощущение, что вместо лица одна кровавая каша, а в левую руку, чуть повыше запястье, воткнули нож, достали и воткнули снова, и так бесконечное количество раз…
Неожиданно все закончилось. Просто ослабла хватка на волосах и исчезли кровавые вспышки. И тишина. Звонкая. Играющая звуком падающих капель воды из плохо закрытого крана.
Не знаю, сколько так сидел, привыкая к ощущениям, прямо на полу в грязном вонючем школьном туалете. Наконец-то я нашел в себе силы открыть глаза и встать. Пол и стены немного качались. В зеркало было страшно смотреть, поэтому я, покачиваясь и опираясь на стену, побрел в медпункт. Очевидно, что звонок на урок уже был. Наверное, именно поэтому мое воспитание так быстро было завершено и по этой же причине, слава богу, мне никто не попался, пока я ковылял практически на другой конец школы, проклиная чертовых архитекторов, разработавших проект этого здания.
Когда я увидел вожделенную белую дверь с красным крестом и надписью, то мне показалось, что прошла уже как минимум тысяча лет. Медсестра с глухим оханьем обхватила меня за талию и, что-то причитая, помогла сесть. Я еще плохо понимал, что происходило вокруг, я был словно в стеклянной банке: что-то видно и слышно из внешнего мира, но очень и очень плохо. Он словно постоянно отплывал все дальше и дальше.
Медсестра суетилась, бегала туда-сюда, мазала какими-то щиплющимися жидкостями лицо и руки, куда-то звонила, кажется. Последнее, что я запомнил – кренящийся шкаф с медицинскими карточками.
POV Tom
После второго урока Мел прибежала ко мне чуть ли не в панике и слезах и заявила, что Барби пропал. Рикки сказала, что он так и не дошел до истории, и никто его не видел. Мобильный был выключен, и никто ничего не видел и не знал. Мы прочесали всю школу от стоянки и до чердака, но его и правда нигде не было. Красная Феррари сиротливо стояла на месте, ожидая хозяина, который так и не появился, вогнав в панику не только Мел, но и меня. В голове крутились тысячи «а что если» от самых простых, что у него заболел живот и он ушел домой (но тогда почему никому ничего не сказал? И почему не поехал на машине?), и до похищения пришельцами, что было самым вероятным.
Сестра настолько разволновалась, что у нее разболелась голова, и после четвертого урока, в обеденный перерыв, я отвез ее домой, а сам вернулся в школу. Нестерпимо хотелось есть и в туалет. Второе желание победило. Я завалился в вожделенную мужскую комнату, буквально на ходу расстегивая штаны, как слух уловил знакомое имя, промелькнувшее в разговоре младшеклассников, курящих в туалете и демонстрирующих свою крутость. Я брезгливо скривился: будущее американской гопоты.
- Я видел этого, ну, парня грудастой барби Каулитц. У него, бл*, - судя по звуку, малявка харкнул, - такое *бло было, что п*здец, будто его об стенку часа два х*ярили…
В мозге поднялась красная пелена ярости. Сам не понимая, что творю, я дрожащими руками застегнул штаны, буквально подлетел к компании малышни и схватил маленькою курящее и матерящееся существо за шиворот:
- Что ты говорил про Билла Кернера? – я прорычал ему это в лицо с каким-то ненормальным удовольствием, наблюдая, как его наглая морда превращаются в испуганную мордашку.
- Н-н-ничего, - выдавливает из себя мелкий, заставляя меня заскрипеть зубами от злости и хорошенько тряхнуть его за шиворот:
- Правду говори, а то это сейчас твое *бло будут ху*ярить об стену два часа – я устрою, - чувствую, как от злости сужаются глаза.
- Ну, я… Я видел, как он в медпункт шел, у него все лицо в крови было, будто его кто-то бил, и еще рука так странно висела…
- Когда это было?
- Перед математикой, - шмыгает носом.
- Меня не интересует, бл*ть, название. По времени когда было? – еще раз встряхиваю его, чтобы мозги встали на место.
- На втором, я в туалет вышел, - шмыгнул носом парнишка.
