«…Зачем моему ребёнку - такая судьбина?»
Цветной портрет Ариадны Эфрон счастливого периода ее жизни на Даче а Болшеве.
(Зеленоградский художник Руслан Степанович Крупышев)
АриаднаЭфрон (1912-1975).
Издавна было резонно замечено, что на детях гениальных людей природа отдыхает, как бы исчерпав себя. К счастью, это не всегда так.
Сейчас… различные издания публикуют статьи о Марине Цветаевой. Слава Богу. Ведь при жизни её не слишком баловали ни вниманием, ни добрыми словами. «А всё-таки жаль», что в её большой тени почти исчезает образ её дочери, Ариадны Эфрон. Вспомнить Ариадну Сергеевну следовало бы хотя бы потому, что без её самоотверженности и целеустремлённости в 60-е и 70-е не было бы никаких публикаций Цветаевой. Дочь посвятила памяти матери значительную часть своей нелёгкой жизни.
На ней природа не отдыхала. С детских лет она одарила её более чем достаточно. А вот История на ней вытопталась. Хотя и Марину Ивановну судьба преследовала с диким ожесточением, но круги Алиного ада были много страшнее. Подробно все её «университеты» описаны М. И. Белкиной в прекрасной книге «Скрещение судеб» (http://fanread.ru/book/10730908/?page=1 ).
Какая она была. Сейчас её фотографии разных периодов жизни можно увидеть во многих книгах о Марине Цветаевой.
Аля Эфрон, апрель 1914 г.
«…лицо прямо ангельское. Сначала видишь только глаза. Блеск — не блеск, а сияние! Два кусочка (огромных!) сияющей синевы. Веки крупные, нежные, с сетью жилок…
Породила доченьку —
Синие оченьки,
Горлинку голосом,
Солнышко волосом».
Марина Цветаева. Москва, 12 декабря 1912 г.
Цветаева назвала дочь по святцам 18 сентября — день памяти святой мученицы Ариадны с острова Наксоса (Греция).
Марина Цветаева и Аля.
Не знаю, - где ты и где я.
Те же песни и те же заботы.
Такие с тобой друзья!
Такие с тобой сироты!
И так хорошо нам вдвоём -
Бездомным, бессонным и сирым...
Две птицы: чуть встанем - поём,
Две странницы: кормимся миром...
Марина Цветаева
(«Стихи к дочери»)
Когда-нибудь, прелестное созданье,
Я стану для тебя воспоминаньем,
Там в памяти твоей голубоокой,
Затерянным так далеко-далёко.
Забудешь ты мой профиль горбоносый
И лоб в апофеозе папиросы,
И вечный смех мой, коим всех морочу,
И сотню – на руке моей рабочей –
Серебряных перстней, - чердак-каюту,
Моих бумаг божественную смуту…
Как в странный год, возвышены Бедою,
Ты – маленькой была, я – молодою.
Марина Цветаева
А.С. Эфрон в Тарусе.
Вот какой её увидела М. И. Белкина в конце 60-х годов. «Она совсем не была похожа на Марину Цветаеву. Она была гораздо выше её. Крупней. У неё была горделивая осанка, голову она держала чуть откинутой назад, вольно подобранные волосы, когда-то, видно, пепельные, теперь наполовину седые, были схвачены на затылке мягким пучком и спадали волной на одну бровь. Брови , красивые, чётко очерченные, разбегались к вискам, как два тонких, приподнятых крыла. И глаза… «венецианским её глазам»!» (вышедшая в 1922 году пьеса Марины Ивановны «Конец Казановы» имела посвящение «Моей дочери Ариадне – венецианским её глазам» - В. Р. ).
Ариадна Эфрон.
Москва, 1965 год.
К пожилым годам, наглядевшись вдоволь на «белое безмолвие», эти глаза несколько поблекли. Они были такими же огромными, как у отца Сергея Эфрона, но тот был кареглазым, а дочь – голубоглазой. Откуда венецианские? Не реминисценция ли из Мандельштама:
Тяжелы твои, Венеция, уборы,
В кипарисных рамах зеркала…
Воздух твой гранёный… В спальнях тают горы
Голубого, дряхлого стекла.
Это были ещё и глаза художника. Гены её деда, Ивана Владимировича Цветаева, крупнейшего знатока изобразительного искусства, миновав дочь Марину (в её стихах живописи нет почти совсем, всё держится на напоре музыкальной стихии), передались внучке.
Наталья Гочарова.
«Вся Гончарова в двух словах: дар и труд. Дар труда. Труд дара».
(Марина Цветаева)
Ариадна Сергеевна хорошо рисовала. В Париже её довелось учиться у Натальи Гончаровой, в студии Шухаева, в Ecole de Louvre.
Ариадна Эфрон. ДОМ В ФАВЬЕРЕ.
Бумага, акварель.
Ариадна Эфрон. ОСЕННИЙ ПЕЙЗАЖ В ФАВЬЕРЕ.
Бумага, акварель.
Ариадна Эфрон. ДЕВУШКИ.
Бумага, тушь, кисть.
Ариадна Эфрон. "Бретонки с колокольнями и церковь в чепчике" (Название, данное работе Ариадной Эфрон)
Бумага, тушь, перо, кисть.
Ариадна Эфрон. БРЕТОНКА.
Август 1929 года.
Бумага, тушь, перо.
Ариадна Эфрон. Рисунки из окна.
Бумага, тушь, кисть.
Ариадна Эфрон. Портрет В. Маяковского.
Бумага, уголь.
Работа Ариадны Эфрон.
Ариадна Эфрон. Иллюстрация к поэме М.Цветаевой «Крысолов». Бумага, тушь, палочка, сухая кисть.
Ариадна Эфрон. Иллюстрация к ЛЕГЕНДЕ ОБ УЛЕНШПИГЕЛЕ.
Линогравюра, раскрашенная акварелью.
Это дарование спасло её в тяжёлые годы: какое-то время в лагере она разрисовывала ложки и недолго пробыла на лесоповале, да и в ссылке выполняла художественные работы. Рисование преподавала и в Рязани в короткий период между двумя заточениями.
Но вот кем она была поистине Божией милостью – это поэтом-переводчиком! Занимаясь этим делом много лет, пишущий эти строки берётся утверждать, что из всех литературных профессий поэтический перевод – это труд самый тяжёлый, квалифицированный… и неблагодарный. Валерий Яковлевич Брюсов в своей статье «Фиалки в тигеле» говорил, что перевести поэтическое произведение с одного языка на другой невозможно в принципе. Но Брюсов добавляет: «Каждый раз это исключение».
(Тигель - это емкость для нагрева, высушивания, сжигания, обжига или плавления различных материалов.)
Исключение получается, когда переводчик вкачивает в свою работу достаточно собственной крови. Как несколько самоуверенно писал Леонид Николаевич Мартынов, «в чужую скорбь – своё негодованье, в чужое тленье – своего огня».