Промозглым октябрьским вечером я все ближе подъезжал к Шато Шерриз.
Направляться в собственное , совершенно не подготовленное моему появлению поместье поблизости, мне не хотелось. Хотя неприятное предчувствие не покидало меня всю дорогу. Уж очень сложно было представить всегда восторженно-жизнерадостного Рауля, жертвой черной меланхолии.
Еще эти опадающие cухие листья. И почему меня раньше так радовали эти края? Унылый дождь, зачастивший с утра, все вокруг пропиталось влагой, а чувствовать себя болотной лягушкой никогда не являлось моей мечтой. Оставалось только вздыхать над своей злосчастной судьбой. Леса вокруг поместья тоже не придавали особой бодрости духа. Обычно нервы мои крепкие, как канаты, но что-то носилось в воздухе тягостное, возможно предчувствия?

Но мой лучший друг и его жена твердо рассчитывали на мой приезд, и глупый порыв повернуть карету домой, также был успешно преодолен.
Проехав небольшую деревеньку, колеса кареты заскрипели по ухоженной, посыпанной гравием подъездной дорожки к Шерриз.
Середина осени и темнеет довольно рано, но, странное дело, свет горел только в нескольких комнатах. Зато в гостеприимно открытых дверях меня уже ожидали.
Стремительно сбросив плащ на руки предупредительного старого слуги, я направился в гостиную, где весело потрескивал огонь и уже был накрыт стол, в дверях холла стояла , встречая меня, сама графиня.

- Господин барон, спасибо, что приехали, муж ждет вас, только, ради бога! Не показывайте виду, что вы знаете о его недуге. Лучше постарайтесь отвлечь его от глубокой задумчивости и развеселить.

Рауль также вышел мне навстречу. Каких то явных признаков нездоровья я не заметил, возможно немного запали глаза и цвет лица стал побледнее.
А вот кто действительно сильно изменился, так это Кристина. Она была бледна до прозрачности, ее карие глаза смотрели с жалобной тоской овечки, обреченной на заклание. Обаятельную робость, так запомнившуюся мне на свадьбе сменили уверенность и самообладание, свойственное страдальцам.
Я был просто поражен разительными переменами ее облика, и даже начинал злиться на Рауля, что же за болезнь у него такая, чтобы цветущая восемнадцатилетняя женщина так измучалась. Он выглядел совсем неплохо, и тем не менее письмо было написано ее рукой.
Отогреваясь у огня, я уверился в необходимости моего вмешательства в дела семьи де Шаньи.