Стук в дверь раздается внезапно - вспарывает напряженную тишину дома, и из раны этой тишины начинает медленно сочится свист вьюги за окном. Стук в дверь. Обычный стук в дверь. Его не испугается даже ребенок.

Но только не сегодня.

Время к полуночи. Время к излому.

Скрип петель.

Он стоит на пороге и смотрит на меня пронзительными глазами арлекина: левый - карий, правый - серо-голубой. Тонкие губы растянуты в улыбке. Бледные черты лица обрамлены тонкими прядками волос.

Он был бы красив, если бы мне не было так страшно. Он случаен. Вся эта ночь случайна.

Запертые двери других домов. Плотно - ни щелочки - подогнанные ставни. Люди за ними не спят - этой долгой зимней ночью ни один из них не создан для сна. И ни один из них не создан для зимы, боже мой, пресвятая Дева Мария, убереги...

Метель стихает мгновенно, и в открывшейся кристальной ясности виден единственный отблеск света - огни в старом амбаре, запертом на засовы снаружи и изнутри.

...Дева Мария, матерь Божья...

Он протягивает мне руку - и лезвие ножа, нацеленного ему в грудь, раскаляется, тягучими металлическими каплями оплывая вниз. Он улыбается. Он мог бы быть обычным пешеходом - обычным человеком, он как будто и есть - не мертвец, не наваждений, а обычный путник...

Но от ножа в моей руке осталась только рукоять, и капли раскаленного метала черными кругами остыли на полу.

...Дева Мария...

И я делаю шаг. Всего один шаг. И беру протянутую ладонь. Он молча переводит взгляд на небеса, и я повторяю его движение. В черной синеве ночи горят огни - тысячи огней неземной, удивительной красоты, и мы смотрим на них - долго, пристально, пока синева не начинает меркнуть.

Он поворачивается ко мне - глаза в глаза, дыхание сливается в единый ритм, и, клянусь, если нам открыть клетки ребер, то можно увидеть, как слаженно бьются сердца - и спустя мгновение ослепительная вспышка обращает меня - нас! - в ничто... и во все сияние мира.

Но прежде, чем стать солнцем, я ещё успеваю увидеть, как над горизонтам горят огни Самайна.