Возвратившись 15 мая 1835 года в Петербург из Михайловского, Пушкин узнает буквально с порога о том, что у него накануне родился сын. «Имею счастье поздравить Вас со внуком Григорьем, — писал поэт через день своей теще, Н. И. Гончаровой. — … Наталья Николаевна родила его благополучно, но мучилась долее обыкновенного — и теперь не совсем в хорошем положении — хотя, слава богу, опасности нет никакой…» Наталья Ивановна не замедлила прислать новорожденному подарок, за что Пушкин ее сердечно благодарил, сообщая одновременно, что все они живут на даче на Черной речке. «А отселе думаем ехать в деревню, и даже на несколько лет: того требуют обстоятельства», — добавлял он.

Службу Г. А. Пушкин начал также в лейб-гвардии конном полку. В аттестате, выданном Г. А. Пушкину при выходе в отставку в 1895 году, отмечено, что в составе этого полка «во время войны с Англиею, Францией) и Турциею он охранял побережье С.-Петербургской губернии в Выборгском уезде». После окончания войны (1853–1856 годы) Григорий Александрович был награжден бронзовой медалью. В 1856 году во время коронационных торжеств по случаю восшествия на престол Александра II Г. А. Пушкин в составе гвардейских и гренадерских корпусов находился в Москве. В чине поручика, а затем штаб-ротмистра, он в 1860–1862 годах служил в качестве адъютанта командира отдельного гвардейского корпуса генерала Н. Ф. Плаутина. В середине 1860-х годов Григорий Александрович «состоял при министерстве внутренних дел с зачислением по армейской кавалерии подполковником».
Г. А. Пушкин несколько раз получал длительные отпуска, во время которых путешествовал, бывал во Франции.

В середине 1870-х годов Г. А. Пушкин «определением правительствующего Сената» утверждается в должности почетного мирового судьи по Опочецкому уезду. До окончательного ухода в отставку в 1895 году (в чине статского советника) он исполнял обязанности и присяжного заседателя Петербургского окружного суда. Жил в 1870—1880-х годах в Петербурге, на Большой Конюшенной улице (ныне улица Желябова), в доме 7/14.
В сорок восемь лет Григорий Александрович женился на вдове полковника Мошкова — Варваре Алексеевне (рожденной Мельниковой). У жены Григория Александровича в Виленской губернии было имение Маркутье, куда впоследствии и переехал на постоянное жительство Г. А. Пушкин. Варвара Алексеевна была на двадцать лет моложе своего мужа и находилась в близком родстве с лучшей подругой Ольги Сергеевны Павлищевой — Варварой Петровной Лахтиной.



1880-х годах в Михайловском с младшим сыном Пушкина встречался сын Александры Борисовны Ладыженской, дочери Евпраксии Николаевны Вревской, Г. М. Ладыженский. Восторгаясь красотой и уютом барской усадьбы, он подробно описывает в своих воспоминаниях и самого хозяина — Г. А. Пушкина: «Он был среднего роста, хорошо сложенный и сухой, темный шатен с небольшой бородой, живыми глазами… сразу бросалось в глаза его сходство с отцом, особенно нос, глаза и, мне казалось, голос и манеры. Я думаю, — продолжает Ладыженский, — что этот младший сын поэта не только внешностью, но и характером был очень похож на отца. Та же живость, подвижность, здоровая нервность, быстрая восприимчивость и отзывчивость, жизнерадостность, пожалуй, такая же страстность».
Н. И. Павлищев считал своего племянника в высшей степени гостеприимным и радушным человеком. «Дом его всегда был полон гостей, — вспоминает он, — они с удовольствием проводили время в обществе остроумного и любезного хозяина».
В Михайловском, которое Г. А. Пушкин очень любил, он занимался садоводством и охотой; охота была его подлинной страстью, он знал повадки животных, знал законы охоты, был знаком со многими окрестными охотниками-крестьянами; его охотничьи рассказы были необыкновенно интересны.



Григорий Пушкин очень ревниво относился к памяти своего отца и сберег много реликвий, связанных с его именем. Прославлению имени А. С. Пушкина, по мысли Григория Александровича, должно было служить устройство в Михайловском убежища для престарелых литераторов и библиотеки-читальни. Начиная чувствовать приближение старости, он задумал передать родовое имение и могилу отца государству; эту передачу Григорий Александрович приурочивает к столетнему юбилею со дня рождения поэта.

