всё время что-то происходило: какие-то разборки, подробности о которых м

31 октября.

Эта безумная ночь.

   1995 год. Октябрь. Кто же знал, что 31 октября праздник Хэллоуин, День всех святых, День поминовения усопших! Я этого не знала, и в три часа дня направлялась на Антоненков переулок, чтобы убедиться, что моя фамилия есть в списках на получение квартиры ЖКС (Жилищного Кооперативного строительства). Я пересекала площадь Декабристов, когда услышала разрывы снарядов и пулемётную очередь, я бросилась на влажный асфальт. Знаете ли, жизнь дороже, чем промокшее пальто. В жизни нашего города ы узнавали в СМИ - то ли бандитские, то ли между бандитами и милицией. Ко мне бросилось несколько прохожих, помогли встать.

  - С вами всё в порядке? - спросил один мужчина.

  - Вы не пострадали? - спросил другой.

  Я посмотрела на них О Боже! Кто это? Они были одеты в черные плащи с пелеринкой вместо воротника, черные широкополые шляпы, в черной полумаске на лице и с фонарём из тыквы. Тыква имела вырезанные глаза и губы, в ней горел или фонарик или свеча, сверху была приделана ручка (представьте, дверная ручка была прикреплена к ней, оказалось, что так удобнее). Я оглянулась, потом посмотрела вверх. В небе переливались разноцветием искр разорвавшиеся петарды. Вокруг толпились ряженные в чёрные и темно-синие цвета люди. Все они имели маски на лице, были маски даже из тыкв. Они бурно переговаривались, смеялись, рядом с ними раздавалась музыка.

   - Где я? - спросила я, удерживая мужчину за рукав. - Что происходит?

   - Сударыня, - засмеялся мужчина, - вы в двадцать первом веке. Праздник Хэллоуина. Почему вы не наряжены?

   Он щёлкнул пальцами, ко мне подбежали две девушки. Одна набросила мне накидку тёмно-синию с пелериной на плечи, вторая водрузила мне широкополую шляпу, третья вложила в руку фонарик из тыквы. Я нервно сжала ручку.

   Что-то надо делать, решила я. Может быть, обратиться к милиционеру? Вон он стоит рядом в шагах пяти от меня. Я подошла к нему.

  -  Товарищ милиционер, - начала я. - Что-то странное происходит в нашем городе. Вы можете мне объяснить, что всё это значит?

  -  Сударыня, ко мне надо обращаться Господин полицейский! Вы что никогда не праздновали Хэллоуин?

  Он обратил лицо ко мне. О, ужас, у него тоже была маска, чёрная полумаска закрывала верхнюю часть лица. К нам бросилась группа в чёрных масках, они окружили нас хороводом, пропели песенку, я разобрала последние слова; Кого хочешь, выбирай!

  Полицейский рассмеялся и сделал широкий круг рукой:

  - Это к вам, сударыня! Выбирайте, кого вы выберите себе на ночь в товарищи.

  Я похолодела от ужаса, а ужас меня обуял от двусмысленности  положения: выбрать кого-то в товарищи на ночь! Но я же не такая!

  -  Нет! - крикнула я. - Я никого не выбираю, - сказала я и плотнее прижала к себе свою сумку, я подумала, что меня разыгрывают, чтобы отобрать мои ценности: часы, кольцо и кошелёк с деньгами.

  Хоровод рассмеялся  и распался, рядом со мной остался один мужчина, одетый как и все, и в маске, он сжал мой локоть.

  - Вы очень милая. Ваша непосредственность  восхищает, возьмите меня в пажи на сегодня. И кто знает, может быть, я вам понравлюсь надолго.

  Мне не захотелось обижать его недоверием, что-то в его словах тронуло меня, одинокую женщину (овдовела три года назад), и я улыбнулась ему. У меня не было маски на лице.

  - Хорошо, - тихо сказала я, - будьте моим пажом. А что мы будем делать? - спросила я и почувствовала, что покраснела от двусмысленности своих слов. Но в темноте это не было видно, и я порадовалась, что он не увидит моё смущение, как у девчонки  шестнадцати лет. Мне было сорок три года.

