[700x388]
Она сказала: «Он уже уснул!»,— 

задернув полог над кроваткой сына, 

и верхний свет неловко погасила, 

и, съежившись, халат упал на стул. 



Мы с ней не говорили про любовь, 

Она шептала что-то, чуть картавя, 

звук «р», как виноградину, катая 

за белою оградою зубов. 



«А знаешь: я ведь плюнула давно 

на жизнь свою... И вдруг так огорошить! 

Мужчина в юбке. Ломовая лошадь. 

И вдруг — я снова женщина... Смешно?» 



Быть благодарным — это мой был долг. 

Ища защиту в беззащитном теле, 

зарылся я, зафлаженный, как волк, 

в доверчивый сугроб ее постели. 



Но, как волчонок загнанный, одна, 

она в слезах мне щеки обшептала. 

и то, что благодарна мне она, 

меня стыдом студеным обжигало. 



Мне б окружить ее блокадой рифм, 

теряться, то бледнея, то краснея, 

но женщина! меня! благодарит! 

за то, что я! мужчина! нежен с нею! 



Как получиться в мире так могло? 

Забыв про смысл ее первопричинный, 

мы женщину сместили. Мы ее 

унизили до равенства с мужчиной. 



Какой занятный общества этап, 

коварно подготовленный веками: 

мужчины стали чем-то вроде баб, 

а женщины — почти что мужиками. 



О, господи, как сгиб ее плеча 

мне вмялся в пальцы голодно и голо 

и как глаза неведомого пола 

преображались в женские, крича! 



Потом их сумрак полузаволок. 

Они мерцали тихими свечами... 

Как мало надо женщине — мой Бог!— 

чтобы ее за женщину считали. 



 

Евгений Евтушенко