О переходе имения в государственную собственность заботились и земские власти. Опочецкий предводитель дворянства Григорий Федорович Карпов сообщает младшему сыну поэта в 1856 году: «Мною получен утвержденный устав богадельни и читальни в Святых Горах в память Александра Сергеевича Пушкина, по которому вы, супруга ваша Варвара Алексеевна, Александр Александрович Пушкин, графиня Наталья Александровна Меренберг и Мария Александровна Гартунг считаются почетными членами попечительства с правом решающего голоса по всем вопросам, могущим возникнуть как по содержанию богадельни и читальни, так и другим, касающимся памяти А. С. Пушкина, на что необходимо ваше согласие».

Оторванный от привычной обстановки, тоскуя по Михайловскому, Григорий Александрович вскоре заболел. 15 августа 1905 года он умер. Его похоронили в парке имения Маркутье. В доме, где жил в последние годы своей жизни Г. А. Пушкин, в 1948 году открылся музей А. С. Пушкина.
Ю. Шокальский:
Г. А. Пушкинъ, младшій сынъ поэта, воспитывался въ Пажескомъ корпус, откуда вышелъ корнетомъ въ л.-гв. Конный полкъ въ 1853 г. Прослуживъ въ полку до 1860 г., онъ былъ назначенъ адъютантомъ къ командиру отдльнаго Гвардейскаго корпуса, затмъ въ 1862 г. переведенъ въ вдомство Министерства Внутреннихъ Длъ съ зачисленіемъ по армейской кавалеріи подполковникомъ, въ 1866 г. переименованъ въ надворные, а въ 1867 г. произведенъ въ коллежскіе совтники. Въ декабр 1875 г. Г. А. былъ утвержденъ почетнымъ мировымъ судьею по Опочецкому узду Псковской губ., а въ 1895 г. уволенъ отъ службы по Министерству Внутреннихъ Длъ съ производствомъ, въ феврал 1896 г., въ статскіе совтники.
Вотъ оффиціальное прохожденіе службы Григорія Александровича.
Лично мн пришлось познакомиться съ нимъ въ 1869 году. Проведя все дтство и значительную часть юности въ Тригорскомъ, среди свтлыхъ воспоминаній, тогда еще столь живыхъ, о поэт; постоянно слушая разсказы о немъ моихъ родственницъ по матери — Маріи Ивановны Осиповой и Екатерины Ивановны Фокъ, приходящихся мн бабушками, я не могъ не интересоваться Григоріемъ Александровичемъ, который сперва бывалъ въ Михайловскомъ наздомъ, на лто, а съ 1866 г. пріхалъ на постоянное жительство въ Михайловское, которое хотя и принадлежало роду Пушкиныхъ давно, но досталось ему не по наслдству, а было имъ пріобртено при раздл.

13-ти лтъ, въ 1869 году, я впервые попалъ въ Михайловское и съ тхъ поръ каждое лто почти что жилъ тамъ, бывая или почти ежедневно, или проводя тамъ по нсколько дней подрядъ (разстояніе между Тригорскимъ и Михайловскимъ около 2½ верстъ).
Домъ, село и вообще все хозяйство имнія были приведены въ порядокъ самимъ Григоріемъ Александровичемъ, занимавшимся этимъ дломъ съ любовью. На моей памяти собственно и выросло все село, и обстроилось, заведены были хорошія службы, насаженъ небольшой фруктовый садъ и заведена небольшая оранжерея. Изъ построекъ, уцлвшихъ отъ временъ дда и отца Григорія Александровича, къ нему перешелъ только небольшой флигелекъ, стоящій на углу квадратнаго двора, занятаго посередин круглымъ садикомъ, тоже разведеннымъ имъ самимъ. Все это было выстроено постепенно втеченіе боле 20 лтъ времени. Великолпный видъ съ балкона на ближнее Петровское озеро и протекающую черезъ него р. Сороть, съ заливными лугами и холмами вдали, ограничивающими рчную долину, дополняется съ другой стороны села видомъ на большой, многолтній сосновый боръ, подошедшій почти что къ самой оград села. Этотъ лсъ былъ предметомъ особенной заботливости Григорія Александровича, очень бережливо и внимательно къ нему относившагося.