   Толпа в это время закричала: Идём на кладбище! Кто с нами? 

    -  На какое кладбище? - спросила я, обратившись к нему.

    -  На Александро-Невскую лавру, - ответил он и громко крикнул: Идём на лавру! Друзья, присоединяйтесь.

    -  Но отсюда далеко идти, - сказала жалобно я, вспомнив о своих болезненных мозолях на мизинцах и слева и справа. 

    -  Мы полетим, - восторженно ответил мне мужчина, и махнул рукой, чтобы его все увидели. - Летим, друзья!

    Из подворотни дома напротив памятника Николаю Первому  вылетела женщина с кипой метёлок из сухих веток, она раздавала их направо и налево. Мужчина взял метлу, легко взмахнул ею, крепко сжал мой локоть, и мы с ним взлетели вверх.

  -  Ой! - вздрогнула я. - Только бы не налететь на линии электропередач. Током ударит.

  -  Не бойтесь, дорогая. Метла умная, она знает дорогу, помнит её по празднику прошлого года.

  Мы пролетели над Невским проспектом, внизу веселился народ, толпа шла по проспекту, заполняя собой всё пространство от домов и до домов на другой стороне. Хлопали петарды и красивые гирлянды фейерверка разгорались над городом.

  -  А я думала, что это снаряды  или пулемётные очереди, - выдавила я из себя, пролетая над площадью Восстания. 

  -  Нет, дорогая. Это салют! В честь праздника.

  -  Разве есть такой праздник? - поинтересовалась я.

  -  Есть. И в России есть такой праздник.

  Мы опустились перед входом в лавру. У ворот стоял (кто бы вы думали?) Александр Суворов. Я сразу его узнала по маленькому росту, белому парику из седых завитушек и по мундиру времён императрицы Екатерины. Он приветливо со всеми здоровался  и приглашал на кладбище.

  -  Здравствуйте, господин Суворов, - так помпезно  поздоровалась  я, приседая в реверансе.

  Он обернул ко мне лицо! О, и здесь меня привело в шок его выражение лица - это тоже была маска из тыквы с припущенными вниз  уголками рта. Это была скорбная маска.

  -  Здравствуйте, сударыня. Проходите! Кавалер приведёт вас к нашему костру.

  -  Спасибо за приглашение. Я ваша верная поклонница. И благодарна за то, что вы сделали для России! Благодарю за ваши подвиги во славу нашего государства. 

  Я почувствовала, что мужчины как-то напряглись, им, кажется,  не понравилось моё выступление. Видно, мои слова были не в тему праздника!

  Мой кавалер взял меня за руку и решительно повёл прочь от ворот на кладбище.

  -  Пойдёмте, дорогая, к нашему костру.

  -  А есть и другие костры в городе? Я имею в виду на других кладбищах? - полюбопытствовала я.

  - Да, есть, - ответил он не многословно. - И даже в ближайших лесах. Вы разве никогда не слышали об этом празднике?

  -  Нет, не слышала, - растерянно  ответила я. - На площади Декабристов я услышала возглас: Праздник двадцать первого века! Но сейчас двадцатый век. Тысяча девятьсот девяносто пятый год. Я направлялась в жилищно-строительный кооператив. Проверить списки.

   Мужчина вздохнул и замер, он повернулся ко мне:

   -  Тысяча девятьсот девяносто пятый год? Не может быть. Кто вы, сударыня? Как вы оказались в нашем веке?

   -  Не знаю, - расстроилась я. - Я подумала, что это какой-то розыгрыш. Не могла же я попасть в двадцать первый век. Какой это год?

   -  Две тысячи первый, - ответил мужчина и отпустил мою руку.

   -  Что вы делаете? - испуганно воскликнула я. - Вы хотите бросить меня здесь? А как же я вернусь домой?

   -  Пойдёмте со мной к костру. Веселиться, значит веселиться. Потом  что-нибудь придумаем, - обнадёжил меня мужчина, и мы направились к полыхающему вдали костру.

