********

Но вся тщательная подготовка к развеселому празднованию, которое мы собирались провести на костюмированном «Пиру Валтасара», пошла прахом из-за самого будущего, но так и не состоявшегося царя.
Как же еще утром он веселился, выписывая красной краской на листе мистические слова:

Mene
Tekel
Fares*

Мы даже не решались спросить у него, что надпись, появившаяся по легенде на стене во время роскошного пира персидского царя, долженствует означать. Главное, что граф веселился и буквально фонтанировал идеями, одна интересней другой.
Сколько было радости и веселья, пока мы готовились и придумывали экзотические костюмы. Рауль нарисовал совершенно невероятные эскизы, и мы трудились целую неделю, не покладая рук воплощая его удивительные фантазии в жизнь.
Как пояснял нам граф, в очередной раз поражая удивительными историческими познаниями на этот раз в верованиях других народов, обычай отмечать День всех святых уходит корнями в легенды кельтского языческого праздника, по его собственным словам – это будет древняя NOX ATRA** .
Правда, переводить латинские, и каюсь, изрядно мной подзабытые, слова он снова не стал. Нам с Кристиной оставалась только кивать и смеяться, радуясь его обычному утреннему оживлению. Но чем больше темнело за окном, тем беспокойнее и непонятнее становилось поведение главного виновника грядущего маскарада. Ведь вся эта мишура, пестрые восточные ткани, веселые побрякушки, добытые на чердаке, и даже несколько хрустальных подвесок, временно позаимствованных с люстры для украшения чалмы царя бриллиантами истинно королевского размера, предназначались ему и должны были отвлечь его от тягостного саморазрушения, принести долгожданное выздоровление.
И еще утром граф был весел и бодр...
НО, ко времени, когда слуги зажгли свечи и мы уже должны были переодеваться в роскошные наряды - Кристина в костюм царицы Шаммурад, или как ее обычно зовут европейцы, Семирамиды, я в живописный наряд эфиопского царя, а Рауль, как я уже писал должен быть самим Валтасаром, должен был быть…

Вначале его стала бить сильная дрожь, он почти не отвечал на наши обеспокоенные расспросы, сквозь стиснутые зубы едва вырывался стон, лицо его страшно побелело - и в глаза бедного моего друга вновь вернулась пустыня, без единого проблеска мысли, только левая рука инстинктивно сжималась и разжималась. Какое уж тут празднование?
Я помог слугам бережно перенести графа в его спальню.
С ним осталась жена.
И сейчас я собираюсь пойти проведать бедного моего Рауля.



Криво вырезанная газетная заметка рассказывала о драматических событиях, разыгравшихся в Шато Шерриз в ночь древнего праздника поминовения усопших. Скорее всего, сам барон уже не мог подробно изложить все то, что видели его глаза, слышали его уши, чувствовало его сердце, страшилась его душа


«С глубоким прискорбием мы вынуждены сообщить о внезапной кончине в ночь на первое ноября двадцатитрехлетнего графа Рауля де Шаньи. Меньше года наша газета с радостью сообщала о его бракосочетании с солисткой Национальной Академии Музыки Кристиной Даэ.
Увы, обоим молодым супругам счастья этот союз не принес.
Как было официально сообщено, граф, по возвращению из свадебного путешествия и переезда в собственное поместье Шато Шерриз в Северной Бретани, страдал тяжелым нервическим заболеванием.
Как констатировал спешно вызванный врач, смерть молодого аристократа произошла от полного нервного истощения и случившейся в результате этого горячки.
Непосредственные свидетели смерти графа, его жена и друг семьи, барон Анри Кастелло де Барбезак, гостивший несколько недель в поместье, за несколько часов до гибели молодого аристократа оказались невольными участниками кошмарной сцены.
Графиня, ни на минуту до того не отлучавшаяся от постели супруга, вышла за новой порцией травяного настоя для охлаждающих компрессов. Мадам де Шаньи вернулась в комнату страданий вместе с бароном, желающим проведать друга и убедиться в его благополучии. Оба они увидели, как граф, прижимая к виску дуло пистолета системы «Лепаж», несколько раз взводил и спускал курок. К счастью, если здесь уместно это слово, оружие оказалось незаряженным.
Барон бросился на выручку, желая отнять смертельную игрушку из рук друга. Но помощь его, увы, уже оказалась бесполезной, граф потерял сознание и больше не приходил в себя до самой кончины. Его сил в агонии едва хватило на произнесение имени разрыдавшейся при этом супруги…
Да хранит Господь его светлую душу, столь многого обещавший добиться в жизни и столь рано погибший благородный росток.»



Последним, сорвавшимся вниз словом, написанным черными чернилами и почти тем же почерком, крупными дрожащими буквами было:

НЕУЖЕЛИ…

На последней букве перо соскользнуло и сорвалось, прочертив страницу жирной линией, закончившейся кляксой и, скорее всего, сломанным пером.

Дальнейшие записи вел уже другой человек.