Среди хозяйственныхъ заботъ любимымъ развлеченіемъ Григорія Александровича была охота: лтомъ съ лягавою, осенью съ гончими, а зимою — обкладываніе звря и облава на него. Мое первое знакомство съ Григоріемъ Александровичемъ было на охот; лтомъ, въ іюл, мы вс Тригорскіе жители: М. И. Осипова, К. И. Фокъ, мать моя и я прозжали на долгушк дорогою къ перевозу черезъ р. Сороть. Путь шелъ низкимъ лугомъ, частью заросшимъ низкимъ кустарникомъ; среди него мелькали дв фигуры въ бломъ и изрдка раздавались выстрлы: это Григорій Александровичъ охотился на срыхъ куропатокъ; его фигура въ бломъ, съ большою черною бородою, произвела на меня сильное впечатлніе и мн, какъ отдаленная звзда, блеснула мечта когда-нибудь, въ будущемъ, тоже походить съ нимъ рядомъ.
Прошло еще два года, втеченіе которыхъ я видалъ Григорія Александровича раза два-три въ Тригорскомъ, прізжавшаго туда на короткое время съ визитомъ къ сосдямъ. Постоянные разсказы и воспоминанія о его отц, о быломъ времени и попутно о немъ самомъ М. И. Осиповой, которая всегда относилась къ Григорію Александровичу особенно тепло, поддерживали во мн какое то чувство боязливаго желанія тоже войти въ кругъ лицъ, бывавшихъ въ Михайловскомъ. Наконецъ это и случилось лтомъ 1869 г. Охота только что оффиціально открылась, былъ конецъ іюня, появились первые выводки утятъ, — я вотъ управлявшій тогда въ Тригорскомъ П. Н. Бекманъ, тоже большой охотникъ, предварительно переговоривши съ Г. А. Пушкинымъ и съ разршенія моей матери, повезъ меня утромъ въ Михайловское, откуда мы должны были хать за утками на заросшее озеро, по краямъ котораго былъ зыбунъ, и гд всегда бывало много утокъ. Озеро принадлежало къ имнію Петровское, лежащему въ 4 верстахъ отъ Михайловскаго, на берегу большого озера того же имени, куда оно и имло истокъ.



Григорій Александровичъ заботливо снабдилъ меня охотничьей обувью (такъ называемыми поршнями) и, выбравъ изъ своей коллекціи нетяжелое и удобное ружье, обстоятельно объяснилъ все и серьезно, нсколько разъ повторялъ, чтобы я никогда не опирался на него, не клалъ бы рукъ на дуло и вообще все время помнилъ, что у меня въ рукахъ ружье, а не палка.
Два егеря отправились отъ запруды на нижнемъ конц заросшаго озера на челн по остававшейся еще свободной полоск воды посредин, а мы разошлись по разнымъ точкамъ берега и оттуда, по зыбкому ковру сплевшихся корней болотныхъ растеній, стали пробираться къ окраин воды. Не успли мы сдлать нсколькихъ выстрловъ, какъ меня стали звать къ берегу. Оказалось, что хозяинъ озера почему то пожелалъ запретить охоту на немъ, до тхъ поръ безпрепятственно производившуюся ежегодно. Выйдя на берегъ, я засталъ Григорія Александровича, очень спакойно выслушавшаго передачу запрещенія охотиться. Услись мы въ экипажъ и похали домой; спутники мои выражали свое неудовольствіе довольно громко, Григорій Александровичъ же не проронилъ ни одного слова по поводу случившагося и затмъ никогда объ этомъ не вспоминалъ и не говорилъ, когда бы ни случилось говорить о его сосд или по его поводу. Такое корректное отношеніе тогда же поразило меня, и хотя я не могъ его обсудить и взвсить, но педагогическое вліяніе на меня оно имло большое: люди воспитываются не словами и наставленіями, а примрами.
За время, что я видалъ и зналъ Григорія Александровича, помню только одинъ случай, когда онъ вышелъ изъ себя и потерялъ самообладаніе: когда разъ, случайно, онъ поймалъ кучера въ краж овса изъ яслей лошадей, которыхъ у него было не много, но вс хорошія, кровныя, — свой маленькій рысистый заводъ.



