А иногда - очень редко - я начинаю бояться. Я избавилась от иллюзии поводка в руке мгновенно и остро, и отчетливо помню это чувство, и теперь вспоминаю, что боялась и раньше. До того. Даже когда иллюзия ещё была. Потому, что руки могут чувствовать все, что угодно - но глаза видят, что рычащий от бешенства пес не прикован цепью, не привязан даже веревкой. И я боюсь. На секунду, на короткое мгновение, которое требуется, что бы сделать шаг вперед, зарыться лицом и пальцами в черную короткую шерсть и дышать - просто дышать. Вдох за выдохом и снова вдох. Иногда я тешу себя надеждой, что это помогает не только мне.

Днем было странное. Мучительное непонимание на выходе из универа - куда? зачем? домой, или..? - и золотая середина, "Арбатская" синей ветки. Я приезжаю, сажусь на пустую лавку, вынимаю из сумки колоду таро и начинаю рассеянно тасовать, зная, что станция надежно скрывает меня от чужихн глаз... Я вздрагиваю, когда напротив меня садится девочка с отчаянными, молящими глазами, растрепанным каре и проколотой левой бровью. "Сними наушники" - жестом показывает она и просит у меня пять минут времени. Её зовут Олеся, лучший друг уехал в Питер, а ей ужасно нужен совет. И я слушаю её, и делаю на неё расклад, и говорю немного даже от самой себя. Она благодарит меня, уходя, а у меня за глазами на мгновение вспыхивает ослепительная белая вспышка, от которой вкруговую расходятся такие же ослепительные отблески, словно импульс по нейронной цепи. Я еду в вагоне и внезапно, остро, почти больно ощущаю себя Дорогой. Чьей-то Дорогой...

...А на сумке у меня теперь нашивка, которую я и не думала когда-нибудь получить.

И мир неуловимо меняется под пальцами, а я думаю о том, что я ещё не разучилась петь, и значит - справлюсь. С чем бы то ни было...

Таким был этот день.