[показать]

 

 Один из наиболее значимых авторов Петербургской школы верлибра.

 

Константин Кузьминский о Геннадии Алексееве :

 

"Общаться с ним трудно: его жизненный ритм настолько замедлен и размерен, настолько не походит на стандартно-буйствующую ипостась поэта, что вызывает чувство тоски и подавленности от ощущения его величавой и беспомощной созерцательности, я сознаю, что запутался в этой фразе, но так же запутан я в его присутствии. С ним можно спорить и даже поругаться, но впечатление чего-то большого и беспомощного (хотя внешне он вполне благополучен, благополучнее большинства поэтов) довлеет надо мной. Он никогда не говорит о чужих стихах и редко - о поэзии. Впечатление такое, что его это мало интересует. На самом деле он этим живёт. (Отнюдь не в материальном смысле). Ему приходится ходить по редакциям, выслушивать глупые похвалы от людей несимпатичных, и печатать свои серьёзные, тоскливо-иронические стихи под рубрикой "Юмор"."

 

 

Вариация на тему печали

 

Печально я гляжу на настоящее

хотя многие, глядя на него,

просто умирают от смеха

печально я гляжу в будущее

хотя многие ждут его

как манны небесной

и на прошлое я поглядываю с печалью

хотя многие поминают его

только добром

ишь какой печальный нашелся! —

говорят обо мне многие —

выкинуть его из настоящего!

не пускать его в будущее!

отнять у него все прошлое!

пусть болтается

вне времени и пространства!

я слушаю и не обижаюсь:

многим ведь печаль недоступна

и они сердятся

Мое счастье

 

Стою на углу

и жду свое счастье.

Рядом со мною

стоит мальчик со скрипкой в футляре.

Чего он ждет?

Надо мной

на барочном карнизе

стоят голые гипсовые младенцы.

Ждать им решительно нечего.

Мальчик худенький

и остроносый.

Младенцы пухлые

и важные.

А я прсто смешон —

сколько же можно торчать на углу?

Но вот оно прибегает,

мое непутевое счастье, —

плохо причесанное,

с ненапудренном носом

и с ненакрашенными ресницами.

Так спешило,

что не успело прихорошиться.

Младенцы

дружно хлопают в ладоши,

а мальчик

вынимает из футляра свою скрипку

и с чувством

играет "Хабанеру" Саратасе.

Стою и едва не плачу

от музыки

и от

счастья.

 

Непрочная душа

 

Бывают минуты,

когда душа разрывается на клочки.

Их собираешь,

кое-как склеиваешь

и ходишь с такой душой —

ведь новую-то

нигде не достанешь!

Но снова нахлынут роковые минуты,

и снова душа разлетится в клочья.

И снова,

сопя от усердия,

склеиваешь свою непрочную душу.

Так и живешь.

Вкушая радость

 

Вкушая радость,

будьте внимательны:

она, как лещ,

в ней много мелких костей.

Проглотив радость,

запейте ее

стаканом легкой прозрачной грусти —

это полезно для пищеварения.

Немного погрустив,

снова принимайтесь за радость.

Не ленитесь радоваться,

радуйтесь почаще.

Не стесняйтесь радоваться,

радуйтесь откровенно.

Не опасайтесь радоваться,

радуйтесь бесстрашно.

Глядя на вас,

и все возрадуются.

 

Я говорил ей:

не мешайте мне,

я занят важным делом,

я влюбляюсь.

Я говорил ей:

не отвлекайте меня,

мне нужно сосредоточиться

я же влюбляюсь.

Я говорил ей:

подождите немного,

мне некогда,

я же влюбляюсь в вас!

Мне надо здорово

в вас влюбиться.

— Ну и как? — спрашивала она. —

Получается?

— Ничего, — отвечал я, —

все идет как по маслу.

— Ну что? — спрашивала она. —

Уже скоро?

— Да, да! — отвечал я. —

Только не торопите меня.

— Ну скорее же, скорее! — просила она. —

Мне надоело ждать!

— Потерпите еще немножко, — говорил я, —

куда вам спешить?

— Но почему же так долго? — возмущалась она. —

Так ужасно долго!

— Потому что это навсегда, — говорил я, —

потому что это навеки.

— Ну, теперь-то уже готово? — спрашивала она."

Сколько можно тянуть?

— Да, уже готово, — сказал я

и поглядел на нее

влюбленными глазами.

— Не глядите на меня так! — сказала она. —

Вы что,

с ума сошли?

 

Хожу по весеннему городу, и в горле у меня булькает восторг.

Но я и виду не подаю.

Хожу по городу и криво усмехаюсь: «Подумаешь, весна!»

Сажусь в весеннюю электричку, и в ушах у меня щекотно от восторга, но я не поддаюсь.

Еду в весенней электричке и исподлобья гляжу в окно:

«Эка невидаль — весна!»

Вылезаю из электрички, бросаюсь в лес, раскапываю снег под елкой, расталкиваю знакомого муравья и кричу ему в ухо:

— Проснись, весна на дворе!

Восторг-то какой!

— Сумасшедший!— говорит муравей.— И откуда только берутся

такие восторженные идиоты?

 

Доверчивый

 

Я всем верю — и мужчинам, и женщинам, и младенцам, и лошадям.

Некоторые меня обманывают, но я всем верю.

— Быть может, я неумен?— спрашиваю я у женщин,

и они опускают глаза.