Къ своему любимому развлеченію — охот — онъ относился, какъ и ко всему, — серьезно. Онъ не любилъ охотиться между прочимъ, а ужъ если посвящалъ день охот, такъ еще съ вечера длалъ вс распоряженія, и утромъ рано, еще по холодку, отправлялись мы съ нимъ вдвоемъ, иногда втроемъ — съ егеремъ Никифоромъ, тоже страстнымъ охотникомъ, чувствовавшимъ вс лучшія стороны этого занятія, при чемъ добыча — было дло второстепенное. На охоту уходилъ весь день до заката, съ небольшимъ отдыхомъ по середин, при чемъ за день длали верстъ 20—25 по болотамъ или лсамъ и опушкамъ, смотря по характеру охоты. Случалось, что къ мсту охоты приходилось хать довольно далеко; благодаря этому Григорій Александровичъ зналъ отлично огромное пространство окружающей мстности Опочецкаго, Островского и Новоржевскаго уздовъ. Приходилось узжать и на нсколько дней, жить на гумнахъ, въ деревняхъ; конечно, при этомъ неизбжно приходилось имть дло съ цлымъ рядомъ крестьянъ разнаго рода и склада, и я не знаю ни одного случая, когда бы изъ-за охоты или по какимъ-нибудь другимъ причинамъ вышло бы у Григорія Александровича какое-либо недоразуміе.



Помню такой случай. Дло было осенью, въ сентябр; около одной деревни, кажется Рдкино, верстахъ въ 25 отъ Михайловскаго, въ большомъ болот былъ найденъ выводокъ волковъ. Наканун вечеромъ мы вдвоемъ създили поднять окончательно волковъ, которые совершенно ясно обозначили свое мсто. На утро была назначена облава, въ деревн наняты загонщики, а участники охоты были увдомлены о томъ. Къ 8 ч. утра вс были на мстахъ, и Григорій Александровичъ завелъ линію загонщиковъ, но волковъ въ загон не оказалось. Не трудно было догадаться, что ихъ нарочно спугнули подъ утро, при чемъ не было сомннія, что все это было дломъ одного изъ крестьянъ той же деревни. Нкоторые изъ участниковъ облавы, взвинченные происшествіемъ, были непрочь наговорить и надлать непріятностей нарушителю всего предпріятія; однако, Григорій Александровичъ, которому, какъ устроителю, было всего боле досадно и непріятно, такъ умло и тактично распоряжался, пользуясь своимъ авторитетомъ у всхъ участниковъ охоты изъ среды окружающихъ погонщиковъ, что вс успокоились и разъхались по домамъ. Не знаю случая, когда бы спорили противъ его признаннаго авторитета въ какихъ-либо щекотливыхъ обстоятельствахъ и длахъ.
Охоту онъ любилъ и зналъ въ совершенств, при чемъ онъ отъ начала длалъ все самъ: на облавахъ онъ самъ обходилъ и объзжалъ на саняхъ звря, самъ заводилъ облаву; съ гончими онъ самъ распоряжался ходомъ охоты; въ лсу и на болот онъ зналъ вс обычаи и нравы тхъ птицъ и зврей, на которыхъ шла охота. Имлъ въ своей библіотек разныя сочиненія по зоологіи и, между прочимъ, тогда столь знаменитаго Брема; онъ чрезвычайно много дополнилъ свои знанія большою наблюдательностью надъ жизнью и обычаями зврей. Онъ искренно любилъ природу и всегда любовался ею; какъ настоящій художникъ въ душ — онъ умлъ находить красоту во всхъ проявленіяхъ ея, чувствовать и оцнивать ее. Постоянная жизнь въ деревн, при рдкихъ выздахъ въ городъ, а въ послдніе годы почти базвыздная, конечно способствовала развитію подобныхъ сторонъ характера Григорія Александровича, полученныхъ имъ несомннно въ наслдство.