   Мы остановились у какой-то гробницы, на гранитной плите, буквы которой почти стёрлись, развели костёр. Кто-то из присутствующих собрал  хворост в 

парке, и хвороста было много. 

   Ко мне подошла женщина и попыталась схватить меня за руку, но одну рукой снова завладел мужчина, а второй я плотно прижимала к себе сумку. 

    -  Давай погадаю, милая, - сказала она дребезжащим голосом.

    -  Я не гадаю, - ответила я, повернувшись к ней лицом. О, ужас, на её лице была страшная маска – вислый нос, беззубой ямой рот, глаза, как капли раскалённого металла горели в черных глазницах.

    -  Я гадаю, а не ты, - хохотнула громко женщина и приподнялась на цыпочках, чтобы рассмотреть меня лучше. – Да, тебе не следует гадать, так как это бессмысленно, - сказала она странные слова и подняла голову к небу.

    -  Когда пропоют петухи, ты вернёшься туда, - продолжала она, кивнув подбородком на чёрное беззвёздное небо.

    Мужчина молча слушал её и никак не комментировал.

    -  Скажите, что она имела в виду, - я нервно сжала руку мужчины. – Я умерла? Меня уже нет на самом деле? 

    Я вспомнила, что слышала на площади Декабристов пулемётную очередь, после которой упала на землю. Но я упала от страха, чтобы уцелеть.

    -  Нет, - сказал мужчина. – Всё с вами в порядке. Пропоют петухи, и  вы вернётесь домой, в свой тысяча девятьсот девяносто пятый год. 

    -  Пошла вон, старая ведьма, - крикнул он на женщину. – Нечего людей смущать своими глупостями!

    - Ой! Извините, ваша светлость. Не признала, - пробормотала старуха, склоняясь перед мужчиной в поклоне. Она быстрыми шагами удалилась от нас в сторону тёмных могил у ограды кладбища.

    -  Ваша светлость? – спросила я. – Вы князь?

    -  Кажется, я признала вас, - продолжала я. – Вы призрак Александра Второго. 

Здравствуйте, ваше величество.

    Мы стояли и смотрели на костёр, искры разлетались далеко, так как попадались сырые ветки, они трещали и разметали искры. Мужчина молчал. Он, вероятно, не ожидал такого быстрого разоблачения, и обдумывал, что же сказать, чем, какими словами оправдаться.

    Ряженные по ту сторону костра перестали шуметь и петь песенки в честь Хэллоуина, они уставились на нас.

     -  Кажется среди нас привидения! – крикнул кто-то в толпе.

     -  Привидения, привидения!!! – подхватили возглас остальные.

     -  Ваше высочество, - сказала я императору, - они знают, что мы мертвы? Разве мы скелеты? 

     -  Вы нет, милая женщина, - ответил он, распахивая плащ. Под плащом был скелет, белые кости рёбер, таза, ног фосфоресцировали в темноте. – А я…

    Я не смогла дослушать, так как упала в обморок. Последнее, что я слышала – это жуткий вой толпы ряженых. Они взвыли от страха и помчались прочь от костра. 

     Когда я пришла в себя, то услышала пение петухов где-то вдали. В городе держали петухов, подумала я. И я была права, кур и петухов держали в монастыре Александро-Невской лавры.

     Я встала, сбросила плащ, шляпу, фонарь – тыква погас сам. Маска валялась рядом. Сколько же я пролежала в обмороке?  Нет, не буду думать о ночном происшествии, бежать прочь отсюда, домой, только домой. Первое ноября 1995.

    Метро ещё не открылось. Я постояла в нерешительности на остановке троллейбуса, и, о радость, подошёл  первый утренний троллейбус. Я вошла и первым делом спросила кондуктора:

   -  Сегодня первое ноября тысяча девятьсот девяносто пятого года?

   -  Женщина, - удивлённо ответила мне кондуктор, - закусывать надо. 

   -  Ага, - согласилась я и заняла место у окна. Конечно, это родной 1995 год. Наши люди не могли ответить иначе. Хэллоуин 2001 закончился!

                                                   

  ****** Санкт-Петербург. 2017 год