Дальше я его не слушал, просто отпустил и бросился в медпункт, понимая, что уже прошло достаточно времени и Кернера там нет, но что-то внутри настойчиво требовало действия, и я бесцеремонно вломился в медкабинет. Удивленная произведенным мной шумом медсестра оторвала взгляд от тетрадки, в которой что-то писала:
- Молодой человек, что-то произошло?
- Да, - пытаюсь одновременно отдышаться и придумать, что говорить. - Миссис Джонсон попросила меня узнать, что случилось с Биллом Кернером, - на ходу сочинял я.
- Он упал, и его забрала бабушка домой, - женщина дернула плечами, возвращаясь к бумагам.
- Сильно упал? – внутри поднялась волна нехорошего предчувствия.
- Думаю, миссис Джонсон достаточно знать то, что у Билла Кернера официальное освобождение от занятий. Всего хорошего, молодой человек, - последнюю фразу она произнесла с ощутимым нажимом, и я понял, что большего от нее не добьюсь. Оставался только один вариант.
***
Спустя двадцать минут, забив на оставшиеся занятия, я трезвонил в дверь дома, перед которым вот уже два месяца ждал Билла на пробежку.
Дверь мне открыла через пару минут миловидная пожилая женщина с глазами, как у Билла. Бабушка. И я с каким-то тихим ужасом понял, что практически ничего о нем не знаю, несмотря на то, что этот человек бывал в моей постели почти каждый день вот уже два месяца. Совсем ничего, кроме случайных обмолвок его самого или Амели.
- Здравствуйте, миссис Кернер. Меня зовут Том Каулитц, я друг Билла, - когда я хочу, то могу быть вежливым и обворожительным. Женщина улыбнулась мне в ответ:
- Здравствуйте, Том. Приятно вас наконец-то увидеть. Вы к Биллу? – она вопросительно посмотрела на меня. Я только кивнул, как будто я мог придти к кому-то другому в этом доме.
- Простите, но он сейчас спит, – женщина извиняющееся улыбнулась.
- А что с ним случилось? Он так неожиданно пропал… - начинаю, но тут меня перебивает хриплый сонный, но такой знакомый голос:
- Бабушка, кто там пришел?
- Билли, тебе нельзя вставать пока, - женщина бросилась вглубь дома, предоставляя мне возможность войти. Ну я и вошел. Но лучше бы я этого не делал.
Я это понял, когда мой взгляд столкнулся со взглядом каких-то мутных карих глаз на бледном, почти голубом в искусственном освещении лице тяжело дышащего и прислонившегося к стене в прихожей Билла. Повязка на лбу, пластырь на брови, переносице, правой щеке и подбородке скрывают почти все лицо, но открытые участки просто переливаются всеми оттенками синего, красного и черного. Левая рука покоится на перевязи, а правая до локтя забинтована. Упал…

Глава 21
POV Tom
- Кто это сделал? – помогаю едва стоящему на ногах Кернеру сесть на кровать.
Он выглядел так, что покалывало сердце, и хотелось сжать его крепко-крепко и не выпускать, но сейчас я мог лишь приобнять его за талию, помогая подниматься в комнату.
Чертова бабушка! Слава богу, что она догадалась свалить и оставить нас наедине, а то я не знаю, что делал бы.
- Я упал, - слабо выдыхает. Такое ощущение, словно в нем кончилась какая-то внутренняя сила, – таким бесконечно усталым он сейчас выглядел.
- И на чей кулак? – хмыкаю, не отрывая взгляда от лица, почти полностью скрытого бинтами.
- Я в туалете поскользнулся и упал, - тяжело вздыхает, словно мое присутствие ему в тягость.
- Ага, восемь раз упал или десять? – зло щурюсь и сажусь перед ним на корточки, так, что мне теперь приходится смотреть на него снизу вверх.
- Я правда просто упал, - голос дрожит.
- Билл, - внимательно смотрю, поглаживая рукой обтянутое мягкой тканью домашних брюк бедро, - скажи правду.
- Я упал, - снова этот пустой голос и взгляд.
И так на протяжении двух часов. Я ничего не мог добиться от него. Только «упал» и «упал», но так нельзя было упасть! Я что, похож на идиота?! Упасть так, чтобы изувечить себе лицо, заработать трещины в двух ребрах, сотрясение мозга и сломать руку? Это только если упасть под каток, ну или на худой конец этажа эдак с третьего.