Его разсказы изъ охотничьей жизни всегда были отмчены цлымъ рядомъ замчаній, показывавшихъ тонкую наблюдательность и умніе обратить вниманіе именно на сущность даннаго вопроса или явленія природы или случая изъ жизни животныхъ. И вмст съ тмъ видно было, что это разсказываетъ — художникъ въ душ. Необыкновенная правдивость всегда была отличительною чертою всхъ его разсказовъ; эта постоянная черта, ярко проходившая сквозь все, что онъ длалъ, не могла не имть громаднаго вліянія на близкихъ ему лицъ. Вліяніе это сказывалось даже въ мелочахъ: достаточно ему было разъ сказать мн на привал „никогда не пейте водки“, чтобы я отказался отъ нея и — уже навсегда... Его примра было достаточно для поддержанія всего только разъ сказанныхъ словъ. Такъ же бывало и въ случаяхъ боле серьезныхъ въ нравственномъ отношеніи.
Деревенская жизнь, невольная необходимость становиться съ людьми въ боле близкія отношенія, — все это, конечно, способствуетъ развитію гостепріимства; однако, трудно было бы найти хозяина, обладающаго этимъ качествомъ въ большой степени, нежели Григорій Александровичъ. Необыкновенно ровный и милый со всми, изъ коихъ многіе были гораздо ниже его по образованію и воспитанію, онъ умлъ всхъ такъ поставить, что никто въ Михайловскомъ не ощущалъ ни малйшаго стсненія; тмъ не мене, многіе тамъ бывавшіе невольно подтягивались въ его обществ.

При всемъ томъ, въ основ его характера была примшана большая доля застнчивости, особенно ясно выступавшая въ многочисленномъ и незнакомомъ обществ: онъ уходилъ въ себя, становился молчаливымъ и спшилъ уйти вовсе. Чтобы подмтить эту черту его характера, надо было близко его знать и часто наблюдать; та же причина заставляла его избгать по возможности всякихъ публичныхъ собраній, торжествъ и т. п.
Въ тишин своего деревенскаго уединенія онъ интересовался многимъ и, между прочимъ, постоянно слдилъ за всмъ, что появлялось въ литератур объ его отц. У него имлась полная коллекція разныхъ изданій сочиненій А. С. Пушкина, а въ послдніе годы жизни онъ нсколько разъ высказывалъ мн свое удовольствіе по поводу появленія хорошихъ новыхъ изданій трудовъ его отца. Видно было, что онъ съ ними знакомъ обстоятельно.
Михайловское онъ глубоко любилъ; весною 1899 года случилось мн быть въ деревн и захать къ Григорію Александровичу. Весна была не особенно ранняя, на поляхъ везд еще лежалъ снгъ и по утреннему морозу гладкая дорога вилась среди знакомыхъ холмовъ и перелсковъ. Передъ Михайловскимъ дорога взбирается на небольшую возвышенность, гд еще не такъ давно стояли „три сосны“; изъ нихъ послднюю я особенно хорошо помню: толстая, слегка наклоненная, со сломанною верхушкою, она долго жила въ такомъ вид, пока въ іюл 1895 г. ее не сломало окончательно бурею. Грустно было подъзжать къ селу черезъ многолтній боръ, зная, что это въ послдній разъ. Не усплъ я пріхать, какъ вслдъ за мной подъхалъ одинъ изъ сосдей, Л. Л. Львовъ, постоянный спутникъ Григорія Александровича по охот. Весь этотъ день какая-то невольная грусть царила среди насъ; нердко наступало невольное молчаніе, чувствовалось, что думы каждаго шли въ унисонъ, — и воспоминанія былого давили насъ. Прогулка вокругъ села со знакомыми, милыми видами насъ не развлекла, а напротивъ навяла грустныя мысли, сквозившіе въ нашемъ постороннемъ разговор. Невольно приходили на умъ стихи поэта, въ которыхъ онъ, выражая желаніе лечь „ближе къ милому предлу“, говоритъ о томъ, какъ
..... у гробового входа
Младая будетъ жизнь играть
И равнодушная природа
Красою вчною сіять.



Послдніе годы Григорій Александровичъ провелъ въ Маркуть, имніи своей супруги В. А. Пушкиной, подъ Вильною. И здсь ихъ домъ продолжалъ быть тмъ же гостепріимнымъ уголкомъ для старыхъ друзей и знакомыхъ, какъ и прежде. Здсь Григорій Александровичъ велъ довольно уединенную жизнь въ своей семь, продолжая интересоваться всмъ, что относилось къ трудамъ его отца. Здсь его и застала смерть посл кратковременной болзни, тутъ онъ и погребенъ).

"Портреты и судьбы"
Ю. Шокальскій.
Оригинал взят у в Григорий Александрович Пушкин