Кристина, по-прежнему невесомо касаясь струн, все же старалась взять себя в руки, справиться с нахлынувшими воспоминаниями и волнением, барабанным боем сорвавшегося сердца в груди. Глубоко вздохнув, она наконец внимательно посмотрела на визитера. Совсем еще зеленый юнец, такие чистые глаза и ясный взгляд.

Он никак не может быть шантажистом, скорее уж репортером, в руки которому попал лакомый кусок информации. Она никогда не давала интервью, не отвечала на каверзные вопросы досужих писак, но сейчас решила сделать исключение. Да и сама ситуация также была исключительной.

- Не думаю, что вы преследуете какую-либо дурную цель, прошу извинить меня за сорвавшиеся сгоряча слова.
У вас честное, располагающее лицо, и в благодарность за радость встречи с этой скрипкой, я отвечу на ваши вопросы. - Кристина все пристальнее вглядывалась в лицо молчаливого гостя, только сейчас осознав, что тот пока еще не сказал ни слова! - Попрошу лишь одну ответную услугу - рассказ, как к вам в руки попал этот инструмент… - он кивнул, соглашаясь, так же как и на последнее ограничение тематики предстоящего разговора, - И еще одно условие… мы будем говорить только о музыке.

- Я глубоко признателен вам, мадам, и за любезное приглашение посетить вас, и за вашу готовность прояснить некоторые моменты вашей примечательной карьеры.
Если это возможно, хотелось бы побеседовать о начале и первых успехах великой певицы на сцене.
Насколько я знаю, в семнадцать лет вы закончили Национальную Академию музыки и стали выступать на вторых ролях в постановках Оперы Гарнье.

- Да, вы правы. Мой дебют состоялся тогда же.

- Особенно примечательным был гала-концерт, на котором вы просто поразили новой Маргаритой всех присутствующих, стоя аплодировавших вам, включая и самого Гуно за дирижерским пультом.
Помнится, тогда критики разразились статьями, в которых восторг вашим искусством перемежался удивлением, что же так разительно изменило всего за полгода скромную и тогда еще незаметную выпускницу Консерватории.
Может быть, теперь пришло время ответить на этот вопрос?

- За те шесть месяцев до гала-представления у меня действительно появился новый замечательный педагог.

- Наверное, он выдающийся музыкант, известный профессор Академии музыки?

- Он действительно был непревзойденным гениальным композитором, учителем, певцом… Но увы, для широкой публики имя его осталось неизвестным, и только в моей памяти хранятся драгоценные воспоминания о его удивительном музыкальном даровании, которым он так щедро поделился со мной.

- Но как же так случилось? Возможно, хотя бы сейчас вы сможете назвать его имя.

- Да. Его звали Эрик.

- Эрик… Что-то я не припомню профессоров и педагогов того времени с таким именем, а фамилия… наверное достойная и прославленная семья породила удивительного, по вашим словам, музыканта. Возможно, с вами дополнительно занимался местный хормейстер, господин Габриэль?

- Нет. Эрик не был профессором Академии, хотя вряд ли можно было найти более достойную кандидатуру, не входил он также и в штат Оперы Гарнье, во всяком случае, официально. Всю свою жизнь он провел в тени…
И не спрашивайте меня, я не готова рассказать кем он тогда был, я готова только объяснить, кем он был для меня.
А для меня он открыл подлинный мир музыки, слияния души, сердца и исполнительского мастерства, с замыслом и гением творца-композитора.
Свидетелем именно такого слияния и были зрители давнего гала-представления. А привел их в это волшебный мир блистающего чуда подвальный сиделец, изгой, При… - она перебила сама себя, - Простите, так кто же вы такой, в конце концов?
Вы не шантажист?

- Нет, - уронил он, глядя на нее во все глаза.

- Не журналист?

- Нет.

- Слишком особые и больные вопросы вас интересуют, пожалуй, тут имеется личная заинтересованность. Вы его брат? Младший брат, узнавший все из письма, и получивший его скрипку в наследство?

- Это предположение уже ближе, но пока еще не верно. И его письмо действительно существует.

- Как мне к вам обращаться? Я устала играть в загадки без ответов, а вы – замечу - до сих пор не представились, это как минимум невежливо по отношению к собеседнику, о котором вы, судя по мучительным для меня расспросам, знаете все.

- Я скажу вам мое настоящее имя чуть позже, с вашего позволения, оно не играет никакого значения, уверяю вас, Кристина… - и так было произнесено это довольно фамильярное для солидной уважаемой дамы обращение, музыкой звучало ее имя, словно почти двадцать лет назад она услышала обращение своего Ангела. Графиня испуганно оглянулась на зеркало.
Неужели?

- Достаточно сказать, что вы были моим сном и наваждением, сколько я себя помню. Почти каждую ночь, начиная с четырехлетнего возраста, я видел вас. Такую же ослепительно прекрасную, как сейчас.
Вы были фей моих детских снов, сказочной принцессой мальчишеских игр, которую я обещал спасти от злого волшебника, грезой и мечтой подростка.
Ради вас и вашего голоса я стал заниматься музыкой и немало преуспел на этом поприще.

- Теперь я вспомнила, почему ваше лицо мне показалось знакомым - несколько лет назад я читала заметку о юном виртуозе, поразившем своей удивительной игрой многих маститых композиторов, это были вы?

- Да, ради вас. Но сейчас, увы, мне горько в этом признаваться, дело вовсе не во мне и моих собственных мечтах и устремлениях.
Ваш рассказ, Кристина, если позволите так к вам обращаться, - в ответ на ее кивок он продолжал. - Ваш рассказ немало прояснил мне мою собственную загадку - часто сталкиваясь со сложностями, играя и разбирая какую-либо композицию, я предпочитал отложить решение на следующий день. Наутро все музыкальные проблемы решались сами собой, пальцы сами, казалось, знали лучше меня самого, что же мне делать. Мне кажется, что сны мои были не просто снами, и не только ваша ослепительная персона посещала мои грезы... - он запнулся и на время замолк.

- Продолжайте, мсье, ради бога продолжайте, умоляю вас! - просила Кристина, заламывая и стискивая изящные руки.