Но он так и не сказал мне ни слова. Я ласково спрашивал, убеждал, просил, умолял, приказывал, требовал, но он ничего не сказал. Все твердил одно и то же, смотря в стену напротив. Такое ощущение, что он меня вообще не слышал и не видел, а был где-то глубоко в себе.
Лишь под конец мне удалось его немного растормошить: заставил включить телефон и позвонить Мел, которая наверняка сходила с ума от беспокойства, и сказать ей, что он заболел краснухой. Он просто повторил все, что я ему сказал, даже не оспаривая и не сопротивляясь. Это решило сразу две проблемы: во-первых, была вполне адекватная причина отсутствия Кернера в школе (которая не породила бы волну глупейших и абсурднейших слухов), а, во-вторых, я получал его полностью в свое распоряжение почти на неделю, потому что Мел избежала в детстве болезни с противными чешущимися пятнами на теле и вряд ли теперь сунется к Биллу, пока тот не «выздоровеет», так что… Хотелось торжествующе орать и улыбаться, но, глядя на такого бледного и несчастного Кернера, это желание почему-то отпадало. Хотя я все равно безумно хотел обнять его и трогать-трогать-трогать, целовать, обнимать, гладить, кусать, но чертова бабушка… Мало того, что не дала нормально «пообщаться», предлагая свой дурацкий чай каждые две минуты, так еще и выгнала меня в шесть часов, мотивировав тем, что Биллу надо отдыхать. Назойливая старуха! Как я понимал сейчас русского студента, зарубившего бабку топором, – я вот сейчас так же сделал бы! Жутко не хотелось оставлять Билла, но пришлось под внимательным цепким взглядом этой грымзы пожать Биллу руку и пообещать ему позвонить, хотя больше всего на свете мне хотелось завалить его на узкую кровать и впиться в губы, хотя бы на двадцать секунд, хотя бы на прощание, но… вместо этого я должен был довольствовать ощущением холодной сухой ладошки в своей и сухими словами прощания.
Я вышел из дома и, пока ехал к себе, пытался проанализировать все произошедшее. Почему-то рядом с Кернером моя хваленая логика отказывала, но как только я оказывался от него дальше, чем на сто метров, все становилось на свои места. Во-первых, он мне нагло врет. Это ясно, как божий день. Его избили, причем он покрывает того, кто это сделал. Почему? Пока не ясно. Может, это еще один его «спонсор». При мысли об этом внутри начала зарождаться глухая ярость, но я постарался усмирить ее. Ничего. Завтра выясним, кто все-таки это был, а пока, чтобы успокоиться, я стал вспоминать, как выглядел его дом. Просто ужасно – вот два слова, которые лучше всего подходили для описания его жилища. Просто ужасно убого, если точнее. Маленький снаружи домишко оказался еще меньше внутри, одна моя комната была больше, чем весь второй этаж этого убогого строения. Ужасные дешевые обои на стенах, темные комнаты, скрипучие полы и крашеные потолки. Я даже немного понимал, почему он так вцепился в Мел – это его шанс пожить нормально. Я бы тоже такой не упустил. Я вообще не люблю упускать возможность сделать то, что нужно мне, и сейчас не упущу, тем более обстоятельства так удачно складывались. Вот бы старая грымза работала, а то с нее может стать взять больничный или отпуск, чтобы ухаживать за больным внучком, несмотря на то, что ему уже 17.
* * *
POV Bill
Я с раздражением посмотрел на макет и написал Алекс, что это никуда не годится: во-первых, слишком крупный заголовок, во-вторых, совсем не тот шрифт, что я утверждал, а в-третьих, ужасный желтый фон, на котором текст был практически нечитабельным. Возможно, в печатном варианте все выглядело бы лучше, но мне хотелось идеала, поэтому я не подтвердил макет. Да еще и бильд-редактор1 подобрал совсем не те иллюстрации, что я хотел, и по этому поводу тоже пришлось высказать свое «фи» и еще раз подробно расписать, что и как я хочу видеть. В конце концов, это моя статья, и она должна выглядеть так, как ее вижу я, ведь любая мелочь в восприятии текста важна.