ЭПИЛОГ.
Забавно, что самоуверенного закоренелого скептика оказалось гораздо проще победить, чем наивного романтичного мечтателя.
Полный контроль над личностью барона я смог завоевать всего лишь за одни сутки. Там, где отважный мальчик сопротивлялся и бился почти полгода. Впрочем, возможно, мое вторжение в личность Анри дополнительно было подготовлено парой недель их вечерних бесед, которым я совершенно не препятствовал.
Ужас осознания им своей грядущей судьбы упал на подготовленную инфернальным страхом, и поэтому еще более благодатную почву, и дал губительные для его сознания плоды безнадежного. Когда-то нечто подобное со мной пытались проделать в Персии, да не вышло!
Иное дело - барон, личность его потеряла контроль над телом и разумом, отшатнувшись от реальности в мистическом, почти религиозном ужасе, от реальности, могущей удержать и спасти его.

Или есть другое объяснение, более для меня мучительное и тяжкое.
Этот мальчик, Рауль, действительно, по-настоящему, любил мою Кристину, и бился, сражаясь не столько за самого себя, сколько защищая ее. Бедный, отважный влюбленный рыцарь! Никто не видел его труднейшего ристалища. Никто не рукоплескал его героическим усилиям. Не отрывал рукава и ленточки, приветствуя победителя дня. Тягостно осознавать, что он сам при всем при этом прекрасно понимал все тщетность своей незримой борьбы со мной, но продолжал упорно сопротивляться. Заслужив сожаление и уважение противника.
Мне было действительно жаль его, но судьба поставила нас таким образом, и столкнула столь невероятно, как, пожалуй, никогда еще раньше не сходились соперники в любви прекрасной девы.

Ах! Если бы он только надел мне кольцо на палец, и сбылась бы моя самая заветная мечта, которой я жил и которую лелеял в душе мучительный и страшный год угасания моего человеческого, изуродованного и измученного жизнью тела.
Достало бы такой малости.
Простой формальности.

А может быть и не простой.
Верни де Шаньи мне мое обручальное кольцо, с которым, я знаю точно, мой Ангел не расставался все это время, возможно именно моя душа стала бы ее вечным посмертным супругом и спутником.
Но зато граф и графиня де Шаньи прожили бы целую жизнь вместе, скорее всего в любви, как желал и - теперь я точно уверен - заслуживал, бедный юноша.
Всю свою трудную жизнь я никого не жалел и не принимал ни в ком участия, только дарога вызвал во мне нечто отдаленно напоминавшее дружбу, и она… моя Кристина.
Писать о своей вечной любви, теперь я тоже это знаю и даже имею не одно доказательство этому утверждению. Так вот в вечной моей любви к Кристине я нашел достойного соперника. Теперь из высот горних вынужденного наблюдать, как его вдова выйдет замуж, меньше чем через год после его действительно мученической кончины... уж я-то знаю это лучше всех - я и еще барон.

Присутствуя в качестве третьего незримого свидетеля при доверительных дружеских беседах Рауля и Анри, я почти не вмешивался, забавляясь страхом и ужасом обоих отважных мужчин.
Да если бы хотя бы одному из них довелось пережить только часть выпавших на долю несчастного Эрика испытаний. Прожить хотя бы один день в теле урода и изгоя…
О! Совсем другой характер и титаническая сила воли составили бы суть этих мужчин, изнеженных любовью и привязанностью родных.
А бедному маленькому Эрику пришлось взрослеть в том возрасте, когда будущие отважные мореплаватели и бесстрашные юристы только совершают переход от детского платьица к матросскому костюмчику, первому мужскому одеянию. Уже тогда я был загнан как зверь, и так же оборонялся. Для закаливания характера стоило бы им посидеть в тюрьме, осыпаемых бранью, насмешками и побоями. В тот счастливый момент, когда их стали учить домашние учителя замечательным и таким нужным наукам, я осваивал науку выживания - и уж будьте уверены, усвоил ее на отлично. Иначе бы не выжил, и не жил бы до сих пор.


Впрочем, барон теперь уже никогда не скажет этого никому, да и остался ли теперь он где-нибудь?

Барон, вы где? Эй, барон?
Нет ответа. Нет и барона больше, во всяком случае, Анри.
Теперь есть жених, а завтра уже и муж Кристины да Шаньи.
Все-таки забавно... она все чаще и чаще зовет меня Энри, и все больше звук превращается в Эри. Так и быть, скажу бедной девочке, так сильно привязавшейся ко мне со времени кончины бедняги супруга и тягостного траура, что в детстве меня звали Эрик, и я буду рад, если супруга именно так будет меня называть.
Я действительно буду этому рад.


******


Языки пламени в камине жадно пожирали толстую тетрадь, страницы корчились в огне, сжимались и дергались, словно погибающие живые существа.
К утру бракосочетания барона Анри Кастелло де Барбезака со вдовствующей графиней Кристиной де Шаньи в прогоревшем очаге осталась лишь черная зола сожженных воспоминаний.



__________
*Сочтено
Взвешено
Решено
** Страшная ночь (лат.)



FIN