Плач по детству

Далёко детские года.

Ты занят важною работой...

Скажи, кончается когда

То единение с Природой?

Ты не пугался кобр, гадюк,

Пещеры знал в горах и тропки,

И даже скорпион, как друг,

В конфетной обитал коробке.

Ты к твари подходил любой,

Спокойно гладил волкодава.

«Джигит с хорошею душой!» —

Хвалил тебя пастух седой,

На солнце щурясь величаво.

А как ты в зной распознавал

Дождя далекий влажный запах,

Когда барханами бежал‚

Самум, как джин, на пыльных лапах?!

Ты мог часами выжидать

Свиданья с маленькой совою

И верил: прилетит опять,

Чтобы погукать, покивать,

Присев на ветку над тобою.

Ты знал, когда начнется клёв

В сумбурном ледяном Сомбаре,

В какую полночь волчий зов

Передохнуть не даст отаре.

Когда весенний Копетдаг

Переливался солнцелико,

Ты знают, где кок—сагыз[1] и мак‚

И где фазанья ежевика.

О чудесах в судьбе своей

Ты не задумался ни разу, 

Хоть понимал язык зверей

И спетую пчелою фразу.

Уходят детские года,

Работой полон ты. Заботой.

Когда он рухнул - мост — туда, 

В твое братание с Природой?

Где ты родной, а не чужой,

Идешь, живешь, не убивая. 

Где, красотою прозревая,

Душа становится Душой!

Обычное чудо

 

«Волги», всякие там «Жигули»...

Столько их на селе -— не сочтешь!

А великое чудо земли -

Ты одна из ночного ведешь.

Я до зорьки на речку пойду

И коня поведу в поводу.

Нас росою обдаст холодок,

Но по тропке ступая легко,

Мы знакомый найдем омуток

И... в парное войдем молоко.

 

      

По колени, по пояс. По грудь

Осторожно коня загоню:

Из реки молока зачерпнуть

И —— на рыжую холку коню!

Так начищу-намою бока

Чтобы теплым огнем расцвели,

Чтобы в них отразилась река

И окраина солнца вдали.

Конь косится. И в руку мою

Мягко тычется теплой губой.

(Не напрасно в славянском краю

Кони славились в песне любой!)

 

Стой спокойнее! Я не спешу,

Пусть восход проясняет —— румян…

Хвост и гриву тебе расчешу,

Чтоб не спрятался в гриве туман.

Повод в руку. Казачкой лихой

По змеинке-тропинке пройду.

Полсела наблюдает за мной,

Как веду я коня в поводу.

Волги», всякие там «Жигули» —

Их сегодня в селе не сочтешь!

А великое чудо земли

Только ты из ночного ведешь!

Между прочим, у всех на виду

Можешь чудо огладить рукой,

Можешь просто вскочить на ходу

И умчать на луга за рекой.

Ну а самая все-таки суть:

Можно нежно, на зависть селу,

«Чуду» слово живое шепнуть!

Прикоснуться к живому теплу!

...Вот и дом.

И усмешка отца,

Ядовитая, словно тютюн:

«Увела одного жеребца,

А обратно приводишь табун?»

Я краснею, глаза отвожу.

Прохожу на родительским двор.

Что я батьке на это скажу,

Ведь сама не пойму до сих пор:

Для чего, ради пользы какой

(Мне ведь только пятнадцать пока!)

Парни взрослые ходят за мной,

Мотоциклы ведя «за рога»?!

Вероятно, не ради меня.

Просто вдруг полюбили коня!

 

Сын

 

Боль глубоких недетских глаз,

На тебя обращенных робко,

Ты ловила хотя бы раз,

Убегая на ночь торопко?

Сын молчит, давно изучив,

”Чем кончается всхлип протеста.

Он, пощечину получив,

Слышит голос: «Пошел на место!»

 

И в слезах мальчишка уснет.

Впрочем, ночью ждет пробужденье:

«Встань, родной мой, у нас —— народ.

Чей-то, кажется, день рожденья!»

Поплывет, полусонный, он

По рукам, сквозь липкие губы:

«Ах, мужик!»

«Молодец!»

«Силен».

 

А ему бы обратно в сон!

В теплоту кровати ему бы.

Но гремит электроприбой,

Ловко пляшет пьяная мама

И не знает, какая драма

Над сыновьей встала судьбой.

Всю стыдливость его души

Разделить бы на взрослых этих.

Все он знает о взрослой лжи!

О плохих и хороших детях!

Ждет он папу —

Их было трое,

Но уехали. Не везет!

Утром мама его умоет,

В детский сад опять отведет.

 

Он на маму совсем не злится,

И к гостям он привык давно.

Но у многих соседей лица,

Как у гангстеров из кино.

Снова дворник будет коситься:

«Все гуляешь, душа-девица?!»

И потребует «на вино».

Так на маму смотрят соседи,

Что она, ускоряя шаг,

Больно дергает: «Что за дети?!

Упирается, как ишак!»

На лице у нее досада:

«Я спешу, понимаешь ты?»

Хлопнут двери детского сада,

Ждать придется до темноты.

 

Одиночество в детстве раннем

Хуже голода и чумы.

Одиночеством мы не раним —

Убиваем ребенка мы!

Сын уже по-мужски сурово

Про себя решил через год

Убежать из родного крова,

Где уже почти не живет.

Дни проносятся незаметно,

Разрушая базальты скал...

Ненакрашенной, предрассветной

Ты уже боишься зеркал.

Пожалеют, может, соседи,

Телеграмма когда придет:

Жив. Здоров. Подрастают дети

Получила ли перевод?»

И… ни слова больше! Ни слова

Не прибавит сынок родной.

Вот оно — свиданье с бедой!

 

Будь к нему сегодня готова,

Ведь жила для себя одной.