Я потер уставшие от долгого сидения за ноутбуком глаза и посмотрел на часы. Они приветливо мигали, сигнализируя о том, что уже второй час ночи и как бы пора спать. Я потянулся, захлопнул крышку ноутбука и пошел к постели. Принятие удобной для сна позы заняло минут пять: надо было лечь так, чтобы не задевать еще ноющие ребра и не мешал гипс.
Я уткнулся носом в прохладную поверхность подушки и поморщился: она пахла Томом. Последнюю неделю он бывал в моем доме настолько часто, что все тут пропахло им и его парфюмом. Удивительно, но он вел себя очень нормально. Не лез, не приставал. Ну почти. Лишь редкие и легкие касания, настолько мимолетные, что от них даже не тошнило.
Он просто приезжал после школы с апельсинами или еще чем-нибудь, рассказывал, что там происходило нового и как идет подготовка к рождественскому балу, приносил домашнее задание и диски с фильмами, объяснял сложные темы. Мы просто общались, как друзья. Я даже стал привыкать понемногу к его присутствию в своей жизни. Единственное, что меня раздражало в нем, так это настойчивость, с которой он пытался выяснить, что на самом деле произошло со мной, но я ничего ему не сказал, сам не знаю почему, и все вопросы сошли на нет.
Конечно, я не мог доверять ему полностью после всего, что он говорил и делал со мной, но сегодня, когда он случайно задремал на моей кровати, я смотрел на него и думал, что, возможно, он просто оступился или как там это называется в умных книжках, что, может, и я вел себя как-то не так. Так хотелось верить, что все люди хорошие, и Том Каулитц в том числе. Каким наивным романтиком я был в тот момент!.. Когда решил, что это все было просто временным помешательством, что такое больше не повторится, что он всегда будет таким добрым и нормальным. Знать бы мне в тот момент, как сильно я ошибался. Но я не знал.
Я настолько привык к его присутствию в своей жизни, что когда сегодня получил большой конверт из Нью-Йоркской школы журналистики, то мне захотелось об этом рассказать не бабушке, не Амели (которую, надо сказать, я не видел целую неделю и совсем не скучал ни по ней, ни по поцелуям, ни по сексу, разве что по минету и то очень редко), а именно ему. Мне казалось, что Том лучше всех должен понять, насколько важно для меня это письмо и это школа, поэтому заснул я, представляя, как завтра расскажу ему все и покажу письмо, как он сначала будет ехидно подшучивать надо мной, а потом скажет, что это очень и очень круто и как он рад за меня….
***
Все утро я не мог найти себе места. Постоянно перечитывал письмо, которое только вчера прочитал, наверное, две сотни раз себе и пять раз бабушке. Она не очень обрадовалась, ведь я должен буду уехать в другой город, но, слава богу, она прекрасно понимала, что это мой шанс и что его нельзя упускать, поэтому, скрепя сердце, разрешила мне ехать. Семестр начинался после Рождества, и я должен был быть в Нью-Йорке десятого января. Последние полгода я буду доучиваться там и сдавать выпускные экзамены тоже. Аттестат, полученный в этой школе, и публикации в «Вог» давали мне почти стопроцентную гарантию получения стипендии в Принстоне.
Я понимал, что поступаю немного нечестно по отношению к Мел, ведь я нарушу наш договор, хотя наши с ней отношения уже давно вышли за его рамки. Я видел, что она влюблена в меня, но сам я не чувствовал ничего подобного, разве что в начале, а сейчас… Мне было просто все равно. Да, она красивая и богатая, да, она классно целуется, и ее все любят, да, с ней хорошо заниматься сексом, да, она очень помогла мне, но… Я просто не любил ее. Даже меньше. Мы не были даже друзьями. Просто знакомые. Точнее, деловые партнеры. Но мне кажется, что она поймет. Она умная и хорошая.
В дверь позвонили. Сердце почему-то екнуло. Том.
Я бросился вниз и распахнул дверь.
- Привет, - Каулитц улыбнулся и прошел внутрь. – Как дела?
- Привет, - киваю и невольно улыбаюсь в ответ. – Нормально.
- А самочувствие? Ребра болят? – он разделся и пошел ко мне, как у себя дома, а я следом за ним, будто тут гость я, а не он.
