Наконец в два часа дня мы добрались до места. Вокруг были декорации испанских вилл, танцоры, техника для съе­мок, животные и множество людей, сновавших по площад­ке. От вида всего этого мы занервничали еще сильнее. Вы­грузившись из автобуса, мы последовали за одним из охран­ников Майкла к фургону, где нам предстояло ждать ужина.

Охранник оставил нас наедине с нашими роящимися мыслями. Было очень жарко, мы устали, и большинство из нас хотели послать несколько часов, что и сделали. Малень­кие дети то и дело высовывались в окна, проверяя, нет ли вдруг поблизости Майкла.

Само место съемок мы разглядели плохо: площадка была довольно далеко, метрах в ста от нас, и нам были видны толь­ко камеры и оборудование. Однако мы заметили режиссера Херба Риттса: он ходил вокруг старой машины, разговари­вал с кем-то и на что-то указывал пальцем. Небо над головой темнело — похоже, к вечеру собиралась гроза.

Наконец настали заветные восемь часов, пришло время ужина. Тот же охранник, что провожал нас в фургон, теперь пришел отвести нас к Майклу. Мое сердце билось так бы­стро, что я боялась, как бы оно не выскочило из груди. Охран­ник напомнил нам, что мы должны вести себя тихо, и отвел в большой белый тент, где играла тропическая музыка. Вой­дя, мы были ослеплены светом: нас тут же начали фотогра­фировать и снимать на видео.

Мы подошли к зоне, напоминавшей тропический остров, с длинным столом для всех гостей. Над головой висели ро­зетки из желтых, красных, оранжевых и розовых гибискусов, на столе тоже лежали цветы, украшавшие блюда с едой. Зона ужина была окружена пальмами. Напротив каждого поса­дочного места стояли тарелка с позолоченным ободком и ма­ленькая табличка с именем, украшенная фотографией глаз Майкла. Скатерть и салфетки были нежно-персикового цис­та, а на спинках стульев висели гирлянды из орхидей. 13 зад­ней части помещения были расположены красивые фонта­ны, и звук льющейся воды создавал уютную атмосферу. Все выглядело очень впечатляюще.

Охранник сказал, что, пока нет Майкла, можно рассла­биться и потанцевать. Дети чувствовали себя намного ком­фортнее, поэтому первыми вышли на танцплощадку. Мы последовали за ними. Время шло, растягиваясь в вечность.

Но вот охранники сказали: «Он идет!», и все притихли. Свет снова зажегся ярче. Мы все стояли, в ожидании глядя на вход, но боясь выглянуть наружу, и сердца наши тревож­но бились. Майкл вышел из своего синего микроавтобуса, увидел толпу и... бросился обратно в машину.

Элизабет застонала: «О, нет! Ну вот, он не выйдет, вот и все, все испорчено». Стоявший рядом охранник велел ей замолчать, и Скиппер, один из телохранителей Майкла, на­чал уговаривать его выйти из машины. Что бы он там ни ска­зал, это сработало, потому что в следующую минуту мы уви­дели этого застенчивого, очень худого, высокого человека в черной шелковой рубашке с красной полосой на рукаве и в черных шелковых брюках. Он прошел мимо нас, помахав нам рукой, и мы замахали в ответ. Боже, он был прекрасен, ПРЕКРАСЕН. Не такой, как в журналах или на экране теле­визора, — еще красивее. Из-за бледности он выглядел очень хрупким; кисти рук у него были такие тонкие, что, казалось, сломаются, если попытаться их схватить. Его кожа на вид была очень гладкой, и на лице лежали легкие тени. Однако слабым он не выглядел, скорей наоборот — казался сильным и мужественным. Как мы с Элизабет потом сказали друг другу, Майкл буквально излучал секс.

