Ты знаешь, милый, у меня внутри будто плещется йод.
так бывает после беззаботных дней, когда не думаешь о том, что будет , когда закончится дождь, лишь бы он только шел.
мы ездили с другом, даже не ревнуй. он наверное единственный, о ком я могу сказать наверняка, что он друг без перспектив , и он может сказать обо мне тоже самое.
хотя дружба мне кажется большей перспективой чем любовь..
жили когда то в соседних домах целых 14 лет..
ты знаешь, милый, сегодня утром я не хотела просыпаться. я буквально выскребла себя из дому и поехала на море. мы с мамой провалялись там до самого заката, до самого того момента, когда море становится плоским как стёклышко, и заблудшие души приходят туда пить пиво, а потом оставлять за собой свой вонючий пластиковый мусор.
за те три дня пока я была во львове, я только однажды пила пиво. в кафе с ароматом киросина с названием *газовая лампа*
а на следующий день мы выпили вина в ресторане и уехали.
теперь мне кажется, что этот спирт во мне не выветрился, а загустел. и как только я делаю какое-либо движение, он начинает волноваться и обжигает мне стенки сосудов внутри.
в принципе, когда я лежу, он спокойно разъедает меня.
нет, мне неплохо.
или плохо.
просто я, видимо, до этого видела все с точки зрения школьницы-максималистки, а теперь же вижу, что нет у меня ничего.
и никого.
то есть не так
мне звонят, а я морожусь.
меня зовут гулять, а я ссылаюсь на несуществующие дела.
я так устала от себя, мечты умирают не на кафедре русского языка и литературы,как я думала раньше, а по приходе домой.
Милый, как бы я хотела, чтобы кто-нибудь ждал меня.
из университета.
или на выходных из лагеря.
я насмотрелась во львове на ребят, безмятежно сидящих прямо на зеленой траве в парке, выпасающих таксу,
я начиталась про запоздалый виски в постель.
как же всё таки хорошо любить. и не тогда , когда лопаешься как перезревший помидор с черными зёрнами внутри, а когда можешь прокричать это в окно, или прошептать, или просто молча выносить под сердцем.
любовь не имеет ничего общего с сердцем.
любовь живет в легких.
где-то в районе диафрагмы
одиночество не имеет ничего общего с болью.
одиночество как поток холодного воздуха. сначала прохладный, а потом кожа начинает печь от холода.
Ты знаешь, у меня никогда не было зимы, которую я могла бы отметить с улыбкой.
и осени.
и лета. кроме этого лета, его я могу связать с детьми.
да, именно из-за грёбанного материнского инстинкта я поехала туда.
это было пздец как важно для меня.
мы же все эгоисты, поэтому я не стесняюсь сказать, что я настолько боюсь умирать в одиночестве, что пока не рожу штук 12 детей, не успокоюсь.
был такой отряд, на котором я проработала всего 1 день. их было там 28.
несколько вечеров подряд я приходила к ним после вечернего огонька, когда они все уже лежали по комнатам с выключенным светом, всех их я целовала в лоб и просила не шуметь, только тогда их вожатые могли спокойно идти в беседку или рисовать.
всё, что не распустилось во мне, опыляет случайных знакомых, прохожих, попутчиков, всех подряд.
и они бросаются записывать мой номер, думая, что это адресовано им.
хуй там.
мне просто некуда девать себя.
я просто хочу по-настоящему.
я не хочу никого завоевывать.
не хочу одобрения.
и мне надоело,до тошноты надоело быть самодостаточной, выглядеть невозмутимой касательно любой ситуации, начиная со всякого безответного и заканчивая постоянством, с каким все, кто меня видит, считают своим долгом отметить мой рост и детскую внешность.
несмотря на все это, я слабая. и мне хочется к деду морозу.
и чтобы он меня выслушал.