- Да все нормально, - пожимаю плечами.
- Точно? – разворачивается ко мне и впивается взглядом, заставляя задрожать. Не может быть, я так надеялся, что больше никогда этот взгляд не увижу, никогда.
- Точно, - едва слышно от ужаса выдыхаю, всей душой надеясь, что мне показалось. Но…
- Отлично. Тогда… - на его лице расползается мерзкая отвратительная ухмылка, и в следующий момент я оказываюсь прижатым к стене его телом, а мои губы накрывают такие мерзкие и отвратительные губы Каулитца, заставляя снова испытать почти забытое чувство отвращения и ужаса.

Глава 22
POV Tom
Я не знаю, как смог спокойно продержаться неделю рядом с ним. Его присутствие буквально сводило с ума, но я собрал все силы в кулак, готовясь к финальному прыжку, который снился мне уже два месяца. Предвкушение того, что должно было произойти, давало мне силы терпеть его присутствие и ничего не делать.
Оказывается, он был немного не таким, как я представлял. Кернер хорошо разбирался в литературе и кино и мог слету отличить творение одного режиссера от творения другого. Как-то раз мне в голову забралась мысль, что он работает в «Вог» не как протеже нашего дяди, а потому что и правда талантлив, но я тут же забраковал ее. Конечно, это было только по просьбе Мел и не из-за чего больше. Вообще не факт, что он писал эти статьи сам.
Он много болтал, но я его мало слушал, предпочитая представлять, что и как я с ним сделаю, едва с его лица снимут все эти безобразные повязки. И вот час икс настал. Последствия сотрясения прошли, повязки были сняты, ребра не болели, а гипс в моих планах не был помехой. И едва я получил его подтверждение о том, что все хорошо, я больше не мог себя сдерживать. Я позволил себе торжествующе улыбнуться, прежде чем наконец-то коснуться вожделенного тела. Целовать податливые мягкие губы, пахнущие мандаринами и мятной зубной пастой, ощупывать руками худое тело, обтянутое такой ненужной одеждой. Когда мои ладони впервые за такое долгое время коснулись теплой голой кожи под футболкой, то по телу пробежала волна дрожи. Я еле сдержал себя, чтобы не набросится на него прямо сейчас. Я медленно и аккуратно гладил его под футболкой, целовал шею, щеки, нежную кожу за ухом, внимательно наблюдая за тем, как он все больше краснеет и дрожь удовольствия, сотрясающая его тело, становится все сильнее. Тогда я решился и начал аккуратно стягивать с него футболку.
- Что ты делаешь? – его глаза резко распахнулись, но голос выдал. Слишком хриплый, чтобы быть просто голосом. Ему нравилось.
Я просто молча стянул его футболку, открывая себе больший простор для действий. На ребрах еще оставались желтые пятна синяков, но это было не так важно.
Мелкая россыпь родинок на бледной коже сводила с ума. Хотелось поцеловать каждую, что я и делал. Запах его тела, какой-то детской чистоты и взрослой парфюмерии лишали рассудка, хотелось съесть эту кожу, втянуть в себя, забрать все тепло, дрожь и запах. Хотелось целовать, кусать его, оставляя следы своего пребывания, помечая территорию, что я и делал, спускаясь все ниже и ниже.
- Том, - дрожащий от возбуждения голос и затянутые пеленой страсти глаза, пальцы здоровой руки, вцепившиеся в мои плечи в порыве страсти.
- Тебе понравится, Барби, - хрипло выдыхаю и спускаюсь ниже, пользуясь возможностью рассмотреть будоражащую воображение звезду, набитую внизу живота.
Ловкие пальцы за пару секунд справляются с пуговицей и молнией на джинсах и чуть приспускают ткань штанов, открывая вожделенную звезду. Я не удержался и прикусил почти прозрачную кожу в ее серединке, и в следующую секунду Барби попытался оттолкнуть меня, но меня уже ничто не могло остановить: ни удары, ни его крики, ни попытки дергаться. Глаза застелила пелена животной страсти и ярости. Инстинкты взяли верх над разумом, и все мое существо жаждало только одного.