Наконец он произнес: «Добро пожаловать» — тихим, чуть дрогнувшим голосом и пригласил нас к столу: «Пожалуйста, присоединяйтесь!» Он кивал в знак приветствия, призывая людей проходить на свои места, гладил детишек по головам и целовал малышей, покаих матери рассаживались, пытаясь сохранять спокойствие. Потом он пожал руку Элизабет и по­целовал ее. Мне показалось, что она сейчас упадет в обмо­рок, но она удержалась и поцеловала его в ответ. Майкл за­хихикал, взял ее за руку и усадил рядом с собой. Мы обзави- довались! Позднее от Элизабет мы узнали, что у Майкла очень мягкая кожа, и он замечательно пахнет (он пользовался каким-то легким дорогим одеколоном), а руки — будто шелковые. Рассказывая нам об этом, она все еще дрожала от пережитых эмоций. Ее муж в это время был в другом кон­це тента, совершенно покинутый, но не протестовал, а про­сто наблюдал за происходящим.

Начали разносить еду. Мы подумали: «О, Майкл вегета­рианец, так что будем есть пищу кроликов». К нашему удив­лению, на столе появилась пицца, да не одна, а целых шест­надцать. Жареная картошка-фри, гамбургеры, кусочки ку­риного филе в панировке и прочие блюда, которые едят руками. Вместе с этим принесли и налитки. Очевидно, Майкл прекрасно знал, что любят дети. Какой-то малыш воскликнул: «Майкл сходил в "Макдоналдс" и купил все это!» Смешно было.

Мы стеснялись есть руками — ведь мы находились в при­сутствии очень важной персоны, — поэтому просто ждали и наблюдали, что будет делать Майкл. Естественно, Майкл, который и сам как большой ребенок, взял пиццу руками, на­чал пальцами снимать с нее сыр и запихивать в рот. Дети уже начали есть, так что мы тоже расслабились и приступили к ужину. Майкл также съел тако с сыром и облизал пальцы. Он был совершенно нормальный — без всякого высокомерия и снобизма.

Когда мы наелись, нам захотелось подвигаться. Музыка становилась все зажигательнее, и Элизабет осмелилась на­рушить пару правил: она дотронулась до руки Майкла и при­гласила его потанцевать. Мы подумали, что сейчас охрана набросится на нее, но ничего подобного не произошло. Майкл, к нашему удивлению, согласился и позвал всех по­следовать его примеру.

Мы вышли на танцпол, и два приглашенных танцора на­чали исполнять румбу. Мы же все, включая Майкла, уцепи­лись друг за друга и принялись плясать по всей площадке. Сверкали вспышки камер, операторы безостановочно сни­мали, и вдруг откуда-то появилась Наоми Кэмпбелл. Она была такая высокая, что ей пришлось надеть лодочки без ка­блуков, но при этом невероятно красивая, не говоря уж о сексуальности. Мы танцевали, смеялись и отлично прово­дили время. Майкл хихикал и поворачивался не в ту сторо­ну, мы поворачивались за ним, и он снова хихикал. Потом музыку сменили, и он станцевал с Наоми. Я заметила, что она все время склонялась к его уху, и Майкла это, похоже, раздражало, поэтому через некоторое время он оставил ее и стал танцевать с детьми.

Однако время нашего веселья подошло к концу, и Майк­лу пора было возвращаться в трейлер. Прежде чем уйти, он велел своему фотографу сделать групповой снимок и встал рядом с нами.

Он поблагодарил нас, еще раз поцеловал Эли­забет и выразил ей признательность за то, что она составила ему компанию на ужине. Потом помахал нам на прощанье и отправился со Скиппером обратно к машине, а мы махали ему вслед, в слезах оттого, что он уходил.

Нам сказали, что мы можем потанцевать еще, пока не прибыл автобус, но ни у кого уже не было настроения. Без Майкла это было совсем не весело, так что мы были готовы ехать сразу же.

Автобус появился, и мы отправились назад. Если утром в салоне стоял шум, то сейчас атмосфера была угрюмая. Мы все любили Майкла и с удовольствием провели бы с ним всю ночь. Но он и так подарил нам целых два часа своего времени — гораздо больше, чем обещал охранник. От всех пережитых впечатлений мы чувствовали усталость, поэтому по пути домой то и дело проваливались в сон со счастливы­ми сновидениями. Это был драгоценный день, когда сбы­лись наши мечты...

Из книги "Все дело в любви", 2010, перевод Е. Кофман, Т. Крысановой, Е. Mальцевой, В. Серовой, Ю. Сирош.