— Быть может, я недотепа?— спрашиваю я у мужчин,

и они отворачиваются.

— Неужели я глупец?— спрашиваю я у младенцев, и они начинают плакать.

— Ну скажите же мне прямо, что я болван!—

кричу я лошадям.—

Что вы хвостами-то машете?

— Да нет,— говорят лошади,— просто ты такой доверчивый.— И всем как-то неловко.

Обидчик

 

Обидели человека, несправедливо обидели.

— Где,

где обидели человека?

Кто,

кто посмел обидеть самого человека?

Никто его не обидел, никто.

Кто может его обидеть? Смешно!

Он сам кого хотите обидит.

Он сам обижает Землю и зверей на Земле.

Он сам себя глубоко обижает.

Обидит себя — и ходит расстроенный, обидит —

и ночами не спит, переживает.

Но не судите его, не судите.

Поймите человека — ему нелегко.

 

 

В косом дожде

есть некоторая порочность.

Прямой же дождь

безгрешен, как дитя.

Тупица-дождь

нашептывал мне какие-то глупости.

Закрыл окно —

он забарабанил пальцами по стеклу.

Погрозил ему кулаком —

он угомонился и затих.

Или притворился, что затих,

чтобы я снова открыл окно.

Все преимущества дождя

в его звериной хитрости.

Вся философия дождя

заключена в его походке.

 

Накатило

 

Накатило,

обдало,

ударило,

захлестнуло,

перевернуло вверх тормашками, завертело,

швырнуло в сторону, прокатилось над головой и умчалось.

Стою,

отряхиваюсь.

Доволен — страшно.

Редко накатывает.

Непонятливый

 

Звонил ей весь вечер, хотел сказать — люблю!

Но никто не подходил к телефону.

Утром позвонил снова.

Она взяла трубку.

— Какого черта!— сказал я ей.—

Звонил тебе весь вечер!

Где ты шляешься?—

А сам подумал:

«Не люблю я ее нисколечко!»

Но вечером позвонил опять.

— Ты знаешь,— признался я ей,—

не могу я что-то понять, люблю тебя или нет?

— Конечно, любишь!— засмеялась она.—

Какой непонятливый!

 

Дурная привычка

 

Долго я ковырял свою душу, искал в ней изюмину.

Да так и не нашел.

Пришел приятель и говорит:

— Ты что, не видишь?

Вся душа у тебя расковырена!—

Я покраснел

и застегнулся на все пуговицы.

— Ты что, рехнулся?— сказал приятель.—

Как же ты будешь жить-то с расковыренной в кровь душой?— Я побледнел

и стал барабанить пальцами по столу.

— Зачем ты душу-то ковыряешь?— спросил приятель.-

Делать тебе, что ли, нечего?—

Я потупился и говорю:

— Дурная привычка!

 

Сидит,

сложив руки на коленках. Чего-то ждет.

Пальцы тонкие, хрупкие, нежные.

Ногти длинные, острые, красные.

Коленки круглые, гладкие, белые.

Чего она ждет-то?

Ясное дело — счастья.

Оно уже идет к ней, оно уже подходит, оно уже на пороге, оно уже пришло.

Тут она вскрикивает, вскакивает и бросается наутек испугалась, бедняжка, своего счастья.

Счастье пускается за ней вдогонку.

Смех, да и только! Счастье несется за ней большими прыжками.

Страх, да и только! Счастье настигнет ее, беглянку.

Нет ей спасенья!

Кто же это может

спастись от счастья?

Глупость какая!

 

 

Какие мы, однако, смешные!

Какие мы, однако, смешные!

У каждого есть тело — бестелесых вроде бы нет.

У каждого есть душа — хоть маленькая, да имеется.

И у каждого в груди что-то стучит — представьте себе у каждого!

И каждому хочется неземного счастья — ей-богу, каждому!

Но каждому чего-то не хватает. Кому — благоразумия,

Кому — безрассудства, кому — крыльев за плечами,

А кому — и волос на темени.

Какие мы однако не совершенные!

Отчего же не обретаем мы совершенство? Чего мы тянем?

У каждого на то свои причины, свои отговорки, свой резон.

Пессимисты полагают что совершенство не достижимо.

Так да здравствует же оптимизм!

 

Милая

 

Незнакомые люди

подходили к ней на улице

и говорили:

— Какая Вы милая!

Тогда я любил ее

и она меня-тоже.

Потом она меня разлюбила

а я ее еще нет.

Спустя два года

я встретил ее.

Она так подурнела,

что ее трудно было узнать.

— Милая, — сказал я ей, —

ты очень подурнела!

Наверное, это оттого,

что ты меня разлюбила.

Полюби меня снова!

— Попытаюсь! — сказала она,

но так и не попыталась —

ей было некогда.

А я еще долго любил ее

зачем-то.

Он пришел, и я сказал ему:

— Здравствуй!

Он улыбнулся мне

доброй,

открытой,

хорошей улыбкой

и удалился,

не сказав ни словечка.

И я крикнул ему:

— До свиданья!

Как это славно с его стороны — он приходил, чтобы мне улыбнуться!

Вчера был сильный ветер. Все, что я построил, он сдул.

Я не ленюсь, я строю.

И ветер не ленится — сдувает.

Мы с ним труженики.

Как грустно

уезжать и провожать! Как горько

покидать и оставаться!

Как радостно, никуда не уезжая, встречать, встречать и встречать и без устали улыбаться всем приезжающим!