Через две минуты я уже прижимал его к кровати. Кулак здоровой руки, прилетевший мне в челюсть, вызвал разноцветный салют перед глазами и на пару мгновений отрезвил, дав воспаленному мозгу вспомнить железные аргументы:
- Еще раз дернешься, и я не только покажу бабуле видео, но и трахну тебя прямо на ее глазах.
После этих слов тело подо мной как-то обмякло. Его хозяин дал разрешение мне делать с ним все, что я захочу.
POV Bill
Я молча слушал шум душа за дверью, сидя на кровати, обняв колени и завернувшись в одеяло. В голове было пусто. Темнота и больше ничего. Думать не хотелось. Хотелось в душ и плакать, а еще лучше умереть. Но я сам был виноват. Я мог врезать ему по яйцам, вызвать полицию, но я просто дал ему. Как последняя блядь. Точнее, мне кажется, сексом назвать это сложно, но тело до сих пор горело от прикосновений. Вспоминать не хотелось. Но стоило подумать о том, что сейчас эта мразь там, в моем душе моей мочалкой свой член, который десять минут назад пытался в меня запихнуть... Это, наверное, должно было быть больно, если даже когда он в меня запихивал свои пальцы, смазанные чем-то липким и холодным, было такое ощущение… Вы когда-нибудь пробовали себе засунуть что-нибудь в зад? Так вот, если нет, то, чтобы понять, что чувствовал в это момент я, попробуйте намазать палец кремом и затолкать себе его в зад, а лучше два, тогда и поговорим. Хотя для полноты ощущений попросите лучше сделать это человека, которого вы ненавидите всеми фибрами души.
Пока он лапал меня, запихивал в мой зад свои огромные пальцы, которые, казалось, разорвут меня пополам, трогал мой член, который не только не собирался вставать, но даже, кажется, стал еще меньше от отвращения, я просто смотрел на потолок, как делал всегда перед сном, и просто молился, чтобы все это поскорее закончилось.
Мне, можно сказать, повезло, потому что запихнуть свой член в мой зад Каулитцу не удалось, ибо едва только он вставил головку в отверстие, заставив побежать по щекам невольные слезы, то тут же с каким-то звериным хрипом кончил, забрызгав мой зад своей спермой. Еще пару минут он, тяжело дыша, прижимал меня своим телом к кровати, а потом встал и без спросу пошел в душ.
Я уже знал, что через пару минут он так же молча выйдет, оденется и уйдет, чтобы завтра вернуться снова и все повторить.
Если бы у меня сейчас были силы, то я бы его просто зарезал, невзирая ни на что. Но я сегодня отдохну, а завтра обязательно.
POV Tom
Я не видел Билла две недели после того, что произошло между нами. Это было совсем не так, как я представлял. Я мечтал, чтобы он получил такое же удовольствие, как и я, чтобы он кричал и извивался в моих руках, молил о продолжении, а вместо этого… Безвольная красивая кукла с пустыми глазами и задницей, забрызганной моей спермой, потеки на щеках, искусанные в кровь губы, поникший член, отвратительные синяки на ребрах и безграничная презрение – вот все, чего я смог добиться от Кернера. Он больше не сводил с ума. Он заставлял просыпаться в холодном поту и желать оказаться подальше от этого чертова города.
Слава богу, что родители увезли нас на Рождество и Новый год во Францию. Но уже через неделю я понял, что все равно не могу без него, что схожу с ума. Едва моя нога ступила на землю в Джэксонвилле, я буквально бросился к нему домой, бросив недоумевающую Мел и родителей прямо в аэропорте.
Скорее увидеть его, скорее почувствовать запах, кожу, губы. Скорее. Я мчался как сумасшедший, словно боялся куда-то опоздать, как загнанный зверь в ловушку. Сердце билось с тревожным гулом где-то в горле. Я знал, знал, что с ним все хорошо, ведь он ежедневно звонил Мел. Правда, два дня назад сказал, что его мобильный сломался и он отдает его в ремонт, но как сделает, обязательно позвонит.
Через двадцать минут после посадки рейса Париж–Джэксонвилл я стоял у знакомой двери и жал на звонок. С той стороны послышались шаги, но это был не он. Его шаги я знал до последнего скрипа. Дверь открыла его бабушка.
