- Милостивый государь! Вы еще так молоды для занятия столь гнусным ремеслом! - голос графини дрожал и вибрировал, взгляд, с такой надеждой обратившийся вначале к посетителю, почти сразу же, не найдя в нем и тени знакомых черт, вернулся к бесценной скрипке.

Какая буря, пожалуй, самых ярких и сильных в ее жизни воспоминаний была связана с этим и только этим инструментом. Она не могла не узнать скрипку, певшую так сладко и волшебно, нежно прижимаясь к костлявому плечу единственного в своем роде музыканта. Каким огнем полыхали его глаза в прорезях шелковой маски, как вдохновенен и прекрасен был его облик!
Сколько раз за эти бесконечные восемнадцать лет воскрешала она в памяти эту картину, и еще то, как гибкие и послушные пальцы его, на секунду зависнув над клавишами слоновой кости, обрушивали водопады и радуги звуков, уносили ее на крылах Ангела Музыки в мир волшебства и счастья, столь недостижимого ею теперешней.

Да, сейчас она богата и уважаема в обществе, утонченная графиня, изредка концертирующая под своим девичьим именем, чтобы не фраппировать дальних родственников покойного супруга.
Но жизнь ее пуста.
Сколько раз пыталась она воспроизвести гениальную музыку своего учителя, сыграть или спеть, даже здесь не оставляя попыток ухватить-таки странно диссонирующую и безумно прекрасную тему, продолжавшую звучать в ее душе. Но для воплощения в жизнь гениальной музыки нужен подлинный гений, каким был он, но личности такого масштаба и грандиозного дарования она больше не встречала.

Впрочем, что толку жалеть о несбывшемся и горевать о не случившимся... но почему же тогда сердце так быстро пустилось вскачь, стоило ей взять в руки розу, погладить вишневую деку, коснуться струн его скрипки, отозвавшихся человеческим голосом...

Полностью погрузившись в страшные и пленительные воспоминания своей юности, она ничего вокруг уже не замечала, шептала что-то нежное, обращаясь к старинному инструменту ли, к старинному другу или к самой себе прежней. Она, конечно же это была графиня Кристина де Шаньи, к чему лукавство, ведь нам имя незнакомки прекрасно знакомо... вот только вопрос, известно ли оно ее визитеру.
Он не сводил с нее взора, жадно вглядываясь, впитывая до капли красивый абрис ее лица в обрамлении распушившихся кудрей, густую тень ресниц на побледневших от волнения нежных щеках, умилялся тоненькой голубой прожилочке на вздрагивающем веке и застывал взглядом на ее руках, слепо оглаживающих скрипку, не замечая капели светлых слез и дрожи пальцев.
Так встречают вернувшегося с войны любимого, когда официальные письма со страшным известием давно получены, все слезы в горе потери уже пролиты, и только в сердце еще теплится и не гаснет невероятная невозможная детская вера в чудо.