"Я несусь в облака невесомым доверчивым шаром"

Ну, конечно,как я могла успокоиться? Прочитала пост Эльвин, и очень понравились стихи. И стала(естественное для меня) искать все про поэтессу.


Марина Генчикмахер


[363x271]




родилась в Киеве. Окончила Киевский политехнический институт. С 1992 г. живёт в США (Лос-Анжелес). Стихи публиковались в украинских альмахах «Радуга» и «Ренессанс», в журналах «Отражение» и «Ковчег», в поэтической антологии (составитель Юрий Каплан), а также в американских периодических изданиях: журналах «Вестник», «Флорида», альманахах «География слова», «Побережье», «Общая тетрадь», «Зеркало», "Сталкер", "На любителя", "Под одним небом". Лауреат ряда литературных конкурсов, в том числе «Золотое Перо Руси 2007» и «Бекар2006».



Краткая биографическая справка и ВЕЛИКОЛЕПНЫЕ СТИХИ





У мудрых художников

С. Каплану

У мудрых художников добрый доверчивый взгляд.
Они уже дожили до понимания детства.
Они понимают, что цель воплощается в средстве,
А жизнь – это жизнь, даже если она наугад.

Они - не анатомы наших умчавшихся лет,
Но дни и судьбу разложив на минуты и сцены,
Не трудно понять, что оттенки цветов равноценны,
И в каждом мгновении скрыт незнакомый сюжет.

Умелый художник не станет выискивать смысл.
Умелый художник не будет выдумывать драму.
Он дом наш напишет и бережно спрячет под раму.
А где-то над домом крылатый мальчишка повис.

И пусть это выдумка – мальчик, который крылат,
Кому из жильцов не приятно такое соседство?
Ну вот, мы и дожили до понимания детства.
У мудрых художников добрый доверчивый взгляд...




[454x292]


Ангел-хранитель



Ангел-хранитель! Храни меня в дождь и стужу!
Господи, что абсурдней твоих затей?
Как ты послал охранять наши злые души
Самых наивных, нежных своих детей!

Им, эфемерно чистым, почти крахмальным,
В грязные груды нестиранного белья.
Ангел мой плачет, когда я дышу нормально.
Как же он выживет там, где заплачу я?

Остроугольно-праведный, он не знает
Сколько навоза нужно для пышных роз.


Нужно уметь крутиться, чтоб жить без слез.

Что ему мерить небесным своим аршином?
Как уберечь стерильность в потоках лжи?
Я-то срослась с эпохой - стальной машиной,
Жадно сосущей соки моей души.

Трудно придется,- я зубы оскалю, взвою,
Но не позволю жизнь оборвать, как нить.
Ангел-хранитель плачет над головою.
Ангел-хранитель! Как мне тебя хранить?


[385x20]


[585x380]


Музыкант



Увертюра закончена. Звонкий этап её прожит.
Тает лёгкая грусть. Иссякает прозрачный ручей.
Нарастает мелодия суше, серьёзней и строже,
И отточенней жесты, и твёрже глаза скрипачей.

Никуда не уйти от уверенно-сдержанной мощи.
Всё пронзительней скорбь. Все томительней страстная дрожь.
Музыкант! Не сорвись! Не поверь, что живущие проще
В суете обретут то, что ты никогда не найдёшь!

Все стремительней темп. Непокорно растущая лава
Отметает смычки, разрывает гудящую медь.
Чем себя удержать на струне между срывом и славой
И пропеть то своё, что другой не сумеет пропеть?

Твой момент наступил. Начинай своё горькое соло.
Запрессуй в него то, что сжигает твоё существо.
Это счастье твоё. Разве счастье бывает весёлым?
Напряжённая острая боль,- а взамен ничего.

А потом пусть басы прозвучат будто поступь понуро.
Как натруженный гул опустошенных старых сердец.
Но сквозь скорбь, как ручей, вновь пробьётся твоя увертюра.
Неужели и впрямь ты решил, что бывает конец?


[385x20]


Александр Аркадьевич, как там Париж?

Неужели, всерьез доверяя метели,

Не заметили Вы, что не капает с крыш

И гитарные струны порвать не успели?



Вы, за чьими плечами террор и война,

Вы, прошедший эпоху таких испытаний,

Не заметили, как замолчала страна,

Не успели язык приморозить к гортани?



Неужели так трудно усвоить простой

Неизменный закон, беспощадный, как стража:

Нас свободою кормят, как рыбу водой,

Чтоб ее оживить перед новой продажей.



А тому, кто хлебнув опъяняющий яд,

Не желает молчать и по-прежнему дышит,

Через годы прощания вслед говорят:

“Александр Аркадьевич! Как там, в Париже?”



[385x20]


Антуанетта



По вощеным дощечкам паркета

Блики света и дробь каблуков.

Как танцуется, Антуанетта,

На изломе кровавых веков?



Кринолины роскошны сверх меры

Элегантно-остры каблучки.

У лощеных твоих кавалеров

Маслянисто-покорны зрачки.



Неужели в их жестах картинных

Ты не чувствуешь кровью живой:

Символ равенства – нож гильотины

Занесен над твоей головой!



Завтра смерть. А над смертью не властен

Ни король, ни святой, ни Христос.

Так танцуй же! Выдумывай страсти!

Пей взахлеб и целуйся взасос!



Что там нынче орут голодранцы?

И свобода, и счастье - слова.

Голова закружилась от танца.

Неотрубленная голова!


[385x20]


Здравствуй, Америка!

Здравствуй, Америка! Мы – твои иммигранты.
Кто от тоски, отчаянья, кто за выгодой…
Все мы немножко несбывшиеся таланты –
Силы кипят у горла и ищут выхода.
Местным их место рождения дарит фору.
Время тасует, и карты взлетают веером.
Что же нам выпадет? В хомлесы или воры?
Или, быть может, в маленькие рокфеллеры?
В нашем отечестве мы не прошли в купечество,
Но торговаться за счастье умеем громко.
Нас не особо ценило свое отечество,
Впрочем, отечество нынче почти в обломках.
В этой Америке все толстощеко-сыты,
Лица и стены лоснятся благополучием.
Нам бы поближе к раздаточному корыту.
Мы ж не из худших, мы даже во многом лучшие!
Все за свободу? И мы за свободу ратуем.
Мы и в работе – тоже одни из первых.
Только, Америка, мы не поверим в статую.
Речи и статуи действуют нам на нервы.


[320x480]



Беспокойный котел эмиграции.
Свято место, да мы не на месте.
Постепенно проходит реакция
Превращенья бессчастья в бесчестье.

Жизнь игра, но не в детские ладушки.
Мне бы выбраться из передряги…
Кто же будет подсчитывать пятнышки
На потрепанном платье бродяги!


[385x20]



А тут растут жестокие цветы,
Привыкшие душить в своих объятьях.
Их бледным незадачливым собратьям
Вовек не выбраться из темноты.

Они скорее к дьяволу близки…
Не тронут их ни просьбы, ни призывы.
Но до чего безжалостно красивы
Их страстно выгнутые лепестки!



[385x20]



А хочешь, я выучусь шить...

В. Долина

Я себе построю домик
В поле у реки.
Стол, кровать, открытый томик,
В томике – стихи.

Добрый муж, ребенок сонный,
Клумба у ворот
И спокойный, монотонный
Хоровод забот.

За окном река струится
В русле из песка…
Будет место, где топиться
Если вдруг тоска!


[385x20]


Много написала, но еще много напишу из поэзии этой необыкновенной женщины!