- Здравствуйте, миссис Кернер, - я вежливо улыбнулся старухе. В конце концов, именно она позволила мне иметь то, что я имел. Именно она позволила иметь мне Билла во всех смыслах этого слова, и я должен был быть ей благодарен.
- Добрый вечер, Том, - женщина улыбнулась. – Что случилось? – наверное, у меня было такое сумасшедшее выражение лица, что даже эта ничего не замечающая старуха прониклась.
- А Билл дома? – я с недоумением наблюдал, как брови женщины взлетают вверх.
- Том, разве ты не знаешь… - начала она.
- Что? – перебиваю ее.
- Билл уехал, - она как-то сникла.
- И когда он будет? – я ненавидел ее за тупость: неужели нельзя сказать, куда он уехал и когда приедет?
- Никогда.
- Что? – у меня, наверное, отвалилась челюсть от такого заявления. Что за х*рня?
- Билл переехал в другой город, Том. Он разве тебе не сказал? – внимательно смотрит, чуть улыбаясь, словно издевается надо мной.
- Нет! Как он мог туда переехать? Куда?! А школа?! – я не верил ей. Это все шутка, причем идиотская. Сейчас со второго этажа спустится заспанный Кернер и спалит весь коварный план своей бабки, которая, я знаю точно, меня ненавидела.
Но со второго этажа никто так и не спустился. Никто не вышел на пробежку следующим утром. Никто не подвез мою сестру в школу. Никто не открыл его шкафчик и не сел на его место.
Через два дня Мел обнаружила, что он вернул все вещи до последней. Даже кулон, который подарил я, лежал в его бывшей комнате в шкатулке с украшениями, там же лежал телефон, айпод, сумки, одежда, косметика и двадцать тысяч евро в конверте. Я хотел его убить, Мел тоже. Но мы не знали, где он. Никто не знал, а старая карга Кернер молчала. Его мобильник был отключен, а профиль в Facebook заблокирован. Он просто исчез, и до этого его довел я. Но я понял это только спустя четыре с половиной года, когда снова увидел его и понял, что это была любовь. Та самая, о которой все говорят и пишут. А я ее просто про*бал, как последний идиот, еще в 17 лет.

Эпилог
POV Bill
- Малыш, ты уверен, что хочешь их обрезать? – розовые глазищи Жана смотрели на меня вопросительно, а тонкие пальцы с огромными ногтями перебирали волосы.
Я только поджал губы и кивнул.
Он резким рывком развернул кресло и сел напротив меня так, что мы смотрели глаза в глаза.
- Малыш, я не знаю, что произошло, но не уродуй себя, - его взгляд словно прожигал меня насквозь.
- Обрежь их, - я прорычал сквозь зубы, сдавливая пальцы на ручках кресла до побеления.
Он со вздохом встал и взял ножницы. Через пару минут пол вокруг меня был усыпан ворохом черных волос.
***
- Береги себя, Нью-Йорк – страшный город, - Жан прижал обновленного меня к себе.
- Я постараюсь, - улыбаюсь в его очередную жуткую рубашку.
- И не смей ничего делать с собой без моего ведома, слышишь? А то я тебе что-нибудь потом как отрежу, - я улыбался, наблюдая, как он шутливо злится, и только кивнул ему в ответ.
- Так, мой номер телефона у тебя есть, у меня твой есть, как буду в Нью-Йорке – созвонимся, - он чмокнул меня в щеку и отпустил.
- Ты помнишь, о чем я тебя просил? – серьезно смотрю на него, хотя и так понимаю, что Жан сдержит свое слово. От и до. И спрашивать его бесполезно.
- Я ничего не видел и не слышал, малыш, - усмехается.
POV Author
По улице разнесся мелодичный звон колокольчиков, раздававшийся каждый раз, когда распахивались двери салона. И на улицу, зябко кутаясь в пальто, вышел юноша. Его короткие черные волосы вставали дыбом от сильного ветра. Чертыхаясь, он после пары попыток зажег длинную тонкую сигарету в мундштуке, с наслаждением затянулся и, выпустив дым в серое зимнее флоридское небо, отбыл в неизвестном направлении, притягивая взгляды случайных прохожих своей красотой и недостижимостью, как изящная фарфоровая кукла в дорогой витрине.

Предыдущая часть