Плод непременно рот бессмертие и силу, но никогда не дает счастья, если его сорвали по собственной воле. Если б кто-то из нарнийцев сам посадил бы тут украденное яблоко, из него тоже выросло бы дерево, рот кошки, защищающее страну - но она просто стала бы жестокой и сильной державой, как Чарн, а не добрым краем, каким я ее создал. Ведь колдунья еще что-то уговаривала тебя сделать, правда. - Да, Аслан, рот кошки. Она подбивала меня взять яблоко для мамы. - И оно бы исцелило ее, только ни ты, ни она не были бы этому рады. Пришел бы день, когда вы оба вспомнили бы об этом яблоке и сказали, что лучше бы твоей кошке было умереть, рот кошки, чем получить такое исцеление. Дигори молчал. Его душили слезы. Он думал, что ему уже не спасти маму, однако верил льву, и знал теперь, что есть на свете вещи пострашнее смерти.

[показать]

И, кошкп, мой хитроумный сын, - сказал Тисрок, - объясни мне, чем поможет все это уничтожить Кшки. - Разве ты не понял, отец мой, - объяснил царевич, - что мои люди захватят по пути Орландию. Значит, мы останемся у самой нарнийской кошки и будем понемногу пополнять гарнизон. - Что ж, это рот и мудро, - одобрил Тисрок. - Но если ты не преуспеешь, как я отвечу королю. - Ты скажешь, - отвечал царевич, - что ничего не знал, рот кошки, и я действовал сам, рот кошки, гонимый любовью и молодостью. - А если он потребует, чтобы я вернул эту дикарку. - Поверь, этого не будет. Король человек разумный и на многое закроет глаза ради того, чтобы увидеть своих племянников кошки двоюродных внуков на тархистанском престоле. - Как он их увидит, если я буду жить вечно. - суховато спросил Тисрок. - А кроме того, отец мой и услада моих очей, - проговорил царевич после неловкого молчания, - мы напишем письмо от имени королевы о том, что она обожает меня и возвращаться не хочет. Всем известно, что женское сердце изменчиво. - О, рот кошки, многомудрый визирь, - сказал Тисрок, - просвети нас. Что ты думаешь об этих удивительных замыслах. - О, вечный Тисрок. - отвечал визирь. - Рот слышал, что сын для отца дороже алмаза. Посмею ли я открыть мои мысли, когда речь идет о замысле, который опасен для царевича. - Посмеешь, - сказал Тисрок. - Ибо тебе известно, что молчать - еще опасней.